Текст книги "Не он"

Глава 10

Некоторое время назад

Элинор Хант проснулась от интенсивных позывов мочевого пузыря. В одиночной палате никаких особых условий. О комфорте остается только мечтать, хотя ей известно, что счета, выставляемые за ее лечение, не уступают стоимости номеров в приличных отелях.

Элинор встает, превозмогая слабость. Въедливый тошнотворный запах хлора разъедает ее легкие, голова сильно кружится. Она надеялась, что пришедшая внезапно на ум маленькая хитрость сработала. После приема лекарств она вызвала у себя рвоту, как только медсестра покинула ее палату, но какая-то часть видимо успела всосаться в кровь. Проклятье! Лин с трудом выползает в темный коридор.

– Привет, стерва, – злобно приветствует Бешеная Дрю.

Элинор встает, как вкопанная, глядя на зловещую фигуру, подпирающую противоположную стену. Она слишком измучена, чтобы снова драться с Дрю.

– Отвали, – грозно рявкает Элинор.

– Полегче, сука, – огрызается Бешеная Дрю. – Говорят, ты совсем слетела с катушек, и доктор Грин готовит для тебя особую терапию.

– Кто говорит? – закрыв дверь своей палаты, Лин обессиленно прислоняется к ней спиной.

– Я кое-что подслушала в ординаторской. Твой муж настаивает, чтобы тебя хорошенько подлечили.

– У меня нет мужа, – возражает Лин, чувствуя, как собственное сердце затапливает черная боль. – Никого не осталось. Я одна.

– Сейчас расплачусь, – шипит злорадная собеседница. – А кто же оплачивает счета, принцесса? В святой Агате не держат безродных нищенок.

– Ты же здесь, – не остается в долгу Элинор. Дрю издает гортанный бешенный рык и резко бросается вперед, но наткнувшись на появившегося словно из ниоткуда санитара, отлетает назад.

– По палатам. Быстро! – приказывает бугай в белом халате. Ядовито оскалившись на прощание, Дрю ленивой походкой вразвалочку удалятся в конец коридора.

– А ты чего ждешь? – грозно спрашивает санитар, смерив не сдвинувшуюся с места пациентку тяжелым взглядом. Лин выжимает из себя просящую улыбочку, на собственном печальном опыте зная, что конфликтовать с этими парнями чревато. Прямо сейчас он сжимает в кармане своего халата заготовленный шприц. Содержимого хватит, чтобы вырубить ее еще на сутки.

– Мне нужно в туалет, – глядя на санитара жалостливым взглядом, робко произносит Лин.

– Две минуты, – немного подумав, он милостиво кивает на дверь уборной.

Ей хватает и половины одобренного времени. Облегчившись и умыв лицо, она возвращается в свою палату под конвоем немногословного санитара. Сна ни в одном глазу, только чувство полного отупения и деградации. Грозный провожатый какое-то время стоит за дверью, а потом неторопливо удаляется.

Элинор забирается на кровать и вытягивается на жестком матрасе, сосредоточив взгляд на единственном тусклом глазке света в потолке. Он насмешливо подмигивает ей желтовато-грязным сиянием, и Лин с лёгкостью различает кружащиеся вокруг мельчайшие частицы пыли. Какое-то время она заворожённо следит за их хаотичным танцем, сложив руки на тяжело вздымающейся груди. Мысли разлетаются, наталкиваясь друг на друга, и кружат, кружат, кружат вместе с пляшущими серыми мушками.

Это все лекарства, тормозящие работу мозга и вызывающие галлюцинации вместо того, чтобы подавлять. К вечеру могут танцевать и тени на стенах, и застиранные шторы на окнах, и даже стулья. Ее пичкают цветными пилюлями с утра до ночи. Две на завтрак, две на обед и три на ужин. Увеличивают дозу перед ночным дежурством, чтобы не доставляла хлопот, превращая пациентку в отупевшую неподвижную куклу.

Ее не лечат, она лишь безликий номер на больничной рубашке, такая же, как десятки других пациентов, содержащихся годами в Святой Агате. Это не то место, откуда выходят отдохнувшими и воспрявшими духом спустя месяц благотворного лечения.

Элинор Хант все чаще посещает мысль, что ее не выпустят отсюда. Возможно, никогда. Весь персонал клиники заинтересованы в том, чтобы пациенты оставались в лечебнице как можно дольше. Пока клинику хорошо спонсируют, всем находящимся здесь больным будут рисовать новые диагнозы. Элинор пришла к выводу, что руководство Святой Агаты находится в преступном заговоре, когда очнулась в своей палате после нападения Бешеной Дрю. Приставленный к Лин психиатр Скарлетт Грин заверила, что никакого нападения не было и той все померещилось. Ну разумеется, кому нужен скандал в клинике?

«Дрю находилась в своей палате. Это подтверждают камеры видеонаблюдения. Мне очень жаль, Элинор, но твое состояние снова ухудшилось. Я вынуждена увеличить дозу лекарств и пересмотреть схему лечения» – равнодушно заявила доктор, дав разрешение безликой медсестре вколоть строптивой пациентке целый шприц с психотропными препаратами.

Элинор проспала сутки, но воспоминания о случившемся в вонючем туалете никуда не исчезли. Позже, встретив за обедом в столовой Бешеную Дрю, Лин заметила ее ядовитую триумфальную ухмылку и насмешливый взгляд, прикованный к плоскому животу Лин. Элинор инстинктивно обхватила руками пустоту и с яростным криком кинулась на провокаторшу. Ей впервые в жизни хотелось убить… Или не впервые? Гнев, вылившийся на визжащую и отбивающуюся от наносимых с особым усердием ударов рыжую тварь, казался отчаянно знакомым и приносил удовлетворение, близкое к наслаждению.

Кого еще я могла ненавидеть так сильно, как Бешеную Дрю? – задавалась вопросом Элинор Хант, но с очередной волшебной пилюлей ответ уплывал в страну грез и танцующих единорогов. Потребовалось двое крепких амбалов-саниторов, чтобы оторвать Элинор от избитой пациентки. Возможно, Дрю – даже не было настоящим именем этой неадекватной. В Святой Агате многие придумывали себе новые прозвища и создавали вымышленные личности. Безумие в каждой палате, в каждом темном углу, в мерцающем глазке лапочки, взирающем на нее с белого раскачивающегося потолка.

– Они меня травят, – пожаловалась она танцующим пыльным подружкам. – Это абсолютно точно, – добавила чуть громче и с некоторой обидой.

– Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы все это закончилось, – отвечает ей голос, слышимый каждый раз, когда ощущает полный отрыв от реальности. Случайно или нет, но он всегда оказывается рядом в трудные, критичные минуты.

– Что? Что я могу сделать? – со злостью бросает Лин, до жжения в глазных яблоках уставившись на рой пляшущих пыльных мотыльков. Серые точки разлетаются, образуя плавные линии и размытые контуры.

– Скажи то, что они хотят услышать.

– Я не могу…, – отчаянно всхлипывает Элинор, царапая свою рубашку на животе. Там так пусто, холодно, больно.

– Почему, Эль?

– Это он убил их всех! Это он! А я выжила. Случайно. Нарушила его планы, – яростно восклицает Лин.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что знаю, – закричала она. – И я не сумасшедшая! Нет!

– Тогда скажи, с кем ты разговариваешь сейчас, художница?

Лин в изнеможении закрывает глаза, прогоняя видение. Проклятые таблетки лишают ее разума. Параноидальный бред и галлюцинации. Слуховые, зрительные, фантомные. Они повторяются все чаще, реальнее, навязчивее. Черт, да она свихнется, если не найдет способ выбраться.

– Хочешь уйти отсюда – лги, – тихо произносит бархатистый голос. – Притворись. Забудь.

– Как?

– Я научу тебя. Не сопротивляйся. Не спорь.

– Ты с ними заодно! – вспыхивает Элинор, обращаясь в темноту. – Убирайся. Вон из моей головы, – дернувшись, она резко приподнимается на локтях, всматриваясь в чернильные тени, сгущающиеся в углах палаты.

– Меня там нет, – отзывается неразличимый гость. Она вздыхает с облегчением, не совсем осознавая происхождение этого чувства.

– Я здесь, – звучит одновременно со всех сторон, и ее бросает в ледяной озноб. Лин яростно трет глаза и зажимает ладонями уши.

– Убирайся, – хрипит она. – Прочь!

– Я думал, мы друзья, Эль, – с укоризной отвечают отвечает незваный собеседник.

– Тебя не может здесь быть, – мотая головой, бормочет Лин.

– Потому что ты этого не хочешь? Или боишься?

– Что тебе нужно? – распахнув глаза, она поворачивает голову и смотрит в самый дальний угол палаты. Там находится стул, на котором персонал обычно оставляет сменное постельное белье, чистые рубашки. Возможно, это только игра собственного задурманенного воображения, но кажется стул действительно кем-то занят.

– Что тебе нужно? – срывающимся шепотом она повторяет свой вопрос и резко садится, спуская голые ступни на прохладный пол. Встает на дрожащие ноги, в нерешительности делает пару шагов, чувствуя себя гребаной русалочкой из Диснея, вынырнувшей из пены морской, впервые ступившей на твёрдую землю.

Напрягая зрительные рецепторы до болезненного зуда, она медленно приближается к окутанному тьмой углу. На стуле сидит не человеческая фигура. Это что-то другое. Большое, но неживое, не дышащее, в отличие от того, кто стоит за спиной.

– Подарок, Элинор. Для тебя. Не стесняйся. Возьми его, – подталкивает ее миролюбивый ласковый голос.

Боковым зрением Элинор Хант замечает какое-то движение, но слишком сосредоточена на разглядывании первого за долгие месяцы презента. Она так отвыкла от простого человеческого участия, доброты и заботы. Ее раздирает нездоровое любопытство и эйфория, уступая место страху и осторожности. Протянув руки, она с непосредственным восторгом погружается пальцами в искусственную шерсть. Радостно взвизгнув, Элинор сжимает в объятиях огромного плюшевого медведя, зарываясь лицом в мягкий мех.

– Придумала, как его назовешь?

– Да, – кивает она, улыбаясь от уха до уха. – Барни. Его зовут Барни.

– Отличное имя. Но должен сказать, что у Барни есть одна небольшая проблема.

– Какая? – Элинор разворачивается, продолжая крепко обнимать большую игрушку.

Ее взгляд наталкивается на темнеющий на фоне окна мужской силуэт. Он протягивает ей руку. И она храбро, не сомневаясь ни секунды, идет навстречу. Доверчиво кладет свою крошечную ладонь в его, и та сразу теряется в ней. Такое приятное необыкновенное чувство. Тепло ладони, ласковое участие, обволакивающий тембр голоса, разрушающий протестующий вопль разума.

– Что это? – нащупав что-то круглое, спрашивает Лин. Не дождавшись ответа, она берет пальцами круглый шарик с раскрытой ладони и переводит взгляд на добродушно улыбающуюся морду медведя, предано смотрящего на нее одним глазом.

Глава 11

Спальня окутана в серый дождливый туман, мешающий определить примерное время суток. Размеренный стук по стеклам, завывания ветра снаружи и уютное тепло одеяла внутри. Она кутается в него с головой, стараясь не смотреть на пустующую остывшую половину огромной постели. Не думать о прошедшей ночи, не стыдиться, не корить себя за внезапную распущенность.

«Сосредоточься на новом воспоминании, Эль», – приказывает сама себе и тут же отвлекается, проводя ладонями по смятым сбившимся простыням.

Все вокруг пропитано его запахом, их общим запахом. Безумие, длящееся весь вечер и почти целую ночь, оставило после себя слишком много напоминаний: ноющие мышцы, истерзанные губы, саднящая кожа на щеках и в других, более интимных местах. Лицо горит от смущения. Она пресыщена и в то же время опустошена. Он словно выпил ее, поглотил и оставил на рассвете.

В этом нет ничего нового. Бизнес мужа всегда был главным соперником Элинор. Но если верить словам Тэм, то не только работа воровала у нее внимание Кристофера. Знала ли Саммерс, что Лин тоже не была абсолютно верна мужу. Осмелилась ли она рассказать ей о Дике?

Кто он такой, черт подери? Вчера у нее не было возможности разобраться, но Элинор так просто это не оставит. Она выяснит, что ее могло связывать с курьером, и почему именно его лицо застряло в ее подсознании. Тэмзин советовала поговорить с Келли Хант. Возможно, та поможет Элинор приоткрыть чертову шкатулку с проклятьем. Ей необходимо обсудить с кем-то свое новое воспоминание, не пролившее ни одного жалкого лучика на черные реалии, творящиеся в жизни Лин.

Десятки новых вопросов. Плюшевый Барни – копия того, что подарил Крис на день рождения Джонаса, и которого больше нет в их доме, отсутствующий глаз и туманный «он», которого она винила в убийстве всей своей семьи, а еще голос, убеждающий ее лгать и притворяться, чтобы освободиться.

Спрятавшись в коконе из одеял, Лин попыталась восстановить день аварии, но наткнулась на сплошное черное пятно. Она знала, что авария, унесшая жизни отца, брата и мачехи, случилась, когда они вместе находились в автомобиле. Виновником автокатастрофы оказался вдрызг пьяный водитель, вылетевший на встречку. Его осудили и дали внушительный срок. Обо всем этом Лин узнала позже, гораздо позже. Но сам момент аварии, что к ней привело, куда именно, зачем и почему они ехали – Элинор не помнила.

Это было очень странно. Странно даже по той причине, что Лин много лет не общалась с отцом лично. Исключительно по телефону. Оба упрямые и упертые, лелеющие свои обиды, в которых теперь нет никакого смысла, только горечь об утраченных шансах и необратимом времени. Они оба страдали, но ни один не хотел поступиться со своей гордостью. Мачеха и Этан придерживались нейтралитета, являясь неким буфером между конфликтующими сторонами. Они иногда навещали блудную непокорную дочь Крейга Бартона, но сама Лин не ездила к ним домой с того дня, как по своей воле покинула стены родового гнезда.

Даже альтернативная версия искаженной реальности сохранила моменты после аварии, а не до. Палату реанимации, дикую боль и горе, затопившее Элинор с головой. Но она не была одна, не испытывала этого отчаянного ощущения брошенности, ненужности и одиночества, всплывшие в воспоминании этим утром. С ней постоянно находились Крис, Келли и Тэмзин, а маленький Джонас продолжал развиваться и расти внутри нее. До самой выписки они нянчились с ней, как с маленьким ребенком. А потом был переезд в загородный дом, рождение Джонаса, и новая жизнь… Новая жизнь, которой не было. И реальность, пугающая ее до жути.

– Хватит валяться и жалеть себя. Начинай действовать, – вслух проговаривает Лин, покидая теплую постель.

Всполоснувшись под душем, Элинор сушит волосы, глядя на свое отражение в зеркале, всматриваясь в собственные черты и задаваясь вопросом, как хорошо она знает эту вполне симпатичную женщину с раскосыми зелёными глазами и густой копной темных волос. Задержав взгляд на припухших губах и проступивших отпечатках грубых пальцев мужа на бледной коже ключиц, она уверенно изгоняет из головы развратные картинки. То, что происходит в супружеской спальне, не должно вызывать стыд, но если бы дело было только в смущении. Ее пробудившееся словно после спячки тело горело от одной мысли, что впереди будут новые ночи, не менее грязно-страстные, чем минувшая.

– А ты та еще штучка, Эль, – парадируя интонации мужа, говорит она своему отражению. – Кто бы мог подумать, – нервный смех срывается с губ, низ живота наливается предательским теплом. – А ты не прочь повторить, да? – ухмыляется она, ополаскивая пылающие щеки водой. – Это все, что у тебя осталось. Радуйся, – добавляет с внезапно подкатившей к горлу горечью. Взгляд задерживается на злосчастном пузырьке с пилюлями. Судя по новому кадру из забытого прошлого, Скарлетт Грин не всегда была любезна и доброжелательна. Немного поколебавшись, Элинор все-таки откручивает крышку и, высыпав на ладонь таблетку, быстро проглатывает ее, запивая сточной водой.

Заглянув в свой гардероб, Лин и здесь замечает изменения. Спортивные костюмы, мешковатые футболки, бриджи и кроссовки, в которых было так удобно гулять и играть с детьми, исчезли. Теперь ее шкафы забиты коктейльными платьями, стильными дизайнерскими нарядами и дорогой изящной обувью. В ящиках с нижним бельем дела обстоят еще круче. Прозрачные кружева, корсеты, подтяжки, чулки с резинками и откровенные ночные рубашки, созданные явно не для того, чтобы в них спать. Словом, идеальный гардероб для неверной жены и лживой бестии.

Перебрав несколько вешалок с одеждой, Элинор останавливается на единственном приличном комплекте. Кремовое приталенное платье с неглубоким V-образным вырезом и летящим подолом, прикрывающим колени, и светлые лодочки без каблука. Собрав волосы в высокий хвост на затылке и придирчиво изучив себя со всех сторон, Лин остается удовлетворённой увиденным. После вчерашнего образа шлюхи-жены она выглядит вполне консервативно. И ей абсолютно плевать, какой ее предпочитает видеть Кристофер. Он тоже совсем не такой, каким Элинор его запомнила, и она больше не собирается соответствовать ничьим ожиданиям.

Следующим пунктом в навигации по дому снова оказывается студия. Как и накануне, войдя в огромною светлую, несмотря на беснующуюся непогоду за панорамными окнами, комнату, она снова чувствует сжимающийся капкан безудержной тоски. Портреты мужа все так же задвинуты в угол, а на мольберте установлен девственно-чистый холст, словно ожидающий ее особого внимания.

Пальцы инстинктивно сжимаются, вспоминая каково это – держать в руках кисть. Она вынуждена признать, что в той ненастоящей жизни ей не хватало творческой самореализации, полета фантазии, запаха красок и единения с этой частью себя. Рисовать портеры незнакомцев – все, что она умела, все, чем когда-либо занималась с полной отдачей и упоением, забыв об окружающей реальности, погружаясь в процесс без остатка. Да, это была магия, особая магия, с которой Лин рассталась не без сожаления, но она не первая и не последняя женщина в мире, пожертвовавшая собственными интересами ради семьи.

Источником вдохновения Элинор не всегда были реальные люди, часто она придумывала лица, оживляла их, создавая такими, какими сама видела в своей голове. Неизменными были два правила – она никогда не рисовала близких людей и ни одна из ее работ не повторялась. Стопка портретов, накрытых тканевым отрезом, противоречит обоим фактам.

Так почему же ее заклинило на лице мужа? Вряд ли это была безумная любовь. Скорее она пыталась таким образом удержать в голове воспоминание о нем, вернуть нечто утерянное.

«– У меня не выходит! Не получается!

– Ты слишком спешишь.

– Я боюсь не успеть.

– Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и поверь, тогда все получится.»

Откуда это воспоминание? Насколько оно настоящее? Она слышит голоса, но не видит никаких лиц. Как и размытой мужской образ в ее видениях из Святой Агаты.

Внутренний голос?

Альтер эго?

Раздвоение личности?

Безумие?

Стоп!

Элинор вновь останавливает свой взбунтовавшийся мозг и быстро покидает студию, решительно закрыв за собой дверь. Это вовсе не бегство. Она вернется туда позже и попытается, попытается снова взять в руки кисть и создать что-то стоящее.

Спустившись в кухню, Лин удивленно замирает на пороге, застав мужа за поглощением аппетитно пахнущего завтрака. Он как обычно безупречен. Светло-графитовая рубашка под цвет глаз, галстук на тон темнее, идеально сидящие брюки и пиджак на спинке стула. В одной руке вилка, в другой мобильный телефон, в котором он что-то внимательно изучает, сдвинув темные брови и прищурив глаза. Такая мимика свойственна людям со слабым зрением. Но у Кристофера никогда не было подобных проблем.

– Доброе утро, Эль. Выспалась? – не отрывая глаз от экрана, буднично интересуется муж.

– Да, – нервно сглотнув, кивает Лин, чувствуя, как ее лицо заливает удушливой волной, а в животе снова просыпаются пыльные мотыльки.

– Присоединяйся. Не стой на пороге, – любезно приглашает муж, не удостоив супругувзглядом. – Я не кусаюсь, – добавляет он и, отложив телефон в сторону, наконец одаривает ее своим вниманием. – А вот ты прошлой ночью разошлась, – бегло осмотрев жену с головы до ног, напоминает Крис. Щеки Элинор становятся пунцовыми, как у гребаной девственницы.

– Мило смущаешься. Непривычно, – улыбается он, с лёгкостью раскусив ее неуверенность. – Мне нравится, Эль. – одобрительным тоном заявляет Крис и, отодвигая соседний стул, хлопает ладонью по сиденью. – Садись. Я приготовил завтрак на двоих. Будешь кофе?

Непринуждённый тон мужа заставляет ее прийти в себя.

– Да, спасибо, – благодарит она, занимая указанное место. От вкусных ароматов оживает желудок, ворчливо требуя наполнения. Крис встает, направляясь к кофемашине. Залипнув на его широких плечах и подтянутой заднице, Элинор вновь погружается в эротические грезы.

– Тебе как обычно? Сливки и один кусочек сахара? – оглянувшись спрашивает он и понимающе ухмыляется, заметив ее поплывший взгляд. – Все нормально, Эль. Я тоже тебя хочу, но после завтрака. Голодная ты быстро выдохнешься.

– Тебе разве не нужно на работу? – запинаясь бормочет Элинор, бросив удивленный взгляд на настенные часы, показывающие десять тридцать утра. Она была уверена, что Крис покинул постель, чтобы отправиться в офис и точно не для того, чтобы приготовить завтрак. Для двоих. Ни в одной из ее реальностей он никогда не делал этого.

– Не нужно, – коротко отвечает Кристофер, проворно накладывая в чистую тарелку кусок бекона, немного омлета и потрясающе аппетитный тост. – Сыр, масло и джем на столе, – подсказывает любезный муж, поставив перед ней порцию завтрака.

– Спасибо, – все еще чувствуя себя немного неловко, вымучивает Лин. Однако божественные ароматы и острый голод пересиливают нелепую робость. Взявшись за приборы, она буквально набрасывается на еду.

– Твой кофе, – кружка с дымящимся напитком тоже оказывается на столе.

«Ну надо же какой сервис», иронично думает про себя Лин. Интересно, многие рогатые мужья готовят завтраки своим распущенным женам? Хорошо потрахались и забыли? Мир и согласие? А как же брезгливость и уязвленное мужского эго?

– Мне нравится смотреть, как ты ешь, – внезапно произносит Крис.

Поперхнувшись, она поднимает на него недоумевающий взгляд. Он вполне безобидно улыбается в ответ. Прожевав последний кусок бекона, Лин тянется к кофе. Что ж, это слушать приятнее, чем упреки про толстый зад и широкие бедра.

– По тому, как женщина ест, можно судить о том, как она трахается. Женщина с большим аппетитом – это всегда сексуально, – вкрадчиво продолжает Крис.

Захлебнувшись кофе, Элинор закашливается, вытаращив на него глаза. Брызги по всему столу, из носа течет – эротичнее зрелища не придумаешь. Кристофер мягко смеется, и в мерцающих серых глазах растекается непривычное тепло. А Элинор, напротив, вспыхивает от злости, чувствуя себя полной идиоткой.

– На что еще тебе нравится смотреть, Крис? – прокашлявшись и вытерев рот салфеткой, вызывающе спрашивает Лин. Согревающий огонёк мгновенно исчезает из заиндевевших ртутных глаз.

– Приятного завтрака, Эль. Я поработаю в своем кабинете, – встав из-за стола, сдержанно произносит этот хладнокровный сукин сын. – Уберешь тут все. У прислуги сегодня выходной.

– А у тебя какого черта сегодня выходной? Ты же помешан на своей работе? – еще больше разойдясь от его деланного равнодушия, бросает Элинор в удаляющуюся спину. Он не останавливается и не отвечает, продолжая идти прямиком к лестнице. – Или решил лично присмотреть за мной? – кричит Лин, надрывая связки, сама не понимая, какой черт в нее вселился, но остановиться уже не в состоянии. – Вдруг я снова решу заказать еду на дом? Ты и завтрак поэтому приготовил? Бережешь меня от соблазнов?

Так и не взглянув ни разу на впавшую в истерику жену, Кристофер исчезает из поля ее зрения.

– Иди ты к черту, – в сердцах выкрикивает Лин. – Беги! Трус! Придурок… Идиотка. – последнее это себе.

Тяжело дыша, Элинор растирает кончиками пальцев пульсирующие виски. Хочется разрыдаться от досады. Мигрень вернулась, а всему виной нестабильное эмоциональное состояние. Хотя кто может ее упрекнуть в том, что ее качает из стороны в сторону?

После провальной истерики и достойного ухода мужа, Лин больше не притрагивается к завтраку. Весь аппетит испортил своими пошлыми намеками, а ведь так все хорошо начиналось! Возможно, это и был своего рода комплемент с его стороны, но только сегодняшняя Элинор Хант к таким не привыкла. Черт, омлет объедение, а кусок в горло не лезет. Тошно от самой себя, своей несдержанности и всей ситуации в целом. Чем дальше в лес, тем больше дров.

Кажется, она задохнется, если останется здесь, наедине с НИМ еще хотя бы на час. Нужно выбраться из этой стеклянной коробки. Вдохнуть влажный ветер, подставить лицо дождю. Остыть, развеяться, протрезветь.

Поехать в город, поговорить с Келли.

Но для этого ей как минимум нужна машина, а она понятия не имеет, есть ли автомобиль у «новой» Элинор Хант, а проверка огромного количества сумочек на наличие ключей убьет у нее не меньше часа времени.

Вымыв посуду и прибрав на кухне, она уверенно поднимается в кабинет мужа. Он ожидаемо сидит за большим столом из натурального дерева и сосредоточенно гипнотизирует монитор ноутбука, одновременно с кем-то переговариваясь через гарнитуру. Самоуверенный и спокойный, как удав в гребаных пижонских очках. И даже пиджак напялил для пущей важности. Чтоб ему провалить совещание или что там …

– Успокоилась? – Крис прерывает ее кровожадные мысли с невозмутимой улыбкой. – Я перезвоню, – быстро закончив разговор, он снимает гарнитуру и выжидающе смотрит через стеклянные линзы на застывшую посреди кабинета супругу. – Присядешь? – спрашивает, не дождавшись какой-либо реакции.

Элинор не успевает скрыть свое удивление. У нее не получается так быстро и виртуозно менять маски, как это делает Кристофер. Кабинет мужа всегда был закрытой зоной для нее. Крис не любил, когда вторгались в его личное пространство, и если он работал дома, Лин не беспокоила его, пока он сам не просил ее о чем-нибудь, что случалось крайне и крайне редко. Но, видимо, очень многие ее воспоминания не имеют никого отношения к реальному положению вещей. Например, те же очки. Она точно знает, что у Кристофера никогда не было проблем со зрением.

Вздернув подбородок, Элинор смело двигается вперед и, расправив плечи, присаживается в кресло напротив. Глядя в его холодные, как штормовое море, глаза, она вдруг понимает, почему Кристофер выбрал именно этот дом.

Одинокий, холодный, вроде бы и на возвышении, но в тоже время вдали от людских глаз. Закрытый, неприступный, не похожий ни на одно другое здание. Уникальный проект.

Крис так светился рассказывая, что ему удалось выкупить дом, опередив других кандидатов. И как ей раньше это не пришло в голову? Они же созданы друг для друга. Минимум декора, выразительная четкость линий, максимальная практичность. Острые углы и все оттенки алюминия, стали и серебра в одном гигантском ледяном кристалле. Удивительно, что она, Лин, влюбилась в необычный особняк с первого взгляда… или, быть может, с первого взгляда она интуитивно узнала в стеклянных стенах характер своего мужа?

– У тебя какой-то вопрос ко мне, Эль? – щелкнув пальцами перед ее лицом, Крис переключает внимание жены на себя. Она как дура смотрит на его губы и думает совсем не о том, о чем нужно…

«Я тоже тебя хочу, но после завтрака. Голодная ты быстро выдохнешься».

Так всерьёз он говорил или чтобы смутить ее?

Хватит, Элинор. Угомонись!

Черт, он же не думает, что она именно за этим явилась?

Лин облизывает моментально пересохшие губы и едва не стонет вслух, заметив его блуждающую усмешку. Ну разумеется, он в два счета угадал ход ее мыслей.

– Ты испортила мне настроение, Эль, – равнодушно сообщает он, откидываясь на спинку анатомического кресла и ослабляя узел галстука. – Трахать я тебя буду вечером, но если настаиваешь… – он опускает выразительный взгляд на свой пах, и, о дьявол, она смотрит туда же. Ерзает на сиденье чувствуя, как набухают соски и напрягаются мышцы живота. – Мы оба знаем, как его поднять. Мое настроение, – бесцеремонно ухмыляясь, поясняет Кристофер.

– По-моему с ним все отлично, – прочистив горло, замечает Лин, оторвав наконец взгляд от раздутой ширинки. – С твоим настроением, – пародирует его мимику и тон. – Но я по другому поводу, – сглотнув излишки слюны, выдавливает Элинор, испытывая отчаянное желание сжать колени.

– Жаль, – с притворным сожалением отзывается Крис и моментально переключается на деловой тон. – В таком случае, я внимательно тебя слушаю.

– Я хочу поехать в город, – выпаливает Элинор.

– Зачем? – равнодушно уточнят Кристофер, и она мгновенно вспыхивает.

– Я должна отчитываться?

– Учитывая твое нестабильное эмоциональное состояние и провалы в памяти, я хочу быть уверен, что ты не наделаешь глупостей, – снисходительно отвечает Крис, глядя на нее, как на нерадивого ребёнка.

– Каких, например, глупостей?

– Я не могу знать, что творится в твоей голове, Эль.

– Но хотел бы контролировать все, что там творится? – постучав указательным пальцем по виску, провокационно спрашивает Лин.

– Да, хочу, – он даже не отрицает. – Для твоей же безопасности.

– Так я могу поехать? – настаивает Элинор, с достоинством выдержав пронизывающий до мурашечного озноба взгляд Кристофера.

– Скажи куда, Эль, и мы попробуем решить, как это устроить.

Лин удивленно приподнимает бровь, не ожидая, что муж согласится на компромисс.

– Пройдусь по магазинам или прогуляюсь по парку.

– Тебе понадобится кредитка, – выложив на стол банковскую карту, Кристофер сдвигает ее по направлению к изумленной супруге.

Вот так просто? Без споров и новых истерик?

Взяв карточку, она растерянно крутит ее в длинных пальцах, рассматривая выгравированное на ней имя мужа.

– Пароль помнишь? – буднично спрашивает Кристофер.

Она отрицательно качает головой, все еще не веря до конца, что переговоры закончились так быстро и в ее пользу.

– Дата нашей свадьбы, – подсказывает муж.

– Мило, – выдавливает Лин, чувствуя себя почти растроганной и почти не злой. Почти… – А своей кредитки у меня, как я понимаю, нет?

– Нет, – подтверждает Кристофер. – Ты сама отказалась от наследства Бартона, а единственным добытчиком в нашей семье являюсь я, Элинор.

– Мы могли бы разделить счета, – смело заявляет Лин. – Разве не так происходит во многих семьях, даже если жена ничего не зарабатывает?

– В нашей семье только я контролирую финансы, – отрезает Крис. – Но это не значит, что ты в чем-то ограничена. Я никогда на тебе не экономил.

– Я не об этом. Мне не нравится, что я должна просить.

– Раньше нравилось, – глумливо улыбнувшись, утверждает Крис.

– Я не помню, что мне нравилось раньше! – вспыхивает Элинор.

– Хочешь свой счет?

– Да, – быстро кивает Лин.

– Ладно, вернемся к этому вопросу, когда ты почувствуешь себя лучше. Еще вопросы и пожелания? – выгнув бровь, он смотрит на нее с холодным раздражением.

– Как я доберусь до города?

– Как обычно, – пожимает он плечами. – Я занят и не могу тебя отвезти.

– У меня есть машина? – стиснув челюсти и отчаянно сдерживая себя от очередного приступа агрессии, спрашивает Лин.