Текст книги "Врата скорби. Последняя страна"

Горы, регион Хадрамаут. Населенный пункт Шаббир. 01 августа 1949 года

Велехов – не терял даром времени с тех пор, как они ушли из Адена. Будучи изгнанным с племенного совета в связи с неприятным инцидентом, в котором не было его вины – просто сын шейха по каким-то причинам хотел стрелять в него, но выстрелил в самого шейха и убил его наповал – он привел своих людей на земли сильного клана Мунассир южной племенной федерации Мусабеин из которого происходили шейхи этой земли, правившие до того, как власть узурпировал нечестивец Абу. Аль-Авад – были южанами, ставленниками федерации Мусабеин, в то время как им противостояло объединение из группы кланов аль-Салех, из которого происходил нечестивый Абу и племенная федерация Фатима (клан Наджи Алауи). Клан Мунассир – держал выгодные и в военном, и в земледельческом отношении земли в вади Шакраб. Это узкое опасное место с крутыми горными склонами, покрытое зеленью из-за бьющих тут родников – истинного богатства этих мест. Из рода Мунассир – происходила мать князя Касима, обвиненная в ведовстве и наведении порчи после государственного переворота в Шук-Абдалле и забитая камнями до смерти. Люди Мунассир помнили это – и не выдали бы того, кто пришел мстить. Конфигурация Вади Шакраб была такова, что та деревня, где жил этот клан – с обеих сторон прикрывалась опасными узостями в скалах. Опытных и хорошо вооруженных людей, засевших здесь, возле воды – не смогла бы выбить отсюда целая армия…

Как сказал ему напоследок князь Касим это – последнее укрытие на землях Бейхан, на которое он мог рассчитывать

Велехов, придя со своими людьми в это место – сказал, что пришел с миром и пожелал видеть шейха. Двое молодых, вооруженных винтовками людей – отвели его в двухэтажное, жмущееся ко склону горы как ласточкино гнездо зданию – и представили шейху: пожилому человеку с длинной, седой бородой, одетому не в белое, как то положено – а как крестьянин. На носу у него – к изумлению казака красовались очки.

– Ас саламу алйкум… – поздоровался Велехов.

– Уа алейкум[15]15
  Короткий ответ, который принят в исламском сообществе для ответа неверным. Не все с этим согласны.


[Закрыть], – ответил шейх. – Ты ведь неверный, так?

– Я – человек Книги – сказал Велехов – а в твоей книге, уважаемый шейх, сказано: когда вас приветствуют, отвечайте лучшим приветствием или тем же самым. Воистину, Аллах подсчитывает всякую вещь.

– Откуда ты пришел? – спросил шейх

– От твоего родственника по имени Касим – большого человека в Адене. Он сказал – если тебя будут преследовать в горах, или ты будешь страдать от голода или жажды, воистину, никто не примет тебя гостеприимнее, чем мои родственники по крови.

– С миром ты пришел – или с войной?

– С войной, шейх. Настало время восстановить справедливость на земле.

– С войной… – шейх перекинул в пальцах четки – война это хорошо… Хоть ты и неверный, будь здесь как дома.

Григорий поклонился. Достал пистолет – настоящий североамериканский Кольт, один из тех, которые они взяли в крепости.

– Рахмат, шейх. Пусть это оружие послужит тебе.

– Я слишком стар – сказал шейх – чтобы держать такое в руках. Отдай это моему внуку, и пусть он поблагодарит тебя от чистого сердца.

Молодой парень с винтовкой – шагнул вперед. Осторожно принял пистолет.

– Рахмат, неверный – сказал он, пряча в глазах недоверие…

* * *

Следующие несколько суток – казаки одновременно пытались найти некую формулу совместного существования с местными племенными ополченцами, учили местных некоторым приемам войны в горах – но без фанатизма и укрепляли свои позиции в этом районе. Велехов – выслал несколько разведывательно-снайперских групп с местными проводниками, строго наказав им не удаляться более, чем на один день пути. Надо было провести разведку ближайших окрестностей и определить места для скрытых постов. Кроме того – Григорий приказал искать место, пригодное для постановки вынесенного лагеря. Он не хотел злоупотреблять гостеприимством местных и хорошо помнил правил, общее для Востока: гость может рассчитывать на три дня гостеприимства, потом еще на один – Аллах сосчитает это, а все что свыше – уже саадака. Не доверял он до конца и своим людям: одно дело командовать родной полусотней, в которой нет никого, с кем бы ты не рос бок о бок, с кем бы не играл в игры и не дрался с чужаками – а совсем другое, командовать отрядом собранных неизвестно где наемников. Григорий объявил только, что если кто намеревается совершить какое непотребство в отношении местных – то лучше ему застрелиться сразу.

Григорий ждал караван с пополнением и боеприпасами. Но караван не пришел…

Через два дня – пришедший в село путник рассказал о том, что гвардейцы – сильно обогатились, разграбив караван, и теперь об этом – судачат по всему рынку, ибо у гвардейцев появились деньги. Судя по описанию того, что предлагалось на продажу – этот караван был как раз тем, который и ждал Григорий.

Григорий – думал целый день, и думы его были невеселыми. А на следующий день – с самого утра он пошел к шейху. В доме его не было, испуганна женщина – горянка, прикрывая лицо платком, сказала, что все мужчины в горах, работают…

Шейха – Григорий нашел на одной из горных плантаций, образованных каменными заборами и принесенной неизвестно откуда землей: он работал наравне со всеми. На просьбу Григория выслушать его – он откликнулся, они отошли в сторону – и он послушал все, что сказал ему казак, не перебив ни разу. Потом он спокойно заметил.

– Ты умнее, чем ты казался. Хотя и неверный.

– Почему?

– Потому что ты пришел ко мне. Глупец бы – начал действовать сам, и оглянуться бы не успел, как бы потерпел поражение, а его останки – растащили бы звери. Умный отличается от дурака тем, что умный знает, что он не знает. И обращается к знающему человеку, чтобы учиться.

– Так что же мне делать? – спросил Григорий

– А что ты хочешь делать?

– Сражаться с людьми Абу.

– Для этого тебе нужно оружие, казак. Нам всем нужно оружие, так?

– Но его у меня украли! – начал нервничать Григорий

– Не кричи, казак. Смири коня гнева своего уздечкой благоразумия. Его украли – но разве уничтожили? Оно есть – просто на базаре, а не у тебя. Верни его себе.

– Напасть на базар?

Шейх поцокал языком

– Я, наверное, переоценил твой разум. Кто же тебе даст напасть на базар, ведь базар – в умах людей не уступает по святости мечети. И если ты нападешь на базар, то восстановишь против себя все племена и всех людей до единого!

Григорий знал, что это было правдой. Какими бы ожесточенными не были столкновения – базар всегда оставался территорией мира. Ограбить базар – дело просто немыслимое. Базар – место, где прекращались все споры и дрязги, базар – место, где никто не посмеет обидеть неверного, будь у него деньги. Базар – наверное, будущее Востока.

Старый шейх лукаво посмотрел на Григория

– Ту крепость, которую не возьмет тысяча сильных воинов – возьмет всего лишь один осел, нагруженный золотом. Если ты не можешь прийти куда-то как воин – приди туда как покупатель и ты не лишишься ни толики уважения в глазах людей. Даже наоборот – умело торгуясь, ты приобретешь его, неверный…

– Но у меня нет денег.

– Тогда опять – поступи как воин. Возьми их.

– У кого же?

Шейх почесал бороду

– На твое счастье, неверный – нечестивый Абу, убийца и узурпатор – собирает деньги с тех, с кого сможет один раз в месяц. Он говорит – платите. И все платят…

– И вы платите?

Шейх вздохнул

– И мы, платим. Где-то я слышал одну мудрую мысль: если тебя заставили поклониться, и ты ничего не можешь сейчас сделать – поклонись очень и очень низко. И помни об этом до тех пор, пока не представится шанс отомстить. Наших денег будет недостаточно для тебя, неверный. Но я тебе расскажу, где ручейки сливаются в одну реку.

Григорий покачал головой – он все-таки был русский.

– Но это грабеж. Право же, я пришел сюда не грабить.

– Ты разочаровываешь меня, русский. В шариате сказано, что мусульманин должен платить закят и давать милостыню – саадаку. Вместо этого нечестивый Абу – а он, кстати, учился в самой Мекке и знает шариат – берет с нас столько, сколько сможет, гореть в аду его черной душе. Значит – он вор и все эти деньги – украдены. А ты, отобрав их и купив на эти деньги оружие, которое у тебя отняли – не только восстановишь справедливость – но и заслужишь уважение в глазах людей. Все знают, что люди нечестивца, вместе с проклятыми англизами ограбили тебя, забрали то, что принадлежит тебе. Это не прибавит уважения ни одному мужчине, если его ограбили. Но если ты отнимешь деньги у нечестивца и на эти же деньги купишь то, что у тебя отняли – право же, люди будут слагать легенды от твоей находчивости. А уважение людей – это то, что тебе поможет победить.

Григорий кивнул – теперь он понял

– Хвала Аллаху, свят Он и велик, что он послал на моем пути такого мудрого человека как Вы, уважаемый шейх.

– Аллах над всякой вещью мощен – поднял назидательно палец шейх – и даже ты, неверный орудие в его руках. Может, он послал тебя для того, чтобы мы смогли – таки избавиться от позора и унижения, которое мы испытываем каждый день от нахождения под несправедливой и нечестивой властью. А может – и нет. В любом случае – пусть все будет так, как задумал Аллах…

* * *

Нечестивый Абу – принимал дань деньгами, желательно золотыми – но не отказывался и ни от чего другого, в частности – в качестве средства расчета подходил опиум, который выращивали тут во множестве[16]16
  Напомню, что в нашем мире только в начале 70-х в Англии героин и кокаин были исключены из списка лекарственных препаратов, до этого их мог выписывать любой врач. Опиумный мак – выращивался во многих странах, в частности в СССР, в колхозах, об этом вспоминает Э. Абдуллаев в своей автобиографической книге. Он же вспоминает, что опиумная паста использовалась в повседневности в частности, при боли в зубах и расстройстве желудка. А например в 1917 году в Петербурге кокаин был и вовсе предметом повседневного обихода, наркоманами были многие большевики, в частности Дзержинский. ЧК – почти поголовно.


[Закрыть]. Их охраняла гвардия, груз – грузили на ослов и доставляли из горных селений в центр мухафаз, административного аналога провинций княжества. Собирали дань феодалы, у которых были собственные бандитские группы и отряды наемников, при необходимости – им придавалась гвардия. Каждый феодал – был хозяином в своей мухафазе, но только до тех пор, пока сдавал оговоренную часть добычи в общую казну. Все остальное – а доля этого остального не оговаривалась никем – оставалось ему и его воинству. Смена наместников происходила очень просто: кто хотел им стать, тот должен был или пообещать Абу сдавать больше, или убить предыдущего наместника – но в этом случае Абу мог «утвердить назначение», а мог и послать войска. Что касается техники сбора дани – где-то дань привозили сами данщики, показывая тем самым покорность и претерпевая унижения – а где-то за данью ездили. Причем те, кто ездил – нередко тоже брали больше, чем приказано – на свою долю. Каждый – получал в этой системе свое – кроме тех, кого безжалостно обирали. Их мнение – не интересовало никого…

Григорий – а он должен был идти впереди – твердо ступал по иссушенной солнцем, каменистой земле, приближаясь к небольшому, грязному городку, присутствие которого ощущалось по дыму и непередаваемой вони. Он – а с ним еще трое и двое местных – сопровождали двух мохнатых осликов, нагруженных переметными сумами. Ослики – покорно трусили по дороге, везя положенную от племени дань феодалу по имени Абу Хурайша – бывшему купцу, который собрал банду наемников, скупил некоторое количество земли и стал землевладельцем. На его земле – не выращивалось ничего, кроме ката и люди судачили о том, а платит ли Абу Хурайша подать со своих земель или все-таки нет. Судачить можно было много – вот только время разговоров прошло. Настало время действовать…

Рядом с ним, чуть отставая на шаг – ступал парень по имени Джасим. Молодой, необычно высокий для горца – он не скрывал свое лицо, а помимо винтовки – у него был теперь пистолет на поясе, тот самый Кольт, который он носил с большой гордостью…

– Скажи, рус… – говорил он – а почему вы почитаете пророка Ису, но не отдаете должного Пророку Мухаммеду, да приветствует его Аллах. Разве это правильно, ведь Пророк Мухаммед родился позже и был последним из тех, кого послал на землю Аллах…

– Нас крестили по вере Исы – ответил Григорий – и разве ты не знаешь, что запрещено обращать в религию ислам насилием.

– Да, я знаю это – ответил Джасим – потому я и говорю с тобой, надеясь, что ты уверуешь…

– А разве хорошо это – отказываться от веры отцов?

– Наверное, нет – смутился Джасим – но все равно, каждый человек должен принять ислам, только тогда мы будем жить в мире. Ты лучше скажи мне, рус, правда, что у вас женщины ходят, не закрывая своих лиц…

– Правда. А откуда ты знаешь?

Джасим немного смутился

– Мой брат уезжал… работать. Он говорит, что там есть много такого, чего нет в горах. И что там женщины не закрывают лиц, что харам.

– Почему же это харам?

– Потому что лица не закрывают только рабыни – сказал Джасим – и проститутки…

Но по голосу его – было понятно, что сам он – был бы не прочь хотя бы посмотреть на женщин руси, не закрывающих лиц…

– Послушай, Джасим… – сказал Велехов – у каждого народа есть свои обычаи, и мой народ – ничуть не хуже других и вправе иметь свои. Вы закрываете своим женщинам лица – а мы не делаем этого, и знаешь, почему? Потому что мы уверены в верности своих женщин, даже если есть соблазны. Наши женщины любят нас и верны нам, даже когда мы ушли в долгий поход. Разве это не хорошо – иметь такую жену?

– Наверное, хорошо… – неуверенно согласился Джасим – но ты должен знать, руси, что мы закрываем своим женщинам лица не только для того, чтобы заботиться об их верности. Нечестивец и его люди – нередко требуют дань женщинами. И лучше, чтобы люди нечестивца не видели их лиц…

– Почему же вы терпите такое…

Они уже шли по улице

– Мы не терпим! – вскинулся Джасим! – я сам…

И осекся

– …вступил в Идарат – продолжил за него Велехов – верно? Это ты хотел сказать?

Джасим угрюмо молчал – Велехов уже знал, что в Идарате лишние разговоры караются смертью.

– Пообещай мне одну вещь, Джасим – сказал Велехов – поклянись могилами предков, что если мы останемся живы, ты сведешь меня с людьми Идарата

– Зачем тебе это, руси?

– Хочу поговорить с ними.

Джасим немного подумал.

– Хорошо. Я скажу им, что ты хочешь их видеть.

– Поклянись могилами предков, что сделаешь это…

В отличие от клятвы Аллахом – клятва могилами предков была обязательна для исполнения неверному

– Хорошо… клянусь могилами предков…

* * *

Абу Хурайша – жил в большом доме прямо в центре городка, дома, огороженного большой стеной. Он был каменный, как и все богатые дома – камень и цемент, замешанный на кизяке и глине. На первом этаже – как и положено, были казармы личной стражи, на втором – жил сам Абу Хурайша вместе с родственниками, прислугой и гаремом…

Они остановили своих ослов прямо перед воротами. На них – не было даже кольца, и они были обиты редкой в этих местах сталью – стальными листами.

– Готовность… – негромко сказал Велехов

Джасим – поднял камень и трижды стукнул в ворота. Через какое-то время – отозвались.

– Кто?

– Джасим. Сын Абу, внук Джалиль-Хана, правнук Али-Хана

– Зачем?

– Привез положенное.

Что-то лязгнуло. Выглянул человек, подозрительно осмотрел их. Бросилось в глаза, что у него – пистолет-пулемет, а не обычная для гор винтовка.

– Почему с тобой так много?

– Это для тебя много? – презрительно бросил Джасим – в горах бандиты…

Страж ворот еще раз осмотрел небольшой караван и решил, что шестеро – в любом случае ничто против более чем пятидесяти человек.

– Заходи. Только быстро…

Они вошли во двор, мощеный камнем – и с этого момента все пошло наперекосяк.

Во дворе были лошади. Невысокие, почти пони, неприхотливые горные лошади – но они были и не одна, и это значило, что в доме были гости. Это первое. Второе – у самого дома, в тени какого-то дерева – стояли и разговаривали люди. Бросились в глаза светлые волосы одного из них – и висящий за спиной пистолет-пулемет с магазином в рукоятке, богемский.

Кровь бухала в ушах, Велехов считал секунды – он не собирался ввязываться в бой с ходу. Но это – был явно англичанин, и ничего хорошего от него – ждать не приходилось.

И, правда – они были где-то на середине довольно узкого мощеного камнем двора – когда англичанин настороженно обернулся… скорее даже не обернулся, а просто глянул назад, привычка постоянно контролировать ситуацию. Глянул… и начал поворачиваться уже всем телом, что показывало – увиденное ему не понравилось.

– Аллаху Акбар! – выкрикнул Велехов и, выпростал из-под куртки кургузый пистолет – пулемет Маузера…

Длинная очередь на весь магазин – раскидала стоящих, не выбирая, кто есть кто. Крик «Аллаху Акбар!» был сигналом к нападению…

* * *

При внезапном нападении – у нападающего всегда есть несколько секунд, прежде чем обороняющиеся – любой численности – очухаются и начнут предпринимать что-то осмысленное. Это правило действительно при любом превосходстве противника – десятикратном, стократном – неважно. Главное – что за это время успеешь предпринять ты.

Велехов – успел сменить магазин на длинный, сорокаместный, и оказаться у самого здания. Первый этаж – был построен нетипично для местных зданий, окна были очень маленькими и напоминали скорее бойницы. Вот туда – Велехов и пропихнул переделанную противотанковую гранату – ее заряд взрывчатки в один и четыре килограмма в закрытом помещении был смертелен: люди погибали от мгновенного повышения давления и контузии внутренних органов[17]17
  В нашем мире – противотанковая граната Пузырева. Она не кумулятивная и ее бросок смертелен для бросающего: бросить можно максимум на пятнадцать метров – а по факту, подобравшись к танку почти вплотную. Если бросать под днище – ударная волна убьет бросающего почти гарантированно. Магнитных мин как у фашистов – в Красной Армии не было


[Закрыть].

Сам он упал на землю – и неспроста: долбануло так, что даже каменная стена не выдержала. Часть стены – вывалило взрывом, камни – полетели во все стороны, часть на него. Он оглох и подумал – все, отбегался вольный казак…

Потом – он почувствовал прикосновение рук и трепыхнулся… подумал, что враги. А они… если они добрались до него, то явно сейчас отрежут голову.

Но это – были не враги. Казак по имени Маркел, его земляк по Дону с одиннадцатого донского полка – схватил его и потащил куда-то.

Окончательно – он пришел в себя через несколько секунд. В голове шумело, как после хорошей попойки, да саднило голову в одном месте, где ее рассекло летящим камнем – но в глазах не двоилось. От ослов – один из которых был убит и сейчас использовался как баррикада – по второму этаже длинными очередями хлестал пулемет – на подавление, не давая высунуться…

Надо идти. Приходи в себя… сколь раз с коня падал, тютя! То-то же. Вставай и дерись…

– Что… там… – прокаркал он

– Несколько на втором этаже засели. Автоматы у них…

– Вставай… за мной.

Свой автомат он перезарядил. Где Джасим и второй горец – он не видел.

Пыль и дым – частично прикрывали их. Они вышли из-за угла… дымом курился пролом, сделанный взрывом гранаты. Григорий перекрестил темноту автоматными очередями, и сунулся в него… нога попала на что-то мягкое, но разбирать было некогда. Ничего не было видно, автомат гремел где-то совсем рядом, потом – загремели пистолетные выстрелы, так часто, как будто тоже стреляли из автомата. И наступила тишина…

Они попытались пройти дальше – и не смогли. Обвалился пол.

Кашляя… пыль, дым, дышать было дюже тяжело – они выбрались назад, на улицу. Казак – пулеметчик – молодец, без команды развернулся, прикрывая ворота. С пулеметом Браунинга – он мог наделать немало дел…

Они начали обходить дом в поисках пути наверх – и нашли, что с другой стороны есть каменная лестница, и она то и есть путь наверх, на второй этаж. Без команды – казаки выстроились в короткую штурмовую колонну: первый все внимание и ствол оружия вперед, второй – на сорок пять вправо, третий – на сорок пять влево. Дружинным шагом – тронулись[18]18
  Опять-таки напоминаю – к этому времени у России почти тридцатилетний опыт войны на Востоке и семьдесят лет опыта борьбы с внутренним терроризмом – так что современные приемы антитеррористической борьбы вполне тут уместны, они появились вследствие наработки опыта. Дружинный шаг – согласованный шаг, его можно увидеть на занятиях спецназа, особенно во время работы со щитом


[Закрыть]…

Дверь на второй этаж – настежь, внутри – удивительно нежарко для такой жары за дверьми. Внутри – дверей нет, а есть занавеси, завешивающие дверные проемы. Опаснее их – нет. Они ни от чего не защищают, и то, что внутри комнаты – не видно, а вот из комнаты в коридор смотреть – видны ноги. Пулю послать – запросто…

– Справа дверь – негромко сказал Григорий.

Двое – ворвались внутрь, он остался в коридоре прикрывать. Для зачистки такого здания – необходимо человек восемь – девять, но если совсем приперло – можно справиться и втроем…

– Чисто…

Они продвинулись дальше. Это было медленно – но только дурак спешит во время зачистки помещений

– Слева дверь…

Два казака – нырнули туда.

– Господин сотник…

Поняв, что происходит что-то неладное – Григорий оставил без прикрытия коридор и вошел в комнату…

Комната. Похоже, женская половина. Пахнет благовониями и кровью, тюфяки на полу – это тут вместо кроватей, арабы не спят на кроватях. Какие-то мешки, в углу – что-то, наподобие места для еды. Один из горцев – держит сгрудившихся в углу женщин, черных как ворон под прицелом пистолета, Джасим, зажав одну из женщин меж ногами и держа ее голову за волосы, деловито, как барашку, режет ей горло кривым фамильным кинжалом. Еще две женщины – лежат у его ног в расплывающейся луже черной как нефть крови. Самое удивительное – что все это происходит почти в полной тишине, ни та, которую убивают – не кричит, а только хрипит и булькает горлом, ни те, которые ждут своей участи – не сопротивляются.

Григорий – шагнул вперед, ударил со всего размаха. Несмотря на то, что Джасим выше и сильнее его – против казака, поднаторевшего в жестоких кулачных схватках стенка на стенку – он жидковат. Тем более что арабы драться совсем не умеют, в их культуре не принято драться. Внук шейха – тяжело падает на пол, пытается встать, что-то шипит – но Григорий повторно отправляет его на пол увесистым пинком. Тишина…

– Что ты делаешь, друг? – спрашивает Григорий – разве Аллах велит тебе делать именно это? Разве так – ты должен поступать по шариату? Или для тебя весь шариат – ограничивается пятничным намазом, а?

– Ты ничего не знаешь про шариат, русский… И про нас ты тоже не знаешь…

От запаха крови, то ли от чего другого – к голове подступает боль. Звенит в ушах.

– Так расскажи мне, друг, про шариат то, чего я не знаю. Где, в какой суре Корана – сказано, что надо резать женщин как свиней? Только не лги, потому что я прочитал Коран весь. Пусть я даже и неверный…

Перед глазами – красноватая пелена, но рука, сжимающая автомат – по-прежнему тверда. Джасим смотрит на направленный на него ствол – и, наверное, понимает, что нажать на спуск и перепилить его пополам – секунда…

А может – ему плевать. Арабы фаталисты, они верят в то, что если Аллах что-то предопределил, то значит – так тому и быть…

– Ты ничего не знаешь про нас, руси… Когда эти люди – хватают наших женщин на дорогах и продают их в рабство в прибрежных городах как скотину. Когда на нас охотятся как на диких животных. За все за это – придет расплата… нашей рукой. Я мужчина и я знаю, что делаю…

– Ты мужчина? Разве ты отличился в бою? Или ты мужчина, потому что можешь зарезать женщину?

– Я убил немало врагов, руси, и сегодня тоже. Они в другой комнате… просто мы зашли с тыла. А теперь – я убиваю этих женщин, чтобы они не понесли от наших врагов и не родили тех, кто будет убивать нас. Так надо…

Григорий вдруг почувствовал, что пол уходит из-под ног…

* * *

Он пришел в себя уже почти сразу же, когда его тащили наружу. Видимо, долбануло его взрывом намного сильнее, чем казалось. Он свалился прямо там, в комнате – и только это оставило Джасима в живых. Он пристрелил бы его – несмотря на последствия.

– Господин сотник. Господин сотник…

Григорий оттолкнул руку

– Цыц. Цыц, говорю…

Хреновое дело. В горах будет еще хуже – от нагрузок…

– Обыскать дом до конца… Ищите … за чем мы пришли. Меня здесь оставьте…

– Господин сотник…

– Цыц. Выполнять…

* * *

Стало немного полегче, как только он сунул под язык коричневый катышек опиума. Звон прошел, в голове осталась какая-то приятная пустота и спокойствие. Этому – он научился на Востоке на действительной – и хоть знал, что будет, если начать злоупотреблять – иногда это было на самом деле необходимо.

Вышли двое казаков, затем – один из горцев. Они несли мешки… довольно тяжелые, уже подготовленные к транспортировке. Следом за ними – вышел Джасим. Как ни в чем не бывало – подошел к Григорию.

– Не получилось… шайтан его забери. Ушел.

– Кто? Ушел?

– Этот мерзавец, Хурайша. Его не было в доме. Уехал утром со своей стражей. Нам надо поторапливаться уйти в горы, пока гонец не нагнал и не сообщил. А гонца – уже отправили.

Григорий поднялся – на удивление твердо.

– Между нами кровь, Джасим… – сказал он – мы на одной стороне, но между нами кровь.

– Кровь этих женщин? Разве они твои?

– Не мои. И все равно – между нами кровь.

Джасим опустил глаза, подбирая ответ. Казак был неверным – но явно не из тех, кого следовало делать своим кровником. К тому же – Джасим был почти вдвое младше казака и искренне не понимал, что он такого сделал.

– Война будет долгой, Руси – подобрал он, наконец, ответ – и не все из нас обмакнут пальцы в кровь поверженного врага. Аллах рассудит, кто из нас прав…

– Аллах рассудит… – согласился Григорий – но если ты так сделаешь еще раз, я не буду ждать Его решения…

* * *

Минут через пять – они вышли на улицу, с оружием, своим и трофейным, погоняя нагруженных ослов. Никто не посмел их остановить…

* * *

Сомлел Григорий – уже в дороге и в ущелье – прибыл уже в бессознательном состоянии. Горцы не знали лекарств – но знахари у них были и неплохие. Сотника казаков Григория Велехова отдали знахарям и те взялись за его лечение…