Текст книги "Рива"

– Вот что, – решил Дима. – Пойдем к воротам военной базы, где стоит часовой. Там солдаты иногда выезжают на своих машинах, кто в отпуск, кто по разным делам. Они тебя подвезут. А приедешь в Тель-Авив, позвони моему приятелю, я тебе дам его телефон. Он механик, приедет и наладит эту проклятую тачку. – Дима написал номер телефона приятеля на клочке бумаги и протянул Риве. – Вот, возьми с собой, – сказал он. – А сейчас пойдем вместе, я посажу тебя к солдатам.

Из военной базы то и дело выезжали легковые машины. Дима остановил одну из них и заглянул в открытое окно. Там сидели двое, обоим лет под сорок, сразу видно, что они возвращались из мелуима.

– Не подвезете ли женщину до Тель-Авива? – спросил Дима на иврите.

– Пускай садиться, – разрешил тот, что был за рулем. – Что с машиной твоей? Нужна помощь?

– Нет, спасибо. Ко мне приедут и помогут. – Дима открыл дверь машины и Рива села на заднее сидение.

– До завтра, – помахал ей рукой Дима.

Солдаты были очень любезны; они подвезли Риву к автобусной остановке, хоть она и находилась в стороне от их маршрута. Рива забежала в небольшой магазин напротив и купила мужу нижнее белье.

– Это будет, – решила она, – хорошим объяснением того, что я пришла домой поздно. Как-никак, заботилась о муже, купила теплое белье, чтобы ему не было холодно ночью в карауле, когда он пойдет на службу в армию.

Рива выбежала из магазина, поспешно запрыгнула в подошедший автобус и к девяти часам вечера добралась домой. Встревоженный муж встретил ее у порога с ожидаемым вопросом; – Что случилось? Почему так поздно? Я волновался, позвонил тебе на работу, но там никто не отвечал.

На диване в салоне сидела Зина, завистливая подруга ее детских и юношеских лет. Сын Ароша пристроился рядом с ней и раскладывал картинки какой-то игры. Увидев мать, он соскочил с дивана и побежал к ней.

– Задержалась на работе, – пояснила Рива, обнимая сына, – а потом зашла в магазин купить тебе теплое белье на мелуим. Но нигде не нашла подходящее. Вот, возьми, что есть, пока. Выберу время, найду что-нибудь получше. – Она старалась не встречаться с ним взглядом. Ей казалось что и Зина, и муж подозрительно осматривают ее, не веря ни одному слову.

– Мне нужно срочно принять душ, – непринужденно продолжала она. – В автобусе такая жара и толчея, что промокаешь от пота. Подождите, я быстро управлюсь. Эйтанчик, примерь пока белье. Зина, будь добра, поставь разогреваться ужин, найди что-нибудь в холодильнике.

Рива задержалась в салоне с сыном, а когда убедилась, что Эйтан и Зина ее не услышат, позвонила по телефону, оставленному Димой. Его друг оказался человеком сообразительным: он спросил только, в каком месте Дима, сказал, что знает, где это, и поблагодарил. Рива забежала в ванную и с наслаждением встала под теплые струи пресной воды, обдумывая свое поведение. А думать было о чем. Зина была наблюдательна и жадна до чужих тайн. Рива была единственной, у которой тайн не было или, как думала Зина, они были ей неизвестны. Судя по ее горящим любопытством глазам Зина предвкушала волнующий разговор. Ведь она была поэтесса и потому считала частью своей профессии жажду знать о людях то, что они скрывают.

Из ванны Рива вышла спокойная и уверенная в себе. Она застала Зину и Эйтан на кухне, мирно беседующих за столом. Зина, как всегда, кокетничала с ним.

– Желаю удачи, – искренне подумала Рива.

Рива знала, что Эйтан давно Зине нравился. Она всячески пыталась его соблазнить на протяжении нескольких лет, под снисходительным и насмешливым наблюдением Ривы, но у нее ничего не получалось. Ривина уверенность в прочности уз с Эйтаном и силе своих чар приводила Зину в ярость, которую она порой не в силах была скрыть.

– Представляешь, Эйтан, с какими бюрократическими олухами мне приходится иметь дело, – заговорила Рива непринужденно. Она стала торопливо расставлять посуду на столе и приводить кухню в порядок, отметив про себя что Зина рассматривает ее с удвоенным любопытством. Но это не страшно. Лишь бы Эйтан ничего не заподозрил.

– Не одной тебе, – согласился Эйтан. На его спокойном, добром лице появилась снисходительная улыбка.

– Один проект, который я предложила, можно внедрить без всяких затрат. Простое изменение в администрации приведет к тому, что пять человек можно уволить. Представляешь, какая экономия? Что ты думаешь, решают эти корифеи? Отложить этот проект на неопределенное время! А вот другой, где нужны затраты на производство и рабочую силу, они склонны рассмотреть. Ну не ослы ли? Нужно было приехать из Союза, чтобы обучать местных людей основам организации производства? И вообще, у меня складывается впечатление, что чем выше начальство, тем оно глупее. По всей вероятности, это везде так, не только в Союзе. Представляешь, Эйтан, мое предложение, позволяющее высвободить несколько человек путем простого изменения администрации процесса, практически не имеет шансов на успех. Его наверняка не примут. А затрат такая реорганизация не требует никаких. Что можно сказать по этому поводу?

– Ох, какая ты умненькая, – съязвил Эйтан, с аппетитом уплетая жаренное мясо и овощи, которые Рива разложила на столе. Он снисходительно улыбался и осматривал жену влюбленным взглядом.

– В то же время они согласны рассмотреть проект производства упаковки здесь, в Израиле, хоть и затраты будут приличные. И процедура эта очень длительная, да и сами они признают, что даже при наличии фондов и всеобщего согласия это может никуда не пойти. Никак не пойму, на чем эти люди основывают свои решения.

– Не торопись с выводами, дорогая, – перешел Эйтан на серьезный тон. – Не все так просто. Высвободить людей, говоришь? А куда их девать? Посмотри, какая большая иммиграция идет из Союза, да и из других стран. Куда всех пристроить? Вот и создаются места, которые не нужны. Ты думаешь, ты одна такая умная? Давно бы поувольняли половину рабочей силы, если бы было куда их пристроить. Не забывай, есть еще и профсоюзы, они то будут стоять горой за каждого, кого администрация захочет уволить. Через них точно не пройти.

– Гм…, – произнесла Рива неуверенно. – А почему же они без энтузиазма относятся к проекту производства запчастей в Израиле? Тут то мы действительно создаем рабочие места, да и экономия какая!

– Верно, верно, – почесал голову Эйтан. – Никогда не знаешь, что за каша у них варится. Может, вначале и была причина заказывать детали за границей. Ну, а потом руки до этого не доходили. Или, что тоже вероятно, там кому-то из наших хорошие взятки дают, вот они и заинтересованы в поставках. Такую стену прошибить не просто. Однако, дамы, я должен вас оставить. – Эйтан поднялся. – Мне нужно готовиться в мелуим.

– Когда ты уезжаешь? – с интересом спросила его Зина.

– Завтра. Обидно, как раз накануне выходных. Так бы провел эти дни с семьей. Ну, что-ж, ничего не поделаешь. – Эйтан вышел, оставив женщин одних на кухне. Рива не торопилась прервать наступившее молчание, делая вид, что увлечена едой. Первой заговорила поэтесса: ее тонкая нитка терпения быстро порвалась под свинцовой тяжестью любопытства.

– С тобой что-то не так, – начала она разговор, напрягая до предела свои дипломатические способности.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Рива, с фальшивым интересом уставившись в темноту за окном.

Твои глаза блестят особым блеском, – пояснила Зина, пристально разглядывая ее.

– Каким это? – с наигранным удивлением спросила Рива, поднимаясь. Она подошла к шкафу, делая вид, что ей обязательно нужно найти кофейные чашки. Это был хороший предлог уклониться от зининых колючих глаз.

– Таким. Так блестят глаза у женщины, которая неудержимо хочет секса. Хочет и имеет, и хочет еще больше. – Зина сделала многозначительную паузу. – У тебя есть любовник? – В ее вопросе звучала уверенность, что любовник у Ривы есть.

– Что за глупость, – неубедительно, без возмущения возразила Рива, расставляя кофейный сервиз. – Ты же меня знаешь еще по Риге.

– Да, знаю, – согласилась Зина. – Если бы мне кто-нибудь насплетничал, что у тебя амурные дела, я бы не поверила. Но сейчас, глядя на твое лицо…

– И что ты видишь? – с улыбкой поинтересовалась Рива, садясь напротив.

– Что ты – бесстыдная, счастливая нимфа! – с чувством не то негодования, не то досады произнесла Зина. – Посмотри, как полны нежности твои глаза! – огорченно продолжала она. – Да ты не можешь сдержать улыбку радости! Разве так должна выглядеть женщина в тридцать три года, обремененная семьей и работой? Не обманешь ты меня.

– Ты говоришь, как настоящая поэтесса, – язвительно похвалила ее Рива. – Я сама начинаю верить твоим словам.

Зина встала и взволнованно прошлась по кухне. Она была высокого роста, стройная и худощавая, такие уже начинали входить в моду еще во времена их юности. Кожа на ее лице была очень нежная, что являлось большим преимуществом лет пятнадцать назад. Но нежная кожа старится быстро, и сейчас, в свои тридцать пять, Зина стала покрываться невеселым узором ранних морщин и складок. Какой удар для женщины, основная страсть которой – плотская любовь и поэзия, ее воспевающая?

– Ты ведь пользовалась успехом у мужчин, – польстила ей Рива.

– Ты правильно применяешь прошедшее время в своей речи, – огорченно согласилась Зина, снова усаживаясь на стул. – Пользовалась, когда могла. Но все уже оттрахали. – Она смолкла на секунду, подчеркивая поэтичность фразы. – Желающих не осталось. – Поведав Риве жестокую и печальную правду своей личной жизни она подперла голову руками и замолчала. При этом глаза ее стали большие и грустные, как у коровы, удел которой – искусственное осеменение.

– Ты бы хотела поменять свою судьбу на мою? – поинтересовалась Рива. – Чтобы за всю твою жизнь у тебя было всего двое мужчин, твой муж и любовник? – Зина вздрогнула и выпрямилась.

– Значит, у тебя есть любовник? – торжествующе вскрикнула она. Ее глаза из коровьих превратились в рысьи. Рива испуганно приложила палец к губам.

– Я сразу догадалась, – горячо зашептала Зина, метнув опасливый взгляд на дверь, ведущую в кухню, как будто подозревая, что Эйтан подслушивает. – Кто он? Какой? Красивый? Молодой?

– К сожалению, и красивый, и молодой. На десять лет моложе меня. Представляешь? С ним нигде не покажешься.

– Такой молодой? – обиженно удивилась Зина. Казалось, что она очень огорчена тем, что при распределении любовников ее жестоко обделили.

– Сама не понимаю, что стало со мной, – продолжала Рива, не догадываясь о настроении подруги. У Ривы вдруг появилось неудержимое желание поделиться с ней своими чувствами и событиями.

– Как же это началось? – с трепетом в голосе спросила Зина. Она заерзала на стуле от нетерпения и сжала ладони, пытаясь подавить волнение.

– Он пришел к нам из армии, – начала свой рассказ Рива, – и я, умудренная годами женщина, стала украдкой поглядывать на него. Представляешь, не такая уж молодая, преданная семье и карьере, а засматриваюсь на молодого парня?

– Со мной это часто бывает, – обронила Зина.

– Я много раз говорила себе, – продолжала Рива, – что это чистейший абсурд. Его назначили ко мне в помощь, ибо мои проекты разрастались и я одна не могла успеть делать всë. И вот как-то раз я осталась после работы, чтобы закончить неотложные дела. Ничего необычного в этом не было; ведь я часто остаюсь. Мне нужна была его помощь, и ему пришлось тоже остаться. Мы сидели рядом за одним столом, обсуждая дела, и вдруг я поймала себя на том, что смотрю на его губы. И мне показалось, что он это заметил. Я тогда резко оборвала наши обсуждения, закрыла папку с материалами, встала и сказала, что мне нужно спешить домой. Он тоже встал и вдруг уверенно, без колебаний, обнял меня, прижал к себе и прилип ко мне таким сладким поцелуем, что я была на секунду парализована. Мне нужно было в этот момент решительно оттолкнуть его, сказать что-нибудь резкое, и уйти. Но этот момент я пропустила. И тогда я, больше не контролируя себя, обняла его за шею и не отпускала до тех пор, пока не стала задыхаться. Потом спросила: Как это ты посмел? А он мне говорит: – У меня сердце прыгало от страха перед тем, как тебя обнять. И вдруг я почувствовал, что мне все можно. Не знаю, откуда это чувство пришло. Я тебя люблю. Ты мне снишься каждую ночь. Можешь себе представить, что мне снится!

– Куда ты меня поведешь сегодня? – спросила я. Он меня повел к своему другу, который оставил нам квартиру на вечер. Вот тут я впервые и узнала, что значит оргазм. И я простила всех женщин, которые изменяют мужьям. И себя в том числе.

– Себя в первую очередь, – съязвила Зина.

– Я где-то читала, – пропустила ее замечание мимо ушей Рива, – что в сексуальном плане женщине за тридцать больше подходит мужчина не старше двадцати трех-четырех лет. Ибо у мужчины сексуальная потенция идет на убыль с семнадцати лет, а у женщины она достигает апогея, когда ей за тридцать. Не ручаюсь за верность цифр, да и самой теории, но в нашем случае это так. Не представляю мужчину за тридцать, в котором бы осталось столько энергии и желания.

– Тебя не мучает совесть? – спросила Зина, неодобрительно хлопая ресницами.

– Немножко, – ответила Рива. – Но сплю я очень крепко после его объятий. – Она вдруг с удивлением вскинула глаза на Зину.

– А тебе то что? – спросила она неприязненно. – Уж не стала ли ты моралисткой? После стольких-то мужчин?

– Я не замужем, ты должна учесть это, – парировала Зина. – И у меня всегда был оргазм, я его открыла задолго до того, как первый раз отдалась мужчине. Если бы у меня был муж, в особенности такой хороший, как у тебя, я бы ему не изменяла. – Глаза у Зины воровато забегали по стенам, как будто отыскивая что-то.

– У тебя новая кухня, – с отвращением сообщила она. – Когда это вы купили?

– Ты не была у нас почти месяц, – пояснила Рива. – Вполне достаточный срок, чтобы сменить кухню. – Зина промолчала, погладила гладкую поверхность стола и опустила вниз углы губ, словно скорбя о чем-то.

– И стол вы купили новый. – У Зины настроение ухудшалось с каждым открытием.

– Что с тобой, Зина? – удивилась Рива. – Как будто тебе очень не нравится у нас.

– Почему одним людям всё, а другим – ничего? – не то жалуясь, не то спрашивая пробормотала Зина. Как видно, она решила ответить откровенностью на откровенность. Рива опешила и с удивлением уставилась на подругу.

– Вот, у тебя есть хороший муж, семья, и всё в доме. А ты этого не ценишь, – пояснила Зина свою мысль. – А у меня нет ничего, кроме моей поэзии, которая никому не нужна. Это несправедливо.

– Я не могу поверить, что ты так откровенно высказываешь свою зависть, – возмутилась Рива. Ей захотелось вышвырнуть Зину за дверь. – Просто трудно поверить своим ушам.

– Я говорю лишь о справедливости, – враждебно оправдывалась Зина. – Все в мире несправедливо. Однако, уже поздно. Мне пора домой. Я устала. Я морально устала. – Рива при этих словах пришла в ярость.

– Морально? И правда, тебе пора домой. Отдохни, и назавтра у тебя способность к оценке вещей значительно улучшится.

– Сейчас уже поздно и автобусы не ходят, – все так же уныло и враждебно продолжала Зина. – Может, Эйтан меня подвезет?

Рива молча вышла и открыла дверь в детскую комнату, где Эйтан пытался усыпить сына.

– Зина просит тебя отвезти ее домой, – обратилась она к Эйтану. – Как ты?

– Ладо, отвезу, – с ленивым неудовольствием согласился Эйтан. – Тут не далеко. – Рива не вышла провожать Зину до порога и осталась в комнате с сыном. Разговор с подругой оставил неприятный осадок, и Рива ругала себя за откровенность. Ароша пытался обратить на себя ее внимание, но убедившись, что у мамы мысли где-то далеко, внезапно уснул.

Рива отправилась к себе в спальню и, решив немного отвлечься от неприятных мыслей, легла с книжкой и стала читать. Роман увлек ее на какое-то время, но потом неприятные мысли наползли исподволь, и она уставилась в потолок. Несколько минут спустя она взглянула на часы и неприятно удивилась: прошло уже около часа, а Эйтан все еще не вернулся. Что могло случиться? Она выключила свет и вскоре задремала.

Разбудил ее шорох в спальне. Рива открыла глаза и увидела силуэт Эйтана. Он раздевался тихо, пытаясь ее не разбудить, а потом осторожно лег на кровать, прямо на одеяло, подложил подушку под спину и так, полусидя, застыл. У Ривы учащенно забилось сердце от неприятного предчувствия.

– Что с тобой, Эйтан? – спросила она тревожно, почти шепотом. – Почему ты не укрываешься одеялом?

– Я не хочу спать, – едва слышно ответил Эйтан, и от тона его голоса у нее стало еще более тревожно на душе. Рива стала всматриваться в полумрак, пытаясь рассмотреть его лицо.

– Зина мне все рассказала, – ответил он на ее немой вопрос. Рива похолодела.

– Что всё? – машинально спросила она.

– Всё. Что у тебя есть любовник, молодой парень. Что ты увлечена. Словом, подробно рассказала ваш разговор. – Он замолчал, ожидая от нее ответа, но Рива не в силах была вымолвить ни слова.

– Это правда? – спросил он, когда молчание слишком затянулось.

– Правда, – призналась Рива, обретая полный контроль над собой. В тяжелые минуты жизни она не теряла рассудка и силы духа. Пришла пора отвечать за свои поступки, и она приготовилась принять худшее от судьбы. Она замолчала, ожидая от мужа буйной вспышки гнева. Может, он ее сейчас ударит в порыве ревности и злобы. Все-равно, это к лучшему. Не нужно будет больше обманывать и прятаться. Но ожидаемой вспышки буйства от Эйтана не последовало. К своему ужасу и удивлению Рива услышала его рыдания. Эйтан плакал, закрыв лицо ладонями, и это было страшнее, чем любой скандал и насилие. Рива похолодела, и ее сердце защемило от жалости и горя. Мужчина плачет! И кто? Эйтан, который, казалось, всегда был твердой опорой в семье.

– Как ты могла? – не переставая плакать укорял он ее. – У тебя семья, обязанности. В конце концов, ты всегда была порядочной женщиной и осуждала гулящих жен. А сама! – Он замолчал, ожидая оправданий от жены, но Рива ничего не ответила.

– Ты должна прекратить эту связь, – командирским тоном заявил он, вытирая слезы большими, волосатыми кулаками. – А когда я вернусь из армии, мы с тобой серьезно поговорим. Я не позволю тебе крутить амуры за своей спиной.

– Тебе ничего не прийдется позволять или запрещать, – сдержано ответила Рива. – Я не буду больше тебя обманывать. Мы с тобой разойдемся.

– Что? – снова вскрикнул Эйтан. – Что ты говоришь?

– Тише, мы разбудим ребенка, – пыталась успокоить его Рива. – Не нужно делать из этого трагикомедии.

– Трагикомедии? – возмущенно повторил Эйтан. – А то, что я тебя люблю, это комедия? Наша семья тоже комедия?

– Я все понимаю, Эйтан. Но наши отношения зашли в тупик. Это моя вина. Ничего уже не поделаешь. Нам нужно разойтись.

– Разойтись! – повторил Эйтан и схватился за голову. – Что ты такое говоришь? Это не мыслимо! Давай лучше подумаем, как все исправить. – Рива ничего не ответила.

– Что же ты молчишь? – нетерпеливо спросил Эйтан. Рива по-прежнему продолжала молчать. Спальня утонула в густой, вязкой тишине надвигающейся бури. Но ее не произошло. Эйтан вдруг снова заплакал, громко всхлипывая. У Ривы навернулись слезы сострадания, и ей захотелось погладить мужа и успокоить. Но Эйтан неожиданно встал и вышел. Рива слышала, как он стал устраивается на ночь на диване в салоне, не переставая плакать и сморкаться. Рива лежала с открытыми глазами, и мысли ее беспорядочно бродили от одного предмета к другому. Зина оказалась подлейшей тварью, но это, быть может, и к лучшему. Благодаря ей, отношения с Эйтаном скоро проясняться и не нужно будет больше скрываться и обманывать. Эйтан успокоится и смирится, он всегда был разумный человек. Арошу она, конечно, возьмет к себе, а с Эйтаном рано или поздно установятся дружеские отношения. Все в конечном счете устроиться. И с этой мыслью она задремала под утро. Ей казалось сквозь сон, что кто-то постоянно ходит по квартире и шуршит бумагами, но она была настолько усталой от потрясений ночи, что не в силах была открыть глаза и проверить, что происходит.

Рива проснулась от сознания, что будильник не звонил. Она резко села на кровати и взглянула на часы. Было около девяти: она опоздала на работу, но это не беда. А вот Ароша опоздает в школу, что никуда не годится. И как же это она забыла завести будильник вчера? – Рива вышла в салон, чтобы разбудить Эйтана, но его там не оказалось. Рива заглянула за все двери и убедилась, что Эйтана дома нет. Он, значит, уехал в армию, не попрощавшись, и значительно раньше, чем это было необходимо. Вдруг она заметила, что повсюду, где только можно, были расклеены листки. Они белели на стенах, на столе, ни телевизоре и дверях. Рива зашла на кухню и там тоже увидела их на холодильнике, на плите и шкафах. На каждом листке было написано красными чернилами: «Я люблю тебя и Арошу». Рива села на стул, ослабевшая и расстроенная, и обхватила голову руками. Это было невыносимо.

– Вставай, Ароша, мы проспали, – крикнула она сыну и пошла приводить себя в порядок. Рива редко применяла косметику, благодаря чему, быть может, ее кожа сохранила свежесть, а губы – цвет молодости. Но сегодня она выглядела удручающе плохо. Бледная, с лиловыми губами и синими кругами под глазами, она вряд ли понравится Диме, – это была первая мысль, которая пришла ей в голову возле зеркала. Она слегка подкрасилась, в меру, так, чтобы это было почти не заметно, быстро собралась, отправила Арошу в школу и, сев в машину, которую оставил ей Эйтан, помчалась на работу.

Ее позднее появление никого не удивило: ведь она могла приходить в любое время. Но Дима искоса поглядывал на нее время от времени, подозрительно и изучающе. Посидев с пол-часа за столом, Рива поднялась и, захватив с собой сигареты, вышла в курилку. Через несколько минут появился Дима и сел рядом.

– Что случилось? – встревоженно спросил он.

– Дурацкая история, – взволнованно проговорила Рива, вспоминая ночной разговор с мужем. – Вчера я рассказала о нашей с тобой связи моей подруге – помнишь, я тебе говорила, что ждала ее вечером?

– Помню.

– Так вот. Вдруг захотелось мне хоть с кем-нибудь поделиться! – оправдывалась Рива. – И вот, мой муж повез ее домой, потому что было поздно и в это время автобусы редко ходят. Представь себе, эта стерва все рассказала мужу! – Дима широко раскрыл глаза от удивления.

– Как такую суку земля носит, – пробормотал он. – Что же теперь будет? Теперь тебе из-за меня достанется.

– Будь, что будет, – отозвалась Рива, но в ее тоне не было обреченности.

– И что тебе муж сделал? Скандалил? Ударил? – тревожно спросил Дима.

– Я тоже этого ожидала. Но все было гораздо хуже. Он стал плакать.

– Плакать? – изумился Дима. – Прямо-таки слезами плакать?

– Представь себе, – подтвердила Рива. – Плакать, как истеричная женщина, со слезами и всхлипываниями.

– Ты не засмеялась? – спросил Дима. Рива строго на него посмотрела.

– Нет, не засмеялась, – с нотками осуждения в голосе ответила она. – У меня сердце сжалось от сострадания.

– От сострадания, – насмешливо повторил Дима. – Ты ведь говорила, что не любишь его.

– Это правда. Но ты не представляешь, какое чувство возникает, когда делаешь близкому человеку больно. Ведь он же любит меня, а в ответ я причиняю ему боль. Знаешь, как это тяжело? Как можно жестокостью отвечать на любовь, да еще близкого человека, с которым прожила около десяти лет! Это не легко.

– И он разжалобил тебя? – спросил Дима.

– Я ему сказала, что нам нужно разойтись. Ничего уже не склеить, не собрать. Прийдется пройти сквозь эти пытки. Надеюсь, что все это скоро кончится.

– Какая размазня, этот твой муж, – заметил Дима. – Плакать! Ха.

– Я не могу понять, что с ним произошло, – продолжала Рива удивляться вслух. – Я не знала его таким размазней.

– Хоть в чем то это должно было проявляться, – рассудил Дима. – Ты просто ничего не замечала. Наверное, любила его, – ревниво предположил он.

– Не в этом дело. Он не был раньше таким. Он любил грубые виды спорта, занимался борьбой и боксом. В боксе он не имел больших успехов, но по самбо имел второй разряд. Занимался он и стрельбой, он говорил, что в Израиле каждый мужчина должен быть хороший солдат, а он с юношеских лет мечтал жить в Израиле. Но я его встретила уже в зрелом возрасте, он на десять лет старше меня, такая же разница, как у меня с тобой. Однако в обращении с окружающими он всегда был мягкий и уступчивый. Может, в этом и проявлялась его сущность? Вот, живешь много лет с человеком и, оказывается, не знаешь, с кем живешь.

– Одно дело – заниматься спортом, а другое – когда попадаешь в обстоятельства, где нужна сила духа, – рассудил Дима. – Он в тяжелых ситуациях не бывал, а потому ты и не знала, какой он размазня.

– Не торопись делать выводы, – недовольно приструнила его Рива. – Эйтан принимал участие во всех акциях, которые предпринимали евреи когда боролись за выезд в Израиль. Он был один из самых смелых, ничего не боялся.

– Знаем мы этих смелых, – презрительно сказал Дима. – Каждый второй в Израиле, оказывается, был герой в Союзе и не боялся КГБ. Вон, посмотри, что рассказывают приезжающие. Все герои.

– Сейчас много таких героев, – согласилась Рива. – Но в конце шестидесятых и начале семидесятых их не было. Они все держали кукиш в кармане. Тогда смелых было немного, и Эйтан был один из них, уж я то это знаю, на моих глазах все происходило.

– На чем же все закончилось у вас вчера? – поинтересовался Дима.

– Он ушел в мелуим, не попрощавшись.

– Слава Богу. Я предлагаю это отпраздновать, – предложил Дима.

– Как?

– Давай, съездим на два дня на Мертвое Море. Снимем гостиницу и проведем время вдвоем.

– Когда ты хочешь поехать?

– Сегодня. До туда немного больше часа езды. Уйдем пораньше с работы и прикатим, пока еще светло. А? Я заплачу за гостиницу. – Рива весело улыбнулась в ответ.

– Заказывай гостиницу, богач, – одобрительно согласилась она. – Расплатимся пополам. Иначе ты не доживешь до следующей зарплаты. Кстати, забыла спросить; как твоя машина?

– Хорошо, что ты позвонила моему другу. Едва доехали до города. Сейчас в ремонте.

– Тебе повезло, – успокоила его Рива. – Мой муж оставил мне машину. Возьми ключи и встреть меня в час дня там же, возле фалафеля.

К часу дня Рива закончила все дела, вышла из здания и, завернув на маленькую стоянку, запрыгнула в машину, где уже сидел Дима. Они стали тискать и трепать друг друга, рискуя быть замеченными.

Как это можно быть таким красивым? – негодующим и восхищенным тоном упрекнула его Рива, отодвигаясь. – Такие, как ты, представляют опасность для общества. Женщины, как и все остальные жизненные блага, распределяются не равномерно, и таким, как ты, достается больше, чем другим.

– В этом нет никакой опасности, – заметил Дима. – Женщина – это предмет многократного использования. Она, как хорошая посуда, может приносить радость разным.

– Ты! Обнаглевший юнец! – почти серьезно прикрикнула на него Рива, призывая к порядку. Потом откинулась назад и осмотрела обнаглевшего юнца осоловелыми от любви глазами. – Заводи моторы, шофер, и поехали, – приказала она весело. – Мне еще нужно договориться с соседкой, чтобы она присмотрела за сыном.

Подъезжая к дому, Рива увидела во дворе своего сына, игравшего с соседскими ребятами.

– Отъедь чуть-чуть, и подожди меня, – скомандовала она. – Я скоро вернусь.

Рива вышла из машины и сын, заметив ее, с радостным криком побежал к ней. Она его обняла и прижала к себе.

– Арон, – спросила она сына, – ты останешься на два дня у Рахили, если она согласится? Мне нужно уехать по делам.

– А мне нельзя с тобой?

– Нет, сыночек. Но я не надолго. Завтра вечером вернусь.

– Хорошо, – согласился Арон. – А кто со мной будет?

– Я попрошу Рахиль. – Рахиль была их соседка, у которой они иногда оставляли Арона, если была необходимость.

У подъезда, легка на помине, появилась Рахиль в воинственном настроении. Подперши руки в бока она грозно рассматривала раскормленного мальчика лет шести, который, очевидно, был неслух и хулиган. Рахили было очень трудно с внуком. Каждое утро в их семье разыгрывалась трагедия, типичная для еврейской семьи: «Ребенок ничего не ест!» В борьбу с этим недопустимым явлением и вступила Рахиль, когда ее дальние родственники приехали в Израиль. В вопросах питания она была беспощадна. Рахиль приехала в Израиль очень давно и забыла те крохи русского языка, которые знала в молодости.

– Иди сюда на мине кушать, – командирским тоном объявила Рахиль внуку. – Ты слышишь, Ицек?

– Я не хочу кушать, – уныло отозвался Ицек. Он чувствовал, что ему не увернуться от пытки едой.

– Иди, у мине вкусное есть, – в том же тоне продолжала Рахиль. Атака ее только начиналась, но она не сомневалась в конечной победе.

– А что вкусное? – без энтузиазма поинтересовался Ицек.

– Я суп на кость сварила, – объявила Рахиль. – Очень вкусно. Иди на мине, я тебе дам кость обкушать. – Ицек ничуть не обрадовался.

– Я не хочу кость обкушать, – капризно ответил он. – Не хочу кушать.

– Рахиль, – вступилась за мальчика Рива, подходя. – Дайте Ицеку немного поиграть и проголодаться.

– Проголодаться? – испугано вскрикнула Рахиль и всплеснула руками. – Ривочка, зачем такое за ребенка говорить? Как такое можно говорить об кушать?

– Знаете, Рахиль, мой папа говорил, что во время второй мировой войны не было детей, которые не хотели есть. Они появились позже. Это правда? – Рахиль, пережившая две мировые войны и голодовки героических советских лет не поняла сарказма.

– Правда, – серьезно согласилась Рахиль. – Сама не понимаю, что за дети пошли.

– Рахиль, у меня к вам большая просьба – переменила Рива тему разговора.

– Да, Ривочка, я тебя слушаю.

– Не могли бы вы взять к себе Арошу на два дня? Мне нужно уехать с экскурсией на Мертвое Море. Мой муж в армии и мне не на кого ребенка оставить.

– Ну конечно, Ривочка, конечно, – сразу согласилась Рахиль. – Им с Ицеком будет не скучно. Не беспокойся, оставляй. – И обращаясь к Арону, сказала: – Пойдем, сейчас будем кушать. Вы две с Ицеком будете кушать.

Рива поднялась к себе, быстро уложила в сумку необходимые вещи и счастливая подбежала к машине.

– Полный вперед, – крикнула она, бросая сумку на заднее сидение. Она обняла правую руку Димы и прижалась к ней щекой.

Мертвое Море встретило их маревом каменных гор, раскаленных солнцем, чернильной голубизной моря и оживленными толпами туристов в местах, отведенных для купания.

– Давай сначала пойдем на пляж, – предложила Рива, – а потом в гостиницу. Уже четыре часа и скоро начнет смеркаться. Я хочу окунуться сейчас, пока светло. Мы темноту используем для других целей.

– Как скажешь, – послушался Дима и резко свернул на стоянку недалеко от Ен-Геди. Они быстро переоделись и, осторожно пройдя по прибрежной гальке, зашли в воду. Проплыв несколько метров Рива остановилась и легла на спину, пытаясь сохранить равновесие. Рядом с ней лежала на воде, подложив надувную подушку под голову, белоснежная тучная женщина и читала книжку. Очевидно это был захватывающий роман о любви, ибо на обложке красовалась девица в ничего не закрывающем купальнике, с большой грудью, узкой талией и с пистолетом в руке, направленным на мужчину в шляпе и в смокинге. Рива скользнула глазами по горизонту. Горы в Иордании были покрыты легкой дымкой и по Мертвому Морю плыли, как ледяные поля, белоснежные айсберги выпаренных солей.