Текст книги "Догоняющий радугу"

Глава десятая

Сначала на пути мне попался валун странного вида – он был правильной геометрической формы и похож на огромный палец какого-то великана, торчащий вертикально из почвы метра на два. Приблизившись, я разглядел, что это не просто валун, а статуя. Вернее, внушительных размеров каменный идол – у него явно просматривались очертания головы и лица, грубо выдолбленные каким-то твердым острым орудием. Он был примерно таким же, какие я видел в Архангельском краеведческом музее – в том отделе, где выставлены экспонаты на тему культурных обычаев коренного населения Крайнего Севера. Только те были деревянными и гораздо меньше. Похоже, Виталий был прав, сообщая мне о визитах шаманов на эту гору: изваяние, вероятно, символизировало одного из древних духов или богов, которым поклонялись язычники-аборигены. Но кому и зачем понадобилось сооружать его здесь, в таком труднодоступном месте?

Я обошел вокруг идола. Каменный истукан угрюмо смотрел вперед, и рядом с ним почти физически ощущалось присутствие чего-то грозного, подавляющего. Его устрашающая физиономия, обращенная на запад и озаренная лучами закатного солнца, выглядела совершенно сверхъестественно, вызывая в памяти сюжеты просмотренных когда-то мистических триллеров. Мне невольно подумалось, что если даже я, человек свободный от всяческих суеверий, испытываю такое смятение, чего уж говорить о древних аборигенах – эта статуя должна была вызывать у них священный трепет. Я стал фотографировать идола с разных сторон.

Внезапно внутри кольнуло мимолетное острое чувство, что кто-то пристально наблюдает за мной. Я быстро обернулся, шаря кругом глазами. Вокруг по-прежнему не было ни души, но противный холодок снова зашевелился во мне, поднимаясь от живота к глотке. На несколько секунд моим сознанием овладела безумная мысль, что я ступил на некую запретную территорию, за что должен понести неотвратимое и жестокое наказание. Воображение тут же подсунуло печально известную историю о проклятии фараона, которое настигло каждого из археологов, посмевших залезть в саркофаг и потревожить его мумию. Потом я вспомнил про Черного Охотника, и мне вдруг сильно захотелось быть далеко отсюда.

«Чтоб тебя! – выругался я про себя. – Так ведь можно окончательно свихнуться на почве этой шаманщины. Не хватало мне еще этого!».

Я двинулся дальше, но, пройдя еще метров сто, обнаружил второго такого же идола, а немного поодаль заметил еще одного. Все они смотрели на запад. Я сфотографировал их в разных ракурсах. Да, изваяния были впечатляющими. А вдруг, кроме меня и Виталия, – ну если не считать еще шаманов, никто еще не бывал здесь? Тогда, думал я, если сюда не ступала нога современного человека, получается, что мы с Виталием вроде как первооткрыватели этих памятников для цивилизованного мира! Ведь они наверняка представляют интерес для тех, кто занимается этнографией и тому подобными вещами. Я подумал, как здорово будет при встрече с Виталием поделиться радостью от такой находки. И по возвращении, чего уж греха таить, похвастаться перед сослуживцами! А какая будет сенсация для местных краеведов! Мне представились наши с Виталием имена, мелькающие в заголовках газет, и сердце сладко защемило.

Все это хорошо, сказал я себе, когда впечатления улеглись, но надо бы перекусить, а потом ложиться спать. Исследуя статуи, пришлось немного отклониться от намеченного плана, так что отвлекаться больше не хотелось. Но, пройдя еще несколько шагов, я остановился как вкопанный. Передо мной было небольшое поросшее мхом углубление, и в нем виднелись кости. Я подошел поближе. Это был человеческий скелет, вернее, остатки скелета – было видно, что они лежат здесь очень давно. Какое-то время я стоял в оцепенении, не отрывая взгляда от того, что некогда было живым человеком. Наверное, то же самое чувство испытал Робинзон на своем острове, когда впервые увидел след чужой ноги. Кто, когда, почему умер здесь? Никогда скелеты, мертвецы и тому подобное не вызывали у меня страха, но сейчас охватило сильное беспокойство. Я постоял еще какое-то время, прежде чем найти в себе силы идти дальше. Потом мне вдруг вспомнился рассказ Ильи о том, что многие из приходивших сюда шаманов остались здесь навсегда – вот и подтверждение этому.

Когда я наткнулся на человеческие останки во второй раз, мои эмоции были уже не столь сильными. Скелет лежал метрах в двухстах от первого и, судя по всему, появился здесь позднее. Я вглядывался в пустые глазницы пожелтевшего от времени черепа с немым вопросом – что двигало человеком, который пришел сюда и встретил смерть? В каком обличии она к нему явилась? Какую зловещую тайну хранит эта гора?

Но самое главное потрясение на сегодня ждало меня впереди. Я почти дошел до зарослей, где рассчитывал расположиться до утра, как мое внимание привлекло небольшое возвышение, которое, если я правильно представлял себе геометрию плато, должно было быть приблизительно в его центре. Превозмогая вязкое нежелание идти куда-либо еще, я миновал место своего предполагаемого ночлега, где снял и положил всю поклажу, и заставил себя добрести до чего-то, напоминающего пологий холм. Пожалуй, это была самая высокая точка Лысой горы. Взобравшись на нее, я обнаружил множество камней величиной с арбуз, выложенных в круг диаметром около трех метров.

«А это еще что такое?» – подумал я, оглядывая загадочное сооружение. И увидел в центре круга нечто такое, отчего все внутри у меня похолодело.

Это была кожаная сумка Виталия – я видел ее у него в номере. Значит, он все-таки был здесь недавно!

Я бросился к сумке, расстегнул и стал перебирать ее содержимое в надежде найти что-нибудь такое, что помогло бы прояснить ситуацию. В ней были джинсы и футболка – те самые, в которых Виталий встретил меня в своем номере, короткие резиновые сапоги, бейсбольная кепка с козырьком, клеенчатая куртка-ветровка. Сверху был аккуратно положен листок бумаги. Дрожащими руками я схватил его и поднес к глазам. Там было написано:

Дорогой друг Алекс!

Если ты читаешь эти строки, значит, ты идешь по моим следам. Не удивляйся, что я так быстро исчез, ты все со временем узнаешь. Меня искать не нужно. Главное – найди Етэнгэя. Я тебе написал, где он живет, но лучше уточни у местных. Ты его найдешь, и он все тебе расскажет. Моя просьба остается в силе. Скорее всего, они у тебя уже были, спрашивали насчет меня и моей тетради. Не удивляйся, если они обшарят твой номер. Прости еще раз, дружище, что втянул тебя во все это. Здесь небезопасно, но не теряйся ни при каких обстоятельствах, не падай духом и главное – не бойся. Ты все преодолеешь. Я в тебя верю. Нож и сигнальный огонь возьми. Мне они больше не нужны, а тебе могут понадобиться.

Удачи!

Виталий.

И еще там стояла вчерашняя дата.

Я вытряс все содержимое сумки. Помимо одежды, из нее выпали складной перочинный нож и фальшфейер – Виталий знал, что такая штука в тундре может очень пригодиться. Я механически сунул их в карман. Больше ничего не было.

Но куда же он девался, к тому же совсем без одежды и обуви? Сквозь землю, что ли, провалился? Испарился? Что это значит: «Меня искать не нужно»?

Я стал оглядывать плато с возвышенности во всех направлениях, выкрикивая имя своего друга. Кричал, пока не охрип, но никто не отозвался. Вокруг не было ни души. Меня охватил настоящий страх. Впервые за время своего приезда я ощутил себя совершенно испуганным и растерянным. «Что, черт возьми, здесь произошло?» – лихорадочно билась у меня в голове одна мысль.

Спустившись, я добрался на ватных ногах до места, где оставил свои вещи, достал ракетницу и, не отдавая себе отчета – зачем, стал выпускать в воздух один за другим имевшиеся у меня заряды. Когда у меня остался один патрон, я опомнился и прекратил пальбу. Ракетницу с последним зарядом прицепил к ремню, схватил двустволку Ильи, зарядил ее, как он меня научил по дороге, опоясался патронташем, повесил на шею бинокль и, забыв про усталость, пустился быстрым шагом в направлении последней находки. Я почти утратил контроль над собой и не представлял, что делать дальше.

Я уже почти не сомневался в том, что Виталий попал в какую-то беду, хотя не мог предположить, что могло с ним стрястись на этой пустынной территории. Потом в голову мне пришло, что мои худшие опасения подтвердились: он сошел с ума, оставил здесь одежду и голый разгуливает где-нибудь в окрестностях горы. Но я наверняка увидел бы его внизу, ведь спрятаться там практически негде. Или, может быть, он сорвался с обрыва? Тогда я непременно нашел бы его тело на земле, но я обошел всю гору… Может быть, на него напали волки, о которых предостерегал Илья? Но они встречаются в здешних местах редко; по крайней мере, никаких признаков их присутствия мы по дороге не видели.

Потом я немного успокоился и взял себя в руки. В голове созрел такой план: дойти до противоположного обрыва, а затем обойти все плато по периметру, как это я уже один раз сделал, но теперь поверху. Учитывая размеры горы, вряд ли я пропущу что-нибудь подозрительное.

Обследование остальной части плато ничего не дало. Повсюду были все те же валуны и пробивающаяся местами скудная растительность. По пути, в расселине, мне попались только еще одни человеческие останки, лежавшие здесь, вероятно, несколько веков. Никаких признаков присутствия живого человека я не обнаружил.

Я во второй раз обошел плато по периметру, разглядывая местность то в бинокль, то невооруженным глазом. Несколько раз выстрелил вверх из двустволки, так как кричать уже не мог. Все было безрезультатно. Я чувствовал себя совершенно измотанным, как физически, так и душевно.

«Хватит с меня на сегодня», – подумал я. Продолжать поиски не было ни смысла, ни сил, да и пора было устраиваться на ночлег.

Я сел у обрыва и стал смотреть вдаль. День угасал; на плечи потихоньку опускалась сумеречная прохлада. Солнце спустилось уже совсем близко к горизонту и висело над ним огромным медным шаром, готовясь начать новое восхождение в своем извечном круге. Под его лучами все вокруг приобрело золотисто-красные оттенки: камни и скалы, отбрасывающие причудливые тени, трава, кусты, раскинувшаяся внизу равнина без конца и края. Легкие перистые облака на северо-западной стороне лазурного неба пылали всеми оттенками огня – от светло-розового до багрового. Царила мертвая, абсолютно ничем не нарушаемая тишина – не было ни малейшего ветерка. Я сидел совершенно неподвижно, отпустив мысли и чувства, и завороженно глядел на всю эту красоту. Зрелище было неземным, просто фантастическим. Ради того, чтобы это увидеть, стоило проделать этот путь.

Все окружающее демонстрировало мне свое невыразимое великолепие, самодостаточность и безмерную глубину. Казалось, я остался один в этом мире, во всей вселенной – вокруг был только необъятный простор, залитый расплавленным золотом. Я вдруг с необыкновенной остротой ощутил себя крохотной частичкой этого грандиозного мира, который был таким загадочным и чудесным. Неожиданно все, зачем я приехал, что делал до этого, да и вообще само существование людей на земле с их бесконечной суетой, надуманными проблемами и погоней за всевозможными приобретениями – все это представилось мне до невозможности мелким и бессмысленным, даже смешным по сравнению с открывшимся здесь и сейчас величием и непостижимостью самого бытия, самой жизни! Это нельзя передать словами, можно только непосредственно пережить какой-то глубоко спрятанной частью собственного существа.

«Боже мой, что я здесь делаю? Что мне здесь надо? Куда я иду и вообще – кто я такой?» – подумал я и сам испугался таких мыслей – они никогда раньше не приходили мне в голову. Но странное мыслительное возбуждение не отпускало меня, словно все эти вопросы долгое время подспудно теснились где-то на задворках ума, ожидая своего часа, сдерживаемые какой-то внутренней преградой, и вот теперь эта преграда исчезла.

Нефть, размышлял я, ради нее я нахожусь здесь. Столько разных людей, которых я не знаю и которые не знают меня, даже не подозревают о моем существовании, которым в высшей степени плевать на меня, мою жизнь и все, что для меня ценно и значимо, – они могут быть заинтересованы по отношению ко мне только в одном – в том, чтобы я разыскал, где здесь под землей прячется нефть. А нужна ли она мне, моим близким? Я получу определенное вознаграждение в случае успешного исхода моей командировки и, возможно, некоторое повышение в должности, хотя вряд ли. Но для чего все это мне – чтобы снова искать нефть или еще что-нибудь в этом роде? Скитаться по местам, куда не ступала нога человека, терпя всевозможные лишения, преодолевая трудности? Так может пройти вся сознательная жизнь! Но неужели я появился на свет только ради этого? Где во всем этом то, что оправдывает мою жизнь в целом? И ведь, кем бы я ни был, где бы ни жил, чем бы ни занимался, эти вопросы остались бы теми же. Они остаются одинаковыми всегда и в равной степени для всех: для меня, моих друзей и родных, для тех, кто меня сюда послал, тех, кто будет добывать эту чертову нефть, и тех, кто когда-нибудь сказочно разбогатеет за счет нее. Просто далеко не всех мучают эти вопросы. Может быть, так и надо жить, как миллионы и миллионы людей, как жил я сам до этого момента, – просто жить, не обременяя себя ничем лишним, заботясь только о хлебе насущном для себя и близких людей? Да мало ли проблем в жизни, чтоб еще и над этим голову ломать? Но некоторые все-таки ломают, хоть и проблем у них не меньше. Ведь что-то их заставляет! Что-то же заставляло Виталия и подталкивает сейчас меня?

«Не хлебом единым жив человек, но лишь при наличии его необходимого минимума, который каждый определяет для себя сам», – так, кажется, написал он в своем письме. Я с удивлением отметил, что еще способен помнить о чем-то, хотя казалось, будто трудности дороги к Лысой горе и она сама вытеснили из моей памяти все остальное.

Мною овладела какая-то апатия. О цели похода думать уже не было никакого желания – почему-то вдруг стало все равно, найду я нефть или вернусь ни с чем. Хотелось без конца вот так сидеть, не двигаясь, и смотреть на заходящее солнце и волшебный пейзаж, открывшийся с этой высоты. В сознании продолжали слабо мерцать мысли о загадочном исчезновении моего друга. Что стряслось с Виталием, где он сейчас, и увижу ли я его когда-нибудь? Зачем он был здесь? Не постигла ли его участь шаманов, которые уходили от своих соплеменников сюда, чтобы никогда не вернуться? А если так, то что это за участь? И не постигнет ли она и меня тоже?

Вдруг в памяти всплыла еще одна фраза из письма Виталия, и это сопровождалось странным ощущением, как если бы его голос отчетливо прозвучал в моих ушах: «Ни во вселенной, ни за ее пределами нет существа, от которого в большей степени зависит выполнение твоего предназначения, чем от тебя самого». Затем наступила внутренняя тишина, словно эта фраза была единственным ответом на все вопросы, которые я задавал себе здесь, сидя один на один со всем миром.

Еще некоторое время я сидел, погруженный в созерцание. Наконец, холод наступавшей ночи вернул меня к реальности. Я встал и размял затекшие ноги и только сейчас обратил внимание, что над всем плато висит нечто вроде легкой дымки. Вероятно, собирался туман, хотя внизу, насколько я мог заметить, воздух был совершенно прозрачный. Это было тем более необычно, что погода в ближайшее время не предвещала никаких осадков. Вероятно, в ночное время над горой конденсируется влага из воздуха, подумал я, так как камень охлаждается сильнее, чем болотистая почва.

Воздух был удивительно свежий. Природа явно оказала на меня умиротворяющее влияние. Я сделал несколько глубоких вдохов, повернулся и зашагал к тому месту, где остались мои вещи. По пути я отметил, что туман сгущается.

Глава одиннадцатая

Неподалеку от кустов я разыскал углубление в каменистом грунте, накидал в него веток, а поверх – мха, чтобы было не так жестко. Затем достал из рюкзака спальный мешок и кое-что из провизии. Разводить костер было незачем, да и не хотелось. Немного перекусив, я запил водой из фляги. Потом, сняв наполовину опустошенный патронташ, я развернул спальник на своем импровизированном ложе и забрался внутрь. Двустволку Ильи, помня о его предостережениях, я заблаговременно зарядил и положил рядом с собой.

За это время туман превратился в молочно-белесую мглу, которая окутала все вокруг. Контуры окружающих объектов стали размытыми; метрах в пяти уже совсем ничего не было видно. Конечно, мне не раз доводилось наблюдать образование тумана, но я еще ни разу не видел, чтобы это происходило прямо на глазах. Тем лучше, подумал я, кому, как не мне, знать, что в белую ночь на открытом пространстве заснуть бывает не так-то легко.

Хотя за день я вымотался настолько, что никакая белая ночь не помешала бы мне заснуть. Спальный мешок быстро нагрелся, и внутри стало уютно и тепло. Я стал быстро погружаться в блаженно-дремотное состояние и был уже совсем на грани отключки, как вдруг где-то на периферии сознания мой слух уловил слабый звук, похожий на шуршание или шорох.

Я мгновенно разжал слипшиеся веки и принял сидячее положение, как был, прямо в мешке. Было тихо. Но сон как рукой сняло. Я огляделся по сторонам. Туман сгустился настолько, что стоял сплошной мучнистой пеленой, совершенно непроглядной. Я расстегнул молнию спальника, вытянул руку и не увидел пальцев.

«Послышалось? Приснилось?» – замельтешило в голове. Я нащупал ружье, лежавшее рядом, и это меня немного успокоило. Еще минуту я сидел, напряженно вглядываясь и вслушиваясь в окружающее пространство. Ничего не было слышно и тем более не видно. Объяснить это можно было только тем, что начинает пошаливать психика под впечатлениями от знакомства с Лысой горой. На секунду мне даже стало смешно: вспомнился мультик про перепуганного ежика в тумане – моя ситуация была примерно такой же. Потом я снова улегся. Сонливость опять стала тяжело наваливаться на все тело.

Шорох отчетливо донесся снова – откуда-то совсем неподалеку.

Я расстегнул спальник и вскочил. Вне всякого сомнения, кто-то находился поблизости. Последовала короткая пауза, после которой раздалось осторожное шуршание мелких камешков, хрустнула ветка. Кто-то или что-то явно приближалось ко мне. Я ощутил, как сердце бешено заколотилось.

– Э-эй! – крикнул я в направлении исходивших звуков.

Ответом была мертвая тишина. Тот, кто был там, притаился. Мне стало по-настоящему страшно. Мысли лихорадочно забегали. Кто бы это ни был, вряд ли он стал бы подкрадываться ко мне в непроглядной мгле с добрыми намерениями. Может быть, это змея – они здесь вполне могут водиться. Или крупная птица, или грызун какой-нибудь? Или, не дай бог, сюда занесло волка? Как некстати этот проклятый туман!

Я схватил ружье и взвел оба курка. Они внушительно клацнули, и этот звук понравился мне гораздо больше, чем таинственные шорохи. Мысленно я благословил Илью – каково было бы мне сейчас с голыми руками?

Долго я стоял, превратившись в одно большое ухо. В томительном ожидании прошла, казалось, целая вечность. Во рту пересохло. Не было слышно ни звука, только сердце тяжело и часто бухало, отдаваясь в висках. Наконец тот, кто потревожил мой сон, опять дал о себе знать – я различил, как шелестит трава и хрустит гравий. Таинственный визитер был уже в нескольких метрах. Но это была не змея и не мышь – кто-то гораздо крупнее. И его передвижение было очень похоже на шаги. Я вслушался, и сомнения исчезли – кто-то крадучись подходил ко мне на двух ногах!

– Виталя? Это ты? – громко спросил я мглу, стараясь придать своему голосу уверенность.

Опять воцарилось молчание. Если это был Виталий, он наверняка услышал бы и отозвался. Незнакомец явно не хотел себя выдавать.

– Кто здесь?! – крикнул я что было мочи. Нервы были на пределе.

И, будто бы в ответ, шорохи стали раздаваться одновременно и справа, и слева, и спереди, и сзади. Отовсюду слышались приближающиеся шаги. Незнакомцев было много, и они шли ко мне со всех сторон!

Меня охватил панический ужас. Рационального объяснения происходящему не было. Хотелось только одного – рвануться с места и бежать без оглядки. Но куда можно убежать с плато, тем более если не видно ни зги? Я еще сохранял остатки самоконтроля и понимал, что сорваться с обрыва означало верную смерть.

Шаги слышались все ближе. Кольцо окружающих меня существ неумолимо смыкалось. Еле держась на ногах и сжимая трясущимися руками двустволку, я затравленно озирался по сторонам. От незнакомцев меня отделяло метра три-четыре, но я до сих пор не видел, с кем имею дело. Перед глазами стояло сплошное белое марево, в котором даже собственные руки можно было различить только до локтей.

– Кто вы?! Чего вам надо?! – завопил я из последних сил и услышал в своем голосе истерические нотки.

Существа вокруг меня продолжали молча и медленно приближаться.

В полуобморочном состоянии я направил ружье вверх и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела расколол пространство и отдался эхом где-то вдалеке.

Те, кто окружали меня, на мгновение, как по команде, остановились, но тут же стали двигаться снова, по-прежнему не издавая ни звука, кроме шагов. Судя по всему, они были уже совсем близко.

Теряя сознание от страха, я выстрелил из второго ствола наугад прямо перед собой в стену тумана. Я уже не владел своим душевным состоянием, и меня не останавливало, что я мог убить кого-то. Патроны были заряжены крупной дробью, и, наверняка, хоть одна дробина попала в кого-нибудь из них. Если это живые существа из плоти и крови, мелькнуло у меня в голове, обязательно должна последовать какая-то реакция.

Но реакции не было. Окружавшие подошли почти вплотную и остановились. Я был в центре их кольца и даже слышал их тяжелое, свистящее дыхание, но по-прежнему ничего не видел. Казалось, они находились на расстоянии вытянутой руки, но проверять это не было ни сил, ни желания. Темный первобытный страх сковал меня с ног до головы, и я стоял в ступоре, стиснув в руках бесполезное ружье, не в состоянии пошевелиться.

Я мог только видеть, как прямо передо мной, подобно зловещим призракам, возникли странные человекоподобные фигуры. Их очертания были расплывчаты, но я успел заметить, что они были высокими – на голову выше меня – и такими же белыми, как окутавший все туман. Казалось, что они состоят из этой же молочно-белой субстанции, только более плотные, словно материализовались прямо из нее.

«Это не туман, – пронзила меня внезапная догадка, – это что-то другое!»

Они разом ринулись на меня, и мой ужас достиг высшей точки, когда я различил их лица – они были точь-в-точь, как у тех каменных статуй!

Последнее, что я испытал за мгновение перед тем, как лишился сознания, – жуткий холод, будто нырнул в прорубь. А потом наступила темнота.