Текст книги "Незабываемые встречи"

Годы практики в режиссуре. Ленинград 1965 г

Не голова в партитуре,

а партитура в голове.

Первая режиссёрская практика мне была предоставлена нашим педагогом, профессором Евгением Николаевичем Соковниным. Мне, студенту второго курса, было предложено провести репетицию на сцене Ленинградского академического театра имени С.М. Кирова. Наш педагог в эти дни был болен, и он со всего курса выбрал именно мою кандидатуру для постановки значимой сцены в половецком акте оперы Александра Порфирьевича Бородина «Князь Игорь». Этот масштабный русский оперный спектакль был ранее поставлен Е. Соковниным, и следовало отрепетировать несколько важных эпизодов этой оперы для восстановления её в репертуаре театра. Возможно, Евгений Николаевич вспомнил мою трактовку образов и разбор музыкальной драматургии оперы «Князь Игорь», который все студенты сдавали на экзамене за первый курс. Это предложение меня очень обрадовало, но я не знал, что меня ждёт в театре. А в театре, на сцене меня ожидали два народных артиста, ведущих главные партии. Один из них был бас, исполнитель Кончака, по фамилии Кривуля. Сразу мне было предложено репетировать сцену, когда князь Игорь попал в плен к половцам и их предводитель – хан Кончак – уговаривает русского князя остаться служить в половецком войске, предлагает ему дружбу и всё, что он пожелает… Мне раньше очень нравился этот дуэт и его вокальные партии, особенно ответная ария князя Игоря «О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!..» Партию Игоря прекрасно пел солист-баритон Сергей Рязанцев.

Моя режиссёрская практика проходила также на ленинградском телевидении у главного режиссёра Теодора Стеркина и на «Ленфильме» у Яна Фрида, снимавшего музыкальный фильм «Зелёная карета». Съёмки проводились в ночное время, а утром я спешил на занятия.

Ленинградский академический оперный театр имени С.М. Кирова (ныне Мариинский). 1966 г

Итак, я стою у левого портала сцены, и дирижёр ждёт моей команды к исполнению солистами эпизода спектакля. Перед началом репетиции меня представил солистам заведующий труппой и сказал, что можно начинать репетицию. За кулисами, ожидая своего выхода в половецком акте, стояли артисты балета, хора и группа миманса. И не успел я произнести «Начали!», как народный артист Николай Кривуля своим зычным басом сказал мне: «Деточка, отойди в сторонку, пожалуйста, а то мне плохо видно дирижёра!» Несколько артистов хора даже засмеялись этой унизительной реплике в мой адрес, а я на ничего сразу не смог ответить, просто отошёл ближе к порталу.

Очень внимательно наблюдая за исполнителями, я в мыслях уже создавал пластическое решение образов Кончака и Игоря, которые в тот момент стояли столбом и пели свои партии, не отрывая взгляда от дирижерской палочки.

Когда закончился весь акт в половецком стане, я сделал несколько коротких замечаний исполнителям массовых сцен и отпустил балет, артистов хора и миманса. Дирижёру я также сказал, что оркестранты могут быть свободны, но что надо оставить концертмейстера для репетиции дуэта Кончака и князя Игоря. Все выполнили мои распоряжения, а оба солиста попросили меня дать им десять минут перерыва. Когда я вернулся на сцену, они уже меня ждали и, обратившись к концертмейстеру, хотели снова под аккомпанемент рояля исполнять свои партии. Но я тут же сказал: «Скажите, пожалуйста, вы, очевидно, не расслышали, когда меня представляли, поэтому так ко мне вначале обратились… Позвольте вам напомнить, что я режиссёр сегодняшней репетиции и меня зовут Альбертом Мередовичем Атахановым. Я ученик– ассистент Евгения Николаевича Соковнина, постановщика этой замечательной оперы». – «Да, да, конечно, мы, извините, не расслышали. Давайте репетировать», – ответил Кривуля. «Перед тем, как начинать нашу репетицию, мне хотелось бы напомнить вам, уважаемые солисты, одну бытующую в оперных кругах поговорку: “Очень плохо, когда голова дирижёра в партитуре, – надо, чтобы партитура была в голове!” Эту фразу я вспомнил, наблюдая за вами во время исполнения дуэта, когда вы не отрывали глаз от дирижёрской палочки…. Ведь меня Евгений Николаевич известил, что петь этот дуэт на нашей репетиции будут лучшие солисты оперы, которые исполняли несколько раз эти партии в его постановке «Князя Игоря». А что я увидел при исполнении… дуэта с оркестром?.. Полное отсутствие актёрского диалога в обращении друг к другу. Когда же «Игорь» начал петь арию «Ты, одна голубка – лада!..» я подумал, что он влюблён в дирижёра…. Простите за шутку. Поймите, что сама музыка Бородина рождает в душе порывы и волнение, подсказывая, как нужно вести себя артисту на сцене!..» После такой пламенной речи солист Кривуля выпалил мне в ответ: «Вот вы, молодой человек, или как вас там, Альберт Мередович, и покажите, как надо нам вести себя, исполняя свои роли» Тогда я задал неожиданный для них вопрос: «Скажите, а вы давно были в зоопарке?», от которого они растерялись и тут же спросили: «А зачем нам быть в зоопарке? Мы что звери?» Я объяснил, что надо чаще ходить наблюдать за поведением разных животных. «Если бы в своем пластическом поведении хан Кончак был похож на тигра, который, готовясь к хищному прыжку, медленно ходит вокруг могучего, смолистого дуба…» – тут меня прервал баритон – исполнитель роли князя Игоря: «Ага, значит, я – дуб! Вернее, стоять, как дуб, – так, что ли?!» – «Да нет, это образное сравнение, – продолжал я. – Вот представьте такую картину… Стоит русский могучий дуб с зеленой шапкой листвы и крепкими руками-ветвями, и по его большому стволу, как кровь из ран, течёт смола…. А вокруг него, постоянно приближаясь, ходит большой, мохнатый тигр, который пытается повалить на землю эту русскую громаду. Толкая лапами и всем туловищем ствол, тигр незаметно для себя попадает в плен к этому смолистому могучему дубу, приклеившись своей шерстью к дереву. Ясно?!» Рассказывая солистам оперы своё видение образов дуэта, я, конечно, двигался с тигриной, крадущейся пластикой вокруг баритона «Игоря» и в конце «прилип» к его фигуре. Оба певца с интересом выслушали мое режиссёрское видение исполняемых ими персонажей и тут же захотели самим попробовать исполнить эту образно выраженную сверхзадачу.

В конце репетиции солист Николай Кривуля ещё раз извинился за слово «деточка» и обещал, что пойдёт с внуком в зоопарк. Вот так было достигнуто единомыслие опытных солистов оперы с молодым практикантом. А Евгений Николаевич, снова приступивший после болезни к нашим занятиям, в первый же день при всех наших студентах передал мне привет от обоих солистов Кировского театра.

Народный оперный театр. 1967 г

Я только вам покажу,

как будет удобнее исполнять роль.

В Ленинграде много лет существовал Народный оперный театр на базе Дворца культуры имени Цюрупы. Все годы им руководил народный артист РСФСР, известный певец оперной сцены Николай Пичковский. Когда он умер, театр осиротел без руководителя, тем более что была прервана постановка оперы Леонкавалло «Паяцы». Заведующий кафедрой нашего режиссёрского факультета консерватории Роман Тихомиров принял решение отправить меня в порядке очередной практики на завершение постановки этого спектакля. (Он, видно, не забыл

моего проекта «Паяцев» на вступительном экзамене.) К тому же сказал, что по завершении моей работы с коллективом Народного оперного театра хотел бы видеть меня в должности его художественного руководителя. Мне было приятно это поручение и доверие руководства нашей кафедры, но всё же я очень волновался. Народный артист Пичковский много лет ставил оперы с крепким, опытным составом исполнителей хоровых сцен и солистов, прежде работавших в оперных театрах Ленинграда. И моё волнение подтвердилось: на первой же репетиции на меня посыпались вопросы и возражения: «Почему именно так? Как вы нам предлагаете играть? А вот наш любимый режиссёр Николай Петрович предлагал совсем другие варианты исполнения роли!» Я, конечно, хорошо понимал артистов. За многие годы существования этого театра они привыкли к своему руководителю и полюбили его – бывшего солиста Ленинградского академического оперного театра, – а доверия к студенту режиссёрского факультета, которого им теперь назначили, ещё не было… Без споров и отказа от мизансцен, поставленных Пичковским, я спокойно объяснял и показывал исполнение нескольких ролей персонажей оперы «Паяцы», делая акцент на подтверждение старого варианта сценического поведения актёров. «Вот-вот, вы всё правильно исполнили эпизод в этой сцене, только я хочу показать, как вам будет удобнее в этой мизансцене играть вашу роль и, главное, как лучше донести это до зрителя», – с этими словами я тут же выходил на сценическую площадку и вместе с актёрами проигрывал все сцены, стараясь делать это как можно более убедительно. Перед каждой нашей репетицией я говорил артистам театра, что мы с ними будем работать над завершением постановки оперы, обязательно сохраняя все ранее поставленные версии и тем самым отдавая дань уважения Николаю Пичковскому. И добавлял, что по некоторому опыту работы в Малом оперном театре я попробую им только помочь в этом. Вот таким образом очень скоро возник творческий контакт у режиссёра Атаханова с труппой Народного театра.

Премьера оперы «Паяцы» прошла с большим успехом, ленинградские газеты хвалили постановку. Позже на сцене Народного театра я поставил множество сцен из «Евгения Онегин» и «Пиковой дамы» П.И. Чайковского, а также из оперы Ж. Бизе «Кармен», но главной моей удачей оказалась постановка оперы Джузеппе Верди «Риголетто», за которую я получил оценку «отлично».

Оперная студия при Ленинградской консерватории. Осень 1967 г

Люблю во время показа

влезать в «шкуры» разных героев спектакля.

Посмотрев мои работы в Народном оперном театре, руководство нашей кафедры направило меня в порядке дипломной практики ведущим режиссёром в Оперную студию Ленинградской консерватории. На её сцене также проходили дипломную практику солисты-певцы, музыканты, дирижёры и композиторы, участвуя в вечерних репертуарных спектаклях. Ленинградские зрители с удовольствием посещали эту Студию, желая ознакомиться с творчеством молодых солистов, дирижёров и композиторов, а авторитетная комиссия консерватории на этой сцене принимала дипломные работы выпускников. Моей начальной работой в качестве режиссёра-практиканта стала опера Мариана Коваля «Волк и семеро козлят» в первой редакции композитора. Постановщиком оперы была приглашена Алла Тарасова, ранее окончившая наш факультет очень способная и умная женщина, у которой можно было многому научиться. Я с большим удовольствием стал изучать клавир этой детской оперы, где, кроме исполнения вокальных партий персонажей, имелось много драматических сцен и чисто актёрских диалогов. И вот именно эти сцены и диалоги мне было поручено репетировать с исполнителями. Я давно ждал такой режиссёрской работы, потому что люблю влезть в «шкуру» того или иного героя во время показа на репетиции. Всегда было во мне желание проигрывать персонажи спектакля самому, а после ставить сверхзадачу артистам. Но, несмотря на мою большую занятость в работе на этом оперном детском спектакле, режиссёр Алла Тарасова предложила мне вместе с артистами балета исполнить роль Петушка. Я легко «влез в шкуру» всех героев либретто, имея опыт работы на сцене Малого оперного театра, но вот влезать в балетное трико и танцевать в хореографическом образе было сложновато – для этого понадобилось несколько репетиций с балетмейстером нашей оперы.

Работать на этой режиссёрской практике приходилось в поте лица, если учесть весь распорядок моей тогдашней жизни…

Расписание одного моего дня во время учёбы

Фигаро здесь, Фигаро там…

Рано утром, около шести часов, я выходил с ломом и лопатой для уборки снега и скалывания льда вокруг нашего общежития. Комендантша нашей «общаги» обещала за работу в зимний период дворником выделить мне отдельную комнату. Я согласился на эту работу, потому что было очень трудно до начала занятий по режиссуре найти в консерватории свободный класс с инструментом для подготовки и сдачи экзамена по общему фортепиано. Сэкономив на автотранспорте 5 копеек, я ещё успевал до начала первой пары в 9 часов утра выпить стаканчик чая и съесть кусочек чёрного хлеба – всё это обходилось мне как раз в сбережённый пятак.

Около двух часов дня я бежал в Оперную студию на работу по вводу в спектакль выпускников-вокалистов или для своей режиссёрской практики. Это продолжалось до шести часов вечера.

Далее, три раза в неделю, мне надо было проводить репетиции по постановке новых опер в Народном театре с семи до девяти, а иногда до десяти вечера. Но в другие 4 дня я был занят вечерами работой в качестве ведущего режиссёра, стоял у режиссёрского пульта Оперной студии и выпускал на сцену артистов по ходу спектакля. Бывали в этой работе такие неожиданности, когда мне срочно приходилось подменять запоздавшего исполнителя или не пришедшего на спектакль приглашённого артиста другого театра.

После спектакля я спешил на работу в гостиницу «Астория», где с ресторанным оркестром пел популярные песни на разных языках до часу ночи.

И ещё находил время прорваться на репетиции к режиссёрам: Г. Товстоногову, В. Акимову, Я. Фриду!

Аркадий Райкин. 1967 г

Поймите меня правильно – вас очень много…

Наш замечательный педагог по актёрскому мастерству, кинорежиссёр Ян Борисович Фрид, пригласил на одно из занятий своего друга, народного артиста РСФСР, мастера эстрадного и драматического искусства Аркадия Райкина. Они много лет дружили семьями, потому что жена Яна Борисовича – актриса Виктория Захаровна Горшенина – была постоянной партнёршей Аркадия Исааковича Райкина во всех эстрадных спектаклях. Ян Борисович решил показать Мастеру своих учеников, чтобы тот оценил актёрскую подготовку каждого студента, столь необходимую будущим режиссёрам.

Можно было выступать в любом жанре: петь, читать басни, фельетоны, отрывки из рассказов и пьес, танцевать и даже пародировать. «Вот, – думал я, – наконец-то появилась возможность проявить свой некоторый талант, показать все свои способности корифеям сцены». Когда дошла очередь моего показа, я читал басни, пел песни и арии из опер, изобразил поющего и танцующего популярного индийского артиста кино Раджа Капура, причём пел на хинди. Потом исполнил на французском песни Ива Монтана и в конце своего большого выступления осмелился сделать пародию на любимого педагога. Я подошёл к креслу, в котором сидел Ян Борисович Фрид, и, обращаясь к Райкину, голосом Фрида и от его имени высказал несколько замечаний по поводу выступления Альберта Атаханова, в конце предложив поставить этому студенту хорошую оценку. Моей пародии на Фрида все студенты и педагоги смеялись и согласились вместе с Аркадием Райкиным выставить мне оценку «хорошо». Мы раньше виделись с Аркадием Исааковичем несколько раз дома у Яна Борисовича, но тут, видимо, запамятовав об этом, Райкин спросил меня: «Простите, как вас зовут?» «Алик», – напомнил Ян Борисович. Райкин продолжал: «Понимаете, Алик, очень заметно было сейчас в вашем выступлении старание нам всем понравиться, и, думаю, многие из нас сегодня смогли убедиться в вашей одарённости. Но я бы вам хотел сказать, что если артист во время выступления работает на публику первого и второго ряда, то он излишней своей навязчивостью может «перекормить» и даже утомить зрителя, погасив в нём интерес и к себе, и к своему выступлению. Тогда зрителю захочется откинуться на спинку кресла, или посмотреть на сидящую неподалёку красивую девушку, или просто пошептаться с рядом сидящим другом…. А мне хотелось бы, чтобы вы, да и все здесь сидящие будущие режиссёры так научились и научили бы своих учеников и артистов исполнять роли, чтобы зрители не могли оторваться от происходящего на сцене, источая контактные флюиды в ответ на игру актёров… И еще очень важно, чтобы артист всегда помнил и знал, что в любом исполняемом им произведении искусства есть только одна кульминация, которую можно выразить пластикой или интонацией лишь один раз во время исполнения. А вы, товарищи студенты, все пели и читали произведения полностью на высоких тонах, иногда почти кричали, как будто мы слушаем вас, находясь не рядом, а на другой стороне Театральной площади. Зачем, стараясь понравиться зрителям, так надрывать свой голосовой аппарат, не давая ему отдыха… – и Райкин снова обратился ко мне: – Вот, когда я встретился с вами – да-да, Алик, помните, в коридоре, – вы поздоровались со мной и, услышав в ответ от меня «шёпот», ещё спросили, что случилось с моим голосом, не болен ли я. Помните, что я вам тогда сказал? Напомню: я сказал, что у меня сегодня вечером концерт в Театре эстрады! А до концерта я берегу свои связки. А вы кричите, бегая по коридорам, да ещё вечерами на улице распеваете песни! Если так себя будет вести профессиональный артист – что же станет с его голосом, когда он вечером выйдет на сцену и усталым голосом начнёт играть эмоциональную роль в трёхчасовом спектакле? Как, по-вашему, это его выступление можно будет назвать? А? Вот и получается – халтура! Неуважение к зрителям и к своей профессии!.. Ну а вам, Алик, я хочу пожелать, чтобы всегда, прежде чем показывать «сольный концерт», вы выстраивали его композицию, то есть составляли программу своих номеров, учитывая их жанр. Сначала прочтите спокойно какой-нибудь рассказ, или интересный отрывок из пьесы, или монолог, или спойте авторскую песню, потом можно продолжить чтением весёлой басни и закончить своё выступление яркой пародией. Получится ваше выступление в форме музыкального «крещендо» Вот тогда, уверяю вас, зритель сам к вам потянется, перестав отвлекаться на необязательные разговоры с соседями! Ваше выступление мне понравилось, и вы можете выступать в разных жанрах на сцене, но, поймите меня правильно, вас очень много, вот убрать бы процентов двадцать – тогда всё будет ОТЛИЧНО!»

Дипломный спектакль – опера Д. Верди «Риголетто». 1968 г

В общем требовании к защите диплома на последнем, пятом, курсе обучения нашего режиссёрского факультета значилась обязательная постановка любого оперного или музыкального спектакля на любой сценической площадке Ленинграда или на телевизионном канале при самостоятельным подборе всех исполнителей, художника и постановочной группы.

А когда я после трёхлетнего обучения и успешной сдачи всех теоретических предметов за три курса ещё имел большую постановочную практику в режиссёрской работе с исполнителями в оперных театрах и в Оперной студии при консерватории, случилось следующее…

Руководство факультета музыкальной режиссуры на очередном заседании кафедры, принимая во внимание ранее проведённые мною постановки на дипломной практике, дало разрешение сдавать экстерном теоретические государственные экзамены и после приступить к защите диплома. Для защиты диплома я выбрал одну из своих любимых опер Джузеппе Верди – «Риголетто», в которой сам во время обучения в Москве на вокальном факультете пел партию Герцога. Параллельно со сдачей теоретических государственных экзаменов, среди которых был «научный коммунизм», я срочно стал искать для постановки художника и исполнительский состав главных партий. Также надо было хорошенько поработать над партитурой оперы вместе с дирижёром, а оркестр и хор были приглашены мною из Народного оперного театра. В те годы партию Герцога лучше всех исполнял молодой солист Ленинградского академического оперного театра имени С.М. Кирова Константин Плужников – до сегодняшнего дня мой хороший друг, – а партию «Риголетто» в моей постановке исполнял солист оперы. Художником-постановщиком я пригласил талантливую Ирину Горскую, которая, кроме подготовки и сдачи всех эскизов, сама принимала активное учатие в изготовлении декораций. В течение полутора месяцев я утром сдавал государственные теоретические экзамены и зачёты, а днём репетировал с хором и оркестром массовые сцены. Вечером, когда основные солисты были свободны после своей основной работы в оперном театре, мне удавалось с ними репетировать основные сцены из оперы в актёрском исполнении. А ночью мы с художником Ириной Горской, перепачкавшись в краске, расписывали декорации к нашему спектаклю.

Когда настал день генеральной репетиции, я пригласил мастера нашего курса Евгения Николаевича Соковнина для того, чтобы получить от него последние замечания по всей постановке об исполнении солистами их партий и об общем оформлении сцены. Мне было очень важно выслушать его мнение, так как он сам ставил «Риголетто» во многих театрах страны. Но в тот вечер на генеральной репетиции случилось непредвиденное…. Главный герой оперы, исполнитель партии Риголетто, пришёл сильно пьяным, еле держась на ногах!.. Я несколько секунд не знал, как реагировать… Вспомнив случай на экзаменах с оперой «Паяцы» и с Мустафой, на этот раз я сдержал порыв своего гнева и спокойно сказал: «Сегодня мы начнём репетицию с последнего акта оперы, сцена у дома Спарафучилло!» У меня мгновенно созрел план, как можно выйти из этой трудной ситуации, не оскорбив солиста, который завтра должен хорошо спеть свою партию на сдаче моего диплома. Этот финальный эпизод оперы я решил прорепетировать без декорации, просто на выгородках. Действие там было следующее: Риголетто подходит к дому Спарафучилло, где происходит любовное свидание Герцога с дочерью Риголетто Джильдой. Риголетто сильно стучит в дверь со словами «Откройте, разбойник!» и в конце, увидев мешок, в котором вместо трупа Герцога оказывается его дочь, снова с болью в сердце произносит последние слова арии: «Вот где проклятье старца!» Специально вместо двери из декорации я велел поставить фанерный щит и с обратной его стороны придвинуть стул со спинкой. Включили соответствующий свет с тёмно-синими софитами и, попросив разрешения у профессора начать репетицию, я дал команду: «Начали!» Солист Николай шатающейся походкой подошёл близко к «двери» и, сильно ударив кулаком, успел только крикнуть «Открой!..» – потому что далее произошло следующее. Фанерный крепкий щит, обозначающий «дверь» дома, от сильного удара в верхнюю часть со страшным грохотом подкатился под ноги нашего героя-солиста, и тот кувырком перекинулся на другую сторону, где шумно приземлился на планшет сцены. Признаюсь, я специально сделал такую лёгкую выгородку, но настолько сложного трюка я не ожидал, даже стало жалко Николая. А то, что я задумал, произошло дальше. Солист поднялся, отряхнул одежду и, приставив ладонь ко лбу, стал искать меня взглядом сквозь лучи света в зрительном зале, где я сидел рядом с профессором. Подойдя к рампе, Николай сказал «Альберт Мередович, где вы? Хочу перед вами извиниться, простите, но я сегодня плохо себя чувствую и хочу попросить вас отпустить меня домой с репетиции. Можно мне уйти?» Через небольшую паузу, получив согласие профессора, я ответил: «Хорошо, Николай, я понимаю, тебе надо сегодня хорошенько отдохнуть, чтобы завтра в полном здравии прийти на премьеру! Ступай, до завтра, дорогой!» И он, поклонившись в нашу сторону, ушёл. Заметить нужно тот факт, что ОН сам, извинившись, покинул сцену, а не я выгнал его с репитиции, опозорив при всей труппе. Вот тогда бы он точно сорвал свое участие в моей дипломной постановке…. Так что моя сдержанность и спокойная рассудительность дали нужный результат.

А дальше, чтобы ничего не отменять, я надел костюм Риголетто и снова с разрешения Евгения Николаевича Соковнина провёл генеральную репетицию всех актов оперы, сам исполняя в них с актёрским и вокальным прилежанием партию Риголетто. Помню, было трудно петь главную арию «Куртизаны! Исчадье порока!..» с большим симфоническим оркестром. Ведь я раньше исполнял только теноровые партии, а в этой сцене решил проверить «свой природный баритональный голос». Когда в финале опустился антрактовый занавес, я поблагодарил всех артистов, осветителей и рабочих сцены за их труд. Через несколько минут на сцену пришёл дирижёр с моим мастером, все обнялись, а Евгений Николаевич Соковнин сказал, пожимая мне руку: «Молодец, Алик, вот таким должен быть режиссёр, чтобы с честью выходить из любой ситуации! И я уверен, завтра все будет на «отлично» в твоей премьере!» Когда все ушли из театра, мы с художником Ириной Горской устанавливали декорации и на штанкеты подвешивали кулисы с живописью, проверяли бутафорию и весь реквизит к спектаклю по списку, а также световую партитуру на все сцены спектакля. А уходя под утро, проверили готовность гримёрных комнат. К полудню, раздав все пригласительные билеты студентам и педагогам нашего факультета, я пошёл в театр приготовить удобное место на балконе для Государственной экзаменационной комиссии. И все это время меня беспокоила мысль о самочувствии моего главного исполнителя… Но всё обошлось благополучно, солист пришёл в хорошем настроении и в отличной вокальной форме, в чём я смог убедиться, видя и слушая его на распевке перед спектаклем. Экзаменационная комиссия пришла в полном составе, а зрительный зал с подставными местами был наполнен до отказа. Во время просмотра моей постановки оперы председатель государственной экзаменационной комиссии не разрешил мне находиться за кулисами, а попросил сесть рядом с ними на балконе. Но один раз во время просмотра мне удалось улизнуть на сцену и помочь моим артистам отыграть сцену «Похищение Джильды…». Просто среди артистов хора никто не мог перелезть через высокий забор дома Риголетто, а я, надев чёрный плащ, быстро перелез, поднял певицу «Джильду» и передал её «похитителям». Сцена была освещена под «ночь», и никто из членов комиссии моего участия не заметил. Я вернулся на своё место и с удовольствием наблюдал, как вся комиссии аплодировала моим артистам-солистам после исполнения их арий. В финале все солисты и хор вышли на авансцену и дружными аплодисментами стали приглашать меня на сцену. Выйдя на сцену, я предложил всем артистам адресовать следующие аплодисменты нашему дирижёру. И в этот момент под продолжающиеся аплодисменты зрителей кто-то из солистов вынес на сцену целое ведро тюльпанов и высыпал этот огромный «букет» прямо мне на голову! Под бурные аплодисменты зрителей. Артисты тоже получили много цветов, а я собрал большой букет, поднял руку для паузы, подошёл к крышке осветительского люка, постучал, буквально вытащил оттуда главного осветителя сцены и с объятиями вручил ему этот прекрасный букет.

Тут уж и члены комиссии стали тоже аплодировать… Потом они пошли на обсуждение моей постановки в специально приготовленную комнату, а я вместе с рабочими и художником остался на сцене разбирать декорации. Обсуждение сильно затянулось по времени, и я волновался. Но, когда оно всё-таки закончилось и все разошлись, Евгений Николаевич Соковнин рассказал о главной причине задержки. Многие говорили о том, что ещё рано выпускать с дипломом режиссёра-постановщика студента, не прослушавшего полного курса обучения на факультете, пусть даже и сдавшего экстерном все экзамены по теоретическим предметам… И тогда Евгений Николаевич взял последнее слово и аргументированно доказал, что я имею полное право получить диплом режиссёра-постановщика. Он напомнил комиссии, что я уже не первый раз показываю свою работу в постановке оперных спектаклей и что я успешно, с хорошими отзывами главных режиссёров прошёл практику в Одесском оперном театре на спектакле «Гибель эскадры», а также в театре Наталии Сац в опере М. Коваля «Волк и семеро козлят». Кроме того, Соковнин напомнил о моих репетициях в Кировском театре постановки дуэта из «Князя Игоря» Бородина. Но главным аргументом для положительного решения всей комиссии стал рассказ о вчерашней генеральной репетиции, где я из-за отсутствия главного солиста сам влез в «шкуру» Риголетто и спел весь спектакль. Евгений Николаевич сказал, что только таких режиссёров-практиков и надо выпускать, а не теоретиков – регулировщиков мизансцены. «И тот факт, что сегодня вы поставили за его работу оценку “ОТЛИЧНО”, только подтверждает, что Альберту Атаханову точно можно выдать диплом с квалификацией режиссёра-постановщика», – подытожил Евгений Николаевич.

И уже через несколько дней ректор Ленинградской консерватории, известный пианист, народный артист РСФСР Павел Алексеевич Серебряков, в торжественной обстановке актового зала вручил мне долгожданный диплом, поздравив с досрочным окончанием обучения. В этом дипломе имелась ещё одна графа, с указанием моей специальности: режиссёр музыкального театра.

Получив диплом режиссёра-постановщика, я некоторое время был в растерянности в выборе дальнейшей работы. Было много предложений остаться работать в

Ленинграде – на телевидении, в Оперной студии, в Малом оперном театре, но я поехал в Москву.