Текст книги "Рива"

– Что это? – удивился Дима.

– Соль, – пояснила Рива. – Концентрация ее настолько сильная, что избыток затвердевает и всплывает, поскольку выпаренная соль легче воды. Из нее добывают поташ.

– Как снежные поля, – удивился Дима. – Да как много!

– Лет через десять, если не раньше, они исчезнут, – с сожалением сказала Рива. – При таком производстве поташа это не долго продлится. Будут добывать поташ из воды. К сожалению, эти соли – единственное, что у Израиля есть из полезных ископаемых… Рива внезапно осеклась и повернулась спиной к берегу.

– Что случилось? – забеспокоился Дима.

– Там на берегу мои знакомые. Не хочу, чтобы они меня видели. Вот, проклятье!

– Плевать на них, – посоветовал Дима.

– Нет, не плевать. Нужно убегать отсюда в отель. Такая маленькая страна, не скроешься от глаз соседей и знакомых, – пожаловалась она недовольно.

– Какая тебе разница? Ведь все равно ты решила мужа оставить?

– Но еще не оставила. – Прячась за Диму Рива вышла на берег, подошла к душу с пресной водой и дернула за веревку. Прохладная вода приятно обволокла ее тело, смывая маслянистую соленую воду Мертвого Моря. Потом слегка вытерлась полотенцем, надела пляжный халат и они, не одеваясь, сели в раскаленную солнцем машину и поехали в гостиницу.

В номере было прохладно от кондиционера, и темные занавески приглушали яркий солнечный свет. Рива сняла халат, небрежно бросила его на тумбочку и села на кровать, разглядывая себя в большое, почти во всю стену, зеркало.

– Я оставлю Эйтана как только он прийдет из армии, – объявила она. – Нельзя так больше. Не могу жить прячась, мне стыдно это. – Дима сел рядом и встретился с ней взглядом в зеркале. Не расставаясь с ее глазами он расстегнул ей лифчик и отбросил в сторону. А потом стал нежно, едва прикасаясь, гладить ее грудь своей большой и грубой ладонью, отвечая улыбкой на снисходительную, ласковую улыбку женщины в зеркале.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он.

– Не сходи с ума, – засмеялась она в ответ и положила руку ему на плечо.

– А как же мы будем жить? Раздельно? Ты тоже будешь говорить: «А что люди скажут?»

– Нет, не буду, – возразила Рива. – Когда никого не обманываешь, значительно легче жить. В этом все дело.

– Так почему же ты не хочешь выйти за меня замуж? Никого обманывать не надо.

– Это смешно. Это не нужно. Ты скоро охладеешь ко мне, заведешь себе молоденькую, и что потом? Разводиться?

– Ты не можешь знать, что будет потом. Я тебя очень люблю. Я никогда к тебе не охладею. – Дима наклонился и стал целовать ее грудь. Она рассматривала его в зеркале и обеими руками ласково теребила его густые русые волосы.

– Это не может быть иначе, – продолжала Рива. – У тебя будет слишком много соблазнов. А когда много соблазнов и большой выбор, и все легко и доступно, неизбежно наступает момент, когда соблазну невозможно противостоять. Да и зачем?

– Ты не любишь меня по-настоящему, – упрекнул ее Дима, подняв вверх глаза. – Ты слишком рассудочная. Как можно рассчитывать и прогнозировать, если любишь?

– Можно, – сказала она. Дима жадно прижался губами к ее груди и она с силой сжала его волосы в кулаке, млея от наслаждения.

– Не забывай, – продолжала она, теряя нить разговора и пытаясь говорить ровным голосом, – я ведь инженер. Я привыкла считать и рассчитывать. – Дима встал и потянул ее за руку.

– Иди ко мне, инженер, – властно приказал он. Рива послушно встала, положила ему руки на плечи и хотела поцеловать, но Дима опустился на колени и медленно стал снимать с нее купальник.

– И я значительно старше тебя, – продолжала она, теребя его волосы. – У меня больше жизненный опыт. – Рива говорила машинально, не сопротивляясь. Она поняла, что он ее не слушает. Дима поднялся с колен и крепко прижал к себе ее обнаженное тело. Рива почувствовала себя маленькой и слабой в его сильных руках. И вселенная за окном перестала для нее существовать.

Несколько часов пролетело как миг, а потом наступили короткие сумерки и вслед за ними за окном сгустилась темнота.

– Пойдем, поужинаем и пройдемся вдоль берега, – предложила Рива.

– Пойдем, – согласился Дима. Он не выпускал ее из объятий, как ребенок любимую куклу.

– Ну ты, буйвол, – строго сказала Рива, безуспешно упираясь ладонью в его грудь, – отпусти. Иначе мы никогда отсюда не уйдем. А будешь пользоваться своей физической силой, то я тебя обниму и не отпущу до утра, и ты лишишься ужина сегодня. Понял? – Дима нехотя разжал руки.

– Пойдем, – снова согласился он, вздохнув.

После ужина они вышли из гостиницы и побрели по дороге вдоль берега. Уже окончательно вступила в свои права теплая южная ночь, с мириадами звезд на безоблачном темном небе. Луна необычно быстро поднималась из за гор, расположенных на другом берегу, в Иордании. Стало светло от лунного света, и темные силуэты иорданских гор отражались в густо наполненном звездами Мертвом Море. А на израильской стороне горы близко подступали к берегу сумрачными великанами, молчаливые и равнодушные свидетели бесчисленных войн и религиозных распрей. Воздух был сух и неподвижен. Тишину библейского пейзажа нарушал только шорох их шагов. Они подошли близко к берегу, остановились, прижавшись друг к другу и уставились завороженно на желтую полосу, проложенную луной на ровной, как застывшая сталь, водной глади. Дима закурил сигарету и после нескольких затяжек щелкнул по ней пальцем, сбрасывая пепел. Искры, как брызги, отпрыгнули от сигареты и сразу же погасли. После них темнота на какое-то время еще больше сгустилась.

– Мы, как две искры, – задумчиво произнесла Рива. – Вспыхнем, и погаснем. Не останется о нас в памяти наших потомков ничего о нашей любви, наших страданиях и радостей. А это море, небо и таинственные горы будут волновать новые поколения, и они тоже будут уходить в лету без следа, как дым в небо. Вот, я не знаю, где могила моей прабабки. Я ничего не знаю о моих предках, да и вряд ли смогу что-нибудь узнать, если даже очень захочу. Здесь, среди этих гор, проживших так много веков и видевших столько крови и вражды многочисленных рас и народов, чувствуешь себя песчинкой в мироздании. Или слабой искрой, вспыхнувшей на миг и исчезнувшей, без следа, без имени, без судьбы. И кому будет какое дело до моей запоздалой, безумной, глупой любви?

– А бывает любовь не глупой? – спросил Дима.

– Не знаю. Но со стороны это выглядит глупо. Женщина за тридцать влюбляется, как школьница, в мальчишку и покидает мужа. А? Но ничего не могу с собой поделать. Такое безумное счастье, я не знала, что оно вообще возможно. Как от него отказаться? И для чего тогда жить, если его не испытать?

– А может твой муж испытывает такое же счастье с тобой? – предположил Дима. – Тогда его любовь еще глупее, ибо тебе она не нужна. – Рива ничего не ответила, прижалась к нему и задумчиво уставилась на черные силуэты гор, возвышавшихся на другом берегу, в Иордании.

– Пойдем в гостиницу, – предложил Дима. – Я захватил с собой магнитофон с пленками. Будем слушать музыку, наслаждаться друг другом и не думать ни о чем.

Обратно они пошли, взявшись за руки, и всю дорогу молчали. Каждый думал о своем. Прийдя в номер, Дима тихо сказал: – Не зажигай света. – Он вытащил из саквояжа свечи, расставил их где только можно и зажег. Таинственные желтые огни неторопливо закачались в зеркале, выхватывая их лица из темноты. Дима завел музыку, потом обнял ее и стал раздевать. Он был неутомим, и Рива не возражала. Снова в его объятиях, уже обнаженная, она повернула голову и осмотрела себя в зеркало. Узкие плечи, женственные, нежные бедра, чуть шире плеч, хорошей формы спина, талия и женственная линия бедер. И его ласковые, неутомимые руки. Она была довольна собой.

– Как хорошо, – подумала она, – что в мире существует музыка, и песни, и любовь, и мужчины. – Она мысленно поблагодарила Бога за то, что он создал ее женщиной, и что он подарил ей любовь этого русского парня, в руках которого она слабела и таяла от счастья. Да, она была довольна собой и той властью, неоспоримой и жестокой, которой наделила ее судьба над мужчинами, влюбленными в нее.

Прошла неделя после поездки на Мертвое Море, и все, казалось, возвращается в русло мелких будничных забот. Эйтан не звонил, и это был, по ее мнению, хороший признак. Пусть на службе прийдет в себя и подумает. Время, как известно, лучшее лекарство. Оно лечит и дарит мудрость. Рива тщательно продумала, что она будет говорить Эйтану, когда тот вернется в отпуск на пару дней. Но все оказалось не так просто, как она рассчитывала. Накануне выходных на ее рабочем столе нервно зазвонил телефон и она поспешно подняла трубку. Каким-то непостижимым путем она почувствовала, что звонит Эйтан.

– Рива, – послышался прерывающийся голос. Это был он.

– Да, я тебя слушаю, – сдержано, но пытаясь не быть холодной, отозвалась Рива.

– Я сегодня приезжаю домой на два дня. Мы с тобой должны серьезно поговорить, Рива.

– Давай, поговорим.

– Ты что-нибудь решила?

– Да. Я считаю, что нам нужно расстаться. Я очень жалею, что обманывала тебя. – Рива говорила вполголоса, чтобы ее никто не слышал, но в отделе стоял гул обсуждения текущих событий, которых всегда много в Израиле, и потому ее слова потонули во всеобщем гомоне. – Мне нужно было поговорить с тобой до того, как это произошло.

– Ты с ума сошла! – закричал Эйтан на другом конце провода. – Я готов забыть все это. Оставим это позади и не будем вспоминать!

– Не стоит склеивать то, что разбилось, – вздохнула Рива. – Нам нужно расстаться. Хотя бы на время, чтобы привести мысли и чувства в порядок.

– Ты понимаешь, что говоришь? – снова закричал Эйтан и в голосе его было отчаяние. – Ты понимаешь, что я не могу жить без тебя?

Рива молчала, и сострадание к самому близкому ей человеку железной хваткой сжала ее горло.

– Вот, совсем не могу, – обреченно продолжал Эйтан более спокойным тоном, и в голосе его послышались плаксивые нотки. – Совсем не могу. Ничего не в состоянии с собой поделать.

– Эйтан, успокойся, – стала увещевать его Рива. – Свет на мне не сошелся клином. Успокойся и подумай. Может быть это все не так ужасно, как ты это себе представляешь.

– Господи! – произнес он в отчаянии, как будто разговаривая с самим собой. – Дай мне силы пережить все это. Господи.

У Ривы навернулись слезы на глаза.

– Ты звучишь очень усталым, – сказала она, пытаясь изменить тему разговора. – Что с тобой?

– Я всю ночь стоял в карауле, так что не спал со вчерашнего утра.

– Ты, наверное, едва стоишь на ногах от усталости, – посочувствовала Рива.

– Это ничего, – приободрился Эйтан. – Ты ведь знаешь, я двужильный. Сейчас сяду в автобус и буду спать до Тель-Авива.

– Хорошо, приезжай. Поговорим сегодня, – закончила разговор Рива. Она положила трубку, откинулась на спинку кресла и бессмысленно уставилась в пространство перед собой. Дима, заметив ее состояние, подошел к ее столу и, разложив для видимости чертежи, сел рядом.

– Ты говорила с ним? – спросил Дима.

– Да.

– Пойдем вниз, поболтаем, – предложил он.

– Мне некогда, милый, – нежно возразила Рива. – Нужно идти сейчас на совещание. Давай лучше встретимся во время обеда в заводской столовой. Займи на меня место у окна.

– Хорошо, займу. А что же он тебе говорил?

– Сегодня предстоит пережить еще одну сцену, – уныло сообщила Рива. – Я просто в отчаянии. Я читала в книгах, как многие мужчины не переносят женских слез. Но я еще нигде не читала, как тяжело переносить мужские слезы. Просто не представляю, как себя вести в таком случае.

– Я могу дать тебе совет. Когда он заплачет, ты заплачь в отместку ему. Вместе с ним и будешь плакать, – Дима беспечно улыбался. – Таким образом, вы будете квиты. Он не сможет переносить твои женские слезы, а ты – его мужские. Вам не останется ничего иного, как перестать плакать и начать серьезно обсуждать проблему.

– Подлый насмешник, – добродушно упрекнула его Рива, слабо улыбнувшись. – Не понимаешь ты, что тут семья рушится. И не представляешь, как это тяжело. Даже если он согласится разойтись, все-равно это не легко. – Рива поднялась и, захватив с собой заранее подготовленную папку, ушла на совещание.

В кабинете уже собрались все, кто должен был прийти. Обсуждали строительство дополнительных площадей для производства упаковки, и было много шума и возбужденных, резких реплик в адрес тех, наверху, кто противился проекту. Рива с трудом заставляла себя сосредоточиться на предмете обсуждения, но ее мысли упорно уносили ее к Диме, к воспоминаниям о проведенном с ним времени, и к предстоящему разговору с Эйтаном. Будет ли это опять такая-же пытка? Или он согласится на развод и тогда… Тогда начнется новый этап трудностей для всех: для нее, для сына, для Эйтана, да и для Димы. Ничего не поделаешь. Счастье часто идет в ногу с бедой. Приходится принимать жизнь такой, какая она есть, и благодарить судьбу за то, что счастье все-таки приходит, не смотря ни на что.

– Ты довольна, Рива, решением собрания? – донесся до нее голос одного из участников. Это был представитель управления. Рива спокойно и уверенно повернула голову в его сторону. Ничто в ней не выдавало, что она понятия не имеет, о чем идет разговор.

– Вполне, – твердо ответила она. – Если у меня будут какие-нибудь возражения, я пошлю их в письменном виде всем участникам совещания после того, как получу письменный отчет.

– Прекрасно, – согласился человек из управления. – На этом я считаю совещание законченным. – Все поднялись и поспешно двинулись прочь из комнаты заседаний. Рива зашла в столовую, когда обед уже начался и свободных мест почти не осталось. Возле окна сидел Дима за столом, заставленным тарелками с едой. Он тоже заметил ее и улыбнулся приветливо.

– Во-время пришла? – спросила Рива, садясь напротив.

– Во-время. Только что все принес, на тебя и на себя. Удивительно, что ко мне никто не подсаживается, хотя сесть негде. – Рива пробежала глазами по залу и в долю секунды успела заметить много любопытствующих глаз.

– За нашей спиной, наверное, бродит много сплетен, – усмехнулась Рива. – Мы находимся под пристальным наблюдением. Учти это.

– Я не замечал, – удивился Дима и украдкой осмотрел зал столовой.

– А я не сомневаюсь, – сказала Рива, принимаясь за курицу. – Первыми, конечно, заметили наши отношения женщины. Они везде пытаются заметить чужую любовь, даже там, где ее нет. Достаточно нескольких взглядов, чтобы возбудить их любопытство, а вслед за ним и фантазию, которая порой рисует перед ними совершеннейшую нелепость. Оглядись осторожно, и ты увидишь много женщин, сгорающих от любопытства. Они, конечно, передают свои наблюдения мужчинам, которые, как оказывается, не менее жадны до сплетен, чем бабы.

– Мне плевать, – заявил Дима. – Плевать на них на всех.

– А мне, – не совсем, – сказала Рива, опустив углы губ. – Но изменить все-равно ничего нельзя. Так что прийдется смириться.

– Наплюй ты на все, – в сердцах посоветовал Дима.

– Не могу. Я ведь женщина. От женщин, почему-то, общество требует большей ответственности за такие дела. Очень странно. С детства девочек приучают к мысли о том, что они должны нравиться мужчинам. А когда это в итоге получается то они, оказывается, не должны этим пользоваться.

– Ты знаешь, у моего приятеля недавно умер отец, – переменил Дима тему разговора. Его мать осталась одна. Она хочет сдать комнату кому-нибудь. Может, снимем на первое время?

– Ты сумасшедший, – усмехнулась Рива. – А впрочем… Я подумаю. Может, другого выхода и нет. Все неудержимо несется к развязке. Чем то это должно закончится?

– Когда, ты полагаешь, он должен приехать? – спросил Дима.

– Он, наверное, уже дома или скоро будет. Утром выехал из Хайфы, а сейчас уже полдень. Оттуда добираться, если на автобусе, не больше двух часов.

– Из Хайфы? – переспросил Дима. Что-то в его голосе заставило Риву вздрогнуть.

– Да. А что? – Она озабоченно посмотрела ему в глаза.

– Так. Утром передали, что было нападение террористов на автобус. Ты не слышала?

– Нападение? – по настоящему встревожилась Рива. – Я была все утро на совещании, и не в курсе дела. Есть жертвы?

– Убитых нет, – стал успокаивать ее Дима. – Только раненные. Да что ты так разволновалась? Он наверняка уже дома.

– Чем это закончилось? – продолжала расспрашивать Рива, не скрывая испуга.

– Там была перестрелка. Террористы напали на автобус, в котором было несколько солдат с оружием. Сама понимаешь, солдат есть солдат. Началась стрельба, один араб был убит, другой тяжело ранен, а с третьим пока не известно что. Да ты, Рива, прекрати волноваться.

– Поехали, – сказала Рива поднимаясь.

Приехав на работу Рива торопливо взбежала на второй этаж, к себе в отдел и, сев за стол, дрожащими пальцами набрала домашний номер. Никто не откликнулся на другом конце провода. Рива положила трубку и стала пытаться углубиться в документы, касающиеся нового проекта, но скоро поняла, что не может сосредоточиться ни на одной детали. Она очень обрадовалась, когда зазвонил телефон. Наверняка это Эйтан, пусть размазня и слезливый, но живой. Какая радость!

– Алло, – дружелюбно пробурчала она, поднося трубку к уху.

– Это гверет Рива? – услышала она четкий голос, говорящий на чистом иврите.

– Да. – Рива почувствовала, как у нее слабеют ноги. – Кто это говорит?

– Из военной полиции, – официально сообщил голос. – Гверет, твой муж ранен. Он сейчас находится в хайфском госпитале.

– Ранен? – вскрикнула Рива. Разговоры в отделе сразу смолкли и сотрудники тревожно уставились на нее.

– Ты только не волнуйся, гверет, – пытался успокоить ее полицейский на другом конце провода. – Он родился под счастливой звездой. Выжить в такой перестрелке – это просто судьба. Приезжай, и не очень волнуйся.

Рива бросила трубку, схватила сумку и побежала к выходу.

– Мой муж был ранен в этом автобусе, когда была перестрелка, – выкрикнула она перед выходом, обернувшись. – Я завтра не прийду на работу.

Рива запрыгнула в машину и, заведя мотор трясущимися руками, помчалась по направлению к Хайфе, бесцеремонно обгоняя другие машины и нарушая правила движения. Она не могла сосредоточиться ни на чем. В ее воображении появлялся Эйтан, окровавленный и перевязанный, лицо Димы, горы на Иорданской стороне, сотрудники отдела. Потом она снова сосредоточилась на дороге, и видела только бело-серые дома, отражавшие беспощадный солнечный свет. Наконец, она вырулила на хайфское шоссе и нажала на педаль газа, выжимая все возможное из мотора.

В госпитале возле регистратуры стояла медсестра. Рива представилась, и медсестра, не расспрашивая ни о чем, попросила Риву следовать за ней. В конце коридора она подвела Риву к женщине в халате, которая разговаривала с мужчиной в гражданской одежде.

– С тобой хотят говорить, – обратилась медсестра к женщине в белом халате.

– Слушаю. Кто ты?

– Я жена Эйтана.

– О. Сейчас я тебя приведу к нему в палату. Я его оперировала.

– Что с ним?

– Не беспокойся. Он сравнительно легко отделался. Его рана не серьезная. Пуля пробила ребро, но никакой важный орган не задела. Кстати, этот человек, – врач указала на рядом стоящего, атлетически сложенного мужчину, – был в автобусе во время нападения. Его сын тоже ранен, но очень легко. Мы его сегодня отпустим домой.

– Ты был там? – спросила Рива, повернувшись к мужчине.

– Да, я был там, – охотно отозвался он. – Скажи, твой муж проходил где-нибудь специальную подготовку?

– Какую подготовку? – удивилась Рива. – О чем ты говоришь?

– Уж очень умело он действовал, когда напали террористы. Я сам офицер запаса и понимаю в военном деле. Я в это время сидел на самом заднем сидении, в конце автобуса. А твой муж сел у окна, ближе к середине, на той стороне, что напротив дверей. Он как вошел в автобус, так сразу и уснул, с автоматом на плече. И вот, когда на остановке открылись двери, спереди на ступеньку поднялся террорист. Он направил автомат внутрь автобуса и закричал, чтобы все положили руки на голову и пригнулись. А твой муж – Эйтан его зовут, да? – встал и стал стрелять в него. Я то могу представить, что он проделал до этого. Ведь нужно было достать обойму, пристегнуть ее к автомату, загнать патрон в патронник и только тогда стрелять. Я отдаю ему должное: он проделал это с поразительной быстротой. Нужно было видеть все это, гверет. Они расстреливали друг друга почти в упор. Террорист был парень не слабый духом, но ему было наплевать, сколько людей он убьет. Он стрелял беспорядочным огнем, а Эйтан – прицельным, чтобы попасть только в него. И попал. В это время другой, что зашел с задней двери, успел выстрелить в Эйтана. Он попал сразу, но я успел ударить ногой по его автомату и остальные его пули полетели вверх. А Эйтан, уже раненый, повернулся и стал стрелять по нему, и тоже прицельным огнем! Он ранил араба и тот выронил автомат. У Эйтана тоже автомат выпал из рук и он упал на сидение. А третий увидел, что все провалилось, и побежал. Его скоро поймали. Вот я и удивляюсь, где Эйтан научился так точно стрелять? – Офицер в отставке проявлял явно профессиональный интерес. – Даже люди из наших специальных отрядов не всегда могут себя так держать в боевых условиях.

– Он тренировался в стрелковой секции, – пояснила Рива. – Но это было давно, в России. И вообще, он любил грубые вида спорта.

– Я удивлен его хладнокровием. Железный, должно быть, человек. Вы давно женаты?

– Уже девять лет.

– Необыкновенно хладнокровный и смелый человек, – повторил офицер. Он развел руками и добавил: – Ну, не мне это тебе говорить. Ты лучше, чем я, знаешь своего мужа. Желаю вам счастья, гверет. – Он дружески похлопал ее по плечу и ушел.

Врач привела Риву в палату и, взглянув на Эйтана внимательно, прошептала: – Все будет хорошо, гверет. У него рана не серьезная. Но он потерял много крови. Так что не нужно с ним разговаривать. – Она вышла и бесшумно прикрыла за собой дверь. Рива села на стул рядом с кроватью и стала внимательно рассматривать мужа. Эйтан лежал весь в трубках, с закрытыми глазами и, казалось, с трудом дышал. Вдруг его ресницы вздрогнули и он открыл глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – нежно шепнула она ему на ухо и легко сжала его ладонь.

– А ты? – слабо проговорил Эйтан.

– Хорошо. Я с тобой проведу всю ночь. Я буду здесь все ночи, пока ты не поправишься. Я увезу тебя домой. – Она поцеловала его в губы.

– Хорошо, – сипло, как простуженный проговорил Эйтан. – Я скоро поправлюсь. – Он улыбнулся и устало закрыл глаза. Через минуту, как будто набравшись сил, он снова их открыл и взглянул на нее искоса, не поворачивая головы.

– Как только я поправлюсь, мы поедем в Париж, – продолжал он, слабо улыбаясь. – Париж – это город влюбленных. Там ты забудешь обо всем, и нам снова станет хорошо.

– Да, да, Эйтан. У нас все будет хорошо. Я тебе обещаю. А сейчас закрой глаза, и спи. Утром поговорим.

– Обещаешь? – переспросил Эйтан.

– Обещаю. А сейчас – спи. – Эйтан послушно закрыл глаза и моментально уснул.

Эйтан поправился в течение нескольких дней, и как только его можно было оставлять одного, Рива вышла на работу. Ее встретили радостно, обступили и долго расспрашивали. Обсуждение могло затянуться и до конца дня, но Рива заявила, что у нее накопилась масса работы и погрузилась в чтение документов. В конце дня работники отдела стали уходить один за одним и вскоре в отделе остались только двое: Рива и Дима.

Рива не поднимала головы, не смотрела по сторонам, боясь встретиться с Димой взглядом. Она осталась, чтобы поговорить с ним, и сердце ее трепыхалось, гулкими ударами отдаваясь в шее, висках и ушах. Дрожащими руками она сняла очки, положила их на стол и провела ладонями по лицу. Дима тоже сидел молча, не решаясь к ней подойти. У любви есть свои средства передачи мыслей и чувств. И Дима прислушивался к ней и услышал беду.

Они сидели молча несколько минут, делая вид, что заняты работой. За стеной в соседнем отделе слышались приглушенные голоса, кто-то там остался после работы обсуждать незавершенные дела. Но вот Дима встал, отодвинул бумаги от себя обеими руками, как отодвигают ненужный хлам, подошел к Риве и, притянув к себе ближайший стул, сел напротив.

– Ты погружена в чтение, – тихо сказал он.

– Да, – прошептала Рива.

– Но на тебе нет очков.

– Да, – так же тихо согласилась Рива.

Она поспешно запустила руку в сумочку, достала оттуда темные солнечные очки, надела их, как будто прикрываясь от солнца, и уставилась на Диму.

– Как он себя чувствует? – спросил Дима.

– Хорошо, – безучастно ответила Рива. Она была очень бледна.

– Он скоро окончательно поправиться?

– Да. Недели через три. Рана, слава Богу, оказалась не очень серьезной. – Рива отвечала медленно и уныло, как будто ей тяжело было говорить.

– Когда ты намерена объявить ему, что оставляешь его? – Дима наклонился вперед, пытаясь разглядеть ее глаза за непроницаемыми стеклами.

– Никогда, – тихо, но твердо ответила Рива. Дима, казалось, принял ее слова спокойно. Он медленно откинулся на спинку стула и с минуту молчал.

– Лучше бы эта пуля попала в меня, а не в него, – неожиданно сказал он. Ривы вздрогнула и выпрямилась.

– Не смей так говорить, – слабеющим голосом проговорила она. – Не смей. Никто не знает, как мне тяжело. И никому меня не жаль.

– Ты знаешь, что ты – моя первая любовь? – спросил Дима.

– А ты знаешь, что ты – моя первая любовь? – ответила Рива вопросом на вопрос.

– Значит то, что я чувствую, не важно для тебя? – не унимался Дима. – Его страдания важнее? Я для тебя ничто?

– Дима, не нужно больше об этом. У меня нет больше сил. Моя боль не слабее, чем твоя. Но наша песня оборвалась. На этом мы закончим, – тихо, но с решимостью в голосе сказала Рива. С минуту они сидели молча, уставясь друг на друга. Наконец, Дима встал.

– Я завтра не прийду на работу, – сказал он. – Я больше здесь никогда не появлюсь. Ты меня никогда не увидишь. – Он круто повернулся и вышел. Рива сняла очки и с силой швырнула их в угол, как будто пытаясь разбить. Потом положила голову на руки, сложенные крестом на столе, и беззвучно заплакала, содрогаясь и подавляя крик.