Текст книги "Фунгус"

– Прежде я был нищим, а теперь у меня, по крайней мере, есть четыре фунгуса. А вы говорите, что я не могу владеть ими сам и делить эту власть с другими людьми.

А затем фигура, образованная человеком и фунгусом и наводившая на мысли о мифологических существах, пришла в движение, за ней потянулись остальные монстры. Их цилиндрические туловища двигались на сотнях спутанных конечностей. Чудовища были возбуждены, особенно самый маленький. Он скакал, как заяц, и визжал, как гиена. Прежде чем пуститься в путь, Коротыш задержался у изгороди напротив Майлис и посмотрел на нее налитыми яростью глазами. Все его тело сотрясалось, словно в эпилептическом припадке, а рот широко раскрылся – из него высунулся длинный язык и угрожающе потянулся к заграждению. Но заметив, что остальные уходят и он остается один, монстр неохотно присоединился к отряду.

Хик-Хик пришпорил Кривого, и они исчезли, удаляясь по горным тропинкам, недоступным для людей.

VII
Хик-Хик, опасаясь жестоких преследований со стороны испанской гражданской гвардии, собирает многочисленное войско фунгусов

В печальном настроении Хик-Хик ехал обратно к своей пещере, сидя на голове Кривого, который шагал неспешно, как старый верблюд, в сопровождении остальных товарищей. Они двигались подобно войску, потерпевшему поражение, казалось, хозяин заразил их своим отчаянием. Ко всему прочему моросил настойчивый и противный дождь, от которого становилось еще тоскливее. Струйки стекали с полей котелка Хик-Хика, с его бороды и ботинок, упиравшихся в плечи Кривого.

Отъехав немного от дома Майлис, он приказал фунгусу остановиться. Он не верил своим глазам: все деревья на обширном участке горного склона лежали, точно сбитые кегли. Стволы были очищены от веток и коры: их обнаженная древесина сверкала такой белизной, что казалось, земля покрыта костями. И вдруг Хик-Хик сообразил: прежде чем зайти в дом Майлис, он сам, желая чем-нибудь занять Коротыша и его сородичей, велел им повалить ель и очистить ствол. Следуя его приказу, монстры срубили одно дерево, потом другое, третье и так далее. Три фунгуса, всего три фунгуса за какие-то пару часов повалили сотню деревьев. Хик-Хик был поражен: уничтоженный лес на склоне служил доказательством неумолимой силы чудовищ. Ему не хотелось, чтобы монстры почувствовали его опасения, и он приказал им снова пуститься в путь.

* * *

Когда Хик-Хик, вымокший до нитки и упавший духом, добрался до своей пещеры, он принялся строить новые революционные планы, чтобы немного отвлечься от грустных мыслей. Чистя револьвер, он продумывал следующие шаги. Что бы такое предпринять? Ограбить банк? Ворваться в оперный театр и ликвидировать всех аристократов и представителей буржуазии? Или напасть на собор во время богослужения? Он представил себе, как фунгусы пробивают узорчатый витраж над алтарем и вместе с разноцветным стеклянным дождем обрушиваются на скамьи, внушая прихожанам священный ужас, и эта картина вызвала у него презрительную усмешку.

Пока Хик-Хик драил револьвер, мысленно рисуя перед собой картины разрушений и смерти, четыре чудовища внимательно за ним наблюдали. Лефоше – механизм очень чуткий, и когда Хик-Хик случайно его задел, револьвер выстрелил. Пуля угодила в одного из фунгусов, в то место, где у людей находится подбородок. Чудовище рухнуло на землю с таким грохотом, словно обрушился старый дом.

Хик-Хик отпрянул, пораженный случившимся: выстрел, дым и огромный труп, занимавший почти весь пол в пещере. Сначала он выругался последними словами, потом немного успокоился и убедился, что погибший был одним из новых фунгусов. Нет, Коротыш не погиб, его спас маленький рост. Будь он чуть повыше, пуля досталась бы ему, а не монстру, стоявшему у него за спиной.

И вдруг все то же странное явление: откуда ни возьмись появились споры.

Кауна наполнилась блестящими частичками, словно крошечными серебристыми чешуйками. Тела чудовищ распространяли мельчайшее искрящееся конфетти, как в тот день, когда Кривой осыпал своими спорами троих новых фунгусов, оторвавшихся от земли. Хик-Хик смотрел на этот странный дождь, не понимая его назначения. Споры живых падали на мертвого сородича, но при этом ничего не происходило. Впрочем, кое-что все-таки изменилось: теперь чудовища разглядывали труп, а не Хик-Хика. Округлые головы склонялись к жертве и не могли постичь, что происходит: так коровы провожают глазами уходящий поезд.

Хик-Хик грубо приказал им вынести мертвеца. Они подняли почившего товарища своими двадцатью руками с бесчисленным множеством пальцев. Следуя за хозяином, фунгусы углубились в лес и в конце концов оказались вдали от пещеры: там Хик-Хик приказал им вырыть могилу. Чудовища не понимали, чего от них хотят, так что ему пришлось показать пример: встать на корточки и начать рыть землю руками. Рассердившись не на шутку, он закричал:

– Давайте, действуйте! Нельзя же оставить этот гриб гнить под открытым небом. – Отвесил пару затрещин и добавил: – Работайте, мерзкие твари!

Наконец они поняли свою задачу и стали дружно рыть землю. Три фунгуса, орудуя лапищами, словно лопатами, быстро вырыли глубкую яму.

Хик-Хик уселся на листья папоротника, прислонившись спиной к дереву. Бросить их и уйти он не мог: фунгусы последовали бы за ним, не вырыв могилы. С собой у него была бутылка, и он прихлебывал винкауд, глядя на облака. Дождь перестал. Так куда нанести удар? Банк, собор или оперный театр? Выбор непостой. Теплый вечер, вино и ритмичный шум земляных работ убаюкивали Хик-Хика.

Разбудил хозяина, естественно, Коротыш – как всегда, самый проказливый из всех. Остальные выстроились напротив, требуя его внимания. Когда Хик-Хик встал на ноги, чтобы удостовериться, закончена ли порученная им работа, он увидел весьма необычную картину.

Фунгусы действительно вырыли яму и поместили в нее мертвого сородича, но не положили горизонтально, а поставили вертикально и зарыли землей по пояс. Не столько похоронили, сколько посадили, как саженец. Мертвец стоял вертикально в земле, а шляпка его грустно накренилась, как будто он задремал, безжизненно уронив ослабшие руки. Несмотря на недостаток опыта, землекопам удалось зарыть мертвого фунгуса так, что кончики его пальцев касались земли, из которой некогда он появился, словно в надежде, что когда-нибудь он снова выберется на волю.

Некоторое время Хик-Хик рассматривал это необычное захоронение, а потом рассмеялся. Сначала у него вырвался тихий смешок, а потом он расхохотался издевательски и язвительно. Ему пришла в голову злая шутка: полить круглую голову мертвеца винкаудом. Так Хик-Хик и поступил, смеясь и приговаривая:

– Ну, вот. Теперь ваш друг получил благословление.

Снова заморосил дождь, его струйки бежали по склоненной голове мертвеца. Капли, бесчисленные капли. Хик-Хик оглянулся по сторонам и внезапно встревожился: фунгусы преображались. Чудовища пристально смотрели на него своими маленькими желтыми глазами, а капли дождя отскакивали от их округлых голов. Хик-Хик чувствовал, что его поступок им не понравился. Зря он вел себя так неуважительно по отношению к покойнику, не надо было поливать его винкаудом. Фунгусы, стоявшие под дождем, смотрели на него хмуро, особенно Кривой. Сейчас его физиономия, похожая на лицо ребенка, который сдерживает слезы, внушала ужас. Не стоило смеяться над их примитивным ритуалом. Хик-Хик попятился.

Фунгусы ему угрожали. Без слов. Чудовища передавали ему свою обиду и боль, и он это чувствовал. Другого языка у них не было. Их эмоции пробивались из грибных тел наружу, летели по воздуху и проникали прямо ему в сердце. И Хик-Хик понимал эти сигналы: его издевательство вызвало у них обиду и ярость. Еще шаг назад, еще два. Округлые головы следовали за ним, глядя на него в упор. Фунгусы были оскорблены. Очень оскорблены.

Его охватил первобытный страх. Там, под дождем, в лесу, на склонах Пиренейских гор, на самой дальней окраине мира, он был один в окружении тысячеруких чудовищ с острыми когтями и вечно влажной кожей, и помощи ждать неоткуда. Кто эти твари на самом деле? Он никогда не сумеет ответить на этот вопрос. Хик-Хик тяжело вздохнул. Ему пришли в голову последние слова Майлис: «Эти существа и власть над ними приведут вас не к революции, а к погибели». Она сразу все поняла: «Это фунгусы, Хик-Хик, фунгусы!» И была права. Как можно так глубоко заблуждаться? Зачем ему, анархисту, Власть над другими существами, пусть даже столь неизученными, столь непонятными?

Эта мысль прокладывала себе дорогу в его мозгу, словно топор в стволе дерева. Майлис права, как всегда. Надо избавиться от этих чудовищ: рано или поздно, тем или иным способом они с ним покончат. Хик-Хик попытался скрыть свои страхи, замаскировать их и отдал фунгусам абсолютно нелепый приказ. Велел раскопать заднюю стену кауны, используя кончики своих многочисленных пальцев в качестве кирок и лопат. Ничего другого ему в голову не пришло. Работать им следовало как раз там, где Касиан некогда приказывал ему долбить грунт:

– А ну-ка, товарищи, за дело! Давайте, пошевеливайтесь!

Фунгусы не двинулись с места. Они впервые не подчинялись его приказу. Чудовища стояли неподвижно, подставив головы под капли дождя, которые отскакивали от их кожи, а желтые глазки буравили Хик-Хика, пока наконец Коротыш не запрыгал от радостного возбуждения.

Этому маленькому монстру всегда хотелось действовать, он должен был расходовать энергию, и любой приказ приносил ему радость. Всем своим видом он будто бы говорил: «Надо долбить стену? Будет сделано!» Коротыш бросился к пещере, фунгусы последовали за ним, но Кривой подчинился приказу позже других. Он по-прежнему смотрел на Хик-Хика, как дерзкий и непослушный мальчишка. Тот неуверенно кивнул, указывая монстру дорогу:

– Вперед, товарищ! Тебе что, нужно специальное приглашение? Иди с остальными.

Наконец Кривой нехотя направился к пещере. Вся его фигура выражала отвращение, но все-таки он выполнял приказ. Когда все три фунгуса оказались в кауне, Хик-Хик закрыл снаружи дверь.

У него был припасен бидон керосина, украденный из кладовки Касиана. Полить им дверь, поджечь ее – и всему конец. Чудовища исчезнут, а вместе с ними исчезнет дьявольская связь, которая существовала между ним и монстрами. «Это фунгусы, это неминуемая гибель», – предупреждала его Майлис. И не ошибалась. Да, да, он от них отвяжется. И Хик-Хик приступил к делу: выплеснул на дверь бидон керосина, да так, что пропитались все доски. Остатками керосина наш герой смочил грязную тряпку и поджег. Оставалось поднести тряпку к двери. Одно движение – и он навсегда избавится от чудовищ.

И тут появилась Лысая Гусыня.

Откуда взялась эта тварь, черт бы ее побрал? Наглая птица гоготала, раскидывая крылья: «Га-га-га!» И именно в этот миг, когда гусыня вопила, а Хик-Хик все еще сжимал в руках горящую тряпку, он услышал пять самых страшных слов, которые только может услышать подданный испанского королевства:

– Руки вверх! Мы – гражданская гвардия!

Бедняга обернулся и увидел двух всадников в светло-зеленой униформе, плащах и треуголках, которые целились в него из винтовок. Как ни странно, лошади не шарахались, почуяв фунгусов: дверь так провоняла керосином, что запах чудовищ до них не доходил.

– Бросьте фитиль.

Любой испанец легко бы понял, почему Хик-Хик послушался без промедления. Он уронил на землю горящую тряпку и поднял вверх обе руки, показывая, что сдается. Один из гвардейцев спешился и потушил тряпку, наступив на нее сапогом. Гусыня старалась изо всех сил: она указывала на Хик-Хика клювом и гоготала, пытаясь объяснить его вину. Неприкаянная птица долго бродила по окрестностям, но, завидев стражей порядка, решила действовать.

– Откуда вы достали зажигательную жидкость? – спросил второй гвардеец. – Сперли, не так ли?

Нет-нет, он ничего не крал! Хик-Хик без труда догадался, что привело патруль к его пещере: дилижансы, нападение на пассажиров на дороге в Тарбу. Налет был совершенно нелепым – ни жертв, ни грабежа, и все же они его совершили. И тому было по крайней мере двадцать свидетелей – пассажиров экипажей. Кто-то заявил о случившемся. В связи с происшествием гвардейцам велели прочесать горы и долины, проехать по всем тропинкам и руслам рек верхом на кое-как подкованных клячах, не прекращать поисков даже в дождь и метель, лишив их крова над головой и тепла в очаге. Их скверное расположение духа нетрудно было понять.

Некоторое время тому назад гвардейцы услышали выстрел, тот самый, который убил фунгуса. Пуля вылетела из карлистского револьвера с характерным грохотом: «Бр-рум!» Осталось проследить, откуда раздался сотрясший горы грохот.

Хик-Хик прекрасно знал, что с гвардейцами шутки плохи, расправа у них была даже короче, чем у полицейских. Еще бы, они – гражданская гвардия! Бедняга принялся извиняться, путаясь в словах. Это оказалось ошибкой: кто просит у властей пощады, наверняка совершил преступление. Остается узнать – какое.

Возле пещеры гвардейцы привязали лошадей к упавшему дереву, подошли к Хик-Хику и приказали ему открыть дверь.

– О нет, только не это! – взмолился бедняга, униженно заныл и забормотал что-то невнятное. Но патруль не сомневался, что кауна скрывает какую-то тайну, – и был прав. Гвардейцы отдали приказ таким тоном, словно заговорила сама Власть:

– Откройте дверь.

Пришлось подчиниться, хотя и против воли. Хик-Хик плелся к двери, как осужденный на эшафот. Он прекрасно знал, что случится дальше, но делать было нечего.

Он нехотя отодвинул большой камень, который привалил к двери, чтобы ее труднее было открыть, и сделал последнюю попытку остановить гвардейцев.

– Пожалуйста, господин офицер, не ходите туда.

Единственным ответом на его мольбу стал удар приклада в живот. Хик-Хик отошел с дороги. Один из гвардейцев держал его под прицелом, другой направился в пещеру.

Гвардеец погрузился в темноту кауны, как пловец, ныряющий в чернильно-черное озеро, и стал на ощупь продвигаться вперед. Обоняние донесло до него первый сигнал. Внутри пещеры уже не пахло керосином – его вонь исчезла, перекрытая густым ароматом мокрого мха, словно сам лес источал запах своей крови. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он начал различать какие-то силуэты. Они скорее угадывались в темноте, чем открывались взгляду: полукруглые растительные формы, казавшиеся чьими-то цилиндрическими туловищами, тонкие и сильные конечности, покрытые влажной лягушачьей кожей. Строение их тел казалось непостижимым человеческому разуму. В первую минуту гвардеец подумал, что его окружили змеи: ему слышался странный посвист и шорох, похожий на тот, который издают скользкие рептилии, трущиеся друг о друга. Он сунул руку в карман мундира и зажег спичку.

Огонек высветил желтые и блестящие, ярко блестящие круглые глаза. Маленькие и зловещие. Горящей спички вполне хватало, чтобы понять, что шуршат не змеи, а длинные языки. Они двигались сами по себе, словно отдельные существа. Гвардеец отчетливо видел эти трубчатые языки, свернутые кольцами, точно ленты серпантина, и пасти, из которых они высовывались. На челюстях вместо зубов теснились сотни шипов. Увидел он и нечто иное.

Слева, прямо рядом со спичкой, возникла не то чудовищная рука, не то нога; она напоминала длинный корень, тонкий, как металлический трос, прочный и острый, как стальной клинок. Этот клинок взлетел вверх, а потом рухнул вниз. Удар был резким и точным, словно сработала гильотина. Кисть, державшая спичку, упала на землю.

Гвардейцу, сторожившему Хик-Хика возле пещеры, ни разу в жизни, даже когда они пытали заключенных в участке, не доводилось слышать таких душераздирающих криков. Он и не думал, что голосовые связки способны выразить столько боли и страха. Через пару минут из пещеры выскочил окровавленный ком.

Вот что увидел гвардеец: крупный шматок мяса, мало напоминающий человеческое тело, с торчащими сухожилиями и истерзанными венами, из которых еще лилась кровь, завернутый в лохмотья зеленой ткани, вылетел из пещеры, словно блевотина из глотки, и рухнул к его ногам.

Хик-Хик поразился тому, как изменился его страж: краснолицый здоровяк в одну минуту побледнел, как полотно. Отбросив тяжелую винтовку, он кинулся наутек. Плащ развевался по воздуху. Гвардеец бежал что было духу, но далеко убежать не смог.

Три фунгуса появились на пороге кауны, словно джинны, выпущенные из лампы. Чудовища визжали, их визг напоминал лязг железа. В нем слышались обида и жажда мести. Хик-Хик зажал уши руками, он знал, что сейчас произойдет, и не мог вынести этой сцены.

Разъяренные фунгусы обезглавили двух лошадей и выпустили им кишки, выместив на несчастных животных всю ненависть и досаду, будто в отместку за надругательство Хик-Хика над их мертвым собратом. Как ни странно, они не тронули Лысую Гусыню, а аккуратно и ловко ее обошли, как законопослушные граждане, которые выполняют написанное на табличке требование: «По газонам не ходить», а потом устремились вдогонку за гвардейцем.

Преследуя несчастного, они швыряли в него кусками конских туш и ошметками трупа его убитого товарища. Копыта, ступни, головы. Фунгусы запускали в беглеца мотки кишок, которые разворачивались в воздухе, точно сети гладиаторов, и шлепались окровавленными кучами слева, справа, под ноги бегущего. Действие было жестокой игрой, дьявольской пыткой, потому что на самом деле любой из монстров бегал в десять раз быстрее, чем гвардейцы. И гораздо быстрее Хик-Хика, который мчался за ними, крича:

– Нет, нет, не трогайте его!

Слова людей фунгусы понимали хуже, чем их эмоции: они чувствовали переживания хозяина, его страх, но в то же время его отвращение и ненависть к зеленым мундирам. И чудовища сочли это сигналом к действию.

Они набросились на гвардейца, как стая коршунов падает с неба на жертву. Хик-Хику оставалось только смотреть, как несчастный исчезает под грудой исполинских тел с цилиндрическими туловищами и ветвистыми конечностями. Когда он добежал до фунгусов, их когти, пасти и острые колючки зубов уже разорвали бедолагу в клочки.

Хик-Хик молча уставился на кровавое месиво. То, что минуту назад было человеческим существом, превратилось в кучу костей, растерзанных мышц и обрывков ткани и кожи. Он отвернулся и со слезами в голосе произнес:

– Что вы наделали? Что вы наделали?

Он прекрасно понимал, что гибель этих людей означает для него смертный приговор. Расправиться с несколькими контрабандистами, о которых никто и не вспомнит, – одно дело, а убить двух гражданских гвадейцев – совсем другое. Фунгусы ничего не знали о государстве и полиции, о том, как все устроено в мире. А ему это было доподлинно известно. В Барселоне, где Хик-Хик прятался в пролетарских районах и окрестностях порта, ему удавалось выжить, потому что его незначительная персона не интересовала власти города. Теперь же он заклеймен. А когда запускаются подобные механизмы, их ничто не может остановить. Ничто и никогда.

Рано или поздно пропавших гвардейцев хватятся, направят сюда новые и новые патрули и отряды и неминуемо его схватят, а потом посадят в тюрьму, будут пытать и казнят. Это только вопрос времени. Камера, допросы, удары по ребрам. «Хик, хик! Можете меня бить, сколько хотите! Не зря меня зовут Хик-Хик, я смеюсь над вашими тюрьмами и дубинками!» Нет, сейчас ему было не до смеха, он уже не был никому не известным дебоширом, а превратился в убийцу. А Государство не прощает убийц гражданских гвардейцев. Никогда.

Пытки начнутся сразу же после ареста. А дальше ему придется вытерпеть не только побои, суд и казнь, но и присутствие адвоката. Да, ему назначат защитника. Зачем? Ответ очень прост: в идеальном аду нельзя обойтись без демонов, шепчущих о надежде.

Гаррота. Ему не раз приходилось видеть казни на площадях. Осужденному надевают на голову капюшон, сажают на стул и прижимают спиной к столбу, а шею обхватывают железным обручем. Палач вращает рычаг, и толстый винт с острием на конце вонзается сзади в шею преступника. Винт прокладывает себе дорогу между костями и разрушает позвоночник, а из-под капюшона тем временем слышатся стоны казнимого. Его последние вздохи.

Двое гвардейцев убиты, и смерть их абсолютно бессмысленна. Какой же ты идиот, Хик-Хик! Тебя найдут. И покарают.

Он пустился бежать, будто ополоумев. Все дальше и дальше от кауны, туда, в лес, как будто искал убежища в густой чаще, скрытой в горах. На бегу он срывал с себя одежду, словно ненужный более груз прошлой жизни. На землю упали котелок, черное пальто, брюки и, наконец, длинные грязные подштанники. Хик-Хик бежал и бежал совершенно голый, а фунгусы следовали за ним по пятам, точно борзые псы, и внимательно следили за всеми чувствами, которые рождались в его смятенной душе. Однако они не могли понять смысла этих безумных порывов, не способны воспринять подобное безумие. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, несся Коротыш. Он оказался ближе всех к Хик-Хику и не спускал с него глаз. Самый маленький фунгус был одновременно напуган и возбужден, чувствуя отчаяние, которое исходило из груди беглеца.

Холод возвращал Хик-Хика к жизни. Он не желал останавливаться, ему казалось, что если он замедлит бег, то сразу умрет. Что он наделал! Что наделал! Фунгусы не отставали. На бегу они стрекотали, точно сверчки: «Крик, крик, крик! Хик-Хик, Хик-Хик!» Лысая Гусыня присоединилась к компании. По какой-то неизвестной причине чудовища не причиняли ей вреда, хотя и не защищали. Они терпели птицу, принимая ее присутствие как должное. Расправив крылья, она возглавляла процессию фунгусов и гоготала, гоготала, не переставая. Необычное возбуждение обуяло ее, словно крошечные птичьи мозги предвидели, что безумная гонка вот-вот закончится каким-нибудь невероятным и поразительным образом.

Возможно, так оно и было.

Хик-Хик бежал во всю прыть и даже не пытался раздвигать ветви деревьев и кустарников, с ходу пробивая всем телом зеленые преграды, как будто не боялся ухнуть в расселину, скрытую под ковром лишайников. Нет, умирать ему совсем не хотелось! Но в руках у него оказалась Власть, а какой от этого прок? Фунгусы могли защитить его от медведя, от двух гвардейцев, от дюжины пурпуров. Но могли ли они противостоять целому государству? До сих пор анархистский Идеал был для него не более чем темой для болтовни в трактирах. И сейчас, когда Хик-Хику предстояла борьба с власти придержащими мира сего, когда карательный механизм государства вот-вот обрушится на его голову, он понимал, что весь его революционный задор помещается в стакане вина.

Он бежал и бежал, не останавливаясь. Сумерки постепенно сменились ночью. В лунных лучах беглец увидел огромный гриб, подобный тому, который той ночью 1888 года по его вине оторвался от земли. Хик-Хик остановился на миг, только на одну секунду, и перевел дух. Потом сжал кулак так крепко, что ногти вонзились в ладонь, изо всех сил ударил гриб в центр шляпки и пустился бежать дальше. Там стоял еще один гигантский гриб, и Хик-Хик, не останавливаясь, треснул его кулаком. Он бежал через лес, и на пути ему попадались все новые и новые грибы. И несчастный беглец, ни о чем не задумываясь, наносил им удар за ударом. Он больше не тормозил: пробегая мимо, нагой бегун лупил грибы по макушкам и несся дальше.

Государство хочет его уничтожить: и правительство, и полиция – весь установленный в мире порядок. Все желают его смерти, все власть имущие на свете. Судьи, законы… Да что эти судьи и прокуроры знают о жизни, о существовании на этих горных вершинах? И, тем не менее, эти люди его осудят. И будут безжалостны. Если им захочется, они объявят фунгусов вне закона, как будто можно объявить незаконной саму жизнь. О да, такое решение развяжет им руки! «Фунгусы – нелегальны, а следовательно, согласно священным законам людей, их не существует». Хик-Хик хорошо знал адвокатов и прокуроров: юристы – это люди, решающие проблемы на бумаге и воображающие, что таким образом все уладится.

Но фунгусы существовали и были более реальны, чем любые законы. На самом деле они-то и представляли собой его действительность. Именно так: не Хик-Хик владел фунгусами, а чудовища распоряжались его жизнью. Теперь он это понимал. Ничего другого ему не оставалось – только скинуть одежду, кричать и бежать, чувствуя, как его уд болтается из стороны в сторону, точно кожаный маятник. Нет, только не смерть! Даже нищенская жизнь в пещере лучше гибели. Беглец несся все дальше, натыкался на огромные грибы и лупил их то правым, то левым кулаком, а из глаз его на бегу лились слезы отчаяния, боли и страха. Грибы-великаны там и сям, все новые и новые: удар кулака – и они превращаются в фунгусов, в фунгусов, в фунгусов. Слева и справа, еще и еще, новые удары и новые фунгусы, которые присоединялись к безумной и оголтелой свите, сопровождавшей человека. Их становилось все больше и больше.

Беги, Хик-Хик, беги! Не останавливайся!

– Хик-Хик, Хик-Хик! – стрекотали чудовища, бежавшие рядом, за спиной, слева и справа. И вся эта компания высвобождала споры. Целые облака серебристых, как чешуя сардины, спор освещала лес, точно тысячи крошечных лампочек. Новый удар кулака, и еще один, и еще – и наконец несчастный упал на землю без сил, рухнул навзничь, тяжело дыша.

Растянувшись на колючей траве, Хик-Хик посмотрел на небо. Ветер раскачивал верхушки деревьев. Бедняга до сих пор не заметил, что наступила ночь. Луна висела прямо над головой, круглая, как тарелка, а звезды жалобно мигали, будто сочувствуя ему. Хик-Хик безутешно плакал, закрыв лицо руками. Он обречен. Деваться ему некуда. Все равно правительство его уничтожит. Напрасно Майлис пыталась его предостеречь: зачем человеку вся Власть мира, если она влечет его к гибели?

Вокруг толпились фунгусы, множество фунгусов. Кривой смотрел на Хик-Хика; странные растительные черты его детского личика выражали глубокую печаль – таким грустным Хик-Хик его раньше не видел. Коротыш тоже стоял неподалеку, в полуоткрытой пасти виднелась хищная челюсть. Маленький фунгус был не столько сердит, сколько растерян: он чувствовал страх, смертельный ужас, который источал его хозяин. Однако ему не было дано понять причину этого безмерного ужаса, потому что Коротыш ничего не знал о мире людей. Наконец, расстроенный маленький монстр требовательно потянул Хик-Хика за руку сотней длиннющих пальцев. Он хотел, чтобы тот снова направлял их действия и отдавал приказы. Коротыш хныкал и настаивал на своем, дергая хозяина за руку с решимостью, необычной для фунгусов. И Хик-Хик подчинился: в темноте пиренейской ночи он встал на ноги, обнаженный, словно дикий и хмельной Адам, и посмотрел вокруг. Перед ним стояло множество фунгусов: каждый удар его кулака породил чудовище, и теперь их плотная масса распространяла сильнейший дух оживших лишайников. Но сейчас Хик-Хик чувствовал только холод и боль – синяки покрывали все его тело. А еще страшно хотелось спать. Наконец, понимая, что другого выхода нет, он не слишком решительно произнес:

– Отнесите меня домой.

Хик-Хик закрыл глаза, и множество рук-веток с холодными пальцами подняли его нагое тело. Минуту спустя по лесу двигалась нескончаемая мрачная процессия чудовищ, молчаливых и готовых служить хозяину. Они выполнили приказ и несли его домой.

То есть, ясное дело, в кауну.

В процессии приняли участие более пятисот фунгусов. И одна гусыня.