Текст книги "Весна надежды нашей. Великий пост день за днем / 2018"

Протоиерей Александр Абрамов
Весна надежды нашей. Великий пост день за днем

© ООО «Никея», 2017

© Издательский дом «Никея», 2017

© Абрамов Александр, прот., 2017

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р16-618-0673

***

Автор выражает благодарность за помощь в подготовке этой книги священнику Сергию Андриянову, Ксении Толоконниковой, Елене Агафоновой, Валентине и Никите Евсеевым, Марии Ильченко

Что такое Великий пост

О Великом посте люди, начинающие свой путь в Церкви, узнают разными способами. Чаще всего – из средств массовой информации. «У православных начался Великий пост», – сообщает телевизор, радиоприемник или интернет. И тут же – предписания, как поститься: два дня на первой неделе ничего не есть, потом сухоядение, когда нельзя есть приготовленную еду и использовать даже постное масло.

Человек, впервые начинающий постную страду, за это хватается и очень быстро изнемогает. Так, по Типикону тяжело поститься даже тем, кто в Церкви двадцать и более лет. Потому что Типикон – это прежде всего набор предписаний для монашествующих. Мы живем в миру, и для нас должно стать руководством к действию то, что говорится в Триоди Постной, главной богослужебной книге Великого поста: «Пост не ошаяние (то есть не воздержание) брашен только»[1]1
  «Пост не ошаяние брашен точию совершим, но всякия вещественныя страсти отчуждение» (Вечерня вторника первой седмицы Великого поста. Стихиры самогласны).


[Закрыть]. Пост – это отказ от того, к чему вы более всего привязаны. Не от того родного и дорогого, что составляет сердцевину нашей жизни, а от греховного мусора, ее омрачающего. Не надо жену, или мужа, или детей выгонять на сорок дней на том основании, что мы питаем к ним привязанность. Другое дело – привязанность к компьютеру, телевизору, курению. Каждый из нас знает, от чего ему следует воздержаться, чтобы провести пост достойно. Но, естественно, если есть возможность, необходимо отказаться от скоромной пищи, то есть пищи органического происхождения.

Мы отказываемся от скоромной еды, с тем чтобы постепенно возникала телесная легкость. Она сама по себе не является целью. Она – средство для того, чтобы ты ощутил слабость, и в этой слабости явилась сила Божия. Наше тело склонно одебелевать, становиться нашим повелителем. Мы его кормим, лелеем, и это отнюдь не против Божьей заповеди. Но на время поста нам предлагается сосредоточиться больше на жизни духовной, нежели на заботе о теле. И в этом смысле Великий пост – десятина года, посвященная Богу.

Церковь очень бережно ведет своих детей поприщем Великого поста. Она несколько недель готовит нас к нему. В первые дни поста она дает нам камертон, настраивающий на постное делание, – Великий покаянный канон Андрея Критского. Уже в среду первой недели она укрепляет наши силы литургией Преждеосвященных Даров. И затем с каждым днем, с каждым богослужением все ближе подводит к Страстям Христовым и Воскресению Спасителя. Она предупреждает о возможных искушениях, помогает подняться, если мы все-таки упали, зовет к покаянию и отгоняет от нас страх, смущение и отчаяние.

Церковь предлагает «поститься постом приятным»[2]2
  «Постимся постом приятным, благоугодным Господеви» (Вечерня понедельника первой седмицы Великого поста. Стихиры на стиховне).


[Закрыть]. Приятность поста не имеет ничего общего с приятностью удовольствия. Удовольствие доставить себе очень легко – нужно только немного времени и денег. Однако все удовольствия никогда до конца не могут удовлетворить человека: получил одно, хочу другое и т. д. Церковь говорит о радости победы над собственной немощью. И она понимает, что это непростая радость. Она говорит: «Христа диавол искушал, неужели нас не будет? Но потерпите, и Бог даст силы». Недаром самые покаянные чтения во время поста прерываются торжественным песнопением: «С нами Бог!»

Подготовительные недели

28 января
Неделя о мытаре и фарисее

Мы с вами вступаем в полосу недель, подготавливающих нас к началу Великого поста. Вчера за всенощным бдением уже пелось: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…» И первым из воскресных евангельских чтений покаянного содержания становится зачало о мытаре и фарисее из Евангелия от Луки (Лк. 18: 10–14).

Этот текст нам хорошо знаком:

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что́ приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне, грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

Мы, естественно, встаем на сторону мытаря – обладая двухтысячелетним опытом, наученные Церковью, мы знаем, что мытарь смиренен, более оправдан в глазах Божиих и что в конечном итоге он хорош, несмотря на то что занимается презренным делом. Но мы это все знаем не из своего опыта, а из опыта Церкви. Церковь научила нас: посмотрите, вот мытарь скромный, хотя работа у него плохая, а фарисей, хотя и праведный по своей видимой жизни, плохой. Но Писание ни того ни другого не осуждает, а сравнивает двух этих людей.

В жизни наша личная позиция, бесспорно, ближе к позиции фарисея, потому что мы рассуждаем примерно так, как он, если не публично, то наедине с собой или наедине с Богом. Ну а в самом деле? Мы стараемся не совершать совсем уж криминальных грехов, за которые нас немедленно следовало бы отослать в геенну огненную. Если какие-то проделки и были, то более или менее в юности. Мы действительно стараемся бывать в храме. Мы действительно иногда жертвуем. И мы оскорбились бы, сравни нас с убийцами, бандитами, грабителями. Нам бы показалось это сравнение неуместным и обидным. И ничего неверного фарисей не сказал. И мы, кстати, тоже не говорим ничего неверного. Фарисей отдавал десятину с того, что имел, и он действительно не такой, как эти хищники, разбойники и как этот мытарь.

Мытарь – грязный коррупционер, человек, который собирает деньги для того, чтобы отдать их оккупантам своей родины, человек плохой со всех точек зрения. Но он и со своей точки зрения плох, этот человек. И он говорит: «Боже, милостив буди мне, грешному».

Фарисейство нашей позиции чаще всего состоит в том, что если не на словах, то внутри мы убеждены, что билет в Царство Небесное у нас в кармане, потому что мы то-то, то-то и то-то делаем. А действительность такова, что делать то-то, то-то и то-то – необходимо, но это лишь предпосылки к твоей жизни в Боге. Как если ты собираешься ехать на поезде, тебе нужно собрать чемодан, должным образом одеться, купить билет, но из этого совершенно не следует, что ты поедешь на этом поезде. Если ты на него опоздаешь, то чемодан не поможет. В нашей земной действительности можно поменять билеты и сесть на другой поезд, а в Царствие Небесное другого поезда не будет. Он уйдет – с тобой или без тебя.

Фарисейство нашей позиции заключается еще и в том, что мы без иронии относимся к собственным усилиям. Мы очень серьезно говорим о себе, и наш язык при этом ломается. Мы говорим: «Забываю читать молитву перед вкушением пищи». Каким таким вкушением? «Забываю помолиться, прежде чем поесть» – так следовало бы сказать.

Все это выглядит очень комично, потому что мы, ни в чем не будучи похожи на аскетов V века, говорим так, как говорили бы они в своих пещерах и пустынях. «Не совершил в полноте молитвенное правило». Давайте на себя в зеркало посмотрим: какая «полнота»? Какое «молитвенное правило»? «Пару молитв поленился прочитать» – вот это ближе к правде. Надо немножко ироничней к себе относиться. Услышал от одного человека: «Есть, – говорит, – помехи в совершении молитвенного подвига». Ну ясное дело! Первая помеха – это восприятие собственной молитвы как подвига. Осталось вымолить весь земной шар и перейти на галактику. Но если ты сосредоточиваешь свое внимание на том, что обещал тебе Христос и что ты можешь сделать для того, чтобы получить даруемое Богом, тогда жизнь становится яснее.

Мытарь ведь тоже никакой не идеал. Писание неслучайно умалчивает о том, что с ним случилось после его такого благочестивого восклицания. Вот с Закхеем, о котором читали в храме неделю назад, все совершенно ясно. Он на происшедшее в его доме отреагировал совершенно по-деловому. Он встал и сказал: «Господи, вот я отдам полимения своего нищим, а если я кого чем обидел, верну вчетверо».

О мытаре нам ничего не сказано. Он всплакнул, но мы не знаем, ушел ли он потом со своей работы, захотел ли вернуть украденное, сумел ли переменить свою жизнь. И все же в этих двух религиозных типах – фарисея и мытаря (а каждый из нас в себе сочетает и тот и другой) – симпатии евангелиста более на стороне плачущего, нежели на стороне гордящегося. И слова, сказанные в конце этого отрывка, – страшные и обличающие: всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется.

Это абсолютно не значит, что «не надо высовываться». Надо. И это не значит, что нужно покрыть себя ложным смирением. Мы в XXI веке мастера ложного смирения. «Прости меня, брат», – говорим мы, мечтая, чтобы этот брат ушел с глаз долой. «Прости меня, сестра», – говорим мы какой-нибудь двоюродной родственнице, с которой не хотим видеться уже пятнадцатый год.

Господь, я думаю, в этом отрывке показывает, что Он терпит тех и других: многословного пустодеятельного фарисея и скорбящего мытаря – пока молчаливого, пока в бездействии. Всех терпит. От всех ждет перемены и дела.

Пусть и наш с вами Великий пост будет временем перемены и временем дела.

4 февраля
Неделя о блудном сыне

Церковь продолжает готовить нас к Великому посту притчей о блудном сыне (Лк. 15: 11–32). Нам хорошо известно это повествование, где говорится о том, как у отца было двое детей и старший вместе с ним трудился, соблюдал заповеди и был в любви отца, а младший искал в жизни событий. И в этом поиске, попросив у отца свою часть наследства, ушел в далекую страну, где состояние скоро промотал и стал пасти чужих свиней, чтобы не умереть от голода. Пасти свиней – самая унизительная работа на Ближнем Востоке. Но и эта работа не позволяла ему есть досыта, и он искал даже пищи свиней. И тогда сын решил вернуться к отцу, но не просто потому, что ему нечего есть, что жизнь его стала тягостной, а потому, что понял – он совершил грех, и сердце его заплакало: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.

Отец принимает сына, дает лучшую одежду, одаряет, и эта часть повествования нам по-человечески очень понятна: любящее сердце радуется, когда к нему возвращается любимый. И посмотрите – это важно, а мы редко на это обращаем внимание: отец издалека увидел, что к нему возвращается гулящий сын. Издалека – это когда, может быть, сын еще и не решил возвращаться. Когда глазами этого не было видно. Отец ждал увидеть своего ребенка, ждал его возвращения – поэтому и увидел, когда тот был еще далеко.

Способность Бога принимать человеческое покаяние такова, что мы еще заплакать не успели, голову склонить не успели, чтобы сказать, что согрешили, а Он уже радуется о том, что мы видим безобразность греха и хотим исправиться. Сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Делая хотя бы малое покаянное движение, мы оживаем и находим самих себя. Мы идем по той дороге, в конце которой нас ждет любящий Отец. Мы не просто оставлены сами на себя в водовороте событий. Мы найдены всякий раз, когда подаем даже слабый сигнал: «Мы здесь, помоги!» И помощь приходит и ощущается действием благодати, которая стирает греховные морщины с лица души и меняет его, заставляет улыбаться и радоваться.

10 февраля
Вселенская родительская суббота

Суббота перед Неделей о Страшном суде называется Вселенской родительской. Всякая суббота посвящена в церковном календаре поминовению усопших, но есть и особо выделенные субботние дни. И такова Вселенская родительская суббота, когда мы творим память всех усопших от века отец и братий наших. Помню, как завораживали меня эти эпитеты – «вселенская», «родительская» – в период, когда я начинал участвовать в жизни Церкви, знакомился с ее богослужебным строем. Почему эта особая суббота памяти усопших называется вселенской?

Мы вспоминаем всех без изъятия – не только сродников наших, но и всех вообще. Кто эти люди? И чем этот день отличается от прочих дней памяти усопших? Люди знаменитые и безвестные, богатые и бедные, недавно ушедшие и те, которых и след на земле простыл, – что их объединяет? Почему в этот день Церковь вызывает их имена к памятованию и приглашает их явиться в нашу молитву? Что их объединяет, таких разных? То, что они – жили. То, что их бытование на земле прямо относится к замыслу Божию о человеке. Как в нашем теле содержатся миллиарды и миллиарды клеток и каждая из них выполняет свою функцию, так миллиарды и миллиарды людей, живя, любя и рожая детей, привели историю человечества к тому, чтобы существовали поколения ныне живущих.

Усопших много больше, чем живых. И поминать их куда сложнее. Мы их теряем – в эгоцентризме, неумении и нежелании помолиться. Но их много. И вот это обтекаемое «много» в Церкви приобретает характер вселенскости, универсальности, всеобщности.

Существует образ, очень трогающий меня, – «Души праведных в руце Божией». В руке, символизирующей Божие участие и присутствие, изображены белоснежные души людей. В такой день, как Вселенская родительская суббота, когда мы вспоминаем многих и многих (кого-то уже и не вспомним по именам, но поклонимся им за то, что они были, и попросим Бога о милости для них), мы особенно ясно представляем эту огромную, не имеющую территориальных соответствий руку Божию, где собираются все жившие на земле до нас люди. Мир им дает эта Божья рука. Не наше прошение, а то, что они в ней. Участь Божья в жизни человека может быть, бесспорно, и строгой, и требовательной, но она всегда теплая, как тепла Божья рука.

Мы сегодня просим: «Остави, ослаби, прости, Боже, им их прегрешения». Как кто-то когда-то попросит и о нас. И так вселенная живших и живущих не разделится на царство мертвых и царство тех, кто боится смерти, а соединится в царство верующих в пришествие в мир Христа Спасителя, в жизнь вечную, где нет болезни, печали и воздыхания[3]3
  «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная» (Кондак заупокойный).


[Закрыть].

11 февраля
Неделя о Страшном суде

Этот воскресный день, предшествующий Прощеному воскресенью, Церковь называет Неделей о Страшном суде. Читается отрывок из Евангелия от Матфея (Мф. 25: 31–46), где есть слова, которые пронзили бы нас ужасом, испепелили бы на месте, если бы мы умели по-настоящему расслышать Священное Писание: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его.

Царствие Небесное, как мы слышали от святых отцов и интуитивно ощущаем сами, дает знать о себе проблесками в земном существовании человека. Царствие Небесное проявляется в мире, любви, во взаимопонимании и дружбе, в благом сердце человека.

Так же и Страшный суд отзывается в земной человеческой жизни. Когда человек разъярен, когда он не находит себе места, когда им овладевает уныние, когда он никого не хочет видеть – это все прообразы Страшного суда и ада.

Мы убеждены, что имеем право судить. Это отчасти так. Есть суд земной и земная справедливость, но она лишь в малой степени соотносится со справедливостью небесной, потому что у нас многие важнейшие вещи поставлены с ног на голову. Сегодняшний Апостол – чтение из апостольских посланий – говорит нам: вот, чтобы не смущать других людей, я не буду есть мяса. А наша позиция прямо противоположная: пусть другие не едят мяса, чтобы меня не смущать. Так мы сами закладываем основы суда над нами: имже бо судом судите, судят вам; и в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7: 2).

И Страшный суд является нам в первую очередь как наше всежизненное, глобальное самоосуждение через осуждение нами других людей. Мы очень приметливы на чужой грех. И словоохотливы, когда дело доходит до его обсуждения. Нас охватывает праведный гнев, если мы видим, что кто-то неверно себя ведет. Все-то мы знаем, кроме одного: Суд бо без милости не сотворшему милости (Иак. 2: 13).

И еще одна удивительная особенность человеческого устройства: мы можем миллион раз прочитать у святых отцов или услышать от тех людей, которым мы так или иначе доверяем, слова о необходимости прощать. И они не будут задевать нас. Пока мы сами не упадем в грязнейшую канаву и не взвоем оттуда: «Помогите! Пощадите! Простите! Я не всегда грязен, я стараюсь выкарабкаться», – а нас будут по рукам бить ногами, и показывать на нас пальцем, и смеяться, и проходить мимо. Тогда останется только одно: «Из глубины воззвах к Тебе, Господи!» Наш крик de profundis[4]4
  Из глубины (лат.).


[Закрыть]: «Господи, помилуй!» Потому что только Он не наступит ногой на тянущуюся из ямы руку, и не покажет пальцем на изнывающего под бременем своих грехов человека, и не посмеется над тем, над кем нужно плакать.

И вот – Страшный суд. Тот, кто был в канаве, может оказаться оправданным, а тот, кто был чисто и аккуратно одет и будто бы блюл себя, – осужденным. И весь суд таков: «Идите от Меня, проклятые, Я не желаю вас видеть». И суд этот принадлежит только Богу.

У нас в современном православии ведется какая-то нелепая дискуссия: в чем состоит разница между суждением и осуждением? И то и другое слова, однокоренные слову «суд». Что такое суждение? Это способность проявить разум. Человек должен всегда проявлять разум – здесь не о чем говорить. Осуждение – это предрешение Суда Божия, и взять его на себя – это значит уже на земле предрешить Суд Божий о себе самом. И тогда очень страшно будет. В евангельском-то чтении нам страшно, даже несмотря на нашу духовную тугоухость, слышать: «Идите от меня, проклятые Отца Моего». Насколько же страшнее, когда тебе это скажет Царь. И тогда не к кому и незачем будет уже апеллировать. И ты будешь стоять не среди друзей и врагов, не в столь знакомом тебе человеческом сообществе, а один на один с Царем.

Пощади нас, Боже. Не дай нам осуждения и Сам нас, за нашу хотя бы попытку прощения других людей, прости.

15 февраля
Сретение Господне

Праздник Сретения Господня очень часто выпадает на подготовительные к Великому посту недели. В преддверии поста мы получаем возможность лишний – совсем не лишний, конечно, – раз задуматься о том, Какой Бог приходит к человеку. И каков тот человек, к которому приходит Бог. О том, как нужно Бога ждать.

Когда мы чего-то важного для себя ищем и ждем, а затем получаем, мы называем это «что-то» долгожданным: долгожданное исцеление, долгожданная помощь, долгожданная любовь. Когда один человек находит своего человека, пройдя через множество ошибок, случайных людей, он говорит другому: как же долго я тебя ждал. Как все, что было ранее, незначительно. Когда приходит победа в войне – как долго мы ее ждали. Ждали – это не значит сидели на камне и ожидали. Ждали – значит стремились, действовали. Ломая самих себя, свои фобии, теряясь, падая и вставая.

Симеон Богоприимец ждет Христа всю свою жизнь. И Тот не обманывает его ожиданий – является ему. Является странно: не в славе, не в торжественности, а как Ребенок, Которого приносят, потому что в иудейском законе полагается посвятить первенца Богу и дать за него жертву. За Этого Ребенка дают совсем скромную жертву, двух маленьких птиц, потому что больше ничего нет у этой бедной семьи. Родители приносят Младенца в храм – и смысл жизни Симеона Богоприимца сбывается. Сбывается то, на что он надеялся все долгие годы своей жизни. Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля (Лк. 2: 29–32).

Все то, что мы будем просить себе у Бога, если это с Ним связано, сбудется. Если мы научимся устанавливать эту связь: между тем, о чем мы просим, и самим Христом. Господи, дай мне исцеление, чтобы я мог быть с Тобой и Тебе послужить. Господи, дай мне любимого для того, чтобы люди, видя нашу добрую семью, понимали, что христиане не только говорят, но и в состоянии строить. Господи, сделай так, чтобы работа моя была успешной, потому что это позволит мне кому-то больше помогать. Господи, дай мне детей, потому что дети даются по правде Твоей и ради Тебя наша семья созидалась. Потому что любовь – это Твое качество.

Если мы просимое связываем со Христом, то, как дано было Симеону Богоприимцу это горькое счастье увидеть Христа и тогда только отойти в Царствие Небесное, и нам дастся. Мы, в отличие от Симеона Богоприимца, далеки от того, чтобы быть людьми благочестивыми. У нас благочестие заменяется хотя бы минимальной, но способностью к покаянию, способностью оплакать свой грех. Вот эта способность, вопреки тому, что мы думаем, поддерживает в нас возможность жить, и дожидаться, и действовать.