Текст книги "Архитектура города"

Я разделил эту книгу на четыре части: первая часть посвящена проблемам описания и классификации, то есть типологическим вопросам, вторая – структуре города и его частей, третья – архитектуре города и локусам, в которых она располагается, а значит, городской истории, и, наконец, в четвертой части я говорю об основных вопросах развития города и о политике как выборе.

Все эти вопросы связаны с проблемой образа города, его архитектуры; образ определяет восприятие всей территории, обжитой и обустроенной человеком. Эта тема всегда возникает в наших исследованиях, настолько тесно она сопряжена с проблемами человека. Видаль де ла Блаш писал: «Пустоши, леса, возделанные поля, необработанные земли образуют неразрывное единство, воспоминание о котором носит в себе человек». Это неразрывное единство и есть одновременно природная и рукотворная родина человека. Это понятие природного применимо и к архитектуре. Мне приходят на ум слова, которыми Милициа описывает сущность архитектуры как подражания природе: «На самом деле у архитектуры нет образца, созданного природой, зато у нее есть образец, созданный человеком в соответствии с природным умением строить себе жилища».

И наконец, я уверен, что развитие теории города, намеченной в этой книге, может идти разными путями и в неожиданных направлениях. Но я также уверен, что дальнейшее познание города будет реальным и плодотворным, только если мы не будем пытаться свести город к какой-то одной частности и забывать о его значении как целого.

А еще я уверен в том, что необходимо заниматься урбанистикой, как исследованиями, так и преподаванием, тем самым утверждая столь необходимую ей самостоятельность и независимость.

Этот набросок фундаментальной теории города, как бы вы ни отнеслись к его форме и содержанию, является этапом продолжительной работы, и его задача – не столько изложить полученные результаты, сколько открыть дискуссию о возможном развитии уже проведенного исследования.

Глава первая
Структура фактов городской среды

Индивидуальность фактов городской среды

Описывая город, мы описываем в первую очередь его форму. Эта форма – конкретный факт, связанный с конкретным опытом: Афины, Рим, Париж. Выражением этой формы служит городская архитектура, от которой я и буду отталкиваться в обсуждении проблем города. Городскую архитектуру сегодня можно рассматривать с двух разных сторон; в первом случае мы можем уподобить город масштабной конструкции, инженерному или архитектурному сооружению, более или менее крупному, более или менее сложному, растущему во времени; во втором случае мы исследуем более отдельные объекты, факты городской среды, обладающие собственной архитектурой и собственной формой. И в первом, и во втором случае мы осознаем, что архитектура – это лишь один аспект более сложной реальности, особой структуры, но в то же время она является конечным, доступным для изучения фактом этой реальности, а значит, обеспечивает наиболее конкретный подход к проблеме.

При исследовании определенного факта городской среды нам становится проще понять это, и в результате этого исследования перед нами выстраивается целый ряд проблем; кроме того, начинают просматриваться и менее ясные вопросы, связанные с качеством и особой природой каждого факта городской среды.

Во всех европейских городах существуют большие дворцы, или архитектурные комплексы, или ансамбли, которые являются составными частями города и редко сохраняют свою первоначальную функцию. Сейчас мне на ум приходит Палаццо делла Раджоне (здание городского суда) в Падуе. При посещении памятника этого типа возникает целый ряд вопросов, напрямую связанных с ним; более всего поражает множество функций, которые способен выполнять такой дворец, и то, что эти функции, можно сказать, совершенно не зависят от его формы, однако же именно эту форму мы рассматриваем и запоминаем, и именно она, в свою очередь, участвует в структурировании города.

Где начинается индивидуальность этого дворца и чем она определяется? Конечно, индивидуальность определяется скорее его формой, а не материей, хотя и материя здесь тоже играет важную роль; но она определяется также и сложностью формы и ее организованностью в пространстве и времени. Так, мы осознаем, что если бы факт городской среды, который мы рассматриваем, был создан недавно, он не имел бы такой ценности; в этом случае, может быть, мы могли бы оценивать его архитектуру саму по себе, говорить о его стиле и форме, но в нашем распоряжении не было бы того богатства мотивов, благодаря которым мы выделяем определенный факт городской среды.

Некоторые первоначальные свойства и функции сохранились, некоторые совершенно поменялись, некоторые аспекты формы обладают вполне определенной стилистической принадлежностью, другие говорят о позднейших добавлениях и трансформациях; думая о сохранившихся свойствах, мы вынуждены признать, что, хотя эти свойства отчасти связаны с материей (и это единственный доступный нам эмпирический факт), нас интересуют также и духовные ценности.

Здесь нам стоило бы поговорить об идее этого здания, о памяти, которую несет это здание как продукт некой общности, и о связи, которую оно устанавливает между нами и этой общностью.

Однако случается, что, посещая этот дворец и осматривая город, мы получаем разный опыт и разные впечатления. Некоторые люди ненавидят то или иное место, потому что оно связано с неприятными событиями в их жизни, иные же, напротив, считают какое-то место счастливым; эти впечатления и совокупность этих впечатлений – тоже часть города. Тогда, хоть это и крайне трудно при нашем современном образовании, мы должны признать, что пространство обладает качественными свойствами. Именно в этом смысле наши предки признавали священный характер того или иного места, и это требует анализа гораздо более глубокого, чем тот, что предлагают нам некоторые психологические тесты, оценивающие исключительно ясность, «читаемость» форм.

Мы остановились всего на одном факте городской среды, и вот перед нами уже возник целый ряд вопросов; в основном они связаны с такими обширными темами, как индивидуальность, локус, структура, память. В них прослеживается возможность гораздо более полного познания фактов городской среды, отличного от того, к чему мы привыкли, и теперь нам следует определить, насколько это соответствует действительности.

Повторю, здесь я собираюсь рассматривать эту конкретику через архитектуру города, через форму, поскольку, как мне кажется, именно в ней выражаются все стороны фактов городской среды, в том числе и их происхождение. С другой стороны, описание формы представляет собой совокупность эмпирических данных нашего исследования и может производиться с помощью методов наблюдения; описание формы отдельных фактов городской среды – это часть морфологии города, но не более чем ее отдельный элемент или инструмент. Такое описание сближается с изучением структуры, но не совпадает с ним. Все исследователи городов останавливались перед структурой фактов городской среды, заявляя, впрочем, что за перечисленными элементами стоит l’âme de la cité [душа города], иными словами – качество фактов городской среды. В результате французские географы разработали важную систему описания, но не стали даже пытаться взять последний рубеж своих исследований: отметив, что город выстраивает себя в своей целостности, которая и составляет его la raison d’être [смысл существования], они оставили неизученным значение выявленной структуры. Да они и не могли поступить иначе, учитывая предпосылки, от которых они отталкивались; все эти исследователи откладывали на потом анализ конкретики, присутствующей в отдельных фактах городской среды.

Палаццо делла Раджоне. Падуя, 1219–1309

Факт городской среды как произведение искусства

Позже я попытаюсь рассмотреть основные положения этих исследований; а сейчас пора высказать одно крайне важное соображение и назвать некоторых авторов, работающих в этом направлении.

В некоторых трудах, касающихся индивидуальности и структуры отдельных фактов городской среды, был поставлен ряд вопросов, совокупность которых, как мне кажется, составляет систему, подходящую для анализа произведений искусства. Хотя целью этого исследования является определение природы и характеристик фактов городской среды, уже сейчас можно сказать следующее: мы признаем, что в природе фактов городской среды есть нечто, что делает их очень похожими – и не только в метафорическом смысле – на произведения искусства; они представляют собой структурированную материю, однако же не сводятся к одной лишь материи: они играют не только пассивную, но и активную роль.[2]2
  Во вступлении к своей лучшей книге Мамфорд выражает все эти идеи в самых сложных и вдохновляющих урбанистических терминах. И прежде всего – в терминах англосаксонской литературы (в том числе и викторианского эстетизма). Я приведу цитату из итальянского перевода: «Город – это явление природы, как пещера, гнездо или муравейник. Но это еще и осмысленное произведение искусства, которое включает в свою коллективную структуру множество более простых и индивидуальных форм искусства. Мысль обретает форму в городе и, в свою очередь, определяется городом. Ведь пространство в не меньшей степени, чем время, причудливо реорганизуется в городе, в линиях и контурах стен, в сочетании горизонтальных плоскостей и вертикальных линий, в использовании природных структур или в борьбе с ними <…>. Город – это одновременно и материальный инструмент коллективной жизни, и символ той общности целей и взглядов, которая рождается в столь благоприятных условиях. Наряду с языком город остается, возможно, величайшим произведением искусства, когда-либо созданным человеком» (Mumford L. The Culture of Cities. New York: Harcourt, 1938). Город как произведение искусства нередко становится содержанием и незаменимым опытом в творчестве многих художников: часто их имя оказывается связанным с определенным городом. В качестве примера, имеющего особое значение для исследования связей города и литературного творчества (и города как произведения искусства), приведем речь Томаса Манна о Любеке (Mann Th. Lübeck als geistige Lebensform // Idem. Zwei Festreden. Leipzig: Reclam, 1945 [Манн Т. Любек как форма духовной жизни // Он же. Собр. соч.: В 10 т. М.: ГИХЛ, 1960. Т. 9]. Сложность анализа структуры города проявляется уже в современной форме в путевых заметках Монтеня и развивается в работах ученых, путешественников и художников эпохи Просвещения (Montaigne M. Journal de voyage de Michel de Montaigne en Italie par la Suisse et l’Allemagne en 1580 et 1581. Paris, 1774).


[Закрыть]

Художественность фактов городской среды тесно связана с их качеством, с их исключительностью; а значит, с их анализом и определением. Это очень сложная тема. Сейчас, не обращая внимания на психологические стороны вопроса, я утверждаю, что факты городской среды сложны сами по себе, их можно анализировать, но они с трудом поддаются определению. Природа этой проблемы всегда вызывала у меня особый интерес, и я уверен, что она непосредственно относится к городской архитектуре.

Возьмите любой факт городской среды, дворец, улицу, квартал, и опишите его; у вас возникнут те же самые сложности, с которыми мы столкнулись на предыдущих страницах, когда говорили о Палаццо делла Раджоне в Падуе. Часть этих сложностей обусловлена несовершенством нашего языка, и некоторые из них можно преодолеть, но обязательно останется некий опыт, доступный только тому, кто лично посетил этот дворец, улицу, квартал.

Теоретическое представление о факте городской среды всегда будет несколько отличаться от знания того, кто «проживает» этот факт. Это может ограничить нашу задачу; возможно, она состоит, главным образом, в том, чтобы описать тот или иной факт городской среды как сооружение, как конструкцию. Иными словами, определить и классифицировать улицу, город, улицу в городе; местоположение этой улицы, ее функцию, ее архитектуру, а впоследствии – возможные системы улиц в городе и многое другое.

Итак, нам придется заниматься географией города, топографией города, архитектурой и другими дисциплинами. Теперь задача кажется непростой, но выполнимой, и ниже мы попытаемся провести подобный анализ. Это означает, что в самых общих терминах мы сможем составить логическую географию города; эта логическая география будет заниматься, главным образом, проблемами языка, описаниями и классификациями. Таким фундаментальным вопросам, как, например, типология, до сих пор не посвящено ни одной серьезной систематической работы в области урбанистики. Существующие классификации порождают слишком много непроверенных гипотез, а значит, и бессмысленных обобщений.

Но в рамках наук, к которым я обратился, мы можем наблюдать более широкий, более масштабный и полный анализ фактов городской среды; он рассматривает город как «человеческий феномен par excellence» и, вероятно, затрагивает и те аспекты, которые можно познать, только непосредственно «прожив» тот или иной факт городской среды. Это понимание города – точнее, фактов городской среды – как произведения искусства присутствует в урбанистических исследованиях. В виде разнообразных догадок и описаний мы можем обнаружить его у художников разных эпох и во многих явлениях общественной и религиозной жизни: и в этом смысле оно всегда связано с определенным местом, событием и формой в пространстве города.

Однако проблема города как произведения искусства была открыто поставлена и рассмотрена в научном ключе, прежде всего в рамках исследования природы фактов коллективной жизни, и я считаю, что ни одна работа по урбанистике не может игнорировать эту сторону проблемы. Как связаны факты городской среды с произведениями искусства? Все значимые явления общественной жизни похожи на произведения искусства тем, что они являются порождениями жизни бессознательной. В первом случае речь идет о коллективном уровне, во втором – об индивидуальном; но это не так уж важно, поскольку первые создаются публикой, а вторые – для публики, и именно публика является для них общим знаменателем.

Исходя из этих предпосылок, Леви-Стросс вернул город в сферу тематики, полной неожиданных поворотов. Он же заметил, что еще в большей степени, чем другие произведения искусства, город находится между естественным и искусственным, являясь одновременно объектом природы и субъектом культуры.[3]3
  «La ville… la chose humaine par excellence» [«Город… творение человека в самом утонченном понимании этого слова»] (Lévi-Strauss C. Tristes Tropiques. Paris: Plon, 1955. P. 122 [Леви-Стросс К. Печальные тропики. М.; Львов: АСТ; Инициатива, 1999. С. 155]). Автор высказывает первые соображения о качестве пространства и загадочном характере развития города. Поведение отдельных индивидов совершенно рационально, но не поэтому невозможно выделить бессознательные моменты жизни города; поэтому в городе возникает странное противоречие в отношениях индивида и коллектива. «…Ce n’est donc pas de façon métaphorique qu’on a le droit de comparer – comme on l’a si souvent fait – une ville à un symphonie ou à un poème; ce sont des objets de même nature. Plus précieuse peut-étre encore, la ville se situe au confluent de la nature et de l’artifice» [«Можно с полным правом сравнивать – и вовсе не метафизически, как это часто делается, – города с симфониями или поэмами; это вещи одной и той же природы»] (Ibid. P. 122 [Там же. С. 155]). В своих рассуждениях на эту тему автор объединяет исследования экологического характера, отношения между человеком и окружающей средой и искусственное изменение окружающей среды. Постичь город в его конкретной реальности означает понять индивидуальность его жителей; индивидуальность, которая лежит в основе архитектурных памятников: «Comprendre une ville, c’est, par delà ses monuments, par delà l’histoire inscrite dans ses pierres, retrouver la manière d’être particulière de ses habitants» [«Понять город вне его памятников, вне истории можно, открыв, что значит быть жителями этого города»].


[Закрыть] Этот анализ продолжил Морис Хальбвакс, обнаружив в свойствах воображения и коллективной памяти типичные характеристики фактов городской среды.

У этих исследователей города в его структурной сложности есть неожиданный малоизвестный предшественник – Карло Каттанео. Каттанео никогда напрямую не задавался вопросом о художественном характере фактов городской среды, но его представление о тесной связи наук и искусств как конкретных аспектов развития человеческого разума делает такое сближение возможным. Позже я обращусь к его пониманию города как идеального принципа истории, к связи города и деревни и другим его идеям, касающимся городской среды. Здесь нам интересно рассмотреть его подход к городу. Каттанео не разделяет город и деревню, поскольку любое поселение является делом рук человека. «Любая обжитая область отличается от диких мест именно тем, что в нее вложено огромное количество труда. <…> Таким образом, эта земля на девять десятых не является творением природы; это творение наших рук; это рукотворная родина».[4]4
  Карло Каттанео, «Земледелие и мораль» (впервые опубликовано в «Atti della Società d’incoraggiamento d’arti e mestieri» [«Акты Общества содействия искусствам и ремеслам»], 1845). На этих страницах автор приводит полный обзор своей концепции «природных фактов» в анализе, где лингвистика, экономика, история, география, право, геология, социология, политика участвуют в определении структуры фактов. Его позитивизм, унаследованный от Просвещения, особенно ярко проявляется по отношению к конкретным вопросам. «Немецкий язык называет одним и тем же словом “ремесло” строителя и ремесло земледельца; слово “земледелие” (Ackerbau) звучанием напоминает не о возделывании земли, а о возведении зданий; крестьянин – это строитель (Bauer). Когда невежественные германские племена увидели, как под сенью римских орлов строятся мосты, дороги, стены и с таким же трудом превращаются в виноградники нетронутые берега Рейна и Мозеля, они назвали все эти деяния единым словом. Да, народ должен строить свои поля так же, как и свои города» (с. 4) (позже опубликовано в книге: Cattaneo C. Scritti economici / A cura di A. Bertolino. Firenze: Le Monnier, 1956. Vol. III. P. 5). Мосты, дороги и стены – это начало трансформации, которая изменяет среду существования человека и сама становится историей. Ясность этого тезиса делает Каттанео одним из первых урбанистов в современном смысле слова, когда речь идет о вопросах, связанных с территорией; см. его выступление по поводу проблем, возникающих при прокладке новых железных дорог. Габриэле Роза, автор биографии Карло Каттанео, пишет: «Нужно было проложить транспортную артерию между Миланом и Венецией. Математики тщательно изучали географические вопросы, не принимая во внимание население, историю, местную экономику – элементы, не вписывающиеся в математические линии. Потребовался глубокий и разносторонний ум Каттанео, чтобы пролить ясный свет на этот новый и сложный вопрос <…>. Он выяснил, какой маршрут обещает большую частную выгоду и общественную пользу. Он заявил, что строительство не обязано подчиняться тирании ландшафта; что цель работы – не столько обеспечить быстрый проезд, сколько извлечь выгоду из скорости; что пассажиропоток больше на небольших расстояниях; что самая высокая нагрузка должна быть на линиях, соединяющих значимые и древние города и что в Италии у того, кто забывает о любви к малым родинам, зерна всегда будут падать на бесплодный песок» (Rosa G. Carlo Cattaneo: Commemorazione // Cattaneo C. Scritti politici ed epistolario. Firenze: G. Barbera, 1892–1901. Vol. 1. P. 20–21).


[Закрыть]

Город и обжитая территория, возделанная земля и леса становятся делом человека, потому что в них вкладывается огромное количество труда, это творение наших рук; но, будучи рукотворной родиной, чем-то искусственно созданным, они также свидетельствуют об определенных ценностях и сохраняют память. Город живет своей историей.

Следовательно, связь между местом и людьми и город как произведение искусства, являющееся конечным, определяющим фактом, который направляет эволюцию к определенной эстетической цели, заставляют нас применять к изучению города комплексный подход.

И естественно, мы должны будем принимать во внимание то, как люди ориентируются в городе, изучать формирование и эволюцию того, как они ощущают пространство; насколько мне известно, это направление является главным в нескольких современных американских исследованиях – в частности, в работе Кевина Линча; я имею в виду направление, связанное с пониманием пространства и основанное по большей части на данных антропологии и свойствах города.

Две гравюры Иоганна Рудольфа Дикенманна, 1793–1884

Вверху: Цюрих, озеро и горы, вид с башни Святого Петра

Внизу: Чертов мост на дороге к перевалу Сен-Готард

Подобными вопросами занимался также Макс Сор, используя аналогичный материал – прежде всего наблюдения Мосса о соответствии между названиями групп и названиями территорий у эскимосов. Возможно, стоит вернуться к этим темам позже; а сейчас все это нужно нам только как введение к исследованию, и мы снова обратимся к этим проблемам, только когда изучим больше аспектов факта городской среды и попытаемся понять город в целом как масштабное отражение человеческой природы и жизни.

В своей книге я пытаюсь взглянуть на это отражение через его стабильную и сложную «декорацию» – архитектуру. Иногда я спрашиваю себя, почему до сих пор не изучен этот глубинный смысл архитектуры как человеческого творения, которое формирует реальность и изменяет материю в соответствии с эстетическим замыслом. Ведь тогда архитектура сама оказывается не только местом, где разворачивается человеческая жизнь, но и частью этой жизни, которая, в свою очередь, отражается в городе и его памятниках, кварталах, жилых домах, во всех фактах городской среды, которые возникают в обжитом пространстве. Отталкиваясь от этой «декорации», теоретики исследовали городскую структуру, пытаясь выделить опорные точки, структурные узлы города, места, в которых шла работа разума.

Теперь я напомню вам о понимании города как артефакта, как произведения архитектуры или инженерии, растущего во времени; это одна из самых надежных гипотез, которую мы можем развить.[5]5
  О городе как изделии см. сборник: The Historian and the City / Ed. by O. Handlin, J. Burchard. Cambridge Mass: The MIT Press, 1963. Джон Саммерсон в статье «Urban Forms» [«Городские формы»] говорит о «the city as an artifact» [«городе как артефакте»] (с. 166), а Энтони Н. Б. Гарван в «Proprietary Philadelphia as an artifact» [«Частнособственническая Филадельфия как артефакт»], осветив тему с археологической и антропологической точек зрения, утверждает: «If, therefore, the term can be applied to an urban complex at all, it should be applied in such a way as to seek all those aspects of the city and its life for witch the material structure, buildings, streets, monuments were properly the tool or artifact» [«Если термин “артефакт” вообще может быть приложен к городу, его следует применять таким образом, чтобы подчеркнуть все те аспекты городской жизни, для которых материальная структура города, его улицы, здания и памятники, в прямом смысле является инстументом или артефактом»] (с. 178). В этом смысле Каттанео говорит о городе как о физическом предмете, как о продукте человеческого труда: «Труд создал дома, плотины, каналы, дороги» (Cattaneo C. Op. cit.).


[Закрыть]

Возможно, для борьбы с мистификациями нам может послужить и тот смысл, который придал исследованиями города Камилло Зитте, пытаясь выявить в структуре города законы, не зависящие от чисто технических факторов и в полной мере принимающие в расчет «красоту» городской планировки, формы в том виде, в каком мы ее воспринимаем: «Имеются три основные градостроительные системы: прямоугольная, радиальная и треугольная. Другие – производные от этих трех. К художественным вопросам и искусству все это не имеет отношения. Цель всех трех – исключительно лишь регуляция уличной сети. Таким образом, замысел здесь изначально технический. Уличная сеть всегда служит только для сообщения. Воспринимать и видеть ее в натуре невозможно, лишь на плане. Поэтому до сих пор не было речи об уличных сетях – ни античных Афин или Рима, ни Нюрнберга или Венеции. С художественной точки зрения они невоспринимаемы и поэтому безразличны. Для искусства важно лишь то, что обозримо, что видно, следовательно – отдельная улица, отдельная площадь».[6]6
  Sitte C. Die Städtebau nach seinen künstlerischen Grundsätzen: ein Beitrag zur Lösung modernster Fragen der Architektur und monumentalen Plastik unter besonderer Beziehung auf Wien. Wien: Graeser, 1889 [Зитте К. Художественные основы градостроительства. М.: Стройиздат, 1993]. Интересна культурная биография Зитте – в сущности, это биография инженера; он учился в венском Политехническом институте, в 1875 году основал Государственное ремесленное училище (Staatsgewerbeschule) в Зальцбурге, а впоследствии и в Вене.


[Закрыть]

Высказывание Зитте важно для понимания его эмпиризма; кроме того, по моему мнению, оно способно подвести нас к тем американским исследованиям, о которых мы говорили выше, и в рамках которых художественность может быть понята как изобразительность, воспринимаемость. Я сказал, что урок Зитте может избавить нас от множества мистификаций, и это не подлежит сомнению. Этот урок относится к технике градостроительства, ведь в ней всегда сохраняется и конкретика действительности, например чертеж площади, и принцип логического построения, идеи этого чертежа. А моделями в той или иной степени всегда служат отдельная улица или отдельная площадь.

Но, с другой стороны, в уроке Зитте содержится и серьезная неясность – будто бы город как произведение искусства можно свести к некоему художественному факту или к соображениям «читаемости», а не к конкретному опыту. Мы же, напротив, считаем, что целое важнее отдельных частей и что только факты городской среды в их целостности, а значит, и дорожная сеть, и городская топография, вплоть до вещей, которые можно увидеть, прогуливаясь взад-вперед по улице, составляют это целое. Естественно, архитектурную целостность придется изучать по частям, что я и собираюсь сделать.

Итак, я начну с вопроса, который открывает путь к проблемам классификации, а именно – с типологии строений и их отношений с городом. Отношений, которые составляют главную идею этой книги и которые я буду исследовать с разных точек зрения, при этом всегда рассматривая строения как моменты и части того целого, которое представляет собой город.

Эта позиция была ясна теоретикам архитектуры эпохи Просвещения. В своих лекциях в Политехнической школе Дюран говорил: «De même que les murs, les colonnes, etc., sont les éléments dont se composent les édifices, de mêmes les édifices sont les éléments dont se composent les villes» [«Как стены, колонны и проч. являются элементами, из которых состоят здания, так и здания – элементы, из которых состоят города»].[7]7
  Durand J.-N. Précis des leçons d’architecture données à l’École Polytechnique. Paris, 1802–1805.


[Закрыть]

Типологические вопросы

Понимание фактов городской среды как произведения искусства открывает путь к изучению аспектов, проясняющих для нас структуру города. Город как «человеческий феномен par excellence» – это архитектура и все произведения, составляющие тот конкретный способ, которым такая архитектура трансформирует природу.

Люди бронзового века приспосабливали ландшафт к общественным нуждам, строя искусственные острова из кирпича и выкапывая колодцы, осушительные и оросительные каналы. Первые дома защищают своих обитателей от внешней среды и создают для них регулируемый климат: с развитием города такая регуляция приводит к созданию особого микроклимата. Уже в неолитических деревнях наблюдаются первые попытки приспособления мира к нуждам человека. Выходит, что рукотворная родина – ровесница человека.

В связи с этими трансформациями возникают первые формы и типы жилищ, а также храмы и более сложные строения. Тип складывается в соответствии с нуждами и представлениями о прекрасном; он един, хотя в разных обществах существует множество его вариаций, и связан с формой и образом жизни. Итак, вполне логично, что понятие типа ложится в основу архитектуры и используется как в практике, так и в теоретических трактатах.

Я убежден в значимости типологических вопросов. Важные типологические вопросы проходят через всю историю архитектуры; они возникают почти всегда, когда речь идет о проблемах урбанистики. Авторы трактатов, например Франческо Милициа, не дают определения типа, но это понятие могут раскрыть некоторые их утверждения, в частности следующее: «Удобство любого строения подразумевает три главных свойства: 1. Его местоположение. 2. Его форма. 3. Распределение его частей».

Итак, для меня понятие типа – это нечто постоянное и сложное, логическая конструкция, предшествующая форме и создающая ее.

Один из крупнейших теоретиков архитектуры, Катрмер-де-Кенси, осознававший важность этих вопросов, дал прекрасное определение типа и модели.

«Слово “тип” являет собой не столько образ предмета, который должно копировать или в точности повторять, сколько идею элемента, который сам должен служить правилом для модели. <…> Модель, понимаемая согласно практике искусства, – это предмет, который следует повторять как он есть; “тип” же – это предмет, на основании которого каждый может задумывать произведения, не похожие в точности друг на друга. В модели все точно и определенно; в “типе” все в большей или меньшей степени смутно. Итак, мы видим, что в подражании “типам” нет ничего, что чувство и дух не могли бы распознать. <…>

Во всех странах искусство регулярного строительства развивалось на основе прежде существовавших зачатков. Всему что-то предшествует; ничто ни в коем роде не возникает из ничего; и это правило не может не относиться ко всем людским изобретениям. Итак, мы видим, что все они, несмотря на последующие перемены, всегда сохраняют явственным, ощущаемым и осознаваемым свой первоначальный принцип. Это нечто вроде ядра, вокруг которого со временем накапливаются, сообразуясь друг с другом, расхождения и вариации форм, возможные для данного предмета. Поэтому до нас дошли тысячи предметов всякого рода, и, дабы постичь их основания, одна из главных задач науки и философии состоит в том, чтобы выяснить их происхождение и первопричину. Вот что называется “типом” в архитектуре, как и в любой другой области открытий и учреждений человеческих. <…> Мы занялись этим рассуждением, чтобы как следует разъяснить значение слова “тип”, применяемого в метафорическом смысле к ряду произведений, и ошибку тех, кто либо не признает его, поскольку это не модель, либо искажает его, навязывая ему строгость модели, которая на самом деле относится только к точной копии».[8]8
  Quatremère De Quincy A.Ch. Dictionnaire historique d’Architecture. Paris, 1832. Определение Катрмера недавно было подхвачено Джулио Карло Арганом и получило очень интересное развитие (Argan G. C. Sul concetto di tipologia architettonica в Progetto e destino. Milano: Il Saggiatore, 1965. P. 21). См., что пишет об этом вопросе Откёр: «Comme l’a rappelé Schneider, Quatremère professait que il y a “corrélation entre les dimensions et les formes et les impressions que notre esprit en reçoit”» [«Как напомнил Шнайдер, Катрмер утверждал, что существует “взаимосвязь между размерами и формами и тем впечатлением, которое они производят на наше сознание”»] (Hautecoeur L. Histoire de l’architecture classique en France. Paris: Picard, 1953. T. V. P. 122).


[Закрыть]

В первой части своего высказывания автор отвергает определение типа как того, что следует повторять или копировать, потому что в таком случае не происходило бы, как он утверждает во второй части высказывания, «создания модели», то есть не было бы архитектуры. Далее автор заявляет, что в архитектуре (модели или форме) есть элемент, играющий свою особую роль; не что-то, с чем архитектурный объект сообразуется в процессе своего создания, а нечто, присутствующее в модели. Это и есть правило, структурный принцип архитектуры.

В логических терминах можно сказать, что это «нечто» – константа. Подобные рассуждения подразумевают, что архитектурный факт понимается как структура, которая раскрывается и познается в самом факте. Если это «нечто» – мы можем назвать его типическим элементом или просто типом – является константой, значит, его можно встретить во всех архитектурных фактах. Следовательно, это еще и элемент культуры, и как таковой он может быть обнаружен в разных архитектурных фактах. Таким образом, типология превращается в аналитический элемент архитектуры, и еще легче ее обнаружить на уровне фактов городской среды.

Итак, типологию можно определить как исследование первичных типов городских элементов, города или архитектурной конструкции. Вопрос моноцентричных городов и центральных зданий – это особый типологический вопрос; тип никогда не совпадает с одной формой, хотя все архитектурные формы сводятся к типам.

Этот процесс сведения – необходимая логическая операция; невозможно говорить о проблемах формы, не принимая во внимание проблему типа. В этом смысле все трактаты по архитектуре являются трактатами по типологии, и при проектировании эти два момента разделить крайне трудно.

Итак, тип – это константа, которая имеет необходимый характер; но, даже будучи определяющими, типы диалектически взаимодействуют с техникой, функциями, стилем, коллективным характером и индивидуальным элементом архитектурного факта.

Не секрет, что центрический план является определяющим и постоянным типом, например в религиозной архитектуре; но, несмотря на это, каждый раз, когда мы выбираем центрический план для некоторой конкретной церкви, создается диалектическое взаимодействие с ее архитектурой, с ее функциями, с техникой строительства и, наконец, с коллективом, который участвует в жизни этой церкви.

Я склонен считать, что типы жилища с Античности до наших дней не изменились, но это не означает, что не меняется конкретный образ жизни и с течением времени не возникают все новые и новые способы организации жизни.

Схема галерейного дома – старая и присутствует во всех городских домах, которые мы только пожелаем рассмотреть. Коридор, из которого осуществляется доступ в комнаты, – необходимый элемент планировки, но между разными домами, принадлежащими к разным эпохам, существует столько важных различий, что здания оказываются совершенно не похожи друг на друга.

И наконец, мы можем сказать, что тип – это сама идея архитектуры, то, что ближе всего подходит к ее сути, а значит – то, что, несмотря на все изменения, всегда остается доступно «чувству и разуму» как принцип архитектуры и города в целом.

Проблема типологии никогда ранее не изучалась систематически и с должным охватом; сегодня она рассматривается в архитектурных училищах, и это должно привести к хорошим результатам. Я убежден, что сами архитекторы – если они захотят углубить и обосновать свою работу – вынуждены будут снова заняться такого рода вопросами.[9]9
  Среди новых аспектов проведенного архитекторами исследования типологических проблем особый интерес представляют лекции Карло Аймонино в Венецианском архитектурном институте (Aymonino C. La formazione del concetto di tipologia edilizia // La formazione del concetto di tipologia edilizia: Atti del corso di caratteri distributivi degli edifici. Anno accademico 1964–1965. Venezia: Istituto Universitario di Architettura di Venezia, 1965). «Итак, мы можем попытаться определить некоторые “признаки” архитектурных типологий, которые позволят нам уточнить: а) единство темы (пусть и разделенной по видам деятельности), из которого следует вывод об элементарности (или простоте) организма; это соображение действует и в более сложных случаях; б) независимость – в теории – от окружения, то есть от определенного местоположения в городе (а следовательно, значительная степень взаимозаменяемости местоположений?) и установление отношений только с собственной планиметрией как единственной данной нам границей (неполное отношение); в) преодоление строительных норм, поскольку тип определяется в зависимости от своей архитектурной формы. Действительно, тип обуславливается в том числе и нормами (гигиены, безопасности и т. д.), но не только ими» (Ibid. P. 9).


[Закрыть]

Здесь у меня нет возможности дальше углубляться в эту проблему. Повторим, что типология – это идея элемента, которая играет свою роль в создании формы (причем эта идея является константой). Теперь наша задача – изучить, каким образом это происходит, и, соответственно, оценить реальное значение этой роли.

Все исследования, имеющиеся в этой области, кроме немногих исключений и отдельных недавних попыток преодолеть пренебрежение, не очень внимательно относились к этой проблеме, избегали ее или отодвигали на второй план, быстро переходя к другой теме, а именно – к функции. Поскольку вопрос функции является первостепенным для нашей области исследования, я попытаюсь рассмотреть, каким образом он ставился в научных работах, посвященных урбанистике и фактам городской среды в целом, и какую эволюцию он претерпел. Можно сразу сказать, что эта проблема возникла тогда же, когда – это и был первый шаг – появилась проблема описания и классификации. Существующие сегодня классификации до сих пор практически не идут дальше вопроса о функции.