Текст книги "Бойся меня"

20

Савва улыбается мне, демонстрируя свои фирменные хищные ямочки на щеках. Упивается своим эффектным появлением и моей реакцией, которую я не вижу нужды скрывать. Сейчас я добровольно признаю, что он выбил страйк.

– Это мне? – тянусь к бархатным лепесткам носом, чтобы вдохнуть насыщенный аромат, моментально отдающийся в теле лёгким опьянением.

Ну и какая я особенная? Самая обыкновенная: млею от того, что на глазах у половины офиса меня встречает красивый парень с цветами.

– Ты же знаешь, что тебе. Рада меня видеть?

Букет перекочёвывает ко мне, и руки мгновенно начинает тянуть под его тяжестью. Такие огромные вообще продаются, или его собрали на заказ? Кажется, Савве нравится всё броское: от машин, на которых он ездит, до подарков, которые он дарит.

– У меня был жутко тяжёлый день. И да, я рада тебя видеть.

Синие глаза обшаривают моё лицо, а затем поднимаются выше, фокусируясь на людях, которые всё ещё находятся на крыльце.

– Та девушка – твоя подруга?

Обернувшись, я ловлю восторженный взгляд Ирины и делаю большие глаза: мол, хватит его так разглядывать.

Гордиенко, к сожалению, никуда не делся, но на него я, конечно, не смотрю.

– Да, мы вместе работаем и дружим. Кстати, как ты узнал, где…

– А тот мужчина, который разговаривал с тобой?

– С ним мы просто работаем, – и, не удержавшись, добавляю: – У меня нет привычки дружить с мудаками.

Глаза Саввы сужаются и, задержавшись на заместителе генерального, возвращаются ко мне. Теперь в них царит расслабленное благодушие.

– Хочешь поехать в ресторан?

Я мотаю головой. Не хочу видеть посторонних людей, не хочу копаться в меню, не хочу лишний час проводить в туфлях. Хочу поскорее оказаться в своей квартире и по возможности вместе с ним.

– Тогда я отвезу тебя домой, – губы Саввы трогает лёгкая улыбка, от которой кожа невольно покрывается мурашками. Плохой знак. Ну или наоборот.

*************

– Сколько у тебя машин? – спрашиваю я по дороге.

Гнетущее послевкусие рабочего дня окончательно меня отпустило, и ему на смену пришло трепетное предвкушение, на котором я часто ловлю себя рядом с Саввой. Потому что понятия не имею, чего от него ожидать в следующую минуту. Его сложно прогнозировать, и сейчас мне, пожалуй, даже это нравится.

Сегодня я вдруг поняла, что моя жизнь перестала устраивать меня такой, какая есть. Работа в «Ландор» была её главной составляющей, и сегодня она меня разочаровала. Ты годами идёшь к цели, полагая, что упорство и честный труд дадут правильный результат, а на деле выходит иначе. Жизнь не подчиняется законам логики и здравому смыслу, и случается так, что выигрывают такие никчёмные оппоненты, как Гордиенко. Я слишком устала всё продумывать наперед.

– Три. Это последняя, – пальцы Саввы плавно поворачивают руль, завораживая меня этим движением. – Мне нравятся дорогие игрушки. Некоторые полагают, что увлечённость компьютерными играми навсегда накладывает на людей отпечаток детства.

– И кто же так говорит?

Тон Саввы из расслабленного становится холодно-ироничным:

– Не слишком умные люди, как я имел возможность убедиться. Ты точно не хочешь поесть?

– Нет. А ты до сих пор играешь?

– Крайне редко, – повернув голову, он смотрит на меня: – С недавних пор жизнь стала для меня гораздо интереснее.

Ему снова удаётся меня смутить своей прямотой: ту, кто старше и, предположительно, должна быть опытнее его. Опытнее? Это вряд ли. Наш секс на парковке, а точнее его отдельные эпизоды, убедили меня в обратном.

Савва возвращает взгляд к дороге, а я, воспользовавшись этим, украдкой изучаю его профиль: острый подбородок, покрытый щетиной, длинные прямые ресницы и упрямый изгиб губ. Удивительная у него внешность – её запоминаешь сразу, но проникаешься постепенно, каждый раз открывая для себя что-то новое. Сейчас, к примеру, я впервые замечаю белёсое пятно шрама у него на лбу.

– Расскажешь мне про свой тяжёлый день?

– Тут нечего рассказывать, – спохватившись, что вновь выставляю себя ледяной колючкой, добавляю мягче: – Вернее, я не хочу говорить об этом сейчас.

Я действительно не хочу вспоминать о работе сегодня. Хотя бы на один вечер я хочу побыть женщиной: легкомысленной и незамороченной. Как Вика, например.

Я прошу Савву остановиться возле супермаркета рядом с моим домом и, уверив, что пробуду в нём не больше пяти минут, иду скупать необходимые ингредиенты для пасты. Закидываю соусы и сыр в корзину, попутно убеждая себя, что вовсе не хочу производить на Савву впечатление, а руководствуюсь редким порывом что-нибудь приготовить. Я ведь понятия не имею, собирается ли он вообще ко мне подняться.

Сомнения в его намерении растворяются, когда Савва, припарковавшись у меня во дворе, следом за мной выходит из машины. Соседка, интеллигентная женщина лет семидесяти, не без любопытства смотрит на букет в моих руках и, кажется, улыбается. У такой внушительной цветочной композиции нет ни единого шанса остаться без внимания.

– У меня беспорядок, – предупреждаю я, пока нетвёрдой рукой пытаюсь открыть дверь в квартиру. В личинку замка я попадаю не с первого раза. У меня дежавю, или я уже по обыкновению начинаю нервничать?

– Сомневаюсь, что такое возможно, – звучит рядом со мной.

Не позволяя себе взглянуть на него, я толкаю дверь. Савва снова угадал. Я терпеть не могу беспорядок и максимум, что могу себе позволить, – это оставить пару немытых чашек в раковине.

С удовольствием скинув надоевшие туфли, я заношу цветы в ванную. Единственная подходящая ваза для них – это пластиковое ведро, как бы неэстетично это ни выглядело.

– Жди меня на кухне! – стараюсь перекричать шум льющейся воды. – Я скоро подойду.

Когда я выхожу из ванной, в прихожей Саввы уже нет. Поколебавшись секунду, я решаю сначала пойти в спальню, чтобы переодеться. У меня как раз есть новый домашний комплект: шёлковая рубашка и шаровары. Мысленно усмехаюсь: «А чем же плох старый?»

С наслаждением избавившись от тугой юбки-карандаша, я принимаюсь за рубашку, но застываю, едва берусь за верхнюю пуговицу. За дверью спальни чудится движение.

Затаив дыхание, я вслушиваюсь в тишину, но никаких других звуков не различаю. Показалось?

Сняв рубашку, я отбрасываю её на кровать и захожу в гардеробную в поисках того самого комплекта, в котором так упрямо решила покрасоваться. Нахожу его лежащим на верхней полке со свисающими ярлыками и, встав на цыпочки, тянусь за ним

– Не надо, – хриплый голос Саввы касается моей шеи, заставляя сердце бешено забиться. Значит, не показалось.

Его пальцы касаются моего позвоночника, покрывая кожу мурашками, скользят выше и собственнически подцепляют застёжку бюстгальтера.

– Тебе не пригодится.

21

Острое возбуждение и ступор – вот, что я ощущаю, пока руки Саввы избавляют меня от бюстгальтера. Неспешно разъединяют крючки, стягивают с плеча одну бретельку, а затем вторую. Он совсем не торопится, словно снимает с дорогой вещи обёртку, которую ни под каким предлогом не должен помять.

Я тихо выдыхаю, когда грудь освобождается от ткани, и горячее дыхание Саввы становится ещё ближе. Его взгляд, скользящий по моему позвоночнику, так же ощутим, как если бы он водил по нему пальцем.

– Красивая, – его хриплый шёпот затекает мне под кожу, отдаваясь внутри благодатным теплом. Неважно, сколько мужчин говорили мне эти слова до него. Сейчас они звучат по-особенному.

Я прикрываю глаза, впитывая комплимент, и затем поворачиваюсь. Теперь, когда я без каблуков, Савва значительно выше меня: небритый подбородок, приоткрытые губы и чёрные мерцающие зрачки, устремлённые в мои.

– Красивая, – повторяет он с той же чарующей интонацией и опускает взгляд мне на грудь.

Даже бывший муж не смотрел так, как смотрит на меня Савва. Как истинный ценитель живописи – на фрески Сикстинской капеллы. В его беззастенчивом разглядывании нет пошлости или легкомысленного любопытства мальчика-плейбоя. По вспышкам в его глазах и тому, как трепещут ресницы, я уверена – он любуется мной.

– Дотронься до меня, – мой голос охрип под стать его.

Короткое движение – в кожу живота упирается пряжка брюк, а поясницу накрывают его ладони. Тёмно-синие глаза гипнотизируют мои, спрашивая: «Вот так?»

Да, Савва, так. Сводит живот, горит тело, зудят губы – это действует на меня твоё прикосновение. Я не хочу думать. Сегодня есть только мы и закрытая на замок дверь. Я хочу узнать всё, что ты можешь мне дать: сколько раз за ночь сможешь трахнуть меня, какие позы предпочитаешь, умеешь ли быть нежным или, напротив, грубым. Я хочу больше того, что было у нас в машине. Хочу знать, что скрывается за твоей великолепной самонадеянной оболочкой.

Я встаю на цыпочки и тянусь к его рту. Не желаю ждать и не вижу смысла. Я даже сама готова его раздеть, если это ускорит момент нашей близости.

– Не думай больше ни о чём, – шёпот Саввы задевает мои губы, он мягким движением кладёт мои руки себе на шею. Пальцы сами проскальзывают ему в волосы, сжимают, тянут. Поцелуй меня, поцелуй.

Горячее тело вдавливает меня в полки позади, глубина поцелуя гасит дыхание. Его ладони всюду – ласково гладят, требовательно сжимают, а когда добираются до белья, не церемонясь, дёргают его вниз.

Я готова отдаться ему прямо в гардеробной, но у Саввы другие планы: не разрывая губ, он отрывает меня от стены и выводит нас в спальню.

Кровать… Пусть так, главное, чтобы он продолжал делать то, что делает. Чтобы я продолжала чувствовать то, что чувствую сейчас.

– Разденься, – бормочу я, когда икры упираются в изножье кровати. Мои пальцы успели расстегнуть рубашку Саввы и теперь нетерпеливо царапают ему грудь. Мне нравится его тело – оно не мальчишечье, но и не по-мужски загрубевшее. Рельефный живот, гладкая кожа, твёрдые мышцы… ничего лишнего. И запах… Много его запаха: дерзкого, сексуального, пьянящего.

Вместо ответа Савва мягко надавливает мне на плечи, заставляя лечь на кровать. В его движениях нет ничего грубого, торопливого или небрежного – я по-прежнему самая дорогая вещь. Оглушённая биением сердца, я смотрю, как он стягивает с себя рубашку. У него длинные мускулистые руки, пересечённые выступающими полосками вен, широкие плечи и шрам чуть ниже солнечного сплетения. О нём я спрошу его позже. Или не спрошу. Не хочу думать.

– У тебя красивое тело, – озвучиваю я свои мысли, когда он берётся за ремень.

Упавшая на лоб прядь волос и резкие ямочки от улыбки. Ему приятны мои слова. Пусть будет так – это ведь чистая правда.

Даже забавно, что мне настолько нравится за ним наблюдать. Я ощущаю себя так, словно мне снова девятнадцать, а Савва – первый парень, которого мне предстоит увидеть голым. Не терпится взглянуть на его член и то, как он на меня реагирует.

Звяканье пряжки, серая полоска боксёров с логотипом известного бренда, обнажающая массивный орган, слегка покачивающийся под тяжестью скопившейся крови. Тогда в машине это была не алкогольная иллюзия: у Саввы действительно большой. Он обхватывает член рукой и несколько раз проводит по нему, сжимая головку. Это бесстыдное движение сейчас кажется мне сексуальным.

Савва опирается на локти, нависая надо мной, и жар его кожи моментально отзывается во мне новой вспышкой возбуждения. Я раздвигаю ноги, неумышленно позволяя его эрекции задевать меня там, выгибаю спину, чтобы плотнее прижать ноющую грудь к его. Не хватает лишь его губ.

Он снова целует меня, впуская в мой рот столько влаги, что когда-то это могло показаться мне неприличным. Его пальцы играют на моих рёбрах, посылая волнительный озноб по коже, член, упирающийся во влагалище, заставляет меня ёрзать и задыхаться.

– Как ты хочешь, Мирра? Я могу быть для тебя любым.

Как я хочу? Хочу, чтобы ты не останавливался. Я хочу быть для тебя всем: твоим воздухом, твоим дыханием, твоей пищей. Сегодня я тоже хочу быть у тебя в крови.

Его губы оставляют меня, и через секунду я лежу на животе. Так мне тоже нравится, потому что я ощущаю на лопатке влажный поцелуй. Жмурюсь – его язык скользит по позвоночнику.

– Я могу быть для тебя любым, – от шёпота, струящегося по коже, низ живота начинает ныть сильнее. – Если любишь нежность – я буду для тебя нежным. Любишь грубее… – кожу головы обжигает горячая вспышка, потому что Савва резко дёргает меня за волосы, заставляя запрокинуть голову, – я буду трахать тебя так, что ты будешь кричать.

Охрипший голос касается моего уха:

– Просто скажи мне, как ты хочешь.

Я облизываю пересохшие губы и честно отвечаю:

– Хочу знать, как хочешь меня ты.

Тяжесть в волосах исчезает – ей на смену приходят касания его рта: на мочке, на скуле, на ключице. Давление на животе и короткий рывок – Савва ставит меня на колени.

Поцелуи на позвоночнике, много поцелуев, затяжных и неторопливых. Его пальцы мягко гладят мою грудь, порхают по соскам, заставляя меня тихо охать. Я словно музыкальный инструмент в его руках – никогда не знаю, какой следующий звук Савва из меня вытянет.

Он целует мой крестец, надавливает на внутреннюю поверхность бедер, заставляя меня расставить ноги.

– Что ты делаешь? – ошарашенно шепчу я, когда чувствую его дыхание на ягодицах.

– Беру тебя так, как хочу.

От влажного скольжения по чувствительной плоти я дёргаюсь и непроизвольно впиваюсь пальцами в одеяло. Господи, я даже в душ не сходила. Ему что, всё равно? Одно дело секс, но так…

– Я же просил тебя не думать, – вибрирует внутри меня.

Кровь густо приливает к щекам, а в ушах стоит сумасшедший грохот – он проникает в меня языком. Я не слишком люблю оральный секс, потому что мой прошлый опыт был незапоминающимся и местами почти отталкивающим, но то, что происходит сейчас… Савва снова творит волшебство с моим телом, делая всё так бесстыдно и медленно, что шок и смущение отступают, любая мысль улетучивается и остается лишь голодное, не знающее смущения желание. Я больше не контролирую своё зрение, которое то появляется, то исчезает; не чувствую своё дыхание, превратившееся в нескончаемое всхлипывание, не управляю своей речью, предательски роняя его имя. Моё тело откликается на каждое движение его рта: натягивается, раскрывается, бурлит и дрожит.

– Вот здесь… сейчас… да… – хриплю я, обезумев в ожидании скорой развязки. На глазах выступают слёзы, потому что он делает всё идеально: ласкает меня именно там и именно в том ритме, в каком мне нужно.

Свет гаснет, и я проваливаюсь в бездну, где всё, что меня окружало, уже не имеет значения. Есть только моё эгоистичное наслаждение, раскроившее меня на множественные разноцветные вспышки.

– Вот ты настоящая, – долетает сквозь неоновые круги, окольцевавшие моё сознание, голос Саввы.

Я открываю глаза. Пальцы всё еще сжимают покрывало, между ног до неприличия мокро, тело колотит мелкой дрожью. Я в сознании. Не сошла с ума и не свихнулась. «Наш секс будет несравнимо лучше, – эхом доносится из закоулков памяти. – Ты в этом обязательно убедишься»

Горячие ладони ложатся мне на бёдра, и в следующую секунду Савва входит в меня. Глаза распахиваются, а с губ слетает вскрик – он внутри меня настолько глубоко, насколько возможно.

– И так я хочу тебя тоже, – с влажным звуком его член выходит из меня, чтобы вновь вонзиться до упора. От нежной неторопливости не осталось и следа – сейчас Савва навёрстывает упущенное.

Ягодицу обжигает короткий сильный шлепок.

– Быть под тобой и сверху, и много чего ещё… Ты всё мне разрешишь.

Его рука снова натягивает мои волосы, губы впиваются в скулу. Савва остаётся верен своим словам: трахает меня так, что я кричу.

22

– Через два часа мне нужно ехать на работу, – дыхание по-прежнему сбито нашим последним сексом, и мне приходится предпринимать усилия, чтобы голос звучал ровно. Не помогает и то, что моя голова лежит на руке Саввы и я насквозь пропитана его запахом, ставшим в спальне абсолютно доминирующим.

Мы занимались сексом всю ночь с небольшими перерывами на сон, когда мне удавалось провалиться в забытьё после очередного оргазма. Это эффект молодости или же таков сам Савва? Я не знаю. Знаю только, что такой ночи у меня не было ни с одним из моих мужчин ни на одном этапе отношений. Это совершенное безумие, где потеряло значение всё, что представлялось мне обязательным: гигиена, количество часов, оставшихся до начала рабочего дня, то, как от меня пахнет и как я выгляжу.

Губы опухли, между ног ноет, волосы превратились в один большой колтун, а мысли, что заторможенно циркулируют в моей голове, принадлежат явно не мне. Потому что вчерашняя Мирра ни за что бы не подумала, что я и Савва могли бы вместе сходить в душ или что неплохо было бы сослаться на недомогание и не выйти сегодня на работу. Не видеть поджатые губы Андреева, ехидную ухмылку Гордиенко и сочувственные взгляды тех, кто терпеть его не может. Вместо этого заглянуть в ближайшую кофейню на ранний завтрак, занять столик у окна и, сидя с чашкой американо, наблюдать за суетливой утренней столицей. За годы работы в «Ландор» я лишь однажды брала больничный и только на неделю, когда у меня вдруг неожиданно обнаружилась пневмония.

– Это так ты просишь меня уйти? – голос Саввы вибрирует в моей грудной клетке, а его рука, до этого расслабленно покоящаяся на одеяле, накрывает мой живот. Этой ночью не осталось ни одной части тела, щедро не обласканной его прикосновениями, но кожа всё равно реагирует на него, покрываясь мурашками.

Я поворачиваю голову, упираясь взглядом в небритую щёку, и улыбаюсь.

– Вовсе нет. Я лишь говорю, что мне пора настраиваться на активную мыслительную деятельность, тогда как за ночь я спала от силы полтора часа.

Едва пришедшее в норму дыхание снова сбивается, потому что рука Савва проходит в движение: минует пупок, пробегается по лобку и, спустившись ниже, мягко надавливает, заставляя поясницу выгнуться.

– Я больше не могу, – сипло отшучиваюсь я. – Мы ведь только что…

– У тебя красивое тело, которого постоянно хочется касаться, – Савва приподнимается на локте, отчего его голос перемещается мне на висок. – Ты собиралась рассказать мне про свой тяжёлый вчерашний день.

Вопреки бессонной ночи и пресыщенности сексом, моё тело откликается на его касания: влажный жар в промежности становится всё более ощутимым, и я бесстыдно раздвигаю ноги. Савва слишком виртуозно извлекает из меня оргазмы, чтобы этого не сделать, и к тому же, я понятия не имею, когда увижу его в следующий раз.

– Ты хочешь, чтобы я разговаривала сейчас? – задохнувшись от давления на клитор, я машинально впиваюсь ладонью в его руку.

– Почему нет? Ты сама сказала, что через два часа тебе нужно быть на работе.

– Не думаю, что тебе будет интересно. Я руковожу продажами и собиралась подписать крупный контракт на поставку нашей продукции в сеть столичных супермаркетов. Прошла все пункты вплоть до конечного. Заместитель генерального директора выступил против, убедив его самого в правильности отказа. Я расстроилась. Несколько месяцев моей кропотливой работы и карьерные перспективы оказались выброшенными на помойку.

Выпалив эту тираду, я жадно хватаю воздух и жмурюсь: пальцы Саввы проникают внутрь меня. Сколько ещё оргазмов он успеет извлечь из меня в оставшееся время? Сейчас во мне снова просыпается любопытство.

– Заместитель генерального – это тот, кто стоял на крыльце? – его низкий голос долетает до меня будто сквозь плотные слои полиэтилена. – Мудак? Кажется, так ты его назвала?

Будет ужасно кончить с мыслями о Гордиенко, поэтому я быстро киваю:

– Да, он. Наипервейший в компании мудак.

– Что он тебе сделал?

– Нам правда нужно говорить о нём сейчас? – пальцы внутри меня резко скручиваются, заставляя меня прогнуться и выдохнуть: – Похотливый мужик, упивающийся властью, и неопытная молодая стажёрка. Он хотел сексуальных привилегий, а я сказала ему «нет». Мудаки вроде него не переносят отказов.

– Он и правда мудак, – лицо Саввы оказывается надо мной, его тело вновь вжимается в меня своей горячей тяжестью. На смену пальцам приходит упругое давление члена. – Однажды он обязательно пожалеет, что поступил так с тобой. Закон бумеранга.

Даже если Гордиенко никогда об этом не пожалеет – сейчас мне на это абсолютно наплевать. Он остался в другом, куда более пресном и скучном мире. В мире наслаждений, где я нахожусь сейчас, мне слишком хорошо, чтобы о нём думать.

*******

– Налить тебе чай или кофе? – обернувшись, я ловлю на себе синий взгляд Саввы и мгновенно ощущаю тёплое покалывание на щеках. Тон радушной домохозяйки, смущение. Кто ты, женщина? Я тебя не узнаю.

Его губы изгибаются в лёгкой улыбке, глаза вспыхивают. Савва только что вышел из душа: волосы, потемневшие от влажности, торчат в творческом беспорядке, рубашка застёгнута лишь на пару пуговиц, обнажая треугольник оливковой кожи. Свежий, красивый и дерзкий.

– Я буду кофе. Иди ко мне.

– Я только привела волосы в порядок, и велика вероятность того, что ты их испортишь, – отшучиваюсь я, опуская перед ним чашку с фильтр-кофе.

Разворачиваюсь, чтобы вернуться к плите, где готовится омлет, но ладонь Саввы перехватывает моё запястье, и в следующую секунду я оказываюсь сидящей у него на коленях.

Спрятав выскальзывающую улыбку, я делаю серьёзное лицо и заглядываю ему в глаза.

– Ты так привык получать желаемое?

Его зрачки – переливающиеся чернотой котлованы, притягательные в своей скрытой опасности, белозубая улыбка в обрамлении хищных ямочек – вершина обаяния.

– Получаю всегда.

Невзирая на мои возражения, связанные с нежеланием стать объектом офисных сплетен, Савва отвозит меня на работу. Его примечательный седан останавливается у центрального входа как раз тогда, когда там появляется Андреев. Приподнятые брови генерального и взгляд, которым он окидывает меня, закрывающую за собой пассажирскую дверь, транслируют немой вопрос: «Что здесь происходит?»

– Доброе утро, Константин Борисович, – я одариваю его улыбкой, которая, кажется, и не сходила с моего лица всю дорогу на работу. Несмотря на недосып, в теле царит лёгкость, ноги и голова вовсе ощущаются воздушными.

– Доброе, – бурчит он и, отвернувшись, заходит в крутящиеся стеклянные двери.

Меня разбирает смех, когда я понимаю, в чем кроется причина такого недовольства: на работу нас с ним привезли одинаковые машины.