Текст книги "Бегство от Бессмертия"

– Дельфина, что ты хотела спросить?

Я сделала отмороженное лицо:

– Да так, одну вещь… я подумала, что никто не сможет мне рассказать, так как ты… но ты занята, я наверно пойду…

Мадлен недовольно фыркнула, подхватила меня и усадила на сундук Шарлотты:

– Говори!

– Я слышала, как Альберт рассказывал охраннику, как вкусна наша человеческая кровь.

– Да, и что?

– А как вы ее пьете?

У Мадлен распахнулись глаза от удивления:

– Ну, мы прокусываем артерии у человека и пьем.

– И все? Что же здесь вкусного?

– Нет не все, когда ты прокусываешь кожу человека, и тебе на язык попадает первая капля, то уже невозможно остановиться, – она закатила глаза, – это так, это так восхитительно, теплая кровь течет в горло, она такая…

Мне не понравился взгляд Мадлен, когда она посмотрела на меня, он был очень сосредоточенным, глаза потемнели. Она наклонила голову влево, как собака, потом выпрямила и стала приближаться ко мне.

– Аякс! – я заорала во всю мощь своих легких.

Мадлен дернулась, и ее отбросило в угол комнаты, а мой страж материализовался около меня:

– Дели? – его голос звучал озабоченно.

Я перевела глаза на Мадлен, она уже оправилась и теперь трепетала от страха, ее могут убить за покушение на ребенка вампиров. Я поняла, почему Гаюс запретил всем говорить со мной об охоте. Из всех вампиров нашего небольшого клана только он был старым, только он мог контролировать себя и ситуацию в целом. И я была виновата в соблазнении Мадлен.

– Аякс, мы видели в окно тени, наверно это кочевники, а Гаюса нет дома, что делать?

– Я проверю. Мадлен, не спускай глаз с Дельфины.

И мой верный страж исчез. Мадлен посмотрела на меня:

– Дели прости.

– Это ты прости меня, я не думала, что тебе так будет трудно. А сейчас придумай, что мы скажем Аяксу, когда он вернется.

***

Так, что там говорила Мадлен:

– Прокусываешь кожу человека, и тебе на язык попадает первая капля, то уже невозможно остановиться, это так восхитительно, теплая кровь течет в горло, она такая…

Теплая кровь потекла по моему горлу. Я в блаженстве закрыла глаза.

– Юлия, – кто-то сильно толкнул меня в бок. Я дернулась и очнулась. Сидящая рядом соседка по парте быстро зашептала на ухо:

– Мешков на тебя пялится уже минут двадцать, с экзаменом пролетишь!.. Эй, ты, что на меня так смотришь?

– Как?

– Как будто сейчас съешь!

Я внутренне содрогнулась, съесть Наську? Потом прислушалась к своим ощущениям. А она ничего, пахнет приятно.

Я опять получила толчок под ребра:

– Прекрати, я обижусь.

Глубоко вздохнув, я перевела глаза на свои лекции. Интересно, а на самом деле смогла бы я съесть Наську?

– Бедная девочка, и что это с ней такое в последнее время? Вот я всегда говорила, что воздержание до добра не доведет, все время одна, да одна…

– Ничего, со мной все в порядке, и почему ты говоришь обо мне в третьем лице, как будто меня здесь нет?

Глаза Насти были размером с блюдце:

– Как ты это делаешь?

–?!

– Я ничего вслух не говорила, я это подумала…

– Не шути подруга, настроение неподходящее.

– Кто-то из нас двоих точно сошел с ума, – соседка не открывала рот, но ее голос звучал, как будто мы беседовали.

Мы уставились друг на друга, не понимая, что происходит.

– Так, по-моему, мои лекции современных барышень не интересуют, можете погулять, но на экзамен придете только с допуском деканата, – прозвучал голос Мешкова, – (что за студентки пошли, всю ночь шляются, а потом друг другу хвастаются, вот в мое время….)

– Да, в Ваше время девушки были скромнее, юноши умнее, а правительство честнее!

Глаза преподавателя, повернувшегося на мою реплику, напоминали Настины минуту назад. Подруга быстро просчитала полученный результат и последующие санкции и, схватив меня за руку, со словами, извините у нее температура, ринулась из аудитории.

Мы остановились между этажами, на лестничной площадке.

– Ну, рассказывай, как ты это делаешь? – Наська теребила меня за джемпер от нетерпения.

– Делаю – что?

– Ну, вот ты всегда так, хоть пытай тебя, ты угадываешь мысли, где научилась?

– Это не я, а ты – чревовещатель, рот закрыт и говоришь!

– Ну, все! – Настя повернулась ко мне спиной и надула губы. Теперь она точно обиделась, уж я ее знаю, правда, это не на долго, но неприятно.

– Нась, ну, Нась, не обижайся, я не знаю, как это получается…

– А давай еще попробуем, – подруга повернулась, как ни в чем не бывало.

– Так… что бы еще сказать… прямо не знаю… вот черт, как нужно, ни какие мысли в голову не лезут…

Я рассмеялась:

– Не знаешь о чем говорить, а требуешь продолжения банкета.

– Вот здорово! – она сияла как тульский самовар, – надо с этим что-то делать, может тебе в цирке выступать, а что, станешь знаменитостью. Меня возьмешь арт-менеджером, такие бабки срубим! Давай!

– Нась, Настя, остановись….

– Надо найти телефон, кто у нас сейчас занимается цирками, Росконцерт еще существует?

– Настя стой! – заорала я на весь коридор, так, что какой-то первокурсник любопытно свесился между этажами.

– Брысь, мелочь, – цыкнула на него соседка, и мелочь пропала с недовольным ворчанием.

– Мы не знаем, что это такое, не знаем, как это проявляется, как долго это будет…

– А мы это проверим, – не унывала Настя.

Она подвела меня к дверям деканата:

– Слушай!

– Галина Владимировна, что с Лихачевым делать будем, он историю культуры опять не сдал? (и не сдаст, он первокурсниц по ресторанам водит, и почему мне не семнадцать?)

– Отчисляем, Наташа! (зачем поступал, спрашивается, каждый год с ним маета, как они все надоели….)

– Галина Владимировна, на вахте опять нет ключей от триста шестнадцатого, докладную писать? (и слава Богу, что нет, голова разболелась, домой бы поскорее)

– Валентина Николаевна, что, я еще ключами должна заниматься, Вы, что, маленькая девочка? (зачем на работу таскается, муж богатенький, по зарубежным курортам возит, сидела бы дома…)

– Ну, что там? – Настя оттащила меня от дверей, – рассказывай!

Я уставилась на нее, открыв рот, то, что я слышала, было невероятным. Один и тот же человек вел одновременно два диалога, причем они здорово отличались по настроению и интонациям. Это настолько отличалось от обычного разговора….

– (Ну что она молчит? Сейчас я умру от любопытства.) Ну, Юлия! Не вредничай, рассказывай!

Пока я обдумывала свои ощущения, мысли Наски, как назойливые мухи долбили меня.

– (Клевая телка, только злая что-то, с пары выгнали,) – мимо проходил пятикурсник…

– Девочки, вы, почему не на паре? (Что за студенты, лишь бы не учиться,) – секретарь Наталья Сергеевна вышла из деканата.

– Здрасте, Наталья Сергеевна, Юлии плохо, нас отпустили в поликлинику. (Вот дура выперлась не в тему, ну почему Юлия молчит, наверно ничего не получилось)? – Опять Настя.

– Наталья Сергеевна, здравствуйте, мы кабинет убрали, нам можно домой? (Девчонки уже место в кафешке забили, ну давай соображай скорей курица старая, пицца стынет), – первокурсница дизайнер.

Звонок! Коридор наполнялся студентами, преподавателями, а моя голова разговорами. Я зажала уши, но, ничего не помогало, чужие мысли лезли ко мне в голову, не спрашивая разрешения, веселые, мрачные, завистливые, творческие, интимные, произносимые знакомыми и не знакомыми голосами. Они звучали громко и не очень, вскрики, шепот, восклицания, вздохи…

Мне хотелось отлупить себя по голове, но я понимала, что это не поможет. Я рванула к выходу, шарахаясь от людей, натыкаясь на их мысли раньше, чем на тела:

– (И что с ней?)

– (Во, телка больная!)

– (Куда несешься, придурашная?)

– (Ура, день забегов по лестницам, меня подождите!)

На улице было не лучше, на меня обрушился город, чужие мысли запрыгивали, лезли, вползали, вкрадывались, врывались в мою разламывающуюся голову… Это было оглушающее – чувствовать себя на ликующем стадионе, где ты кричишь вместе со всеми и не слышишь свой голос.

Быстрее, быстрее из этого громогласного города! Я бросилась бежать, Настя осталась, где-то сзади с нашими сумками и своим разочарованием, а в моей голове разбивая чужие послания, билась только одна мысль, быстрее.

И я побежала быстрее, время вдруг замедлилось, и окружающее пространство стало тягучим, как будто на город вылили огромный котел желе. Все вокруг обрело дополнительный свет и цвет. Город, который раньше казался огромной серой массой, вдруг стал ярким, сверкающим, словно Сочи летом. И я оказалась самой яркой точкой в этом городе, летевшей по улицам с невероятной скоростью пролетая перед замершим во времени транспортом, остекленевшими пешеходами.

Стоило мне остановиться, и город снова обрушился на меня грохотом чужих мыслей. И я побежала снова. Пришла в себя только за городом по дороге на Выборг. Сначала я возликовала, тишина, наконец-то долгожданная тишина, но, глянув на часы, оторопела, прошло только двенадцать минут после звонка. Нет, я ошиблась, взглянула снова, да двенадцать минут. От неожиданности я села, нет, скорее упала на траву и обхватила руками голову. Я не могла понять, что со мной происходит. Запах крови, чужие мысли, способ моего передвижения. Принялась судорожно вспоминать, не писали ли последнее время где-нибудь о новом виде гриппа или особого сумасшествия.

Нет, сейчас приступ пройдет, и я снова окажусь в аудитории или в нашей с Настей комнате. Я хотела слишком много. Время шло, но ничего не происходило, нужно было возвращаться, а у меня с собой не было ни сумки, ни телефона, ни денег. И я отправилась пешком, благо представляла, где нахожусь.

Домой я притащилась часа в два ночи, и что удивительно совершенно не уставшая, а бодрая, как, будто только что вылезла из кровати. Опухшая от слез, подруга открыла дверь и кинулась мне на грудь:

– Юлия, ты, где была, я чуть с ума не сошла, выскочила из универа и растворилась в воздухе. Я думала, что у меня глюки.

Я не стала слушать все ее всхлипы в голове, я представила, что затыкаю бутылку, из которой льется вода, пробкой. И сразу стало на много тише.

– Не переживай – это я сошла с ума, все нормально, иди, ложись спать, на тебе лица нет.

Она вцепилась в меня мертвой хваткой:

– Я за тебя переживала

– Я знаю, я схожу в душ и приду, ложись.

Измученная подруга поплелась в кровать, а я ванную. Когда я зашла в комнату, Настя спала и видела сон про своего первого парня, подарившего ей большую шоколадку. Я это видела очень ясно, как в кино. Опять пришлось запечатать бутылку. Прилечь я даже не пыталась, знала, все равно не усну. На улицу не хотелось, протянула руку и взяла с полки первую попавшуюся книгу. Это оказался англо– русский словарь, ну что ж почитаю.

Ночью я так и не сомкнула глаз, чтобы не шарахаться по коридору и не мешать спать соседке, я уселась на кухне на единственный табурет. Так и просидела до утра, бездумно перелистывая страницу за страницей, пока заспанная Наска не появилась в дверях и не поинтересовалась, что у нас на завтрак. Завтракать мне не хотелось, впервые в жизни. Обычно по утрам я голодная, но не сегодня. Перевернув последнюю страницу словаря, я поднялась со словами:

– Не знаю, что-нибудь посмотри в холодильнике.

Настя по привычке протянула руку, чтобы проверить температуру, но под моим взглядом стушевалась и пощупала голову себе. В кармане ее халатика заиграла музыка, телефон, девушка просияла, это – он, любимый.

– Откуда у тебя эта дурацкая мелодия, – спросила я.

Наска подняла брови:

– Славик поставил, перед тем как слинять.

– «Телки – злюки, телки дуры», хороший подарок и главное, прекрасная память…

– Что?! Откуда ты знаешь, здесь по-английски, – она уставилась на словарь в моих руках.

Мне стало не по себе. Я в раздражении бросила книгу на стол, сбив Наськину любимую чашку. Чашка до пола не долетела, я подхватила ее и резко поставила на стол. Прошло еще, какое-то время, и чашка развалилась на две половинки.

– Извини.

Соседка, молча, кивнула, налила закипевший чай в мою чашку и с ней ушла в комнату завтракать. А я принялась собирать осколки, может попытаться ее склеить? Соединив две половинки, я слегка нажала на стекло, большие осколки превратились в маленькие, у меня было такое ощущение, что я держу в руках яичную скорлупу:

– Вот, блин, делают посуду, одноразовую.

– Юлия, – робкий голос подруги вывел меня из раздражения, – ты идешь на занятия?

– Да, сейчас.

Всю дорогу, обычно болтливая Наська молчала, изредка поглядывая на меня, а мне было не интересно, о чем она думает, перед выходом на улицу я применила « правило закупоренной бутылки», поэтому мы добрались без происшествий.

При подходе к университету нас остановили туристы, разыскивающие Русский музей, я объяснила.

– И давно ты болтаешь на английском, как будто он твой родной? – поинтересовалась подруга.

– Почему на английском?

– А на каком языке ты разговаривала с туристами?

–?!

– Ну, ну, пойдем, уже звонок, – она повернулась и отправилась по коридору, не оглядываясь, а я вышла на улицу и уселась на скамейке.

Посидев немного и обдумав ситуацию со скоропостижно выученным английским, я решила еще раз испытать судьбу и отправилась в библиотеку, благо далеко бежать не пришлось, до Невского пять минут ходьбы.

Влетев в помещение, я поднялась по ступенькам и оказалась перед библиотекарем профессорской наружности. Она заинтересованно посмотрела на меня.

– Здравствуйте, мне нужен зал, где иностранные словари…

– Вам нужны электронные словари или печатные? – огорошила меня библиотекарь.

Совсем из головы вылетело, можно же было воспользоваться ноутбуком Прохорова, однокурсника. Который свой «бук» не выпускает из рук даже во сне. Но сейчас уже не до него;

– Мне нужны: немецкий, французский печатные, пожалуйста.

Так, что бы еще взять, что бы можно было проверить, суахильцы у нас не появляются, ага, вот, когда неслась сюда, заметила группу, по-моему это были японцы.

Оформив все, как положено, я залезла в самый дальний угол читального зала. Начнем, пожалуй. И я начала перелистывать словари, пробегая глазами строчку за строчкой. Пролистав за полтора часа три тома, я попросила по одной газете на этих языках. Первые две нашлись сразу же, японскую, пришлось немного подождать, но это того стоило. Я понимала! Я читала и понимала, о чем говорится в статье, дословно, как будто читала на родном языке! Это было невероятно!

Видимо у меня был потрясенный вид, что библиотекарь подошла ко мне:

– Девушка, с вами все в порядке?

– Да, спасибо мне бы еще словарь фарси, пожалуйста…

У бедной женщины вид теперь был такой же, оказывается, я отвечала ей на японском. Извинившись и попрощавшись, вылетела на улицу проверять версию. Прошла одна группа туристов, другая, третья. Я слишком вслушивалась в незнакомую речь, что опять начала читать чужие мысли и сделала одно открытие. Для того что бы понять любого человека мне не нужно знать его язык, так как я слышала саму мысль, родившуюся в мозгу, прежде чем она была облачена в словесную форму, сначала возникало эмоциональное состояние, которое в последствии наделялось каким либо смыслом при помощи слов родного языка. Выслушивать одну и туже информацию дважды было утомительно, причем, многие люди оказались удивительно косноязычны, пытаясь произвести словами, что чувствуют. Разница большая, это как Шекспир в подлиннике и его пересказ из уст первокурсника, со словарным запасом в триста слов.

Но, впустив в себя мысли одного человека, я впустила и весь остальной хор. Опять пришлось применить правило «закупоренной бутылки». Что ж мне надо научиться фильтровать витающие вокруг меня мысли, слыша, что нужно и отсекать, что мешает.

Довольная сделанными выводами, я вернулась в университет. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я услышала:

– Некрасова, у тебя лекции по истории искусств с собой, дай скопировать.– Нефедов, собственной персоной.

Получив от него в бок ощутимый толчок, я задумалась, дать ему лекции, объяснить, что пора взрослеть и не пихать девушек или съездить в ответ, что бы понятно было.

Нефедов не унимался:

– Некрасова, дай лекции…

– Нефедов, отцепись от девушки, ее на этой лекции не было, возьми у Бочаровой, – ага, это наш отличник Прохоров Егор, протягивает мне «Твикс»:

– Угощайся.

– Егор, я не ем сладкое, ты его в колбасу заверни и предлагай.

– Давай, я съем, – появившаяся Настюха выхватила пакетик из рук Прохорова, – я ем сладкое.

Егор картинно закатил глаза:

– Настя, тебе нельзя ни сладкое, ни мучное….но, я сегодня добрый, поэтому приглашаю вас обеих в Макдональдс.

– Ура, хавчик, дармовой, – смачно подумал Нефедов и устроил танцы папуасов на побережье, тут же пристраиваясь к нашей компании. Я не стала доводить эту информацию до Егора, мне кажется, он и без этого достаточно хорошо знает нашего Витька, любителя дармовщинки. И если угощающий промолчал, то и я напрягаться не стала. Без таких придурков, типа Нефедова жизнь кажется очень пресной.

Но Нефедов не унимался, как только мы прошли сквер, он затанцевал вокруг меня, вызывая недоуменные взгляды Насти и Егора.

– Некрасова, как ты это делаешь, ты, что танцами занимаешься?

– Нефедов, отцепись.

– Некрасова, так не бывает, скажи, ты специально?

Егор не выдержал, и, взяв сокурсника за шиворот, убрал с моего пути.

– Ты что не видишь – не унимался тот, обращаясь к моему защитнику, – как она ходит?

– Как, – спросили все мы, я с раздражением, Настя с привычной осведомленностью, Егор, с готовностью отстаивать мои права.

– Да, она как будто до земли не достает…

Все с удивлением посмотрели на мои ноги, которые твердо стояли на земле. Настя и Егор ехидно переглянулись, но этот взгляд относился к Нефедову. Но тот не обиделся и задал еще один странный вопрос:

– И давно ты так ходишь?

– Давно – ответила я, недалекая от истины.

***

Было странно ехать по безмолвному лесу. Вдалеке слышался птичий гомон шуршание цикад в траве, но стоило нем приблизиться, все словно замирало. Вампиры направлялись в замок Аарона верхом, как и положено людям. Охрана из низших вампиров, закрытая от солнечных лучей покоилась в повозках, Шарлота и служанки ехали в карете. Я и Гаюс ехали впереди, за нами следовал Аякс. Ради такого важного случая напоенный ядом Старейшего смешанным с кровью молодого волка, что позволяло ему долго находиться на солнце.

Гаюс давал мне последние наставления перед переходом в другую сущность:

– Дели, во время ритуала, ты не должна ни на что отвлекаться. Никому не задавай, ни каких вопросов. Все что тебя заинтересует, ты сможешь узнать позже.

– Гаюс, а Шарлотта сказала, что у меня заберут кровь, это будет больно?

– Нет, больно не будет, я буду рядом, я помогу…

– А как?

– Увидишь.

– Но, если у меня заберут кровь, я же умру.

– Нет, ты просто заснешь, и во сне последует инициация. А когда проснешься, будешь вампиром.

– А почему для этого мы едем в замок Аарона, это что нельзя было сделать у нас дома?

– Нет, Дели, это древний обряд и проводиться он должен по правилам, и в месте, где храниться Сердца Дьявола.

– А что это?

– Ты помнишь притчу о падшем ангеле?

Я кивнула и приготовилась слушать. Слушать Гаюса одно удовольствие, он столько всего знает, даже больше, чем мой Хранитель Аякс. И так как рассказывает он, не рассказывает ни кто.

– Люцифер, отец наш, был самым величественным и прекрасным ангелом. На его прекрасном лице отражался могучий интеллект. Он был совершенен во всем. Его манеры выражали внутреннее благородство и величие, но на лице отражалось только смирение и счастье от любви к небесному Отцу. Но небесный Отец, замечал только своего сына и возвел его на трон рядом с собой. Отринув любовь Люцифера, который мог стать равным самому Богу. Обиженный Люцифер покинул место своего непосредственного присутствия и собрал вокруг себя всех небесных ангелов и рассказал им истину ограничения их небесной свободы, которой наслаждались ангелы. Над ними теперь поставлен еще один господин, которому теперь должны рабски повиноваться. Но Люцифер будет их защитником, и никому не позволит попирать их права. Но Бог потребовал, что бы все Ангелы безоговорочно подчинялись его сыну или их счастливая и благополучная жизнь будет закончена. И на небе началась война и мятежники, во главе с Люцифером, ставшим Дьяволом – «Черным Пламенем Разума и Воли», были изгнаны из небесного царства. А Бог вместе со своим сыном занялись заселением земли. От того, что Бог лишил Люцифера своей любви, сердце Ангела не выдержало и разбилось на несколько частей, и эти осколки упали на землю. Люди, которые нашли их, стали бессмертными, вампирами, забирающими кровь и души простых людей. Они стали основателями кланов. Они были очень могущественны, и никто не мог противостоять им. Потому, что «люди Дьявола» использовали кристаллы для мирских и духовных целей. Самый большой осколок Сердца Дьявола хранился в главном городе.

В целом осколки представляли собой мощнейшие накопители солнечного излучения и звездного света, они аккумулировали энергию Земли, их лучи прожигали даже мощные стены. Именно благодаря этому «люди Дьявола» возводили дворцы, храмы и развивали в себе экстрасенсорные способности. Они опередили людей во всем.

– И что, Бог?

– Защищая своих слабых людишек, он разрушил наши города, уничтожив большинство обитателей, посылая на наши головы огонь и молнии, затапливая прекрасные города водой. Но благодаря способностям, подаренным Отцом Нашим, Дьяволом, некоторые из нас спаслись, даже после Божьего гнева.

– Гаюс, у тебя есть осколок Сердца Дьявола?

– Нет. У Аарона есть. Он самый могущественный основатель клана в нашем мире. Поэтому мы едем к нему. Только он может провести ритуал обращения. Тем более, что за последние сто шестьдесят лет это первый.

– Что, никто не хочет быть вампиром? Вы же никого не спрашиваете, когда кусаете.

– Любой вампир отдал бы половину своей вечности, чтобы пройти обращение Сердцем Дьявола, так как кроме бессмертия, это дает могущество и силу. Ну и некоторые привилегии, конечно, которых нет у других, простых вампиров. Они спокойно могут находиться на солнце, перемещаться в лунном свете, заходить в любой дом без приглашения, повелевать людьми, вампирами и другими представителями нашего мира…

– А когда я стану вампиром, я их увижу?

– Ты не только увидишь их, они будут служить тебе.

Гаюс немного помолчал:

– Альберт – сын Шарлотты, Лукреция, Мартина – сестра Филиппа, и многие хотели бы стать могущественными. Но этот обряд совершается только над теми, у кого чистая кровь.

– Что значит чистая кровь? Откуда ты знаешь, что у меня чистая?

– Твой род тоже очень старый и вы никогда не смешивались с другими народами. В твоей семье в течение многих поколений никто не болел, ни чумой, ни проказой, ни оспой. Тебя мы забрали из семьи, когда тебе было пять лет, а среди вампиров не бывает эпидемий. И главное, ты еще не знала мужчины, который бы смешал свою кровь с твоей…

И предвидя мой следующий вопрос, повисший на кончике языка, добавил:

– И Аарон, и Филипп прошли этот ритуал, потом долгое время никого подходящего не было, а в этом году вас оказалось трое кандидатов.

– Что значит кандидатов?

– Это значит, что кто-то из вас может умереть, его кровь может быть не совсем чистой или просто оказаться слабой.

– И я могу умереть?

Гаюс развернул коня и, подъехав совсем близко ко мне, положил руку мне на плечо:

– Нет, дочка, ты не умрешь. Твоя кровь особенная, мы с Филиппом ждали ее почти двести лет.

Я оторопела, Гаюсу – очень много, я знала и относилась к этому совершенно спокойно, он отец рода, но что моему жениху так много?

– С-с-сколько ему лет?

Гаюс хитро улыбнулся:

– Почти сто восемьдесят, он совсем еще мальчик…

– Что?!! Мальчик! Да он дряхлый старик!

От смеха старого вампира вздрогнули кони, но приученные с детства к присутствию хищников, только зафыркали.

– Никогда не говори эти слова в отношении к вампиру. У нас не бывает стариков. У нас старейший – это звание и мудрость, а не возраст.

Он хотел закончить разговор, но я не унималась:

– А почему вы с Филиппом меня ждали?

– У девочек обычно слабая кровь, а в вашем роду долго рождались одни мальчики, и вот, наконец, ты…

На полу фразе Гаюс оборвал свою речь и жестом подозвал Аякса:

– Пусть стража займет свои места, мы подъезжаем к землям Аарона.

Из повозки посыпались вампиры. Они мелькали перед глазами, прочесывая местность.

Гаюс и Аякс заняли места по обе стороны от меня: в этой веселой компании я одна была человеком, а вокруг могли находиться другие монстры.

К середине ночи наше путешествие закончилось, нас встретил Филипп со стражей. Сквозь усталость я слышала, как мы подъезжали к замку, как опускался мост, и открывались ворота. От длительного путешествия у меня ломило кости, кружилась голова и слипались глаза. Я попросила Аякса помочь мне слезть, я физически не могла спешиться величаво, как это сделал Гаюс, и кулем свалилась на протянутые руки. Как назло – это оказался Филипп:

– Ага, человеческая девушка, наконец, устала.

Он кивнул кому-то головой:

– Следуйте за слугой, он проводит Вас к отцу, – потом прошептал мне на ухо:

– Если ты престанешь вырываться и царапаться, быстрее окажешься в своей комнате.

И прижав меня к себе, так, что я не в состоянии была дышать, взлетел на каменную стену, а затем в раскрытое окно.

Мы оказались в уютной комнате башни. Вампир нежно поставил меня посреди комнаты, расправил бархатную куртку. Потом заботливо поправил мои растрепанные волосы, пока я, замерев, приходила в себя.

Я охнула, но гордость победила, сквозь стиснутые зубы я проворчала:

– Когда я стану вампиром, я покусаю тебя! Нет! Я переломаю тебе кости!

Филипп церемонно поклонился:

– Буду рад предоставить тебе эту возможность, приятного отдыха.– Он послал мне воздушный поцелуй, а когда я сжала кулаки от возмущения, с легкой улыбкой исчез.

На следующий день я сидела в своей комнате перед зеркалом и расчесывала волосы. Это хоть как-то отвлекало меня от напряжения, вечером должен произойти ритуал обращения. И мне почему-то очень хотелось запомнить себя человеком

Послышался знакомый вздох. Не оборачиваясь, я позвала:

– Филипп, не прячься, я знаю, что это ты, садись. – Я указала на стоящий рядом стул.

– Откуда ты знаешь, что это я? – вампир материализовался почти рядом со мной, постоял за спиной, видимо нагнувшись, я слышала его дыхание на своем затылке, но не видела его в зеркале, и присел, глядя на меня внимательными бархатными черными глазами.

– Во-первых, только ты можешь так тоскливо вздыхать, а во-вторых, в этом замке только тебе не нужно мое разрешение, чтобы войти в мою комнату, я бы сказала, что ты бесцеремонен, но…

– Все так просто!

– Как видишь, – я опять уставилась в зеркало. Мы, молча, сидели около четверти часа. Мой молчаливый гость убрал прядь моих волос, скрывающую глаза от него:

– Дельфина, ты очень красивая…

Я невесело улыбнулась:

– Правда? Боюсь, я больше этого не увижу.

Филипп удивился:

– И поэтому ты грустишь? Все не так страшно, твои чувства будут другими, более тонкими, совершенными, люди не увидят тебя в зеркале, а ты сможешь! И это все свои страдания?

– Нет, послушай, что будет вечером? Это очень страшно? Скажи.

На лицо вампира прилипла маска отрешенности:

– Не проси меня, я не могу тебе сказать, никому нельзя говорить. Просто ничего не бойся. Знай, ты самый лучший кандидат. Ты все пройдешь!

– Я думала, ты пришел меня подготовить и поддержать…

– Да, я пришел поддержать. Мне нельзя будет видеть тебя и быть с тобой в течение всех испытаний. Поэтому я пробрался сейчас. Дели, ничего не бойся.

– Да, ладно, – я разочарованно отмахнулась.

Филипп встал:

– Я должен уйти. Запомни, ничего не бойся.

Поцеловал меня в макушку, и, не мелькнув в зеркале, исчез. Его присутствие мало помогло, а может и наоборот, расстроило меня. После его ухода, на глаза навернулись слезы. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не зареветь в голос. Было ли мне страшно, я не знаю, а вот тоскливо было точно. Я не боялась становиться вампиром, я боялась перестать быть человеком, так как именно человеком я была все восемнадцать лет.

Конечно, бессмертие давало кое-какое преимущество, но оно и отбирало человечность, чувство ощущения времени, когда человек живет здесь и сейчас, да и все остальные чувства.

Наблюдая за вампирами, я видела их бесстрастность и невозмутимость, они как бы находились над миром, а не в нем. А я просто хотела жить и наслаждаться жизнью.

Рядом опять раздался знакомый вздох и опять прохладные руки вытирали мои слезы:

– Дельфина, прости, я тебя опять обидел. Ты боишься, что будет больно?

– Нет, я боюсь быть вампиром. – Я отодвинулась и вытерла слезы. Мне было неудобно, что он застал меня плачущей.

– О, – Филипп округлил глаза, – ты боишься быть вампиром? – повторил он за мной.

– Я обязательно должна быть обращенной?

Его лицо стало несчастным:

– Ты не хочешь быть вампиром? Но мы не сможем пожениться, если ты останешься человеком.

Я пожала плечами, я думала о нежелании стать бессмертной, но не о бракосочетании.

Но Филипп продолжал делать свои выводы:

– Ты не хочешь выходить за меня замуж!

Мои слезы давно высохли, и я с недоумением наблюдала за мыслительным процессом своего жениха. Как только он закончил последнюю фразу, сорвался с места и стал метаться по моей комнате, что-то бормоча.

Вы когда-нибудь пробовали наблюдать за снежинкой в метель, или за листопадом в сильный ветер. Нужный для вас объект, мелькнул и растворился среди тысячи таких же, а если мелькает тысяча? Вот и Филипп, был одновременно везде и мелькал так, что у меня закружилась голова, я вскочила и заорала:

– Остановись, хватит!

Он замер, моментально превратившись в статую, и уставился на меня.

– Дели, я не могу… нет, я не хочу, заставлять, тебя… – и он растворился.

Я сидела совершенно растерянная, сбитая с толку навалившимися на меня проблемами. Обращение, свадьба, жених-вампир с тараканами в голове, тут есть от чего сойти с ума.

В голове мелькнула спасительная мысль – Седрик! Пока я еще человек, я подойду и познакомлюсь. Не страшно, что он меня не помнит, я напомню, я расскажу…

А если вампиры не захотят меня отпускать? Он – Маг, он сможет защитить… А если нет? Тогда к черту такую жизнь, пусть съедят. Вряд ли они будут меня мучить, они умеют убивать тихо и не больно. Кто меня будет есть, мне совершенно безразлично, мой жених или его отец, Альберта здесь нет, уже хорошо.

Я поднялась, и полная решимости выглянула в коридор. В коридоре было темно, кое-где на стенах мерцали светильники, создавая видимость освещения. Я накинула темную юбку и платок, с улицы тянуло ночной свежестью, и выскользнула наружу.

Совершенно не думая о том, что в замке полно других вампиров, прибывших на обряд обращения, и среди них были молодые, которые могла запросто поужинать мной, болтающейся без охраны, я спустилась вниз и выскользнула из ворот.