Текст книги "Отдана Шерхану"

– Верю ли я в старика, живущего на небе?

– А я вот в него верю… Пускай у меня пирсинг в носу. Пускай я не похожа на прихожанку и не посещаю церквей. Но я в него верю. И я уверена, что он пошлет на вас метеорит, – процедила Кира с особой злостью. – Чтобы он упал и размазал ваше жалкое здание как прыщ на теле планеты.

Капитан усмехнулся и снял фуражку, чтобы вытереть пот со лба.

– Какая жалость… – кивал он, якобы сожалея. – Как жаль, что у тебя отберут ребенка.

– Нет, ты не посмеешь, – трясла головою Кира. – Даже не думай об этом, тварь.

– Отберут-отберут… Вот я сейчас позвоню в орган опеки – и ты доченьку свою лишь на фотках будешь видеть. Ты… – схватил ее капитан за челюсть и стал сжимать покрасневшие щеки, – ты просто насмешка, ты пародия на мать. Ты ведь даже не женщина – ты неонацистский кусок говна, сидящий в интернете и рисующий свастику на каждой попавшейся стенке… Мы отберем у тебя твою милую девочку, и ты ее потом уже не увидишь. Сядешь на месяц. А когда выйдешь обратно, то карапуз тебя даже не узнает. И даже не надейся добиться разрешения суда опять вернуться к материнским обязанностям. Ты не мать – ты ошибка. И я лично позабочусь о том, чтобы ребенок тебя не увидел. Ее вырастят в интернате, где ей и место. Так что можешь попрощаться с переноской – тебе она больше не понадобится.

Наш палач был так озабочен речью, что даже не заметил, как к нему пришел другой полицейский. Молодой ответственный парень с чем-то в руке.

– Капитан, – отдал он честь, но шеф не оглянулся. – Простите, капитан…

– Ну чего там у тебя?

– Мы проверили вещдоки, обыскали всех. И…

– Что-то интересное? Дымовые шашки, оружие, деньги?

– Никак нет, только вот это, – протянул молодой небольшой пакетик.

И у меня вдруг волосы зашевелились.

– О-о-о-о… – качал головой капитан, держа в руках пакет с моей таблеткой. – И у кого нашли?

– У нее.

Палец указывал в мою сторону, и соседи по несчастью стали расходиться в стороны. Хоть я тут была впервые, но как-то сразу догадалась – это нехороший знак. От слова совсем.

Меня отвели к капитану.

Это был тесный неуютный кабинет с решеткой на окне. Старый расшатанный стул, такой же потертый советский стол с кипами бумаг и заполненной до края пепельницей. Тут пахло чем-то неприятным. Стоячий воздух, кондиционера нет, зато работало радио – большой допотопный приемник с ретро-песнями.

И я наблюдала за всем этим битый час – все так же ежась без еды и воды, в железных наручниках.

Но затем дверь открылась, и вошел капитан. Он что-то жевал, напевая мелодию вроде тех, что играли по радио. А в руке дымилась чашка кофе или чаю – поставив ее на стол, полицейский сел и начал пристально смотреть. А смотрел он на меня.

– Ну что, скромняга, рассказывай…

– Что рассказывать?

– Где взяла? Кто твой поставщик? Сколько продала? Где остальное?

Он отхлебнул из чашки и потряс передо мной пакетиком с таблеткой.

– Мне дала это подруга. Сказала – витамины. Аскорбиновая кислота.

– Пф… – поперхнулся капитан и даже закашлялся. – Аскорбиновая кислота? Хе-хе-хе… Сомневаюсь.

– Так а что же это на самом деле? Вы знаете?

– Это твой билет на нары, моя прелесть.

– То есть… вы меня что, посадите? Без экспертизы?

– Конечно, – прищурил он левый глаз и снова присосался к чашке. – Естественно. Это ж наша работа. Мы находим наркодилеров и сажаем их в тюрьму. Вот, один из них сидит в моем кабинете.

– Но я… – трясла я головой. – Но я не наркодилер, это просто ошибка, недоразумение. Я даже эту таблетку не хотела брать.

– Ага, все так говорят… Где остальное? Спрятала? Сделала закладку? Скажи координаты – может, скостим немного срок. А?

– Что? Закладку? Какую еще закладку? В браузере, что ли?

– О… Как я обожаю эту вашу придурь. Когда идешь вам навстречу, а вы из себя корчите дебилов. Ладно, – отодвинул капитан свой кофе, выпив от силы треть, – так значит, закладки нет – ты остальное продала? Только одна осталась?

– Да и не было других…

– Нет-нет-нет, я на это не куплюсь, даже не думай. – Он взял со стола ручку и ткнул ею меня в нос. – Если не продала, то отдай все мне. Того требует закон. Отдашь мне остаток – я тебя пожалею. На первый раз, так сказать.

– Но… – впервые я жалела о том, что не имею пакета странных витаминок. – У меня их и правда нет.

– А что у тебя есть? Что ты мне можешь предложить?

– Предложить?

– Угу, – как-то хитро улыбнулся капитан. Он встал из-за стола, подошел к двери и защелкнул замок. – Подумай сама. Ты молодая, симпатичная, попала в неприятности. И сейчас твоя судьба всецело зависит от мужчины. От меня, – нагнулся он и посмотрел в мои глаза. – Ты ведь это понимаешь, правда? Я могу тебя отпустить.

– Тогда отпустите.

– Если я запротоколирую находку, эту милую таблеточку – тебе светит приличный срок. Будешь сидеть в изоляторе и видеть небо сквозь решетку… Небо в клеточку, друзья в полосочку, – упивался он властью надо мной. – Ты хочешь такой жизни?

– Нет, – собирались у меня слезы. – Не хочу.

Я себе представляла, как будет страдать от этого мама. Как ей будет стыдно за меня, как ей все подряд будут говорить об этом в церкви. Это будет страшный позор для семьи, и ради спасения я была готова пойти на жертвы. Пойти на уступки. Вот только знать бы, чего он хочет от меня сейчас?

– Мы ведь оба знаем, что тебе не место в обезьяннике, правда? – приговаривал капитан и гладил меня рукой по макушке. – Конечно, правда. Обезьянник – он для обезьян. Он для таких, как эта макака с зелеными волосами, да? Вот ее мы оставим в клетке. А тебя… Тебя мы отпустим. Ты совсем другое дело.

Я подняла глаза и посмотрела на него уже другим взглядом. Говоря в таком тоне о Кире, он все только портил. Он пробуждал во мне нечто темное. Что-то такое, что не давало мне кивнуть и принять его предложение с улыбкой. Ведь идя у него на поводу, я предавала не только себя и Богдана – я предавала Киру и Катюшу. Они все сейчас как будто смотрят на меня и ждут моей реакции.

Впрочем, что я могла сделать? Что мне еще оставалось, если не склониться перед ним? Перед мужчиной с властью в руках.

– А?

– Вот так… Я сниму с тебя наручники, чтобы ты ощутила себя как дома. Чтобы ты могла расслабиться.

Капитан освободил мои запястья и убрал волосы с зареванных щек.

– Что я должна делать?

– Хм… – он улыбнулся и взял со стола дубинку. Она уперлась мне в ключицу, затем опустилась ниже и вошла под мышку – между грудью и рукой. – Я не прошу от тебя многого. Лишь самую малость… – Он говорил это, натирая мою кожу дубинкой – то всовывал ее глубже под мышку, то возвращал обратно, чтобы повторить движение. Мне было очень неприятно это чувствовать. – Я выпущу тебя отсюда, дам тебе свободу. Просто забуду о том, что нашел у тебя ту таблеточку. Сделаю вид, что ничего такого не было. Сделаю тебе приятно. Ну а ты, – улыбнулся он и расстегнул ремень, – сделаешь приятно мне.

Приспустив штаны, он оперся на стол – присел на него с самого краю и позвал меня пальцем.

– Я не стану этого делать, – ответила я, пока сердце стучало в бешеном ритме.

– Будешь-будешь.

– Нет, не буду.

– Иначе не выйдешь. За тобой никто не придет, – колол он меня в больное место. – Всем на тебя наплевать. И маме. И папе. И парню. И подруге. И брату.

– У меня нет брата, – сказала я и поднялась со стула.

– О, ты уже встала. Мне это нравится. Делаешь успехи… Мудрое решение. Говоришь «нет-нет», а на деле «да-да-да». Все вы, девчонки, одинаковы. И ты не исключение.

– Я верующий человек и не стану грешить.

– О, как это мило… – издевался капитан, хлопая себя по бедру. – Давай уже, не трать мое терпение. Бог не увидит, сейчас ведь ночь – дедуля спит. Самое время пошалить.

Но я лишь покачала головой и сказала:

– Бог всегда все видит… И наказывает грешных.

После этих слов я взяла надпитый кофе и облила им капитана – брызнула кипятком прямо туда, где он больше всего ждал женской ласки.

Он кричал, он был зол и взбешен. Он этого не ожидал, и наказание было суровым. Впрочем, я уже не знала, что хуже – тюрьма или позор. Так что выбрала и то, и другое.

7

Кристина

Это была тяжелая ночь. Я провела ее сидя, причем сидела не на нарах, как старшие и Кира с ребенком, а на голом полу – опершись спиной на бетонную стену. Пожалуй, моя худшая ночь за всю прожитую жизнь.

Было невозможно спать, хотя очень хотелось. Было шумно и твердо, дул сквозняк, все тело затекало. Я ощущала себя бездомной собакой, которая жалась к таким же брошенным дворнягам. Спустя какое-то время я даже перестала плакать, слезы попросту кончились, а сама я смирилась с судьбой. Наступило смирение – именно этому учит Библия. Если чему-то суждено случится, то так тому и быть.

Но утром меня позвали…

– Кристина Евтушенко! – горланил молодой сержант. – Есть тут такая?! Кристина Евтушен…

– Это я, – встрепенулось мое тело от услышанного.

С трудом поднявшись, я прилипла к решетке.

– Приготовиться на выход.

Мне в камере все завидовали. Люди поняли, что за мной пришли – кто-то внес залог или вроде того. Словом, меня забирали, хоть это и было похоже на сказку. После такой кошмарной ночи, после издевательств капитана. Я снова могла выйти на свободу.

Вот только радость была недолгой: когда меня выпустили из камеры, то все, что я получила – это телефон.

– Что? – спросила я.

– Тебе звонят.

Я приложила трубку к уху и услышала Богдана.

– Алло… Кристина?

– Богдан!

– Кристина.

– Богдан! Это ты! Богдан!

Я была вне себя от счастья слышать этот голос. Он нашел меня, он меня не бросил. Я так и знала, я так это и знала – Богдан отыскал меня и скоро вытащит отсюда.

– Кристина, как ты? Где ты сейчас? С тобою все хорошо?

– Богдан, умоляю, забери меня отсюда! Прошу тебя, молю! Они издевались надо мной, меня тут… – снова плакала я, – меня тут сильно обижают… Я хочу домой. Хочу к тебе. Приди и забери меня, прошу.

На том конце провода была заминка. Богдан прерывисто дышал в трубку, но не потому, что не хотел помочь, а потому, что попросту не мог.

– Послушай, малыш… У меня есть знакомый адвокат…

– Забери меня отсюда! – крикнула я истерично.

Сутки без сна и покоя, сутки без еды, постоянно на нервах как на иголках. Я превратилась в истеричку, я медленно сходила с ума. И ждать уже не могла.

– Хорошо-хорошо, только успокойся. Хорошо?

– Нет, не хорошо!

– Не паникуй, я все улажу. Тебя вытащат, обещаю.

– Когда?! Когда он это сделает, твой адвокат?! Когда?!

– Я ему уже все рассказал, и он пообещал, что… – сказал Богдан, а потом вдруг запнулся.

– Пообещал что? Что он пообещал?

– Он обещал, что это займет не больше недели.

– Недели? – повторила я, и слезы стали монолитным комом в горле.

Как? Как такое может быть, что даже с помощью юриста мне придется провести в тюрьме не меньше недели?

– Кристина? Алло… Кристина…

– Да, Богдан. Я все еще здесь.

Сержант показывал на время, мне пора было идти. Нас этапировали – собирались отвезти в СИЗО. И звонок Богдана был моим последним шансом. Но, по-видимому, зря я так радовалась – от судьбы мне не уйти. Если помощь и будет, то она будет запоздалой.

– Малыш, просто наберись терпения и подожди буквально пару дней. Мы подготовим ходатайство, и суд рассмотрит вариант залога. И тогда ты вернешься домой, мы снова будем вместе. Слышишь меня? – спросил Богдан с надеждой в голосе. – Ты ведь слышишь меня, да?

– Да, я тебя слышу, – ответила я хрипло. От меня ускользал последний лучик надежды, его прощание – как приговор.

– Я тебя люблю, малыш. Слышишь? Я тебя люблю.

– И я тебя…

Сержант забрал телефон и защелкнул браслеты, я опять была в наручниках и шла к остальным. Нас грузили в автобус с решетками на окнах. Назвать это свободой язык не повернется – просто новая камера, пусть и на колесах. За рулем – сержант, вдоль сидений расхаживал капитан. Он был очень зол и раздражителен. Но не просто потому, что ночь выдалась бессонной. Он чувствовал ожоги, и это его делало просто бешеным.

Впрочем, пострадала и я.

– Что с тобой? – заметила Кира, когда мы оказались по-соседству. – У тебя губа разбита? На щеке ссадина… – повернула она мою голову, чтобы лучше рассмотреть следы недавней беседы. – Он что, бил тебя?

Катюша плакала – она очень устала, ей было жарко. Из еды – только грудное молоко, а у матери обезвоживание. Для ребенка это просто ад. Мне было ее очень жаль, но помочь не могла. Что я могу сделать для нее – для это бедной крохи?

– Так-так-так… – подошел к нам капитан. – Вижу, обезьянка распускает свои лапы?

При этих словах он ударил Киру по руке дубинкой.

– Тварь… – шипела она.

Но капитан только этого и ждал.

– Что, может, мне наручники тебе надеть, как остальным? Как ты будешь держать свою малютку на руках, если они будут у тебя за спиной, а? Ха-ха-ха… – Мы ехали по городу, а капитан лишь разминался в красноречии. – Когда ты выйдешь из этого автобуса, твою Катюшу заберут нормальные люди. Я уже про все договорился. Будет ждать машина, так что в изолятор ты пойдешь с пустыми руками. Налегке, так сказать, – оскалился он и вытер слюну, потекшую от азарта.

– Ты будешь гореть за это в аду, мразь, – чеканила Кира, хоть и понимала – это просто слова. Помешать им она не сможет, все уже предрешено. И это было грустно, до самых горьких слез.

Автобус повернул направо, нас слегка тряхнуло на лежачем полицейском. А капитан присел возле меня и начал гладить мою красную щеку.

– Сильно болит? Кристине бобо? – Я не смотрела на него – просто тупила взгляд в черный пол. Без капли эмоций – только ненависть и что-то еще. Было похоже на желание убить. Такого со мной еще не было. – Сама ведь виновата. Могла уже сидеть у мамки под крылом – есть печеньки, пить тепленький какао. Тебе не говорили слушать старших, а?

– Господь тебя накажет… – шепнула я тихо.

А он только ухмыльнулся.

– Когда ты приедешь, тебе дадут одиночную камеру. Я об этом перетер. Чтобы нам с тобой не мешал никто… Когда я к тебе приду сегодня ночью. А я ведь приду. Я задержусь у них на день-другой и буду тебя навещать. По несколько раз за сутки. Чтобы ты научилась себя вести со взрослым мужчиной.

– Капитан… – звал его сержант, сидящий за рулем.

Но капитан не спешил отвлекаться:

– Никто не будет слышать твоих криков. Никто.

– Капитан!

– А-р-р… да что ж такое-то?! Должен сопли вам всем подтирать! «Капитан-капитан-капитан» – сколько уже можно?!

– Но капитан… – растерялся сержант.

И его лицо словно пылало тревогой. Это настораживало.

– Что?!

– Мы лишились конвоя.

– Чего? – не понял капитан. – Лишились конвоя? И где же он? Где машина поддержки? – он пошел на заднюю площадку и выглянул в окно. За автобусом было пусто, а должна была ехать машина конвоиров. – Ты в штаб сообщил?!

– Никак нет.

– ПОЧЕМУ?! – орал капитан как бешеный.

– Ну, я… – смотрел на него сержант, – я ждал вашего ответа…

Он посмотрел на дорогу и увидел грузовик – прямо на нас лоб в лоб летела фура.

– Поворачивай! – кричал капитан. – Поворачивай! Уходи от удара, уходи!

Но было поздно. Сержант уже ничего не смог поделать.

Я вскочила с сиденья и крикнула Кире:

– Давай назад! Быстро! БЫСТРО!

Мы пробежали пару шагов, чтобы уйти подальше от удара. А затем раздался скрежет, хруст, в салон летело битое стекло. И нас обеих сбило с ног. Кира просто чудом не ударила ребенка: Катя звонко плакала, а я каталась по полу с туманом в глазах. Так сильно бахнулась головой, что ничего не понимала. Все было словно в дыму – и люди, и свет, и воздух вокруг. Все перевернулось с ног на голову, сиденья валялись в проходе, но было тихо – стояла гробовая тишина, ведь наш автобус заглох. Его ударом развернуло поперек дороги, и дальше он уже никуда не поедет. Оставался лишь один вопрос – что же это было, что произошло минуту назад и…

Кем был человек в черной маске, который вошел в салон и достал оружие?

– ЛЕЧЬ НА ПОЛ! ЛЕЖАТЬ! – кричал он, хватая сержанта. – ЛЕЖАТЬ, ПАДЛА, ЛЕЖАТЬ!!!

Помощник капитана был едва живой – с рассечением на лбу, он с трудом держался за руль, чтобы не упасть.

– Не стреляй… – поднял он одну руку вверх. Это было все, что он мог еще сделать. – Прошу, не стреляй. Я сдаюсь.

Нападавший был высоким, широкоплечим, он шел между сиденьями с оружием в руке и приближался прямо к нам. Ко мне и Кире.

– Кто это? – ужаснулась она, а Катя стала плакать еще громче. – Господи, это какой-то кошмар… – собирались у Киры слезы. Она прижала к себе девочку и стала раскачиваться с ней из стороны в сторону – пыталась обуздать свой страх.

А я стала молиться…

– Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…

Он был похож на демона. Это был точно демон – сгусток нечистой силы, воплощение Сатаны. Его ноги ступали по полу, и разносился громкий стук – он был глухим и тяжелым. Как будто грохот в ворота, в дубовые двери. Словно весть о том, что к тебе пришли. Что за тобой явились – кто-то пришел по твою душу.

Капитан очнулся и увидел дым в салоне. Он смахнул с себя битое стекло и посмотрел на демона.

– А ты еще кто, гнида?! Стоять! – крикнул он и нанес удар дубинкой по спине.

Тот, кого я ненавидела больше всего на свете, стал между мною и тьмой. Он стал на защиту Киры с ее дочкой, даже не поняв этого. Хотя мне было трудно сообразить, за кого я болею – за тварь в погонах или террориста с балаклавой на лице.

Демон оглянулся и хотел стрелять, но капитан вдруг выбил пистолет, и тот упал мне прямо под ноги – с характерным тяжелым лязгом металла. Но я не могла его поднять, руки были за спиной, в наручниках.

– Ты у нас герой?! – рявкнул демон и сбил капитана с ног. – Герои дохнут первыми!

Садист и мучитель полз ко мне, но его глаза смотрели мне под ноги – он мечтал заполучить оружие. Ему очень нужен был этот ствол.

– ДАЙ ПИСТОЛЕТ! – орал он, отбиваясь от демона. – ДАЙ МНЕ ЧЕРТОВУ ПУШКУ!!!

Демон был сильнее, он схватил врага за горло и душил, прижав лицом к полу. А я боролась со страхом – смотрела то на них, то на Киру с плачущим ребенком. Повторяя при этом молитву.

– … Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли…

– Брось мне пистолет… – просил капитан и не мог пошевелиться. – Дай… просто дай мне его, идиотка…

– Хлеб наш насущный даждь нам днесь… даждь нам днесь…

Я перевернулась на бок и пропустила наручники под ногами – переступила их сперва одной стопой, затем второй. Они оказались спереди. И я наконец сделала то, о чем просил полицейский – взяла с полу пистолет.

– Пистолет… – тянулся он ко мне. А я сидела в метре от него и медлила. Зачем я медлила, почему? Что я тогда задумала? Зачем?

Я крепко обхватила рукоять и трясущейся рукой подняла пистолет.

– …Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим…

Дуло смотрело ему в лицо. А глаза капитана менялись – он вдруг осознал, что я не стану помогать. Я хотела только одного – чтобы он сдох и исчез из этой жизни. Какой бы страшной ни была моя расплата перед Богом.

– Паскуда… – шипел он как зверь, прижатый к стенке. – Подлая тварь…

Я нажала спусковой крючок, но ничего не получилось. Он не нажимался. И все из-за предохранителя – я не знала, как его снять. Вот и все. Это было единственным, что спасло его от гибели. А меня – от тавра кровавого убийцы. Хотя мне хотелось это сделать, я уже была на грани и мало что понимала. Только мысль – «сдохни, я хочу твоей смерти».

– А-А-А-А-А!!! – заревел капитан, не желая сдаваться.

Он поднялся с полу и влепил тому демону по морде. Это дало выигрыш в секунду – он рванул ко мне и уже почти взял пистолет. Но затем фигура в черном схватила его за шиворот и ударила лицом о стекло. Капитан с разгону влетел в окно, отчего то аж затрещало.

– Не в этот раз, мусор! – отрезал демон, оторвал капитана от стекла и опять заехал им в ту же точку. Только на этот раз паутина расползлась на все стекло. Оно трещало и крошилось. А я ждала финала. Хотела знать, чем все это кончится.

– Стой… постой… – едва держался капитан, не понимая, что происходит. – Подожди… подожди… я сдаюсь… – мотал он головой. – Не бей, я сдаюсь, я сдаюсь…

Он умоляюще смотрел в глаза – такие темные и жуткие. Демонические. Это все, что было видно под маской. Было чувство, что лица под ней не существует. Это просто Смерть пришла за ним – явилась к капитану и наказывала за грехи.

– Просишь пощады?! – рыкнул демон.

– Да…

Но я качнула головой и шепнула про себя:

– Нет… Он заслужил.

И демон будто услышал эту просьбу:

– Нет.

– Стой-стой-стой!

Капитан влетел лицом в окно и разбил его вдребезги. Стекло рассыпалось крупой по автобусу. Салон опять затих.

Было слышно только плач ребенка. И мою молитву.

– …Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко Твое есть царство, и сила, и слава во веки веков…

Он шел ко мне. Он шел к тому месту, где мы прятались. Дрожали от страха, упав между сидений. Прижавшись к самому полу, будто неживые. Будто мы манекены и не выжили в аварии.

Но могло ли это помочь в борьбе с аватаром Дьявола?

Он ступал тяжело и гулко. Звук армейских сапог перемешивался с хрустом битого стекла. И шаги становились все ближе… и ближе… и ближе… Пока не застыли возле меня – напротив того места, где я лежала на полу и молилась о спасении.

– Отче наш, Иже еси на небесех! – паниковала я и буквально кричала каждое слово в слезах. – Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет… – запнулась я, когда мощная рука схватила меня за шиворот и подняла над полом. – Да будет…  воля…  Твоя…

Он шумно выдохнул и снял с себя маску. Под ней я увидела Хана.

– Не надо было от меня сбегать. Ох не надо было… Придется мне тебя наказать.

Шерхан отобрал пистолет и прострелил замок аварийного выхода. Грянули два залпа, а затем дверь распахнулась от удара сапогом.

Снаружи нам сигналила машина. И за рулем сидел Базар.

– БЫСТРЕЕ, ХАН! – орал он и жал на клаксон. – СКОРЕЕ! В МАШИНУ!

Влад выволок меня из автобуса, держа за ворот кофты – она трещала по швам, ткань рвалась, пуговицы падали на землю как мелочь из карманов. А я сама все больше приближалась к машине. Шла к открытой двери черного джипа. Это был конец моих метаний – он все равно меня поймал, словно птицу в силки, и тащил обратно в клетку. Хоть я его и не просила о спасении.

Он сам меня забрал и сам уже все решил. Меня, как и обычно, никто не спрашивал. Всем было плевать на мое мнение – мной просто управляли. Мной пользовались как предметом. Вот и все.

– Садись в машину, – произнес он жестко и толкнул меня к двери… А я стояла. Замерла на месте и взглянула на него как раб, уставший от кнута. – СЕЛА В ЧЕРТОВУ МАШИНУ! – кричал он, показывая в сторону двери. – ДАВАЙ! САДИСЬ!

Но я стояла и смотрела.

– Нет, – качнула я головой. – Прости, но нет. С меня довольно. Я с тобой не поеду. Делай что хочешь, мне все равно.

– Ха-ха-ха… – смеялся он нервно. – Вот оно как? Ты уверена?

– Ты меня не заставишь.

Вдалеке уже выли сирены. К нам летели экипажи полицейских, ловушка вот-вот могла захлопнуться. И тогда не уйти ни мне, ни ему. А мы стояли и смотрели друг на друга, словно псы в бойцовском ринге. Каждый ждал любого повода напасть.

– ДА ВЫ С УМА СОШЛИ! – кричал Базар и бил по рулю, сигналя как отчаянный. – МНЕ ВАС СИЛОЙ ЗАПИХНУТЬ?!

– Нет, – процедил Хан сквозь зубы. – Она сядет сама.

– Нет, не сяду.

– Сядет, – говорил он обо мне, как о ком-то безвольном. – Она сядет сама… Или пожалеет.

Я была уверена, что не поеду. Мне уже было плевать, я готовилась остаться и пойти в тюрьму – только бы не видеть больше его. Этого демона с черными глазами. Он не хотел меня бить, не хотел мне делать больно, и это была его слабость – его главная ошибка. Потому что я не соглашалась.

И не могла тогда представить, что изменю свое решение спустя какую-то минуту…

– Кристина! – вышла из автобуса Кира. – Прошу тебя, забери мою Катюшу!

Она протягивала мне ребенка, а я невольно пятилась назад.

– Что? Нет… Нет, что ты делаешь? Зачем?

– Умоляю тебя, возьми ее! Пожалуйста…

Кира стала на колени и протягивала Катю словно жертву перед божеством.

– Перестань! Поднимись! – паниковала я, не понимая мать этой крохотной девочки. – Что ты делаешь, Кира?!

Полицейские сирены выли громче – они уже буквально были на хвосте. Еще немного подождать… и нас всех повяжут, всех посадят и надолго. То, что мы творили там, на этой улице, было настоящим ужасом.

Хан приблизился к Кире и неожиданно схватил ее за голову. Приставил ей дуло к виску и повторил свою просьбу на грани терпения:

– Села в машину. Если не хочешь, чтобы она пострадала.

– Ты не сделаешь этого! – впала я в отчаянье.

Катя надрывно ревела. Кире было страшно. Но у Хана на лице я не увидела и грамма сомнений.

– Кто она тебе?! – кричал он с безумием в глазах. – Сестра?! Двоюродная тетя?! Лучшая подруга?!

– Нет… – качала я головой, роняя слезы на асфальт. – Нет, она просто…

– Тогда я пристрелю ее без сожалений! Сделать это будет проще простого!

Он щелкнул пистолетом, возводя курок. И я бросилась вперед – схватила его за руку, чтобы Хан одумался и не стрелял.

– Прошу, отпусти ее!

Но Кира все равно тянула Катю мне – она давала дочь и говорила через слезы:

– Я не могу ее оставить. Ее у меня все равно заберут. Они… они отнимут мою дочь и отправят в интернат. И я… – душили ее слезы, – я ее больше не увижу.

– Но что я могу сделать? – стала я тоже на колени и трясла ее за плечи. Пока Хан держал ее на мушке, вжав пистолет в висок. – Что я могу для вас сделать?

– Возьми ее себе и береги, пока я не выйду. Обещай, что будешь защищать ее и кормить, пока я не вернусь из СИЗО.

– Но почему ты просто не сбежишь вместе с нами?! Прямо сейчас! Ведь путь открыт…

– Нет… – плакала она, качая головой. – Это тупик. Я должна отсидеть этот месяц. Если я сбегу, они меня поймают и посадят на годы. На годы… – целовала она Катю в лобик и вверяла мне как лучшему защитнику. – Я ее потеряю навсегда. Понимаешь?

– О Господи… – смотрела я на девочку и не понимала, что творю. Зачем я ее беру на руки? Что я буду с ней делать? Как мне совладать со всем этим и не сделать ошибок? Как? – Но если я не справлюсь?

– Ты справишься, – прижалась она лбом к моему лбу. И пистолет уже смотрел на нас обеих. – Ты умница, ты сильная. И ты… ты хороший человек. Я тебе верю. Просто жди, и я вернусь за ней.

– Нет, – тряслись у меня руки. – Нет, я не могу ее взять! Я не могу! Я ПРОСТО НЕ МОГУ!

– Всего лишь месяц. Тридцать дней. Всего лишь тридцать дней. Прошу. Я тебя умоляю!

Базар зажал клаксон, и воздух заливало звуком громкого сигнала. Мы обе плакали, ребенок плакал. Я уже видела мигалки – полиция летела по проспекту и вот-вот должна была схватить нас всех. Схватить и затащить в тюрьму. И меня, и Шерхана. И Киру – отняв у нее ребенка.

В моих руках сосредоточилась судьба. Она была похожа на испуганную девочку в пеленках – такую маленькую, громкую, с красивой розовой заколочкой на волосах. Она тянула ручки к маме, но я знала не хуже Киры, что это невозможно. Катюшу отнимут. Ее отберут и лишат нормального детства – я должна им помочь. Должна сберечь ребенка и вернуть его матери во что бы то ни стало.

И мне все равно, что думает Хан. Он хочет, чтобы я поехала? Отлично. Я поеду с ним. Вот только сделаю это не ради него, не ради себя, а ради нее – ради этого комочка жизни. Ради клятвы сохранить его и отдать обратно матери.

– Что ты делаешь? – не верил Влад своим глазам. – Куда ты идешь? Верни ребенка обратно!

– Она едет с нами, – отрезала я и села в машину. Без лишних разговоров.

Кира плакала, махала на прощание. Я понимала, что это ад, ей было очень тяжело. Еще больше, чем мне – только это и заставило меня поддаться. Я вдруг поняла, что моя беда еще не самая ужасная. Есть в этом мире вещи пострашнее.

– ХАН, САДИСЬ В МАШИНУ! – задыхался Базар. – ПОРА ВАЛИТЬ! МУСОРА! УЕЗЖАЕМ! ХА-А-АН!!!

Он сел возле меня и захлопнул дверь. Мы сорвались с места, оставляя Киру позади – мы уезжали от облавы, едва успев раствориться в переулках. А Шерхан все никак не мог поверить, что все случилось именно так.

– Ты еще пожалеешь, что взяла ребенка. Даю тебе гарантию.