Текст книги "Вернувшиеся"

Глава шестая

– Как дела у Ильи? – спросил Семен Ефремович, наливая Мише чаю.

Тот взял чашку, в который раз уже отметив про себя, что старик выглядит измученным, больным. Когда они познакомились несколько лет назад – Миша обратился к ученому за помощью, чтобы справиться с Мортус Улторем, которая терзала Илью (подробнее читайте в романе «Узел смерти» – прим. ред.), Семен Ефремович был крепким и бодрым, таким и оставался до недавнего времени.

А в последние пару месяцев постарел, стал еще меньше ростом, осунулся. Глаза потускнели, руки стали подрагивать. Миша забеспокоился, записал Семена Ефремовича к доктору, но тот все откладывал визит, и давить на него было бесполезно.

Миша привязался к старику, полюбил их долгие неспешные беседы, научился разбираться в сортах чая и кофе. Он приходил в набитую до отказа книгами квартиру Семена Ефремовича два, а то и три раза в месяц, часто звонил; у него постепенно вошло в привычку делиться с Семеном Ефремовичем планами, порой спрашивать совета. Старый ученый тоже полюбил Мишу, считая внуком, которого у него никогда не было.

– Илья наслаждается жизнью в Европе, – отшутился Миша.

Семен Ефремович кивнул, думая о чем-то своем.

– Вы же советовали и мне, и Илюхе не бояться перемен. Вот он и сменил все, что можно. Даже страну.

– В сущности, это чисто географические перемены, – возразил старик. – Перемещение в пространстве. Но куда бы человек ни отправился, он тащит за собой себя самого. Свою грусть, комплексы, страхи. Думается мне, что Илья ничего по-настоящему не переменил в жизни, это еще впереди. – Старик помолчал, а потом проницательно заметил: – Тебя что-то беспокоит?

Миша встал, подошел к окну и прикрыл форточку.

– Дует немного. Как бы вам не простудиться, – сказал он, обдумывая ответ. Снова сел в кресло, повертел в руках чашку.

Семен Ефремович, ничего не говоря, наблюдал за его действиями.

– Слышали про маньяка, которого прозвали «Душителем»?

– Он похищает и душит женщин, – кивнул старик. – Слышал, конечно. Кто в Быстрорецке о нем не слыхал?

– Что-то в этой истории меня беспокоит. То есть… – Миша взъерошил волосы, положил ногу на ногу. – Сам не понимаю.

– Ты полагаешь, там что-то… иное?

Миша не слишком уверенно покачал головой.

– Я понимаю: это должен быть человек. Да что там, это точно человек – свидетель видел машину, в которой маньяк привез очередную жертву, чтобы выбросить тело в Быструю. Но он… он нечеловечески удачлив. Мой крестный возглавляет поиски и говорит: убийца не оставляет никаких улик – ничего, что дало бы хоть какую-то зацепку. Отследить маньяка никак не получается, его мотивы неясны, тела он оставляет в разных местах.

Он умолк, и Семен Ефремович осторожно проговорил:

– Это все ужасно. Понимаю, ты тревожишься за Лелю – никто не может быть спокоен, пока убийца разгуливает на свободе. Но это дело следователей. Почему это так сильно тревожит тебя?

Михаил поглядел на старика. Никому больше не мог этого сказать, только Илье и Семену Ефремовичу. Но Илью лучше было не тревожить понапрасну, он и без того настрадался. Сейчас, когда у него все налаживается, было бы просто нечестно снова пытаться грузить друга всякой мистической жутью.

– Я и не думал об этом особо, – признался Миша. – До вчерашнего дня. А вчера…

Когда они с дядей Сафом добрались до места, там уже было полно народу. Сафронов нервничал, велел ехать быстрее, но быстрее не получалось: мигалки у Миши не было, так что они то и дело стояли на светофорах и попадали в утренние пробки. К их приезду всюду стояли машины скорой и полиции, кругом толпились перепуганные жители окрестных домов и случайные прохожие.

Тело девушки, пропавшее вчера из морга и снова обнаруженное в подвале многоквартирного дома, уже упаковали в черный мешок, готовясь опять увезти в мертвецкую.

Сафронов сразу включился в работу, принялся резким, напряженным голосом отдавать распоряжения, выслушивать то одного, то другого сотрудника. Про Мишу он, едва выйдя из салона машины, судя по всему, позабыл.

А Михаил, с неожиданной, затаенной грустью думая о том, что и сам мог бы заниматься в жизни чем-то подобным, если бы не ушел со службы, не спешил уезжать. Прислушивался к разговорам и вскоре понял, что покойницу обнаружил местный дворник. Миша заметил его возле полицейской машины, это был худой мужичок невысокого роста, во внешности которого было что-то знакомое.

«Где я мог его видеть?» – думал Миша, выбираясь из машины и подходя ближе.

Мужчина, который до этого стоял к Мише вполоборота, повернулся лицом, и Михаил моментально его узнал.

– Митрофан, – сказал он.

Митрофан или Митька, как многие его называли, был когда-то приятелем матери Ильи (а если называть вещи своими именами, собутыльником). Потом у Ирины случился инсульт, она полностью изменилась, а когда умерла, Митька приходил на похороны и поминки и, кажется, искренне горевал.

Как раз там-то Миша с ним и познакомился.

Увидев его сейчас, Митька кинулся к нему, как к родному, словно обретя неожиданного спасителя.

– Миша! Слава богу! Вот Миша меня знает! Он скажет, я не псих какой дурной!

«Не псих? О чем это он?» – подумал Миша.

– Ты знаком с Голубевым? – спросил подошедший Сафронов. Голос его звучал отстраненно и официально.

Миша пояснил, откуда знает Митрофана.

– Я не вру! – горячо проговорил тот, и в это мгновение Миша, который прежде полагал, что Митька, как обычно, в подпитии, осознал, что дворник кристально трезв. А руки у него трясутся вовсе не с похмелья.

Митрофан был напуган: лицо странно подергивалось, губы кривились, он комкал в руках рабочие перчатки и порывался объяснить что-то Мише.

Хотя, по словам сотрудников, объяснять было особо нечего, Митрофан ничего и не знал. Спустился в подвал, в котором стояла вода (трубу с вечера прорвало, жильцы постоянно жаловались, ждали бригаду аварийщиков, а у Митьки в том доме в каморке инвентарь хранился, были ключи, вот он и зашел проверить, на всякий случай, что и как, скороговоркой выдавал дворник, явно уже не в первый раз за сегодняшнее утро). Открыл дверь и увидел в паре шагов от себя какие-то нити, плавающие на поверхности грязной воды.

– Посветил туда – мать честная! Никакие не нити, волосы, натурально! – горестно говорил Митрофан.

Он ничего не трогал, даже и близко не подходил, выскочил вон, вызвал полицию. И вот с этого момента вполне объяснимая, хотя и трагическая история стала приобретать фантастические черты.

Во-первых, когда тело вытащили из воды, выяснилось, что это пропавшая из морга жертва Душителя, неизвестно как сюда попавшая. А во-вторых…

– Я ее видел вчера вечером! – дребезжал Митрофан. – Когда из магазина шел.

Сафронов поджал губы, и это не укрылось от рассказчика.

– Зря вы так, гражданин начальник! Я уже давно в завязке. Сухой! В рот ни капли не беру. Нельзя мне, по здоровью! Вот и Миша скажет, он меня знает, я врать не буду!

Миша видел, что Митька говорит искренне, к тому же нуждается в поддержке, поэтому утвердительно склонил голову.

– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо проговорил Сафронов. – Что вы видели?

– Ее и видел!

– Кто-то тащил тело в подвал? – уточнил Миша, а Сафронов весь подобрался: появился потенциальный свидетель!

Но Митрофан разочаровал.

– Никто не тащил. Сама шла, – проговорил он.

– Тьфу ты, – разочарованно сплюнул Сафронов.

– Шла! – упрямо проговорил Митрофан. – Я ее видел, прямо как вас. – Он понизил голос и почему-то перекрестился. – В двух шагах от меня прошла.

– Вы понимаете, что эта девушка уже мертва? Она никак не могла ходить, как вы утверждаете!

– Знаю я, что она была мертвая, – еле слышно сказал Митрофан, и ужас в его голосе зазвучал еще отчетливее. – Сразу понял. Покойницу от живой любой сумеет отличить, дело нехитрое. Она мертвее мертвого была, а все же шла! Остановилась возле меня, руку подняла, – Митька шумно сглотнул. – И вот так вот меня за плечо!

Митрофан внезапно схватил Мишу за руку. Он не успел отшатнуться, и тут это случилось…

– Что? – подавшись вперед, спросил Семен Ефремович.

– Мой шрам. – Миша прижал ладонь к шее. – Его как будто огнем полоснуло. Мне даже на секунду показалось, что меня кто-то по горлу ножом чиркнул. Но это быстро прошло, сразу же. И с той поры…

– Болит?

– Есть такое выражение: я теперь знаю, где у меня печень. Или почки. Ну то бишь всю жизнь понятия не имел, а как стало беспокоить, узнал. Вот и я так. Уже и забыл про шрам, только если в зеркале видел, вспоминал. А теперь постоянно чувствую. Саднит как-то, зуд, что ли, не знаю даже, какое слово подобрать.

– Хорошо, что было дальше?

– Да ничего. Все, конечно, заметили, что я дернулся, будто меня током шарахнуло, дядя Саф встревожился. Я говорю, мол, все в порядке – собственно, так и было. Митрофан больше ничего путного рассказать не мог, твердил, что покойница бродила по улице, дотронулась до него и прошла мимо, а он с перепугу чуть дуба не дал.

Семен Ефремович помолчал, потом задумчиво проговорил:

– Если допустить, что этого Митрофана коснулось существо из иного мира…

– Простите, что перебиваю, но, похоже, Митрофан и вправду видел ходячего мертвеца, ему не померещилось, – заметил Миша. – Я поискал и нашел в нашем городском паблике с новостями и сплетнями упоминание о девушке в рваной ночнушке, которая ночью шла по улице. Люди в комментариях откликнулись, несколько человек написали, что тоже ее заметили. Они, конечно, решили, что это пьянчужка и наркоманка, повозмущались падением нравов. Возможно, были и другие свидетели.

Старик прикрыл глаза, обдумывая Мишины слова, а потом продолжил:

– Итак, примем за истину, что Митрофан контактировал с потусторонней сущностью. Полагаю, это событие могло наложить отпечаток, оставить след – и ты его «считал». Возможно, ты теперь вроде чувствительного радара, который очень остро воспринимает такие вещи. Скорее всего, подобные ситуации будут повторяться время от времени, к этому нужно быть готовым.

– Я все думаю, не должен ли вмешаться, помочь, – признался Миша. – Хотя понятия не имею как.

– Конечно, не имеешь. Расследовать преступления – это не твоя работа. – Старик заметно разволновался. Ему не нравилось думать, что Миша может подвергнуть себя опасности, которая была более чем реальна. – Пусть твой Сафронов это делает, ему положено! Чем ты можешь помочь? Что касается мертвой женщины, так она теперь снова там, где ей и положено быть, так что все закончилось, нечего в этом копаться.

В его словах был резон, но Мишу они не слишком убедили. Душитель, ожившая покойница, Митька – как все это объединялось и объединялось ли вообще? Сколько еще недостающих частей в головоломке? А главное, с чего бы Мише во все это лезть?

Думая об этом, он машинально прикоснулся к шраму на шее, и этот жест не укрылся от Семена Ефремовича. Он, конечно, отговаривал Мишу, однако понимал, что тот вряд ли сможет взять и выбросить произошедшее из головы. Да и слова о поиске себя и неслучайности всего совершающегося в жизни никогда не были пустым звуком для старого ученого.

Неожиданно в памяти что-то забрезжило, ожило, просясь наружу. Какое-то воспоминание… Семен Ефремович пока не мог сообразить, что именно хотело прорваться из подсознания, достучаться до него, но доверял своему чутью и собирался помочь себе понять это тем единственно верным способом, к которому прибегал всю жизнь: читая книги. Старик был убежден, что именно там хранятся ответы на все вопросы.

После ухода Миши он подошел в одному из шкафов, вытащил толстенный том и погрузился в его изучение.

Глава седьмая

– Что на тебя нашло, не понимаю! Неужели ты не мог держать себя в руках?

Марина пыталась скрыть раздражение, но выходило плохо, эмоции прорывались сквозь флер воспитанности и вежливости. По ее мнению, Илья учудил не пойми что, повел себя как полный псих, опозорил Марину перед коллегой и ее женихом. Да и в кафе, где ей нравилось обедать, больше не пойдешь: совестно, коситься будут.

Она не говорила этого прямо, но Илья все равно знал, понимал по колючему взгляду, поджатым в нитку губам и подрагивающему от досады голосу. Марина не побежала за ним сразу, как только Илья вышел из кафе – и за свое мелкое, нечаянное предательство тоже злилась на него. У нее был выбор, кого утешать: Милицу или Илью, и она выбрала не его, хотя в глубине души понимала, что это неправильно.

А ему пришло на ум, что Томочка никогда бы его не оставила, она даже на секунду не задумалась бы, как поступить. В свое время Илья принимал ее преданность и верность как должное, а вот Марине, например, такое поведение не казалось единственно возможным.

Правда, потом Марина нашла Илью сидящим на скамье в соседнем парке. Он смотрел на фонтан и выглядел настолько подавленным, что ей стало жаль Илью даже больше, чем себя. Она села рядом, принялась расспрашивать его, но что он мог ответить?

Разговора не получилось – и не получалось еще несколько дней. Они избегали друг друга, хотя Илья сделал попытку помириться, предложил заехать за Мариной на работу, чтобы пообедать вместе. Она отказалась под благовидным предлогом, но вскоре они договорились насчет совместного ужина и сейчас сидели в рыбном ресторанчике недалеко от набережной Савы.

– Милица ужасно переживала из-за твоих слов, – укоризненно сказала Марина в конце трапезы, и это был первый раз, когда они заговорили на опасную тему.

Илья не хотел срываться, собирался обсудить все спокойно, но ее тон сразу показал ему, что приговор вынесен, Марина для себя все решила.

– Ты, надеюсь, сказала ей, что я псих, поэтому нечего принимать всерьез мои слова?

– Прекрати ерничать! – огрызнулась Марина, и вот тут прозвучала фраза о том, что Илье следовало быть сдержаннее.

– Полагаешь, я нарочно устроил этот балаган?

Беседа, едва начавшись, стала утомлять Илью. Он не мог понять, чего Марина от него хочет.

– Не нарочно, конечно! – Она помолчала, вертя в пальцах вилку. – Но ты же знаешь, какие сербы мистически настроенные. Эмоциональные. В общем, Милица обратилась к врачам, на всякий случай прошла обследование. Снимок головы (забыла, как это называется) сделала, кровь проверила, сосуды… Короче, все у нее в полном порядке.

Это прозвучало укоризненно, словно Марине было бы легче, если бы у подруги обнаружилось неизлечимое заболевание головного мозга. Впрочем, может, и было бы, как знать.

– Я за нее рад, – ровно ответил Илья. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Извинился перед Милицей за беспокойство?

Вечер закончился ссорой, и Илья с грустью подумал, что это уже становится привычной нормой. Вопрос лишь в том, было ли так и раньше, они никогда друг друга толком не понимали, или во всем виновата та поездка?

Да что говорить об их отношениях с Мариной, если Илья не понимал, что происходит с ним самим! Возможно, Марина была права, когда в сердцах сказала: проблемы с головой, вполне вероятно, не у Милицы, а у него, Ильи. Видения, галлюцинации, появление покойной невесты – чем не повод проверить психику? Позже, размышляя об этом, Илья уже был готов поверить, что девушка права.

Они расстались, недовольные друг другом, а тем же вечером Марина позвонила Илье. Было почти одиннадцать, она плакала в трубку, и он испугался.

– Милица! – прорыдала Марина. – Ой, боже мой… – И забормотала что-то невнятное.

– Что с ней? – холодея, спросил Илья. – Что случилось?

– Ее голова… Господи, меня сейчас вырвет. – Марина перевела дыхание и выпалила: – Милица выходила из ночного клуба, и ее сбила машина! Выскочила из-за поворота неожиданно, водитель не успел затормозить, а она не успела отойти в сторону. Милицу отбросило на стену соседнего дома, она ударилась головой!

Голова Милицы треснула и раскололась, как перезревший арбуз. Девушка умерла в ту же секунду, а ее жених, который стоял рядом, не в силах что-либо изменить, кажется, немного повредился умом.

Марина еще долго плакала, икала, пила воду, говорила о том, какой Милица была хорошей и веселой, а Илья пытался осознать тот факт, что непонятным образом предвидел ее страшную смерть.

Еще через три дня, когда Милица уже обрела свое последнее пристанище, Марина позвонила и сказала, что с Ильей хочет встретиться ее жених. Он отошел от шока, но нуждается в разговоре.

– Зачем? – не понял Илья. – Надеюсь, он не считает, что я виноват в смерти его невесты?

– Нет, что ты! – испугалась Марина. – Наоборот! Он же был там, в кафе, когда ты все предсказал. Милош считает, что у тебя дар ясновидения. И я тоже так думаю, кстати. Ведь ты все в точности предсказал! Милош хочет поговорить с тобой насчет своей матери, у нее сложная ситуация, он хотел бы спросить…

Илья не мог поверить собственным ушам.

– Не ты ли советовала мне проверить голову? – перебил он. – А теперь, выходит, вы все дружно уверовали, что я не сумасшедший, а еще решили, что ко мне можно обращаться за предсказаниями? Может, ты теперь возьмешь на себя труд стать моим секретарем, будешь вести запись на сеансы?

– Что ты раскричался! – сердито проговорила Марина. – Да, в первый момент я удивилась, испугалась даже. Но это естественная реакция любого человека. А ты бы на моем месте не испугался?

«Я бы на твоем месте не начал, не разобравшись, стыдиться своего любимого человека, а потом не стал бы резко разворачиваться на 180 градусов и обвинять его же в своей собственной трусости», – подумал Илья, но вслух сказал другое:

– Не знаю. Каждый из нас на своем месте.

– Так ты встретишься с Милошем? Это ни к чему тебя не обязывает – просто разговор.

– Мне не о чем с ним говорить. Тогда, в кафе, было нечто вроде припадка. Я не умею управлять этим процессом. Что я скажу Милошу? И потом, возможно, такое случилось один раз и больше не повторится.

– Это уже второй раз, когда ты видишь что-то необычное, – поправила Марина. – Вспомни, что сказала Драгана про твое Знание, предназначение. Ты медиум.

– Я не медиум. И я понятия не имею, что происходит. Пожалуйста, давай не будем говорить об этом. Ни на какую встречу я не пойду, можешь сказать Милошу все, что угодно. Уверен, ты отлично научилась находить для меня оправдания.

Это прозвучало резко, и Илья ожидал, что Марина ответит гневной отповедью. Но вместо этого она грустно произнесла после короткой паузы:

– Когда мы стали чужими? Как будто что-то сломалось между нами.

Илье хотелось сказать Марине, что она ошибается, но он не сумел.

На следующий день он проснулся и, едва открыв глаза, подумал о Мише. Они созванивались часто, расстояние не отдалило друзей друг от друга, и Илья, конечно, был в курсе Мишиной жизни. Однако о том, что творилось в последние недели с ним самим, умалчивал.

Не то чтобы не доверял (упаси боже!) или думал, что Миша не поймет – нет, был уверен в обратном! Наоборот, был убежден, что тот поверит и воспримет все слишком близко к сердцу. Но у Михаила и Лели была хорошая жизнь: спокойная, светлая, благополучная. Они многое вынесли, заслужили освобождение от мистических кошмаров, и Илья собирался беречь их покой.

Итак, они общались тесно, Илья знал, что в жизни Миши не происходит ничего экстраординарного: работа, дом, семья. Откуда тогда тревожные, навязчивые мысли с самого утра?

Он пытался прогнать их, но они возвращались. Ничего определенного, просто ирреальная уверенность, что в Быстрорецке происходит что-то не то.

Работа над статьей застопорилась, каждое слово приходилось буквально выдавливать из себя, мысли разбегались, и в конце концов Илья сдался. Вышел из текстового редактора и хотел уже вызвать Мишу по скайпу, как вдруг ожил сотовый, выбросив на экран имя друга.

– Что случилось? – забыв поздороваться, отрывисто спросил Илья.

– Ничего, – удивленно ответил Миша. – Просто решил узнать, как ты там, в загнивающей Европе.

Они заговорили о привычных, обыденных вещах, и Илья почувствовал, что его потихоньку отпускает. А потом, безо всякого перехода, это случилось снова. Все было как в прошлый раз: давящая тишина, глухая и плотная, полное выпадение из реальности.

Правда, Томочки не было. Вместо своей комнаты Илья внезапно увидел совсем другое помещение: рабочий кабинет, большой письменный стол возле окна, книжные стеллажи вдоль стены, круглый стол для посетителей, кожаные кресла… Возле окна стоял Миша. Он держал в руке телефон и говорил что-то, нахмурившись. Кажется, раз за разом звал Илью.

Это видение было совсем коротким.

– Илья! Ты там? Илюха!

Миша и вправду звал его по имени.

Накатившая слабость была не настолько сильной, как в кафе, но слова сорвались с губ столь же бесконтрольно, как и в случае с Милицей: невозможно было удержать их, задуматься, стоит ли говорить.

– Ты у себя в кабинете? Мебель светлая, стол громадный, папки зелеными корешками стопкой. Два цвета – бежевый и зеленый. Дизайнер предлагал синий, но ты не любишь синий со времени встречи с Тасей, Мортус Улторем. На тебе свитер. Черный. Джинсы тоже черные. Ты что, бороду решил отпустить или просто лень бриться?

Все, запал кончился. Больше Илья не мог произнести ничего, молчал, физически ощущая шок Миши на другом конце провода.

– Я не говорил тебе про синий цвет. Никому не говорил. И про то, какой у меня кабинет, мы не разговаривали, – наконец нарушил паузу Миша. – То, что не брился – раздражение на коже какое-то, черт его знает, решил пока… – Он перебил сам себя. – Откуда ты знаешь, во что я одет?

Илья задумался, подбирая слова, но Миша его опередил:

– Илюха, ты же каким-то образом увидел все это. Значит…

– Значит, что со мной что-то не так. Марина говорит, я ясновидящий. И еще я видел Томочку.

На том конце трубки повисла пауза – горестная, тягучая. Пока Миша не сделал неверных выводов, Илья поспешил объяснить, рассказать ему все: теперь уже не было иного выхода.

– Ну вот, ты все знаешь, – закончил он. – И не спрашивай, что я собираюсь с этим делать. Потому что я понятия не имею и не уверен, что от меня что-то зависит.

– Я что, похож на идиота – такие вопросы задавать? Ясное дело, ты не знаешь. Но получается у тебя круто. Свой собственный Вольф Мессинг – мне невероятно повезло. Будем теперь с тобой на скачках выигрывать.

– А еще говоришь, что не идиот, – беззлобно усмехнулся Илья.

Он подумал, что беспокойство по поводу Миши было связано с тем, что Илья хотел и не решался рассказать другу о проявившихся способностях. Однако сделать это было необходимо и правильно, разговор должен был состояться, отсюда и навязчивые мысли, и это внезапное озарение.

Однако вскоре стало ясно, что Илья ошибся.