Текст книги "Чужой: Холодная кузница"

9. Адреналин

Длина центральной стойки составляет чуть больше полумили, а это значит, что Дориану приходится двадцать раз пробегать по ней, чтобы вспотеть. Он тяжело дышит сквозь маску кислородного голодания, пытаясь сделать ноги тяжелыми, а плечи слабыми, но его тело слишком напряжено в результате последних событий.[16]16
  Маска кислородного голодания – дыхательное устройство, в котором многоуровневая система сопротивления уменьшает воздушный поток в основные дыхательные пути благодаря клапанной технологии.


[Закрыть]

Дориан впечатлен некомпетентностью «Холодной кузницы». Он собирается отстранить весь персонал от проектов, в том числе Энн, поскольку та скрывала касающуюся Блю информацию. Это будет настоящим кровопролитием, и когда он вернется в свои жилые помещения, то устранит одно из самых больших денежных кровоизлияний в документах Компании. Его ежегодный бонус, как правило, зависел от принятых им мер экономии, а это вознаграждение будет просто запредельным.

Позади слышатся шаги, и он слегка замедляется, позволяя себя догнать. Садлер смотрит вправо и видит Джозепа. Тот бежит быстро несмотря на то, что выглядит усталым.

– Доброе утро, доктор Янош.

– Доброе утро, директор.

Голос Джозепа достаточно бодрый, хотя его опухшее лицо с синяками под глазами не может похвастаться таким же выражением. Янош выглядит невыспавшимся, проявляет признаки стресса и не повышает интонацию в конце своего приветствия. Возможно, это связано с тем, что он чувствует себя обреченным человеком. Какое-то время они продолжают бежать рядом в тишине. Дориану нравится спортивная форма Джозепа, его атлетическое мастерство и мускулистые плечи и ноги, но после двух кругов доктор уже с трудом поспевает за ним. Он что, пил?

– Директор, – с трудом хрипит Янош, – многие члены экипажа поговаривают кое о чем, и я хочу дать вам дружеский совет.

– Дружеский совет, – повторяет Садлер.

Дориану никогда не дают дружеских советов. Он знает, что за этими словами неизбежно последует какая-то угроза, обычно выдаваемая за проблему. Какой «дружеский совет» мог предложить персонал этой омерзительной станции?

Вдруг Дориан спотыкается и чуть не падает. Джозеп ловит директора за руку и возвращает ему равновесие. Под своей маской Садлер горит от унижения.

– Все в порядке, приятель? – спрашивает Джозеп, когда они останавливаются.

Кем этот человечишка возомнил себя, что позволяет себе прикоснуться к вышестоящему руководству? Когда они останавливаются, показатели Дориана на измерительном счетчике уменьшаются, и Садлер внутренне проклинает Яноша за то, что этот идиот помешал тренировке. Он никогда не сможет снова войти в тот ритм, так как будет уже слишком измотан.

– Я в порядке, – говорит он, рывком высвобождая руку. – По-моему, у вас был для меня какой-то совет?

– Директор, э-э-м, – говорит Янош и делает паузу. Он, должно быть, предполагал, что разговор будет выглядеть по-другому. – Я просто думаю, что… знаете, если возникли какие-то проблемы с нашим финансированием, вам стоит сказать нам об этом.

Дориан выпрямляется, стараясь контролировать дыхание, хотя от этого у него начинает кружиться голова. Он покажет Яношу, кто тут главный, и начнет с оппозиции.

– Некоторые из нас находятся на станции уже много лет, – продолжает мужчина. – Мы с нетерпением ждали триумфального возвращения домой. Я не хочу, чтобы вы столкнулись с мятежом, понимаете?

«Понимаете» – это то слово, которое говорит человек, когда слишком напуган, чтобы высказать свое фактическое мнение. Это блеяние овцы, зовущей стадо последовать за ней.

– Преимущество размещения этих трех проектов на «Холодной кузнице» заключается в том, что вы можете помогать друг другу, верно? – спрашивает Дориан.

– Да, – соглашается Янош со смущенным видом. – Послушайте, я не уверен, что понимаю, куда вы клоните.

– Я прочитал ваше досье. Вы ведь закончили Калифорнийский университет в Беркли? По специальности «информатика и криптография»?

– Да. Все верно, – Янош приглаживает свои пышные усы. – И еще я учился на химическом факультете в Стэнфорде.

– Поэтому вы смогли помочь с «Серебряной улыбкой».

– Да.

Дориан делает глубокий вдох и задерживает дыхание, хотя легкие просят его избавиться от маски.

– Если вы такой умный, тогда объясните мне, почему экспериментальный вирус уничтожил все, с чем вы работали после прибытия на станцию?

Янош смотрит на Садлера, как будто его ущипнули.

– Мне кажется, – продолжает Дориан, – у вас должно было хватить ума принять хоть какие-то меры предосторожности, чтобы всего этого не случилось, доктор Янош.

– Я… я… – заикается Джозеп.

Он этого явно не ожидал, и Дориан знает, как манипулировать человеком в таком случае. Он поднимает брови:

– И раз мы сейчас раздаем дружеские советы о том, как выполнять свою работу, вот мой: обновите свое чертово резюме и готовьтесь к возвращению домой или найдите решение проблемы.

Лицо Яноша приобретает странное выражение: он безмолвно открывает рот, словно задыхающаяся на пляже рыба, которую выбросило волной. В каком-то смысле именно это с ним и случилось: на него обрушилась жестокая сила, вытащила его из своего маленького мирка и оставила вне досягаемости и без всякой надежды. Дориан не в первый раз видит нечто подобное.

– Возможно, я неправильно выразился, – объясняет он, положив руку на плечо Джозепа.

Янош напрягается от прикосновения. Нормальный человек побоялся бы, что его ударят, но для Дориана так играть еще интереснее. Джозеп не ударит, и Дориан хочет это доказать. Он хочет показать доктору, кто здесь главный.

– Ты сказал, что хочешь знать, что тебя ждет, – говорит Дориан, глядя на Джозепа бешеными глазами. – Так вот, тебя ждет мало приятного, так как твой проект развалился, и ты угрожаешь мне мятежом.

– Я неправильно выразился…

– Понимаешь, – говорит Дориан, подняв палец, – в твоих же интересах лучше… заткнуться. Просто… слушай, что я говорю.

Джозеп выпрямляется, и Дориан убирает руку с плеча.

– Тебе не нужно терять работу. Следующая ротация не раньше чем через три месяца. Если ты сможешь вернуть «Розового орла» к жизни, то… нет ущерба – нет нарушения. Или ты можешь найти другой способ принести пользу. Все-таки твой проект добился большого успеха до того, как все рухнуло, – говорит Дориан, а потом замолкает на минуту, чтобы подчеркнуть трагичность своего заявления.

Взгляд Джозепа становится рассеянным.

– Может быть, будет лучше, если ты будешь отвечать за «Серебряную улыбку». Помоги мне понять причины, по которым Люси и Хавьер так плохо справляются со своими обязанностями. Я могу сделать так, что во всей этой истории ты окажешься ни при чем. Я преуменьшу твою роль в этой ситуации, не буду акцентировать внимание на ненадлежащем отношении к информационной безопасности. Хочешь, все будет так, доктор Янош?

На лице Джозепа появляется еще более жалкое выражение:

– Люси – мой друг, директор.

Дориану приходится взять всю волю в кулак, чтобы не рассмеяться.

– И как ты думаешь, что она мне скажет, когда я начну решать, какие проекты нужно закрыть? Ты думаешь, она напомнит мне, что твой проект несильно пострадал и что ты не заслуживаешь того, чтобы быть уволенным? В конце концов, ее-то проект все еще работает. Ее код по-прежнему не поврежден. А где твой?

Раздается скрежет зубов. Янош знает, что Дориан прав. В конце концов, каждый сможет пойти против своих друзей ради выгоды. Джозеп просто не может вернуться домой с пустыми руками. Только не после всех этих усилий.

– Этого не должно произойти. Всегда есть шанс, что «Розовый орел» снова будет работать. И, возможно, ты смог бы помочь мне с восстановлением данных в «Блестящем сооружении». Ты ведь компьютерный гений, верно?

На лице Джозепа появляется гримаса.

– Что вы имеете в виду? Доктор Марсалис потеряла результаты своих исследований вместе с моими.

– Я бы не был в этом так уверен, – говорит Дориан. – Похоже, она приняла все меры предосторожности и создала резервный изолированный частный сервер. Естественно, она не удосужилась рассказать об этом. Наверное, для тебя это тоже новость.

Джозеп бледнеет и тяжело сглатывает. Похмелье и пробежка… Как бы его сейчас не стошнило прямо на палубу.

– Я не знал.

– Что ж, – отвечает Дориан, положив руки на бедра и выпрямляя спину, – у меня есть три человека, которые могли бы возглавить попытку восстановления проекта: уклончивая Блю Марсалис, сокрушительная Люси Билтмор… и ты. У тебя есть мысли относительно решения данной проблемы? Может быть, ты мог бы помочь мне в поисках чертова сервера.

– Конечно… – отвечает Джозеп. – Что ж, как вы сказали, у меня много работы.

Дориан облизывает губы.

– Тогда не буду тебя отвлекать, спортсмен.

Садлер продолжает свою пробежку, оставив Джозепа позади. Пробегая мимо главной серверной комнаты станции, он оглядывается на стойки «Титуса», довольный тем, что сервер не пострадал от «Серебряной улыбки»: случись такое, они бы, скорее всего, потеряли жизнеобеспечение.

Дориан беспокоился, что не сможет нагнать свой темп, но выделившийся в результате стычки с Джозепом адреналин дает его мускулам силу, которой не было сегодня утром. Проходит полчаса, и его рвение немного уменьшается. И все же Садлер заставляет свое тело продолжать тренироваться. Он тихонько бежит, когда вдруг слышит позади себя звук приближающихся тяжелых шагов.

Дориан разворачивается, чуть не падая, когда видит, что в его сторону с нечеловеческой скоростью бежит Блю.

– Боже, – задыхается Дориан и наклоняется.

– Прошу прощения, директор Садлер, – говорит Блю. – Я думал, вы захотите, чтобы я присоединился к вам во время пробежки. Меня зовут Маркус. Блю попросила меня сообщить вам, что она чувствует себя лучше и завтра сможет вернуться к работе.

Дориан щурится, глядя на искусственное существо. Маркус – это то, кем он был бы, если бы ему не пришлось стать человеком. Он был бы таким же стройным, гибким и совершенным. Дориан раздражен тем фактом, что тренировка его утомила и ему нечем дышать. Он выпрямляется, глядя на синтета.

– И как он? – спрашивает Дориан, но сообщение Маркуса напоминает ему о лежащей в постели хрупкой и изможденной женщине. – Э-м, точнее, она.

Маркус радушно улыбается:

– Идет на поправку. Мышечные релаксанты, антибиотики и болеутоляющие средства притупляют боль интубации. Я думал, что она останется в таком состоянии до конца своих дней.

Дориан хмурится:

– Значит, она не участвует в нашей беседе?

– Нет, директор, но так как я обязан заботиться о ее благополучии, я расскажу ей о содержании нашей дискуссии.

Дориан мысленно усмехается. Сейчас в его игре задействовано слишком много лиц, и он не посмел бы играть с Блю, командующей телом андроида. Она могла обо всем догадаться и попытаться его остановить.

– «Вейланд-Ютани». Изменение приоритета Альфа Один Тринадцать. Авторизация: «Садлер».

Маркус замирает.

Интерлюдия. Дик

В питомниках тихо. Там всегда тихо, если противоударные двери заперты. Существа пробуждаются только тогда, когда ощущают возможность побега или когда чувствуют людей. В этих случаях ловцы стараются напугать человека, независимо от того, выиграют чужие от этого что-либо или нет.

Дик ходит по ПСиОСИ из комнаты в комнату, проверяя в пятидесятый раз, все ли на своем месте. Кауфманн больше не представляет угрозы, поэтому Дику пришлось настроить систему, которая чувствительна к внезапным движениям или громким звукам. Двигаешься слишком быстро – получай удар. Если ловцы истекут кровью, клетка будет залита кислотой, а если совершат какую-то глупость, то Дик с удовольствием отправит в космос весь блок.

Затем он подходит к хранилищу яиц, где замечает двадцать контейнеров с тщательно разработанным климат-контролем. Они находятся под постоянным наблюдением, и в них поддерживается необходимая влажность и температура, а также замеряется электрическая активность кожи. Если лицехват вылезет из яйца, специальная программа, к которой подключен бокс, наполнит контейнер кислотой и сожжет его. Но если один из этих ублюдков освободится, «Холодная кузница», без сомнений, останется без члена персонала.

Большое количество пустых ящиков свидетельствует о задержке проекта.

Механический погрузчик Дика неподвижно стоит на заднем плане. Дик всегда боится залезать в него, так как существа следят за ним всякий раз, когда он несет бокс в лабораторию. Он не может избавиться от чувства, что они знают о содержимом контейнеров. Даже если ловцы не видят яиц, чужие прекрасно их чувствуют.

Наконец Дик направляется к бункеру с шимпанзе. Он всегда с нетерпением ждет встречи с обезьянами, даже если собирается их убить. Они единственные на этой тупой станции, кто всегда в хорошем настроении, пусть и не говорят по-английски. Дик, наверное, возьмет одного из размороженных приматов, накормит его, проверит на ветеринарном столе и вернет обратно. Это будет прекрасный способ отвлечься от хмурого настроя, который принес на станцию Дориан Садлер. Дик знает, что не должен привязываться, но такой соблазн при контакте с животными слишком велик.

Однако когда он приближается к зверинцу, то слышит крики.

Шимпанзе взбудоражены, как никогда. Стараясь не шуметь, Дик ползет к одному из многих арсеналов, размещенных по всему комплексу, и берет винтовку. К сожалению, это не один из безгильзовых импульсных автоматов, какими пользуются колониальные морпехи. Обычные ружья, которые не могут пробить дыры в корпусе космической станции. Дик сомневается, что если один из жуков вдруг выберется из заточения, то винтовка ему поможет. Однако оружие – это отличное утешение для ученых. Он осматривает помещение и наклоняется ближе, не желая снимать винтовку с предохранителя, пока не поймет, что происходит.

Одна из клеток открыта, и у ветеринарного стола с лежащим на нем животным стоит Кембили Окоро. На нем окровавленный хирургический халат и шапочка. Он копается в чертовой шее бедного шимпанзе, и со стола стекают тонкие темно-красные струйки. Какая-то пластиковая трубка, похожая на оболочку для колбасных изделий, свисает со стойки рядом с ним.

Окоро не должен быть здесь. Шимпанзе не относятся к его отделу, и сейчас даже не его смена. А если это не так, он в любом случае не должен наносить вред животным на глазах сородичей. В прошлом ученые были осторожны и не пугали приматов, так как это может усложнить уход и кормление.

Шимпанзе стонет и кричит, когда его собратья бьются в стекло. Животное даже не усыпили должным образом – возможно, потому, что у Кембили нет должной ветеринарной подготовки, которой обладает Дик.

– Ой! – Дик выходит из-за угла. – Какого черта тут происходит?

Кембили поднимает руки, как будто на него наводят винтовку. В его руке зажат скальпель. Он ничего не говорит, и Дик не может увидеть выражение его лица из-за хирургической маски.

– Приятель, ты слышал меня, черт возьми?

Шимпанзе на операционном столе вяло поднимает лапу, двигаясь к незримому объекту в воздухе. Он не парализован.

– Дерьмо, – бормочет Дик. – Отойди от стола!

Кембили медлит, невнятно бормоча, поэтому его пациент успевает издать мычание и схватить Окоро за челюсть.

В этот момент время замедляется. Кембили спотыкается с поднятыми руками, не до конца осознав причину боли. Разъяренный шимпанзе вскакивает со стола, и его кишки вываливаются наружу. Дик стреляет и попадает животному прямо в грудь.

Примат по-прежнему продолжает надвигаться, и его свисающие внутренности, словно большой кисточкой, окрашивают пол блестящим красным цветом.

Когда цель полна решимости, одной пули никогда не бывает достаточно. Дик стреляет еще два раза, и шимпанзе наконец-то теряет равновесие от кровопотери, лекарств и вывалившихся кишок. Он падает, а затем замирает.

Кембили сидит на корточках в углу, и его крики сливаются с криками обезьяны.

10. Сервис и серверы

Сразу за жилым отсеком экипажа расположен лазарет. Тем не менее Блю редко им пользовалась, так как ее комната оснащена большинством самых современных аппаратов, необходимых для комплексного ежедневного ухода. Она уже много лет не была в настоящей больнице, поэтому чувствует себя странно, стоя над кроватью Кембили. Его лицо почти полностью забинтовано, так что видно только один глаз и часть рта.

Блю устала, и связь с телом Маркуса непривычно слабая. Ее мозг не может поверить в иллюзию, что она – здоровый человек, находящийся в полной безопасности. Фантомные боли перекрещиваются с болью в груди, и она начинает кашлять без видимой причины. Ее настоящее тело – это сон. Тело Маркуса – реальность. Все должно быть именно так, потому что она не желает проживать последние дни в свой жалкой оболочке.

Глядя на Кембили, она понимает, что «Блестящее сооружение» приостановят, а ее в скором времени уволят.

Окоро кашляет, и Блю инстинктивно протягивает руку, чтобы коснуться его руки. Это глупый жест. Кожа Маркуса хоть и теплая, но с ней однозначно что-то не так. Никто не успокоился бы от прикосновения андроида – никто, кроме Энн. Блю уверена, что для той это своего рода фетиш.

Вероятно, «Блестящее сооружение» превратилось бы в выдающийся проект, результатом которого могло бы стать лекарство от всех генетических заболеваний, ознаменовавшее новую эру медицинских чудес. Возможно, это был билет в прекрасную жизнь, полную пресс-интервью и симпозиумов. Ее интеллектуальная собственность принадлежала бы Компании, но книга и права на фильмы стоили бы целое состояние. Блю смогла бы обеспечить себя на всю жизнь – гораздо более продолжительную жизнь. Plagiarus praepotens – идеальный строитель, способный переписывать и восстанавливать органическое вещество за считаные секунды, поэтому ему наверняка бы удалось построить для нее счастливое будущее.

Марсалис никогда не воспринимала ловцов в качестве оружия, как это делала Компания. Это аналогично тому, что она расщепила бы атом, а они захотели получить только бомбу.

Кембили шевелится, и из его рта доносится щелкающий, булькающий звук. Он, должно быть, чувствует вкус дешевого сиропа. Блю хорошо знакомо это ощущение. Одна из его рук поднимается и указывает на полузакрытые губы. Блю наклоняется, чтобы лучше расслышать.

– Это… – ругается он хриплым, сорванным от крика голосом. – Это твоя вина.

Блю отступает с широко раскрытыми глазами:

– Что?

– Я пытался подготовить следующий образец, – его голос почти шепчет, но безупречные уши Маркуса слышат каждое слово. – Ты торопила меня. Угрожала мне. Это ты должна была оказаться на моем месте.

– У меня не было выбора, Кембили. Садлер стал настоящей занозой в заднице. Мне нужно было подготовить шимпанзе как можно скорее.

– Потому что… ты умираешь? – с горечью смеется Окоро. – Теперь у меня нет лица. Почему твоя жизнь важнее, чем моя?

Блю хмурится. Никто никогда не спрашивал ее об этом.

– Дело не в твоей или моей жизни. Если я права, это может изменить всю форму генетических исследований.

– Называй это как хочешь, эгоистичная стерва.

Ее сочувствие тут же испаряется.

– Ты должен был принять меры предосторожности.

– Убирайся, – шепчет он.

– Кембили…

Он пытается сесть, хотя ему ввели успокоительное:

– Убирайся!

Слова заглушаются окружающими рот бинтами; голос ломается. Кембили падает назад на свою каталку, стонет и всхлипывает.

Блю поворачивается, чтобы уйти, но видит в дверном проеме Люси, которая смотрит на нее широко открытыми глазами.

– Что, черт возьми, ты ему сказала? – спрашивает она, но Блю проходит мимо, не отвечая.

Было ясно, что дискуссия ни к чему не приведет, поэтому она решила не вступать в диалог. Когда Марсалис выходит в коридор, она молится, чтобы не встретить Садлера, Энн, Дика, или кого-то еще. У нее не осталось сил противостоять обвинениям.

Блю прочла отчет Дика об инциденте, созданный с помощью вновь работающих компьютеров ПСиОСИ. Помимо журналов запуска, это первая запись в новой системе. Блю представляет, как все это будет выглядеть – еще один провал за два дня! Они заморозят ее проект, если вообще не закроют. Она обречена.

Техники лаборатории обходят Блю стороной, а лаборанты Дика косо на нее смотрят. Марсалис проходит мимо Джозепа, который встревоженно беседует с тремя своими инженерами. Он смотрит виновато, будто что-то скрывает, хотя Джозеп – единственный руководитель проекта, не пострадавший в этой ситуации.

Блю нужно вернуться в свою лабораторию, но она еще не придумала план действий. Она решит, что делать, когда доберется до места. Вероятно, она сможет получить доступ к своим журналам. Может быть, она проведет эксперимент с noxhydria самостоятельно. Может быть, ей нужно просто честно рассказать Садлеру, чем она занимается, и надеяться на милость совета по управлению «Вейланд-Ютани».

Но на это потребуются недели, а может, даже годы.

Блю почти вернулась к ПСиОСИ, когда вдруг ее останавливает Дэниел. Как и все, он проявляет признаки стресса, но они не такие заметные. Его улыбка слегка вялая, складки в уголках глаз выражены чуть больше, чем обычно. Он не погладил свою одежду, а ведь коммандер – это единственный член экипажа, кого волнуют такого рода проблемы.

– ПСиОСИ закрыт до дальнейших распоряжений, – информирует он. – Пока ты не спросила, я отвечу: это по моему приказу.

– Значит, мне не нужно давать Садлеру под зад?

Дэниел ухмыляется:

– Я бы не стал делать этого. Ситуация на станции очень напряженная.

Блю кладет руки на бедра и со вздохом смотрит вниз на палубу:

– Пожалуйста, впустите меня. У меня полно дел.

Покачав головой, Дэниел отвечает:

– Ты прекрасно знаешь, что я отвечаю за безопасность каждого из вас. Это серьезная авария. Иногда вы, ученые, слишком торопите события, и моя работа заключается в том, чтобы вас удержать. Для вашего же блага.

Блю закрывает глаза:

– К черту все это, Дэн. Пожалуйста, впустите меня! Мне нужно покормить шимпанзе.

Дэниел поднимает бровь:

– Это работа Дика… и поскольку неправильное обращение с животными подвергло всех нас такой опасности, я не могу вам этого разрешить.

Блю указывает на свою голову:

– У меня два лица и хватка механического погрузчика, помните? Я справлюсь.

Кардозо складывает руки и ставит ноги на ширине плеч, принимая классическую военную расслабленную позу. Она не пройдет мимо него.

– Я сказал, нет, Блю.

– Прекрасно, – цедит Марсалис сквозь зубы. – Просто чертовски здорово.

Без единого слова она возвращается в жилой отсек. Эти ублюдки намерены ее убить.

Дойдя до конца длинной стойки, Блю входит в коридор, где расположены комнаты экипажа. В другом конце она замечает вывеску обсерватории и пристально на нее смотрит. Она и так отставала от графика, и все шло не по плану, а теперь, когда появился Дориан Садлер, кажется, стало еще хуже. Она желает ему инсульта или аневризмы. Она хочет, чтобы стекло в комнате директора провалилось, и Садлера засосало в палящий вакуум. Она бы хотела поменяться с ним телами, чтобы ее провал стал единственным его спасением.

Блю еще никогда в своей жизни не испытывала такой ненависти. Но она так думала до того, как из своей комнаты выбежала Энн, поправляя растрепанные волосы.

Физические свойства тела андроида предотвращают истинный гнев. У Маркуса нет сердца, чтобы биться быстрее; у него нет настоящего дыхания, которое могло бы ускориться. Он – холодная ярость с расчетливыми глазами и быстрыми синапсами. Блю иногда боится бесчеловечной силы андроида и того, как она может ее использовать.

Она останавливается, сужая глаза:

– Неужели, Энн? Неужели ты настолько глупа?

Энн обиженно оглядывается и замирает. Она выставляет нижнюю губу, и ее мускулы, которые Блю когда-то ласкала, напрягаются:

– Я не хочу сейчас заниматься этим.

Блю одаривает ее кривой улыбкой:

– Действительно, почему ты должна хотеть? Ты ведь только что занималась этим с Дорианом.

Энн с удивительной легкостью сокращает расстояние между ними и демонстрирует свое недовольство:

– Знаешь что, Блю? Тебе нужно научиться заводить друзей. Я тебе не принадлежу, черт побери, так что не надо выливать на меня это дерьмо.

Блю показывает на дверь:

– Почему он? Что с тобой не так?

Блю наблюдает, как скулы Энн каменеют, а зрачки сужаются.

– Может быть, в этот раз я просто хотела почувствовать себя живой, – шипит Векслер.

Энн в бешенстве удаляется, и Блю позволяет ей уйти, не поднимая взгляда от пола. Непонятно по какой причине ей становится больно. С момента постановки диагноза Блю впервые почувствовала себя нормальным человеком именно в ночи, проведенные с Энн. Может быть, она действительно любит Энн Векслер. Блю отбрасывает закравшуюся в голову страшную мысль, потому что не может допустить, чтобы это оказалось правдой. Она больше никому не позволит проникнуть в свое сердце.

Так и не успокоившись, она бесшумно пробирается в свою комнату и видит собственное тело, лежащее на кровати. На глазах мерцает маска нейрокомпьютерного интерфейса, а с уголка рта стекает струйка слюны. Настоящее тело Блю Марсалис истощено и покрыто оспинами. Она отвратительна. Это все равно что смотреть в зеркало и видеть свое мрачное, искаженное отражение.

Что, если Блю сожмет это тощее маленькое горло руками Маркуса? Что, если она возьмет транквилизаторы, с помощью которых синхронизируется с Маркусом, и введет двадцать кубиков внутривенно? А если разбить зеркало и вонзить себе в запястье осколок, почувствует ли она это в теле андроида? Блю представляет горящую боль от пореза, и то, как она смотрит на себя, истекающую кровью. Будет ли это хуже, чем медленно умирать от синдрома Бишара?

Приблизившись к своему телу, Блю поднимает руку, чувствуя головокружение от этих ощущений: держать собственную руку. Она не должна быть здесь, она не должна быть живой. Никто другой с подобным заболеванием не прожил более тридцати лет.

Ее терминал подает звуковой сигнал. Марсалис отпускает руку своего настоящего тела, и ее кисть плюхается на кровать. Блю снимает устройство с зарядной станции и вводит пароль. В почтовый ящик пришла фотография. Блю ее открывает и видит, что на фото изображена Силки, ее кошка с Земли. Блю отдала ее сразу, как заключила бессрочный контракт с «Холодной кузницей». Адрес отправителя скрыт.

Маркус спокоен, но она слышит дыхание своего тела. Блю достает из-под матраса шифровальный диск и подключает его к боковой части терминала. Она использует изображение и одноразовый код.

Появляется сообщение.

ЭЛИЗ КОТО БОЛЬШЕ НЕ С НАМИ

НО МЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ВАС СЛУШАЕМ

ПРЕДОСТАВЬТЕ НАМ СВОИ ИССЛЕДОВАНИЯ

ТОГДА МЫ СМОЖЕМ ВАС ВЫТАЩИТЬ

Элиз разоблачена. Ее имущество арестовано. На данный момент наиболее вероятно, что отправитель сообщения является агентом Компании, который получил контроль над кодом Элиз.

Но тогда какое это имеет значение? Что они могут сделать? Убить ее? Блю зашифровывает сообщение в фотографии своей ухмыляющейся кузины на пляже.

Я В ДЕЛЕ

КАК

Проходят два тяжелых дня, и Блю превращается в скопление нервной энергии. Кто бы ни был ее таинственным благодетелем, он не ответил на вопрос. Она представляет, как на Земле следователи «Вейланд-Ютани» расследуют дело о мошенничестве, выстраивая обвинение на основании ее признания. Интересно, в подобной ситуации существует такое понятие, как провокация?

Не важно. После прибытия домой судебное разбирательство займет не менее шести месяцев. Марсалис умрет задолго до того, как юристы решат, что с ней делать. В отличие от Элиз, у нее нет семьи, да и вообще никого, чью жизнь она могла бы разрушить.

Блю нужно вернуться в ПСиОСИ, чтобы вытащить диски со своего сервера и спрятать их в другом месте. У нее есть неполный генетический код личинок ловцов, а также лицехватов noxhydria. Хотя это не чистый образец Plagiarus praepotens, генетический код все же имеет для инвесторов ценность.

Есть ли у сообщников Блю в распоряжении яйца?

Могут ли они достать чистый образец?

Энн – лучший способ вернуться в ПСиОСИ. Другие руководители проектов ей не помогут. Дэниел тоже сказал свое слово. Блю не хочет видеть Энн, но она единственная, кто может помочь бороться дальше.

Сейчас время обеда. Экипаж должен находиться в столовой, поедая пищу, которую она тоже хотела бы съесть. Марсалис перестала ходить туда после того, как ей вставили в желудок трубку, лишив единственного, что она могла съесть в своей комнате – желатина. Когда Блю наблюдает за тем, как все остальные едят, внутри нее воспламеняются муки тоски, сильнее любой безответной любви, которую она когда-либо испытывала. И каждый раз, когда разговор переходит на тему того, насколько дерьмовая на станции еда, Блю злится на своих товарищей. Она бы все отдала, чтобы снова стать такой, как они – непринужденной и беззаботной.

Иногда она ест вместе с ними в теле Маркуса, но острые чувства по отношению к Энн сделали пищу невыносимой. В результате ощущений Маркуса, еда больше не была сочетанием вкусов, а разделилась на дюжину отдельных характеристик, которые не в состоянии обработать человеческий мозг. Иногда Блю помещала в рот Маркуса кусочек сахара, потому что сахар вызывал ощущение настоящей еды.

Возможно, если бы интерфейс мозга Маркуса не был кучей металлолома, она могла бы попробовать и другую еду. Тогда она бы поспорила с остальными о качестве продуктов.

Однако больше всего Блю скучает по разговорам. Увы, она не может просто сесть и смотреть, как другие набивают свои животы. Им становится некомфортно, когда за ними наблюдают. За едой обсуждаются все проблемы и надежды, а она лишена возможности участвовать в этом. Наверное, поэтому ее больше никто не любит. Она уже не входит в круг людей, которые с древнейших времен «собираются у костра».

Добравшись до двери столовой, Блю останавливается. Они решат, что она пришла по делу, и даже не захотят повернуться в ее сторону. Может быть, у нее получится проглотить еду, чтобы успокоить своих товарищей. Тогда она сможет понять, захочет ли Энн поговорить с ней наедине. Будет ли ее поведение выглядеть отчаянным?

Дверь открывается, и Блю рассматривает помещение. Она замечает нескольких лаборантов, однако руководителей проектов там нет. В дальнем углу стоит загороженный буфетом стол для пинг-понга, возле которого собралось несколько членов экипажа. Энн нравится это место. Это один из немногих видов спорта, в которых она может победить синтетическое тело Блю.

Когда Марсалис заворачивает за угол, она видит, что Дориан Садлер смотрит на нее сияющими глазами, а на его лице застыла неподобающая дружелюбная улыбка. Он сидит, держа палочки над тарелкой с горячей лапшой терияки. Если бы Марсалис могла принимать пищу, за такую еду она могла бы убить.

– Доктор Марсалис? – удивляется директор. – Я не ожидал увидеть вас в столовой. – Он показывает на тело Маркуса. – Не знал, что андроиды едят…

– Я могу, но не делаю этого, – одаривает она собеседника взаимной улыбкой, как того требуют правила этикета. – Я кое-кого искала.

– Ясно. А кого? Может быть, я их видел?

– Я справлюсь, – говорит она. – Я ищу коммандера Кардозо.