Текст книги "Капитализм в Америке: История"

«Единственное величайшее открытие современности»

Одновременно с появлением бизнес-титанов зародились и бизнес-организации нового типа – открытые акционерные компании. Николас Батлер, президент Колумбийского университета с 1902 по 1945 г., емко объяснил историческую важность деловых корпораций:

Я взвешиваю свои слова, когда утверждаю, что корпорация с ограниченной ответственностью – единственное величайшее открытие современности с точки зрения воздействия этого института на общество, этику, промышленность и, в долгосрочной перспективе, на политику, если мы понимаем ее суть и умеем ее использовать. Даже пар и электричество оказались менее важными, чем корпорация с ограниченной ответственностью; без нее они оказались бы относительно бессильными.

Пар, электричество и другие достижения прогресса, разумеется, потенциально способны изменить мир. Волевые бизнесмены, подобные Карнеги и Рокфеллеру, тоже, конечно, потенциально способны изменить мир. Но объединить эти способности и претворить их в действие смогла только эта уникальная организующая технология[270]270
  См. John Micklethwait and Adrian Wooldridge, The Company: A Short History of a Revolutionary Idea (New York: Modern Library Chronicles, 2005), 55–79.


[Закрыть]. Компании могут улучшать работу рынка двумя путями: координировать потоки продукции от сырья до конечного продукта, создавая управленческие иерархии, или формировать будущее, позволяя предпринимателям делать крупные ставки на какие-то отдельные продукты или процессы.

До середины XIX в. существовали компании двух типов: партнерства и учрежденные государством компании. Партнерства были гибкими организациями, создавать их было легко. Но у них было два серьезных недостатка: недолговечность и неограниченная ответственность. Стоило одному из партнеров умереть или потерять интерес к бизнесу, партнерства обычно распадались, зачастую – очень болезненно. Если бизнес не складывался, каждый из партнеров отвечал по долгам компании всем своим имуществом – а банкротство в те времена грозило неудачнику тюрьмой. Соответственно, партнерства, как правило, создавались между родственниками или единоверцами – своему доверяли больше, чем чужаку. Государственные компании могли обеспечить постоянство и ограниченную ответственность, разделяя предприятие – корпоративную структуру – и людей, которые им управляли или инвестировали в него. Однако без соответствующего документа от властей такую компанию создать было невозможно, а получить такой акт было непросто и требовало много времени. Приходилось подмазывать нужных людей и плясать под чужую дудку. Кроме того, власти пытались использовать государственные корпорации для своих целей: ради вожделенного разрешения, гарантирующего стабильность и ограниченную ответственность, компании приходилось, например, строить мосты по указке властей или обслуживать имперские амбиции правительства.

Государственные компании сыграли гигантскую роль в истории Америки. Первых поселенцев на Американский континент завозили компании вроде Massachusetts Bay и Virginia. Путешествие переселенцев через океан оплачивали «авантюристы», покупавшие акции таких компаний. Первые поселенцы также были их акционерами. Компании коллективно владели и большинством земель в колониях. Считается, что первое представительское правительство Америки было сформировано в 1630 г., когда Massachusetts Bay Company преобразовалась из корпорации в «содружество», а ее акционеры превратились из участников делового предприятия с ограниченной ответственностью в представителей общественного правительства колонии[271]271
  Jack Beatty, ed., Colossus: How the Corporation Changed America (New York: Broadway Books, 2001), 19.


[Закрыть].

Американская революция дала государственным компаниям новую жизнь – в Британии такие компании пришли в упадок после вступления в силу «закона о пузыре» – закона против мошенничества и спекуляций, принятого в 1720 г. Он должен был помочь справиться с проблемами, связанными с деятельностью и банкротством «Компании Южных морей»[272]272
  «Компания Южных морей» (The South Sea Company) – один из первых примеров финансовых пирамид в истории человечества: за счет умелого распускания слухов и различных манипуляций акции компании (которая фактически не вела никакой деловой деятельности) за неполный год подскочили в цене почти в 10 раз (со 128 фунтов до 1000 фунтов), после чего за месяц обесценились до нуля.


[Закрыть]. (Реакция правительства на «пузырь Южных морей» была одним из самых ранних примеров того, что реакция властей на финансовую панику оказывается даже более разрушительной, чем сама паника.) В послереволюционной Америке штаты активно начали создавать подобные же компании. Между 1783 и 1801 гг. было зарегистрировано более 350 новых предприятий. Две трети из них занимались «внутренней навигацией», эксплуатируя платные дороги и мосты. Остальные предоставляли разнообразные услуги в банковской и страховой областях, занимались производством или, как в случае с компанией Джона Астора, пушниной и шкурами[273]273
  Richard Tedlow, The Rise of the American Business Corporation, 12.


[Закрыть].

Но даже несмотря на то, что Америка была гораздо щедрее по отношению к своим учрежденным властью компаниям, чем Великобритания, эта организационно-правовая форма корпорации отличалась «врожденными» пороками: такие компании были узкими по замыслу, а политики имели на них слишком большое влияние. В первой половине XIX в. произошла одна из величайших революций в истории капитализма: после целого ряда законодательных решений корпорации были освобождены от оков – к концу Гражданской войны компанию, заплатив небольшой взнос, мог создать любой желающий. Создаваемые компании должны были соответствовать ряду критериев (включая минимальный объем капитализации). Цели подобных организаций обозначались туманно – занятия бизнесом. После этого деловым людям стало много проще привлекать значительные средства «со стороны», а всем остальным – гораздо удобнее инвестировать в компании. Изменился баланс сил между государством и частным сектором: теперь не бизнесмены лоббировали правительства ради привилегии учредить компанию, а власти штатов уговаривали бизнесменов открыть дело на территории штата. Новые компании фактически получили права «физических лиц»: они могли иметь коллективную собственность и вступать в юридические отношения друг с другом (включая возможность подавать друг на друга в суд). При этом они были лишены недостатков физических лиц: были потенциально бессмертными и могли вести операции за рубежом.

Величайшие из «баронов-разбойников» предпочитали сохранять контрольный пакет акций в компаниях, которые они считали «своими». Карнеги недолюбливал публичную собственность, считая, что «там, где акции принадлежат многим, то, что становится общим бизнесом, превращается в ничей бизнес». Он превратил свою корпорацию в систему товариществ, каждое из которых контролировал он сам. Все они были связаны едиными жесткими контрактными условиями, которые обязывали любого партнера, желающего выйти из партнерства, продать свою долю акций компании по учетной, «книжной» стоимости. Лишь в 1900 г., когда иск со стороны другого предпринимателя, Генри Фрика, не оставил ему иного выбора, Карнеги сменил организационно-правовую форму своей компании на корпоративную. Структура компании Джона Рокфеллера также представляла собой последовательность взаимосвязанных товариществ под его личным контролем. В середине 1920-х гг. Генри Форд сконцентрировал контроль над компанией, превратив ее в индивидуальное частное предприятие.

Тем не менее логика масштабирования и роста вела к тому, что превосходство корпорации над другими типами деловых организаций неравномерно, но неумолимо увеличивалось. До начала 1880-х гг. лишь немногие компании имели капитализацию более 1 млн долл. В 1900 г. капитализация Standard Oil Джона Рокфеллера составляла 122 млн долл. До начала 1880-х гг. штат лишь немногих компаний превышал несколько сот работников. В 1900 г. в некоторых компаниях работало больше сотрудников, чем во всем правительстве США. «Если бы вернулся каменноугольный период и Землю снова заселили динозавры, – писал в 1901 г. Джон Кларк[274]274
  Джон Кларк (1847–1938) – американский экономист, автор теории предельной производительности.


[Закрыть], – изменения в животной жизни планеты вряд ли были бы масштабнее тех, что привнесли в деловую жизнь эти монстроподобные корпорации»[275]275
  John Bates Clark, The Control of Trusts (New York: Macmillan, 1901), 17.


[Закрыть].

Началась корпоративная революция с железных дорог и железнодорожных компаний. Им требовались две вещи, в которых до тех времен частные компании не нуждались. Им требовались гигантские объемы капитала для финансирования производства рельс и подвижного состава. Общий объем капитала, потраченного на обустройство каналов с 1815 по 1860 г., составил 188 млн долл. Общий объем денег, затраченных на строительство железных дорог к 1860 г., превысил 1,1 млрд долл.[276]276
  Richard Tedlow, The Rise of the American Business Corporation, 14.


[Закрыть]. Привлечь такой объем капитала из традиционных источников – семейных сбережений или занять по друзьям – было уже невозможно. Кроме того, им требовались армии управленцев. Железнодорожные компании быстро оставили позади другие корпорации по количеству сотрудников: в середине 1850-х гг. в железнодорожной компании Erie Railroad работало 4000 человек, а в одной из крупнейших промышленных компаний страны Pepperell Manufacturing в Биддфорде, штат Мэн, – всего несколько сотен. В дальнейшем штат железнодорожных компаний только рос: в 1900 г. в компании Pennsylvania Railroad было более 100 000 работников[277]277
  Там же, 16.


[Закрыть]. Не только операционный масштаб железных дорог далеко превышал тот, что был характерен для деловых организаций прежде, они сталкивались с гораздо бóльшими рисками: малейший сбой в расписании грозил столкновением двух гигантских стальных «болванок», движущихся навстречу со скоростью 96 км/ч каждая. Масштабы железнодорожной революции были бы недостижимы без такой формы корпоративной организации, которая гарантировала долгое существование компании и ограничение ответственности, защищавшее инвесторов.

Историк бизнеса Альфред Чандлер утверждал, что наряду с другими достижениями железные дороги создали новый вид экономического человека – профессионального менеджера, которого нанимали на основе его компетенций и знаний, а не по степени родства с владельцем компании. Менеджеры железнодорожных компаний не были владельцами организаций, на которые они работали, но тем не менее они посвящали всю свою жизнь защите их интересов. («Индивидуальность усыхает, а целое становится все больше», – говорил студентам Гарварда Чарльз Адамс[278]278
  Чарльз Адамс – младший (1807–1886) – американский генерал, потомок двух президентов США Джонов Адамсов, президент компании Union Pacific Railroad в 1884–1890 гг., но каких-то выдающихся результатов на этом поприще не продемонстрировал.


[Закрыть], пытаясь разъяснить им суть современной корпорации.) Они работали в рамках сложных иерархических структур, определявших круг их обязанностей, но при этом отличались повышенным ощущением собственного призвания. Они читали газеты и журналы вроде Railroad Gazette и мудреные книги вроде «Доход железнодорожной компании: Трактат о прибыльной организации железных дорог» (Railroad Revenue: A Treatise on the Organization of Railroads and the Collection of Railroad Receipts) Маршалла Киркмана или «Экономическая теория размещения железных дорог» (The Economic Theory of the Location of Railways) Артура Веллингтона. Они первыми применяли те управленческие методы, которые после них стали общеупотребительными: менеджеры, подобные Дэниелу Маккаллуму, служившему в компании New York and Erie Railroads, Бенджамину Латробу – второму из Baltimore and Ohio Railroads или Джону Эдгару Томсону из Pennsylvania Railroad, создавали новые методики учета, позволявшие оценивать индивидуальную эффективность отделов и подразделений компании; они разрабатывали новые структурные схемы организации, точно определявшие роль каждого винтика в гигантской машине.

Железные дороги соединили мир рационального менеджмента с миром финансового капитала. Ненасытная потребность железных дорог в капитале стала главнейшей предпосылкой к возникновению современной Нью-Йоркской фондовой биржи. Основанная еще в 1817 г., биржа не обретала своего лица до тех пор, пока в середине века не разразился железнодорожный бум. Первый промышленный индекс, предшественник современного Доу – Джонса, включал в себя курсы акций десятка железнодорожных компаний, одного пароходства, Pacific Mail, а также одной телеграфной компании – Western Union. До эпохи железных дорог неделя, объем сделок за которую достигал тысячи акций, считалась очень насыщенной. В 1850-е гг. нередко за неделю из рук в руки переходил миллион акций. В 1898 г. акции железнодорожных компаний составляли 60 % общего объема акций в публичном обращении, в 1914 г. эта доля упала до 40 %. Уолл-стрит быстро стала центральным рынком долговых обязательств железнодорожных компаний. В 1913 г. железнодорожные компании выпустили долговых облигаций на 11,2 млрд долл.; для сравнения – объем их простых акций оценивался в 7,2 млрд долл.

Железные дороги сформировали новую инвестиционную культуру. Деловые газеты – такие как Commercial & Financial Chronicle (основана в 1865 г.) и Wall Street Journal (основана в 1889 г.) – писали преимущественно о работе железнодорожных компаний. До появления рейтингового агентства Standard & Poor's Генри Варнум Пур, чье имя стало частью названия агентства, работал редактором American Railroad Journal. Опытные инвесторы (включая многих иностранцев) учились уменьшать риски, формируя «рыночные корзины» из акций разных железнодорожных компаний, подобно тому, как сегодняшние инвесторы создают свои «корзины» из акций ведущих производственных компаний.

Инвесторы были крайне заинтересованы в информации и уменьшении рисков, потому что новый бизнес был очень нестабильным. Йозеф Шумпетер отметил, что железнодорожный бум в Америке гораздо более, чем железнодорожный бум в любой из европейских стран, означал «строительство, далеко опережавшее спрос», что, в свою очередь, создавало текущий дефицит на непредсказуемо долгий период. У железнодорожных «баронов» не было иного выбора, кроме масштабных спекуляций: им было необходимо консолидировать материальные ценности в невиданных доселе объемах, чтобы создать предприятия, у которых первоначально не было клиентуры. Спекуляции вели к действиям, сомнительным с точки зрения закона и этики, и даже к откровенным мошенничествам. Железные дороги породили целое поколение спекулянтов, которых блистательно высмеивал Энтони Троллоп[279]279
  Энтони Троллоп (1815–1882), английский писатель, сын не раз цитировавшейся в данной книге Фрэнсис Троллоп. О его творчестве лестно отзывался Л. Н. Толстой. – Прим. ред.


[Закрыть] в романе «Как мы теперь живем»[280]280
  Троллоп Э. Как мы теперь живем. – М.: Университетская типография (Катков и К°), 1876.


[Закрыть]. Игра с акциями железнодорожных компаний ради быстрой наживы интересовала их куда больше, чем собственно строительство железных дорог. В так называемой «войне Эри» 1868 г. Дэниел Дрю и его союзники Джеймс Фиск и Джей Гульд втайне напечатали облигаций компании Erie Railway на несколько миллионов долларов, чтобы остановить ее захват Корнелиусом Вандербильтом. Спекуляции были в порядке вещей прежде всего в трансконтинентальных железнодорожных компаниях, в которых, как продемонстрировал американский историк Ричард Уайт, процветали инсайдерские сделки, не предусмотренное ранее строительство и другие сомнительные корпоративные практики.

Комбинация «строительства, далеко опережавшего спрос», и повальных спекуляций говорила о том, что эта отрасль очень далека от модели рационального планирования, столь ценимой Альфредом Чандлером[281]281
  Альфред Чандлер (1918–2007) – крупный американский историк экономики. – Прим. ред.


[Закрыть]. Железные дороги не были объединены в единую национальную систему: не была даже установлена общая ширина колеи – на разных линиях она различалась; порой для пересадки с одной линии на другую приходилось ехать многие мили на лошади или в повозке[282]282
  Richard White, Railroaded: The Transcontinentals and the Making of Modern America (New York: W. W. Norton, 2011), 2.


[Закрыть]. При этом Запад получил огромное количество железных дорог – и просто не понимал, что с ними делать: в 1890 г. на территорию к западу от Миссисипи приходилось 43 % железнодорожных путей страны, хотя проживало там всего 24 % ее населения[283]283
  Там же, 209.


[Закрыть]. Отрасль была болезненно нестабильной: в последней четверти XIX в. более 700 железнодорожных компаний, совокупно контролировавших более половины железнодорожных путей Америки, разорились. «Поколение 1865–1895 гг. было со всеми потрохами заложено железнодорожным компаниям, – лаконично отметил Генри Адамс, – и никто лучше его самого этого не понимал».

Невзирая на такую иррациональность, корпорации продолжали захватывать индустриальное сердце Америки. Если в 1860-е гг. вертикально интегрированными компаниями были, по сути, только железнодорожные, то к 1900 г. корпорации такого типа доминировали во всех крупных отраслях страны: не только в металлургии и нефтедобыче, но и в машиностроении и производстве товаров массового потребления. В 1885 г. была основана компания AT&T, в 1888 г. – компания Eastman Kodak, в 1892 г. – General Electric. Создатели этих корпораций обычно следовали той же схеме, которой придерживались и Карнеги с Рокфеллером. Они рисковали, вкладывая все свои сбережения в новые заводы. Они наращивали масштаб компании как можно быстрее, превращая свою низкую себестоимость в барьер для входа конкурентов. (Рид Хоффман, основатель сервиса LinkedIn, называет современный аналог такой стратегии «блиц-скейлинг»[284]284
  Англ. слово blitzscaling устоявшегося перевода на русский язык не имеет; наиболее близкий по смыслу – молниеносное масштабирование.


[Закрыть].)[285]285
  Tim Sullivan, «Blitzscaling,» Harvard Business Review, April 2016.


[Закрыть].Они интегрировались «вперед» и «назад». Они старались продавать как можно больше, снижая себестоимость и проводя массированные рекламные кампании.

Последней на милость корпорации сдалась розничная торговля. В 1850 г. в этой отрасли безраздельно господствовали семейные магазинчики и лавки. Однако всего через поколение, расталкивая толпу лилипутов, на рынок вступили гиганты. Сформировавшаяся общенациональная железнодорожная сеть позволяла им резко расширить ассортимент, одновременно стремительно снижая цены. В 1858 г. Роуленд Мейси открыл в Нью-Йорке галантерейный магазин, который вырос в сеть супермаркетов. В 1859 г. Джордж Фрэнсис Гилман открыл небольшой магазин, продававший шкуры и перья, – и тот вырос в The Great Atlantic & Pacific Tea Company (A&P). К 1900 г. эта сеть имела почти 200 магазинов в 28 штатах, а ассортимент ее товаров далеко перерос шкуры и перья. Фрэнк Вулворт вел экспансию еще быстрее: открыв в 1879 г. свой первый успешный магазин формата «все за пять центов» в Ланкастере, штат Пенсильвания, к 1889 г. он имел 12 магазинов, а к 1909 г. – 238 и искал возможность расширить бизнес за границами США.

Одной из самых ярких инноваций стал бурный рост торгово-посылочного бизнеса. Аарон Уорд (в 1872 г.) и Ричард Сирс вместе с Алвой Робаком (в 1886 г.) создали торгово-посылочные фирмы, которые позволили американцам заказывать товары по каталогу. Эти компании революционизировали сельскую жизнь: люди, раньше имевшие доступ только к горстке товаров, теперь могли позволить себе практически все, что производила страна, – от самых банальных вещей (вроде товаров для сельского хозяйства и садоводства) до самых экзотических (вроде «электрического пояса Гейдельберга», который, если его периодически носить, якобы обеспечивал «превосходное лечение недомоганий жизненно важных и репродуктивных органов»)[286]286
  Charles Morris, The Tycoons: How Andrew Carnegie, John D. Rockefeller, Jay Gould, and J. P. Morgan Invented the American Supereconomy (New York: Times Books, 2005), 174; Srinivasan, Americana, 209.


[Закрыть]

Самой интересной фигурой этой революции в розничной торговле стал Ричард Сирс. Как и многие другие предприниматели той эпохи, Сирс начинал свою карьеру в железнодорожном бизнесе (который в то время был и телеграфным бизнесом тоже). Будучи начальником станции (и одновременно начальником радиостанции), он собирал информацию о ценах на многие коммерческие продукты, которые так или иначе (через каталоги или через службу доставки) попадали в поле его зрения. Основное внимание он уделял часам, поскольку те имели чрезвычайно высокую прибыль; первую свою крупную сделку он провел, распродав невостребованную заказчиком[287]287
  Одна из популярных полумошеннических схем того периода заключалась в том, что оптовик отправлял розничному торговцу партию товара, которую тот не заказывал. Получив от розничного торговца ожидаемый отказ, оптовик предлагал тому все же взять товар на реализацию со скидкой (с заранее задранной цены), которая якобы компенсировала затраты на возврат товара. Получив товар по «комиссионной» цене, розничный торговец, как правило, покупал его у оптовика.


[Закрыть] партию часов, которая попала к нему в руки. Полученные на этой сделке деньги он вложил в свою торгово-посылочную фирму, чтобы продавать еще больше часов. Вскоре он понял, что занимается не торговлей часами, а именно торгово-посылочным бизнесом, и стал предлагать в своих каталогах все более широкий ассортимент товаров. В 1902 г. Сирс исполнял 100 000 заказов в день, а его каталог был толщиной в 1162 страницы. Такой объем бизнеса потребовал создать гигантский механизм из складов, служб доставки и координации, что, в свою очередь, требовало еще бóльших инвестиций.

В 1906 г. Сирс вместе со своим деловым партнером Алвой Робаком сделали компанию публичной и открыли торгово-посылочный комбинат в Чикаго. Строительство и оснащение этого крупнейшего в мире делового здания, в котором в числе прочего был установлен конвейер для сборки индивидуальных заказов клиентов, обошлось партнерам в 5 млн долл. «Мили железнодорожных рельсов опутывают здание изнутри и снаружи, – гордо заявлял каталог компании Sears. – По ним прибывают, движутся и уходят к получателям их товары. Лифты, механические транспортеры, бесконечные цепи, движущиеся дорожки, гравитационные желоба, аппараты и механизмы, пневматические трубы и все известные механические приспособления для облегчения труда, для обеспечения экономии и отправки заказа – все они применяются здесь, на нашей огромной фабрике». Одним из первых это индустриальное чудо посетил всегда любопытный Генри Форд.

Страсть к слияниям

У корпораций, наводнивших деловой мир Америки, – от транспорта до производства и розничной торговли – было одно общее качество: все они стремились стать самыми крупными. С развитием (и насыщением) рынка погоня за размером неминуемо приводила к слияниям и поглощениям. В период между 1895 и 1904 гг. этот процесс стал маниакальным. До начала «лихорадки слияний» консолидация бизнеса, как правило, приобретала формы вертикальной интеграции, когда компании приобретали своих поставщиков и дистрибьюторов. Бум слияний добавил к этой комбинации горизонтальную интеграцию. Горизонтальная и вертикальная интеграции подпитывали и стимулировали друг друга: сразу же после своего возникновения компания U. S. Steel приобрела крупные залежи железной руды в районе озера Верхнее, а к 1950 г. она владела 50 % запасов железной руды в стране[288]288
  Naomi Lamoreaux, «Entrepreneurship, Organization, Economic Concentration», The Long Nineteenth Century, vol. 2 of The Cambridge Economic History of the United States, ed. Stanley Engerman and Robert Gallman (Cambridge: Cambridge University Press, 2000), с. 430.


[Закрыть].

Двумя центральными фигурами эры консолидаций были Рокфеллер и Морган. В 1882 г. Рокфеллер осуществил первое гигантское слияние, преобразовав альянс Standard Oil – рыхлую конфедерацию из 40 компаний, каждая из которых имела собственную юридическую и административную идентичность (для того, чтобы соответствовать законодательствам различных штатов), – в трест Standard Oil Trust. К тому времени альянс уже преуспел в устранении внутренней конкуренции за счет обмена акциями. Акционеры компаний, входивших в альянс, передали свои голосующие акции в головную компанию в обмен на обращаемые сертификаты треста, держатели которых имели право на доход, но не на голос в управлении. Трест стал организационно-правовой формой еще более высокого уровня. Говоря юридическим языком, трест – это средство передачи права распоряжаться активами в руки доверенных лиц или групп (поручителей), которых закон обязывает действовать в интересах владельцев активов. Говоря языком деловым, трест – возможность централизовать контроль над бизнесом. Рокфеллер воспользовался этим средством, чтобы создать интегрированную компанию с единым центром управления в штаб-квартире по адресу Бродвей, 26, в Нью-Йорке, с единой структурой собственности, с единой управленческой стратегией. Рокфеллер закрыл 32 из 53 нефтеперерабатывающих заводов и расширил оставшийся 21 завод, что позволило снизить себестоимость очистки нефти с 1,5 цента за галлон до 0,5 цента[289]289
  Thomas McCraw, «American Capitalism», Creating Modern Capitalism: How Entrepreneurs, Companies and Countries Triumphed in Three Industrial Revolutions, ed. Thomas K. McCraw (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995), 325.


[Закрыть]. Компании во множестве других отраслей – в частности, в производстве сахара, свинца, виски – последовали примеру Рокфеллера.

Конгресс США ответил на это в 1890 г. антитрестовским законом Шермана, запрещавшим объединения и сговоры, препятствующие торговле. Законодатели штата Нью-Джерси отреагировали упрощением на территории штата создания холдинговых компаний, которые могли владеть долями в акционерном капитале дочерних компаний. В 1899 г., зарегистрировавшись в Нью-Джерси, нефтяной гигант Standard Oil стал формально холдингом: материнская компания контролировала акционерный капитал в 19 крупных и 21 мелкой компании. К 1901 г. в этом штате было зарегистрировано две трети американских фирм с капиталом 10 млн долл. и больше, что к 1905 г. принесло Нью-Джерси бюджетное сальдо почти 3 млн долл., позволив штату финансировать масштабную программу общественных работ. Другие штаты принимали свои законы, благоприятствующие трестам. Законодатели штата Нью-Йорк приняли отдельную поправку, чтобы удержать General Electric Company от бегства в Нью-Джерси. Но в деле «ухлестывания» за корпорациями ни один штат не мог угнаться за Делавэром. К 1930 г. более трети промышленных корпораций, акции которых торговались на Нью-Йоркской фондовой бирже, были зарегистрированы в Делавэре: 12 000 компаний в качестве официального юридического адреса указывали один и тот же офис в деловой части города Уилмингтон.

Самым мощным трестом был «денежный трест» – так Чарльз Линдберг, отец знаменитого авиатора и конгрессмен от штата Миннесота, называл Уолл-стрит. А самым влиятельным учредителем этого денежного треста в тот период был Джон Морган. Продемонстрировав блестящие способности в области консолидации железнодорожных компаний в период великой реструктуризации рынка, последовавший за депрессией 1890-х гг., Морган направил свои таланты на консолидацию в других отраслях. Ситуация благоприятствовала этому: экономика восстанавливалась, но избыточных мощностей хватало.

Результатом стала великая волна слияний 1895–1905 гг., захватившая более 1 800 промышленных компаний. Морган и его союзники выкупали компании у собственников, предлагая им стоимость их компаний в привилегированных акциях, а в качестве бонуса – эквивалент стоимости обычных акций. Потом они объединяли различные конкурирующие компании, чтобы избавиться от избыточных мощностей. Теоретически при этом привилегированные акции должны были расти в цене, поскольку инвесторы конкурировали бы друг с другом за долю в доходах от консолидации, а обычные акции должны были демонстрировать хорошие показатели в долгосрочной перспективе, поскольку новые, консолидированные компании приносили бы устойчивый доход. Обычно Морган расставлял своих доверенных лиц (как правило, это были его деловые партнеры) по советам директоров этих новых компаний, чтобы внимательно наблюдать за ними[290]290
  Naomi Lamoreaux, ed., «Business Organization», Economic Structure and Performance, vol. 3 of Historical Statistics of the United States: Millennial Edition, ed. Susan B. Carter et al. (New York: Cambridge University Press 2006), 487.


[Закрыть]. В 1900 г. интересы Моргана и его партнеров были представлены в советах директоров компаний, на совокупную долю которых приходилось более четверти всего богатства Соединенных Штатов.

Морган, бесспорно, изменил образ корпоративной Америки. Среди созданных им новых компаний – General Electric, American Telegraph and Telephone (AT&T), Pullman Company, National Biscuit (Nabisco), International Harvester и, конечно, U. S. Steel. Он увеличил общий объем капитала в зарегистрированных на бирже компаниях с 33 млн долл. в 1890 г. до 7 млрд долл. в 1903 г. Он создал мир «Большой тройки» или «Большой четверки». По подсчетам Наоми Ламоро, тщательно изучившей историю 93 слияний, в 72 случаях в результате возникали компании, под контролем которых находилось не менее 40 % предприятий своих отраслей, а в 42 случаях – компании, державшие в своих руках как минимум 70 %. Среди этих 42 – General Electric, созданная из восьми компаний и контролировавшая 90 % рынка; International Harvester, созданная из четырех компаний и контролировавшая от 65 до 75 % рынка; American Tobacco, созданная из 162 фирм и контролировавшая 90 % рынка.

Но вот сумел ли Морган создать более эффективную экономику – вопрос сложный: он остается гораздо более спорной фигурой, чем, скажем, Карнеги или Рокфеллер. Результаты эти левиафаны бизнеса показывали смешанные. Наиболее благоприятная оценка коэффициента успешности этих слияний была опубликована Шоу Ливермором в 1935 г. Он собрал информацию о 136 слияниях, которые были достаточно значительными, чтобы оказать существенное влияние на отрасль, и исследовал доходы компаний, возникших в результате этих слияний, с 1901 по 1932 г. Ливермор пришел к выводу, что 37 % этих предприятий были неудачными, а 44 % – успешными[291]291
  Naomi Lamoreaux, «Entrepreneurship, Organization, Economic Concentration», The Long Nineteenth Century, 427.


[Закрыть]. С возникновением компании U. S. Steel закончился долгий период падения цен в металлургической отрасли (см. рис. 4.1).

.