Текст книги "Империя. Путешествие по Римской империи вслед за монетой"

Человеческий товар: повозки с рабами

Теперь торговец имеет только одну цель: побыстрее добраться до Италии, чтобы продать свой ценный товар. Дорога среди лесов ему совсем не нравится. Поэтому он примкнул к каравану торговцев рабами, с их повозками-клетями, внутри которых теснятся десятки германцев. Охранники, сопровождающие и контролирующие телеги с человеческим товаром, призваны отразить возможные атаки.

Рассмотрим эти повозки. Если бы мы провели сравнение с современными автомагистралями, то без труда сблизили бы их с фургонами для перевозки животных, иногда обгоняемыми нами на трассах. Сколько раз мы спрашивали себя: что станет с той овцой, коровой или свиньей? И знали ответ: их ожидала короткая жизнь с незавидным концом в супермаркете или мясной лавке. А потом наша машина набирала скорость, грузовик оставался далеко позади и испарялся из памяти.

Римляне реагируют так же. Сколько раз римский мужчина, женщина или ребенок видели, как мимо них проезжают те самые повозки, груженные человеческим товаром? Сотни раз… Возможно, они на минуту отвлеклись, проводили их взглядом, с любопытством рассматривая лица рабов. А затем вернулись к своим обыденным заботам. Рабство – совершенно привычная вещь. Никто не возмущен. В этом – одно из огромных различий между нами и Римской империей.

Но и у нас еще есть рабство, в области секса и нелегалов-иммигрантов. При такой демократии, как наша, где готовы защищать даже права кошек и собак, подобное недопустимо. Чудовищна сама мысль, что до сих пор существуют работорговцы. Но еще ужаснее то, что есть люди, готовые покупать или использовать невольников. В некотором смысле работорговцы и их клиенты никогда не исчезали и сегодня живут среди нас. И совсем не похожи на чудовищ. Более того, зачастую тот, кто пользуется сексуальными услугами девушек-рабынь или нанимает на работу нелегальных иммигрантов, выглядит вполне нормальным человеком, который, возможно, сидит в ресторане за соседним столиком.

Подойдем ближе к веренице из четырех повозок с рабами. Парадоксально, но факт: подобная сцена никогда не описывалась в исторических книгах.

В первую очередь поражает вид самих повозок, скрипучих и шатких, где малейшее движение перерастает в землетрясение. Колеса сплошные, без спиц, наподобие круглых столешниц. Оси – из железа, но в детских повозках они деревянные.

Рассмотрим людей. Это германцы. У всех сальные, спутанные волосы, особенно у женщин. Они словно прекратили заботиться о себе. Полуголые, грязные. Остатки жалких одежд порваны или истлели. После многих дней пути никто и не помышляет о стирке. Перед нами – лишь живой товар. И потом – запах. Он, пожалуй, поражает больше всего: телеги источают зловоние. Никто не только не моется вот уже много дней, но и не выходит… по нужде, которая справляется здесь же, «на борту».

Наши глаза стараются, естественно, поймать взгляды рабов, но это удается нечасто. Все развернуты спиной к решеткам, словно решив закрыться от мира. Кто-то стоит на ногах, другие сидят. Никто не разговаривает. Они вперили взоры в землю, смятые судьбой, которая в одночасье превратила их из свободных мужчин и женщин в вещи. И теперь их ждет жизнь, полная мучений. До самой смерти. Может быть, скорой. А как бы вы себя чувствовали?

Особенно впечатляет детское молчание. Подойдем к самой маленькой из повозок. Тут никто не плачет и не протестует. У них также закончились слезы. Один малыш скорчился в углу без движения. Поза неподвижного тельца, лишенного всякой помощи, воплощает собой всю антигуманность рабства. Острое страдание столь очевидно, что пронзает сердце. Вот, пожалуй, самая жуткая сцена, виденная нами в этом путешествии. Отчаяние ребенка, обреченного на рабство, бесконечно. Словно угас свет будущего – не только для него, но и для всего человечества.

Мужчины, женщины и дети, которые молча едут навстречу своей печальной участи. Нельзя не думать об иных эшелонах, которые почти две тысячи лет спустя, в тех же самых землях, по рельсам совершат обратный путь, груженные обреченными на истребление людьми.

Одна девочка смотрит на нас. Лицо обрамлено прутьями решетки. Взгляд ее невозможно понять: в нем нет мольбы, злобы или печали. Она просто смотрит на нас, и все. Таков взгляд тех, кто перегорел и чье сердце опустошено. В свои годы она могла бы играть с другими детьми, а вместо этого окончит дни, услаждая ночами греческого лавочника, или, что хуже, в борделе на далматском побережье.

К нам приближается охранник и теснит прочь, свирепо сверкая глазами. Мы вынуждены остановиться. Но ангельское лицо, удаляясь, продолжает смотреть на нас.

Работорговец

К подобному зрелищу нам невозможно привыкнуть. Неужели ни один римлянин не возмутился торговлей людьми?

На самом деле римляне ненавидят любого работорговца (mango). Человек, чье состояние может достигать невероятных размеров. Человек без принципов. И мы в этом сейчас убедимся. Дверь деревянной повозки, по виду вполне напоминающей дом на колесах, открывается, из нее высовывается работорговец, который обозревает небольшой караван. Сквозь приоткрытую дверь нам удается рассмотреть целую передвижную «квартиру», с кроватью, крытой шкурами, с сидящей белокурой девушкой, без сомнения рабыней.

У мужчины маленькие беспощадные глазки, длинный нос, тонкие губы. Торчащий живот говорит о хорошем питании, а множество колец свидетельствуют о его обширной торговой деятельности. Он и вправду ни на секунду не останавливается. Постоянно бывает на границах, куда доставляют «груз» его германские «поставщики», захватывающие людей из соседних племен и привозящие их ему на продажу. В других случаях он следует за легионами во время полицейских пограничных операций или в момент набегов. Его повозки наполнены не только пленными воинами, но и женщинами и детьми, похищенными во время военных рейдов по деревням за пределами границ. Когда же нет крупных военных операций, существуют другие источники пополнения рабского товара: он посылает своих приспешников в города подбирать детей, покинутых родителями. В любом городском центре имеется место, куда их подбрасывают по ночам или ранним утром, – храм, колонна, угол улицы или свалка. Почему детей бросают? Потому что родители не хотят или не могут воспитывать их. Из-за бедности или многочисленности семейства. Рожденные проститутками тоже становятся подкидышами… Кроме того, есть дети, отвергнутые «благочестивыми» семьями, когда есть подозрение, что они стали плодом измены или просто оказались нежеланного пола…

Сломать младенцу руку или сделать хромым – довольно распространенное дело, потому что они чаще востребованы теми, кто нуждается в малолетних рабах, просящих милостыню.

И римских граждан могут похитить. Речь идет о свободных гражданах, пропадающих внезапно, например в деловых поездках. Ими также пополняют невольничий рынок… Эту сторону дела мы сможем рассмотреть в течение нашего путешествия в другой точке Римской империи.

Прибытие в Италию

Через несколько дней караван переходит через Альпы и готовится к пересечению Паданской равнины. Они удлинили путь, поднимаясь высоко над уровнем моря. Похолодало. Горы еще покрыты снегом. Однако никто не отваживается штурмовать вершины в древнеримскую эпоху. Альпинизм не развит, время «любителей гор» еще не настало. Горные хребты считаются враждебным местом, опасным и запредельным. Как сегодня – пропасти. Нет желающих подняться на вершину, кроме разве что редких охотников за горными козлами или сернами. Поразительно, но где-то там, наверху, среди ледников Альп, еще ждет своего открытия мумия ледяного «человека из Симилауна» (тирольского доисторического человека, чьи останки были обнаружены в леднике в полной сохранности, вместе с топором, луком, стрелами, одеждой и пр.). Представьте, что в древнеримскую эпоху она провела там во льдах уже три тысячи пятьсот лет, то есть больше времени, отделяющего нас от Рамзеса II. Но пройдет еще две тысячи лет, прежде чем мумию обнаружат и изучат.

Караван пересек горные хребты. Несмотря на то что германцы привыкли к экстремальным условиям, уже трое рабов скончалось от холода, голода и суровых испытаний перевозки. Другие натерли раны на щиколотках и шее от железных оков и ошейников.

Работорговец излил гнев за упущенный куш, подвергнув жестокой порке собственных слуг, прекрасно осознавая, что в этом не их вина. В каждом путешествии неизбежны людские потери среди рабов.

Но теперь необходимо преодолеть еще одно, последнее, препятствие – таможню.

Прохождение таможни: уловки и проверки

Римские таможни располагаются в стратегических точках по всей империи, и не только непосредственно на ее границах, как было бы логично предположить, но и между землями двух близлежащих провинций. Каждый вид товара, проникающий в их пределы, должен быть обложен налогом, несмотря на то что он привезен с территории империи.

Можете себе представить длинные ряды таможенников, которые ищут любой повод разжиться лишней монетой… Все это разворачивается в данный момент. Наш караван замер на долгие часы.

Закон предельно прост: все, что необходимо в пути, не облагается пошлиной. Поэтому повозки, быки, мулы, кони, «чемоданы» с одеждой и весь прочий скарб usum proprium,[50]50
  Для личного пользования (лат.).


[Закрыть] в частности кольца, личные украшения, документы, карманные солнечные часы, не требуют налогообложения.

Все остальное облагается пошлиной. И речь идет действительно обо всем: два брата в небольшой повозке спорят с таможенником, собирающимся обложить платежом урну с прахом отца, которую они везут домой на захоронение в семейном склепе. Мертвый должен быть оплачен. Остается определить цену… Именно вокруг этого вопроса разворачивается спор…

Таможенники, или portitores, запрашивают в первую очередь список ввозимых вещей, так называемый professio. Налоги между тем вполне приемлемы, они составляют около двух процентов от стоимости товара и могут достигать максимум пяти процентов.

Однако совершенно другой вопрос – предметы роскоши. Шелк, драгоценные камни, дорогие ткани облагаются пошлиной в 25 процентов. Ясно, что нашему торговцу янтарем придется расстаться с приличной суммой денег. Но он, как полагается, все предусмотрел, ибо является «человеком мира»… Так, он намекнул, что хотел бы поговорить с глазу на глаз с управляющим таможней. И когда тот взошел на малую крытую повозку, он заплатил кругленькую сумму золотыми монетами за частичную проверку янтаря и вложил в руку таможенника прекрасный камень, чтобы осмотр на этом и завершился… «Сделаешь великолепное украшение своей жене», – сказал он. Разумеется, самые ценные и крупные куски янтаря расположены внизу, в надежном укрытии, поэтому они ускользнули от глаз таможенников, которые проверили материал среднего качества, специально выставленный торговцем напоказ.

На самом деле притворяются обе стороны. Таможенники прекрасно знают, что если бы продолжили проверку, то обнаружили бы более ценные куски, однако и при данном раскладе все остаются довольны: управляющий снял с купца высокую для пограничных налогов сумму (хватит даже на неплохой остаток, чтобы разделить его среди коллег). Торговец, со своей стороны, знает, что заплатил лишь часть пошлины и прилично сэкономил. В результате молодая жена таможенника получит изысканно отделанное ожерелье.

По правде сказать, двое мужчин встречаются не впервые, и всякий раз между ними действует молчаливое соглашение о неполной проверке товара…

Как будто ничего не изменилось за два тысячелетия…

Главный таможенник сходит с колесницы и приказывает своим подчиненным скрепить печатью разрешение на проезд для торговца янтарем. Те понимают с полуслова и знаком показывают небольшой повозке отделиться от каравана и продолжить путь.

Вскоре раздаются радостные восклицания одного из таможенников. На дне мешков у задержанного на границе погонщика мулов обнаружены великолепные серебряные блюда… Ясно, что тот намеревался, используя свой смиренный облик бедняка, провезти роскошные вещи. А вдруг они похищены? Или его послал хозяин, желающий избежать проверки? Нам неизвестно. Мы знаем только, что в данном случае чутье таможенников не подвело. Опыт подсказывает им, что некоторые бедные на вид, безвестные странники могут преподнести массу сюрпризов и подарков. И они научились определять их…

И что дальше? Закон прост: все будет изъято. Но виновник может выкупить изъятые вещи, разумеется по цене, которую ему назначат таможенники! То есть как минимум вдвое превышающей истинную стоимость предметов.

Сокрытие рабов

Совсем иная ситуация складывается с повозками с рабами.

Работорговец нервно расхаживает взад-вперед, подгоняя таможенников, потому что его «товар» зачах от холода. Однако эти действия лишь усугубляют тщательность проверки. Задетые его резким и нахальным тоном, контролеры принимаются шарить повсюду, в том числе и среди личных вещей, в поисках незадекларированных предметов. Обыскиваются даже сопровождающие охранники и все члены каравана.

Хозяин волнуется не из-за проверок. Он чист и знает, что ничего обнаружено не будет. На самом деле он лукавит в другом. Гибель нескольких рабов снизила будущую выручку, и поэтому он пытается провезти двух невольниц под видом членов своей семьи. Одна – это светловолосая девушка, которую мы мельком видели на кровати в повозке. Другая – девочка с остановившимся взглядом. Он одел их в приличные одежды и посадил рядом с собой во главе повозки, заявляя, что перед нами – его жена и дочь.

Выбраны именно они, молодые и красивые, поскольку это – его самый ценный товар и на рынке за них можно много выручить. Кроме того, можно рассчитывать на их молчание. Одна затравлена и запугана работорговцем, который угрожал ей расправой. Другая никогда не говорит… Такой трюк уже проходил не единожды. Но он рискован.

Римский закон в этом отношении ясен, как напоминает Лайонел Кэссон, доцент Нью-Йоркского университета и крупный специалист в области путешествий в древности: если на границе некто скрытно пытается провезти раба, выдавая его за члена семьи, а раб тем временем выдает свое истинное происхождение, то последний немедленно освобождается. Он прекращает быть рабом.

Начальник таможни обращает внимание на девушку и малышку… и начинает подозревать. Неудивительно, что у работорговца красивые жена и дочь. Однако одна деталь выбивается из этой истории: взойдя на повозку, он видит только одну кровать. И для одного человека это ложе кажется узким, а уж для пары и подавно. И где тогда спит девочка? Даже на полу нет места.

Он понимает, что здесь что-то не так. Осматривает обеих, сидящих в повозке, и поражается растерянному взгляду ребенка. Такое выражение глаз невозможно забыть. Глава таможни все понял… Но как освободить ее? Ведь сама она не может заявить, что рабыня…

Он придумал следующее. Снимает шлем. Подходит к девочке и с улыбкой начинает тихонько напевать колыбельную на германском наречии. Такие песни поет новорожденной дочке его жена (молодая женщина, которая получит янтарное украшение). Он женился на получившей свободу рабыне (так называемой либерте), также уроженке Германии. Однако сложно установить, из того ли она племени, что и малышка. Германские народы многочисленны, их обычаи и диалекты разнообразны. Но лингвистическая основа у всех едина. Как знать, может, ему и удастся расшевелить девочку…

Начальник таможни смотрит ребенку прямо в глаза и запевает первый куплет… но ничего не происходит. Начинает второй… безрезультатно. Пробует нежно на ушко девочке пропеть третий… Она обнимает его маленькими ручонками. Ее глаза наконец заблестели. И раздается громкий крик «мама!»…

Словно лист, несомый течением, ее судьба снова неожиданно совершила крутой поворот. Начальник берет ее на руки, а затем протягивает руку и тянет также девушку-«жену» в здание таможни. Работорговец с жаром бросается на них, стараясь удержать, но замирает, когда два других таможенника, наблюдавшие за сценой, обнажают клинки и приставляют к его груди и горлу. Тот поднимает руки в знак повиновения и отступает к колеснице. Он понял, что игра проиграна.

Освобождение

Колонна повозок, согласно правилам, остановлена и сгруппирована у края дороги, чтобы не задерживать проезд остальных. Посылают за женой начальника таможни. Она входит в комнату-кабинет своего мужа и обнаруживает там малышку с темно-синими глазами и всклокоченными белокурыми волосами, закутанную в покрывало и с кружкой молока в руках.

Женщина произносит всего несколько слов на знакомом наречии – и девчушка бросается ей навстречу, ища защиты в складках длинных одежд.

Требуется совсем мало времени, чтобы выяснить, что торговец ей не отец, а светловолосая девушка – не ее мать. Сложнее заставить заговорить последнюю, окаменевшую от страха. Но и в этот раз с помощью жены таможенника и общего для женщин языка лед постепенно растапливается.

Обеих поймали в самом сердце Германии «ловцы людей» из их же народа, а затем перепродали работорговцу.

Начальник таможни, собрав своих людей, направляется к работорговцу и официально заявляет, что тот освобожден от надзора за двумя рабынями, как предписывает закон. Мужчина выпучивает глаза и багровеет от ярости, но не имеет права возражать. Заплатив свою таможенную пошлину, он командует колонне возобновить движение.

Сотрясаемые резкими толчками, качаясь, повозки отправляются дальше по направлению к Паданской равнине. В клетках никто не оглядывается назад. Все ожидают разрешения собственной участи на первом же невольничьем рынке, который не за горами. Это вопрос нескольких дней.

Таким образом, караван, груженный разными судьбами, удаляется, поскрипывая, сворачивает и скрывается за поворотом.

До последнего момента его провожает взглядом девочка, сжимающая руку новой мамы… Итак, начальник таможни уже понял, что сегодня его семья пополнилась новым членом…

Милан того времени

Торговец наконец прибыл на Паданскую равнину. Он мог бы направиться в Аквилею, где существует развитый рынок янтаря. Но он предпочел пройти здесь, поскольку знает отличного покупателя для своих необработанных кусков. Это одно из самых видных семейств древнего города, именуемого… Медиоланум. То есть Милан.

Размеры Милана в древнеримскую эпоху, естественно, не соответствуют настоящим: достаточно сказать, что место, где впоследствии будет воздвигнут замок Сфорца, ныне самый центр мегаполиса, в период правления Траяна находится за городской чертой. Несмотря на это, Милан играет большую роль на шахматной доске императорского Рима. Он оказался необходимой базой в тылу для кампаний Юлия Цезаря, а в дальнейшем Август повелел обнести его длинным рядом оборонительных укреплений.

Каков же его размер? Попробуйте поставить одну за другой шесть-семь площадей Миланского собора – и обойдете поселение от края до края в границах его республиканских укреплений. Итак, Медиоланум не громаден, но обладает всем необходимым: форумом, термами, красивым театром и даже протяженным цирком для колесничных и конных бегов в стенах города, что необычно для римского центра (как правило, они располагаются за его пределами). А стадион «Меацца» (так же известный как «Сан-Сиро») римской эпохи, то есть амфитеатр для гладиаторских боев, наоборот, находится за стенами. Таким образом, миланцам приходится выходить за ворота, чтобы попасть на зрелища.

Медиоланум – романский вариант кельтского имени. Действительно, семь веков назад его основало племя инсубров.

По мнению некоторых ученых, селение было названо Медиоланум, поскольку занимало срединное положение на перепутье дорог. С самого основания его сердце совпало с местом современного городского центра – Пьяцца дель Дуомо.

В те времена, разумеется, не было никакой фигуры Мадонны, возносящейся в небеса. Однако на ее месте возвышалась иная сакральная женская статуя, располагавшаяся внутри важного храма. Речь идет о Белизаме, богине искусств и ремесел, связанных с огнем. Полибий, греческий историк, живший за двести лет до рождения Христа, уподоблял ее Минерве.

Внутри этого храма, своеобразного собора кельтского времени, хранились истово почитаемые штандарты времен войны с кельтским народом – галлами-инсубрами, прозванные «бессменными».

Пришедший сюда издалека, после долгого путешествия, узнает в Медиолануме знакомые очертания: протяженную линию низких стен с башнями на равном расстоянии друг от друга. Струйки дыма поднимаются там и сям над древними защитными укреплениями, свидетельствуя о населенном пункте, живущем в полную силу. Именно этот факт радует торговца янтарем, который устал от долгого странствия и мечтает о термах. Он ускоряет ход повозки и становится мелкой точкой вдали, вскоре исчезающей в жерле ворот города.