Текст книги "Поэтические воззрения славян на природу. Стихии, языческие боги и животные"

Древние поэты любили изображать солнце блестящим, небесным щитом; у Овидия оно называется clypeus Phoedi, в Эдде – der schone himmelsschild; то же название дается ему и в санскрите. Глаз Одина (= солнце) уподоблялся то движущемуся колесу, то круглому воинскому щиту; сравнивали со щитом и одинокий глаз циклопа. По скифскому преданию, от Солнца (Targitavus – блестящий диск) родилось три сына, и между ними один назывался князь Щит (Hieipoksais). В старинной русской сказке о богатыре Еруслане выведен на сцену вольный царь Огненный Щит, выезжающий на восьминогом коне, подобно скандинавскому Одину, у которого был превосходный конь Слейпнир о восьми ногах. Вот это замечательное предание: во время отсутствия Еруслана пришел в его родную землю враг, разорил города, взял в плен отца Ерусланова и двенадцать других богатырей, выколол им глаза и посадил в темницу. Когда Еруслан узнал о таком несчастии, он поехал за тихие воды, за теплые моря – к вольному царю Огненному Щиту и Пламенному Копию. Царь этот, по свидетельству сказки, ни в огне не горит, ни в воде не тонет; он испускает из себя пламя и пожигает своих врагов. На картине, оттиснутой в лубочном издании сказки, вольный царь изображен на коне; голова его увенчана короною, в руках – круглый щит, подобно солнцу испускающий во все стороны огненные лучи, и копье, на острие которого горит пламя. На пути Еруслан достал себе славный, богатырский меч, тем мечом рассек вольного царя надвое, вспорол у него могучую грудь и вынул желчь; совершивши подвиг, он возвращается назад, мажет добытою желчью слепые глаза своему отцу и его двенадцати богатырям – и они тотчас же прозревают. Все эти сказочные подробности не оставляют ни малейшего сомнения, что под именем вольного царя выведено здесь древнее божество грозового, облачного неба, тождественное с греческим Зевсом и немецким Одином; живет он за теплыми морями = дождевыми тучами, молния – его пламенное копье, а солнце – его огненный щит. Во время грозы, которая обыкновенно уподоблялась битве, солнце, охваченное облаками, казалось бранным снарядом в руках небесного бога. Тем же щитом вооружаются и другие мифические представители грозовых туч; так в одной русской сказке баба-яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все на четыре стороны. Рядом с указанными представлениями сказка об Еруслане воспользовалась и другими поэтическими образами, созданными фантазией под непосредственным влиянием метафорического языка, и сплотила их в одно целое. Сияние солнца и блеск золота производят то же впечатление желтого цвета, как и желчь, и это послужило основанием их лингвистической и мифической связи: желтый, желчь = в Остромировом Евангелии злъчь, зълъчь, чешск. zluty и злато; слово же «золото» (зенд. zara), как указано выше, родственно с речениями «заря», «зреть» и «зрак»[111]111
  В санскр. agni – огонь, желчь и золото.


[Закрыть]. Отсюда «желчь» стала метафорой для солнечного света. Когда дневное светило закрывалось тучами и погружало весь мир в слепоту (= во мрак) – воображению древнего человека оно представлялось желчью, скрытою в недрах могучего царя, владыки облачного неба. Чтобы добыть этой желчи и возвратить миру свет зрения, нужен был несокрушимый меч Перуна, т. е. молния, разбивающая тучи и выводящая из-за них солнце. Такой подвиг сказка приписывает святорусскому богатырю Еруслану, наделяя его сверхъестественною силою бога-громовника. С необыкновенною смелостью и художественным тактом сумела она соединить в одной поэтической картине три различные уподобления солнца всевидящему глазу, небесному щиту и желчи, и в этом сочетании разнородных представлений особенно ярко заявила ту прихотливую игру творческой фантазии, которой мы обязаны созданием многих мифов. Из одного источника с разобранною нами баснею возникло и народное поверье, признающее желчь за лучшее лекарство в глазных болезнях[112]112
  См. выдержки из старинного лечебника (XVII в.), советующие в этом случае употреблять желчь совы, лебедя, козы или коровы.


[Закрыть].

Круглый диск солнца уподобляли еще человеческому лицу. Стих о голубиной книге говорит, что «солнце красное создалось от лица божьего»; согласно с этим и сам белый свет (первоначально свет солнечных лучей, а потом уже – мир, озаряемый небесным светом = вселенная) зачался от лица божьего, т. е. от солнца, и от луны, как сказано в одном варианте того же стиха. Это представление солнца ликом божества, созерцающего с небесной высоты землю, известно было и классическим народам, и немецким племенам. Полная луна возбуждала в уме подобную же мысль, что подтверждается немецким выражением vollmondsgesicht (или antlitz) и литовским преданием о Перкуне, разрубившем лик месяца пополам. Календарное обозначение солнца и луны человеческими лицами коренится в преданиях глубочайшей древности. Яркие лучи, испускаемые солнцем, породили представление о светлом нимбе, которым окружен его прекрасный лик, или о блестящей короне, которая венчает голову небесного бога. Так как в солнце с одной стороны видели драгоценный камень, украшающий небо, а с другой – верховного властелина мировой жизни, царя вселенной, то ничего не было проще и естественнее, как дать ему золотой царский венец, убранный дорогими, самоцветными камнями. Обращаясь к солнцу, греки называли его «δ ηλιος εβασιλευε!»; рано поутру оно надевало на голову светозарный венец и как герой выезжало на небо в колеснице[113]113
  Ср. псал. Давида XVIII, 6: «И той (солнце) яко жених исходяй от чертога своего, возрадуется яко исполин (в немец. переводе: герой) тещи путь».


[Закрыть]. Когда Фаэтон испросил позволение выехать на солнцевой колеснице, Гелиос, прежде чем возложил на него свой венец, намазал голову юноши чудесным соком, чтобы он мог снести жгучее пламя блестящего убора. У Овидия встречается выражение nitidum caput solis; солнечное сияние римляне обозначали словом jubar, которое равно прилагалось и к металлам, и к драгоценным каменьям (jubar solis, lunae, argenti, gemmanun). Литовский миф о небесной богине Каралуни называет солнце ее венцом. В одной из сербских песен выражения «од злата коруна» и «cjajno сунце» употреблены как синонимы; другая песня обращается к царю с этими словами:

 
Светли царе-огриjано сунце!
Светли царе-круно позлащена! –
 

что напоминает нашего князя Владимира Красное Солнышко. Так как «святой» собственно означает светлый, блестящий, то у Кирилла Туровского и других старинных проповедников говорится, что в день Страшного суда телеса праведников просветятся. Народный стих о Страшном суде высказывает ту же мысль: «У праведных лице просветится солнцем праведным, а у грешников лице будет помрачено, как тьма ночная». В скопческом пророчестве о кончине мира читаем: «По правой руке идут души праведные – в лицах все светлеют, по левой идут души грешные – в лицах все темнеют». Небесные светила: солнце, луна и звезды явились символами нравственной чистоты и духовного света[114]114
  Патерик Печерский о св. Антонии говорит: «Радуйся, солнце! Аки от востока – от святыя горы», св. Феодосия называет вторым светилом (луною) русского неба, а учеников его – звездами, просветившими ночь неверия.


[Закрыть]; опираясь на это, средневековое христианское искусство стало изображать святых и ангелов с сиянием или золотым венчиком вокруг головы. Такое сияние в северной Германии называлось rodha (ruota).

Смотря по различным уподоблениям солнца, менялись и поэтические представления, соединяемые с его лучами: в солнце-колесе лучи казались блестящими спицами (лат. radius – луч и спица у колеса), а в применении к солнцу божьему лику – не только светлым нимбом, но и золотыми волосами (jubar и jubatus – имеющий гриву). Почти у всех индоевропейских народов солнцу дается эпитет златокудрого. Темное воспоминание о кудрях солнца сохранила сербская песня:

 
Aj ћевоjко, душо Moja!
Што си тако однолика
И у пасу танковита?
Кан’да с’сунцу косе плела,
А месецу дворе мела.
 

В сказаниях народного эпоса часто встречаются герои и героини с золотыми и серебряными волосами. Русская сказочная царевна Золотая коса, непокрытая краса, подымающаяся из волн океана, есть златокудрый Гелиос. Эпическое выражение: «золотая коса, непокрытая краса» весьма знаменательно. Выше объяснено, что слово «краса» первоначально означало свет («красное солнце»), и уже впоследствии получило то эстетическое значение, какое мы теперь с ним соединяем, так как для младенческого народа не было в природе ничего прекраснее дневного светила, дающего всему жизнь и краски. Потому-то сказочная царевна-Солнце в преданиях всегда является ненаглядной и неописанной красавицей. «Непокрытая краса», т. е. не затемненная туманами и тучами, которые принимались за покровы, и потому именно блистающая своею золотою косою. Соответственно колебаниям в древнейших представлениях солнца то юношею, то девою, – и в народных сказках оно является не только царевною Золотые кудри, но и златовласым добрым молодцем. Общераспространенный миф, что Солнце, рожденное поутру прекрасным ребенком, ввечеру погружается в океан дряхлым старцем, выразился в русском народном эпосе созданием дедушки Золотой головушки, серебряной бородушки; у чехов он известен под именем златовласого Деда-Всеведа. О косе королевны Златовласки сказка выражается так, когда она сняла покров, то «zlate vlasy plynuly ji hustymi prameny s hiavy az na zem, a bylo od nich tak jasno, jako kdya rano slunecko vyjde». До чего ни дотронется она рукою – тотчас все превращает в золото, т. е. все золотит яркими солнечными лучами. Немцы в хвосте кометы видели блестящие волоса[115]115
  Созвездие Плеяд в простонародье называют Волосожары, т. е. горящие = светлые волоса; у лужичан Косы – имя, придаваемое то Большой Медведице, то созвездию, известному под названием «Волос Вероники».


[Закрыть].

В древнейшую эпоху создания языка лучи солнечные, в которых фантазия видела роскошные волоса, должны были уподобляться и золотым нитям; ибо оба понятия: и волоса, и нити язык обозначал тождественными названиями. Сравни: «кудель» (кужель, куделя) – моток льна, приготовленный для пряжи, и «кудеря» – кудря, кудло – длинная шерсть, «кудлатый» – человек с всклокоченными волосами, «кужлявый» – курчавый, «волосёнь» – шерстяная пряжа, овечья шерсть; в Томской губ. пучок льну – почесок (от чесать; очески – волоса, остающиеся на гребне); пряди волос – выражение доселе общеупотребительное. Смелой фантазии первобытных народов солнце, восходящее поутру из волн воздушного океана и погружающееся туда вечером, представлялось рассыпающим свои светлые кудри или прядущим из себя золотые нити, – такое представление отозвалось и в языке: пряжа и пряжити – поджаривать на сковороде (пряженый, пряженец). Древле названное вертящимся колесом, солнце в этой новой обстановке принято за колесо прялки (spinn-rad), а лучи его – за нити, наматываемые на веретено. Народная загадка прямо уподобляет солнечный луч веретену: «Из окна в окно готово веретено». У финнов – та же метафора: «Явись ты, о божье солнце! Освети, веретено Творца, бедных пастушков!» В славянских сказках сохранились воспоминания о чудесной самопрялке, прядущей чистое золото, о золотых и серебряных нитях, спускающихся с неба. Из этих-то солнечных нитей и приготовлялась та чудная розовая ткань, застилающая небо, которую называем мы зарею. Одна из сербских сказок говорит о деве, светлой как самое солнце, которая, сидя над озером, вдевала в иглу солнечные лучи и вышивала ими по основе, сделанной из юнацких волос; а в другой упоминается про бердо с нитями из солнечных лучей и про уток – звезды да месяц («Су жице жраке сунчане а потка звиjезде и мjeceц»). На пути на свою родину Вейнемейнен, как рассказывает Калевала, услыхал вверху над своей головою стук колеса самопрялки; взглянул, а на облаках, озаренных солнцем, сияла великолепная радуга; на той радуге, словно на скамейке, сидела красавица; одежда ее блистала яркими звездами, а руки работали над пряжею: быстро кружилось золотое веретено и, то подымаясь, то опускаясь, – обматывалось тонкой серебряной ниткою. Это была дочь вещей Лоухи – та самая, что обещалась вставать вместе с Солнцем, но всякое утро его предупреждала: Солнце еще только выглядывает глазком из-за лесу, а она уже встала и оделась в свои дорогие уборы. В таком поэтическом образе рисовало воображение финнов утреннюю зарю, каждый день являющуюся перед самым восходом солнца. В наших заговорах на унятие крови находим следующие любопытные обращения к богине Зоре: «На море на океане (море = небо) сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудо-желтую, зашивает раны кровавые». – «На море на океане, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень; на сем камне… стоит стол престольный, на сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а мать Пресвятая Богородица; шьет она – вышивает золотой иглой, ниткой шелковою. Нитка оборвись, кровь запекись!» – «На море на океане… мать Пресвятая Богородица шелковые нитки (вар. самоцветные шелки) мотает, кровавые раны зашивает; нитка оторвалась – руда унялась!» или: «На море на океане, на острове на Буяне девица красным шелком шила; шить не стала – руда перестала». Одинаковое впечатление, производимое цветом крови и зари (Слово о полку: «Вельми рано кровавые зори свет поведают») сблизило эти понятия в языке: рудый – рыжий («рыже золото»), руда – кровь и металлы в подземных жилах, рудеть = рдети, рдяной; санск. rudhira, гр. έρννρος, гот. rauds, сканд. raudr, др. – верх. – нем. rot, литов. rudas, raudonas имеют значение красного цвета; у немцев заря – morgen (abend) – rothe. Эпитет «красный» равно прилагается к солнцу, заре, золоту и крови; на област. говоре кровь называется краска. Потому «кровь» стала метафорою ярко рдеющих лучей солнца. Розоперстая богиня Зоря тянет «рудо-желтую» нитку и своей золотою иглою вышивает по небу розовую, кровавую пелену; испрашивая у ней помощи от разных недугов и вражьих замыслов, заговоры выражаются так: «Зоря-Зоряница, красная девица, полуночница! Покрой мои скорбные зубы своею фатою; за твоим покровом уцелеют мои зубы»; «Покрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражией, от пищалей и стрел; твоя фата крепка, как горюч камень-алатырь!» Этой фате даются эпитеты «вечной», «чистой» и «нетленной». Потухающая заря заканчивает свою работу, обрывает рудожелтую нитку, и вместе с тем исчезает с неба ее кровавая пелена, почему народное поверье и присвоило ей силу останавливать текущую кровь и зашивать действительные раны: «Нитка оборвись – кровь запекись!» или по другому выражению «Как вечерняя и утренняя зоря станет потухать, так бы у моего друга милого всем недугам потухать». Из приведенных заговоров видно суеверное усвоение древнеязыческих представлений о богине Зоре – пречистой Деве Богородице; такое смешение, очень обыкновенное в народных сказаниях, возникло само собою, под влиянием тех тождественных названий, избежать которые не было никакой возможности. Дева (от санскр. div, по закону поднятия звука [i] в долгое [е] или [ъ]) означает светлая, блистающая, чистая, а позднее непорочная = девственная; в санскрите Dewa (= Дива наших старинных памятников) – небесное божество. Древнейшее значение этого слова, затемнившееся с течением времени, было подновлено постоянным эпитетом «красная». Согласно женскому олицетворению Зори и ее чистейшему блеску, она называется в заговорах «красною девицей», нередко даже без указания на ее нарицательное имя. Нетленная пелена девы-Солнца (= утренней или вечерней зари), спасающая от всяких бед и недугов, в понятиях двоеверного народа отождествилась с покровом Пресвятой Богородицы. Праздник Покрова (1 октября) установлен в царствование императора Льва, в память видения Богородицы, которая явилась на воздухе и распростерла над Царьградом свой покров, как знамение небесной защиты города от сарацын (сравни: покров и покровительство). Этому церковному преданию новообращенные славяне придали свои народные краски. У болгар существует такая легенда: в давнее время, когда Богородица ходила еще по земле, случилось зайти ей в одну деревню, где жили люди безбожные, немилостивые. Просит она ночлега и отовсюду слышит отказ: «Мы не пускаем к себе странников». Такое жестокосердие раздражило Илью-пророка: он явился с громом и молнией, стал бросать копья, стрелы и град «като глави» (величиной с голову) и пустил сильный дождь, чтобы потопить нечестивых. Но «света Богородичка», по неизреченной ее благости, развернула свое богатое платье и покрыла им деревню. С той поры, говорит легенда, жители сделались добрыми и гостеприимными, а Пречистую Деву стали писать на иконах покрывающею люд божий своею одеждою. В такой христианской обстановке передают болгары древний миф о прекрасной богине летнего солнца: вслед за грозою, рассеявшею темные тучи, надвинутые Перуном, она покрывает небо своею светозарною пеленою, т. е. озаряет его своими ясными лучами точно так же, как утренняя заря показывается всегда вслед за ночным мраком.

Весна на поэтическом языке есть утро года; подобно заре, выводящей ясное солнце из темных затворов ночи, она выводит его из-за туманов зимы[116]116
  Название зари, утра и весны произошли от одного корня.


[Закрыть]. Ночь, тучи и зима постоянно отождествляются в языке и в мифических сказаниях, и потому та же богиня, которая лучами восходящего солнца прогоняет ночную тьму, являлась народной фантазии и в битве весенних гроз, дарующих победу солнечному свету над зимними сумерками. Только искупавшись в утренней росе или в дождевых потоках, солнце обретало утраченный блеск и восходило на небо несказанной красавицей. Под влиянием таких воззрений дева Зоря, или весеннее Солнце, получила характер богини-громовницы, разящей тучи и проливающей дожди, как это очевидно из преданий о Фрее и других родственных мифов. По немецким сказаниям, супруга Одина Фригга работала на золотой прялке, которую усматривали в созвездии Ориона; народ называл это созвездие – Friggerock (Friggs rocken), позднее – Mariarock; та же замена древней богини Богородицею допускается и в названиях трав: Freyjuhar, Fruehaar, Venusgras (capillus Veneris; травы = волоса Фреи, как богини весны) и Mariengras. С именем Freyja (Frea, Frija, Fria, Frigg, Frikk) соединяются понятия любви, брачного союза и плодородия: freyen (frijen, friggen) – сватать, женить, freyer – любимый, жених, готск. frijon – любить, frijonds (freund) – друг, сканд. fri – procus (сватающийся), maritus, freia, шв. frija, дат. frie; сканд. frekr – бесстыдный, impudens, friof – семя, friofr – плодовитый, foecundus. Фрее соответствует славянская богиня Прия от санскр. pri (зенд. fri) – любить, prijas – любимый человек, супруг, откуда наше приятель (приятный), чешск. prjtel, пол. przyiaciel. В Mater verborum Прия названа Афродитою, а Венера переводится именем Лады. В народных песнях «ладо» до сих пор означает нежно любимого друга, любовника, жениха, мужа, а в женской форме (лада) – любовницу, невесту и жену[117]117
  В свадебной песне «молодая» просится погулять, а свекровь отвечает: «Хоть я пущу, ладо не пустит!» В других песнях: «Ищу ль я, ищу ласкова ладу (жениха)… Доброй молодчик, будь моим ладой». – «Ищу себе ладу милую… Будь ты мне лада невестой, а я тебе женихом».


[Закрыть]; с тем же значением слово это встречается и в известном причитании Ярославны и в другом месте сказания о походе северских князей: «Жены русские всплакашась, аркучи: уже нам своих милых лад (мужей) ни мыслью смыслити, ни думою сдумати, ни очима сглядати». В областных говорах: ладить – жить с кем согласно, любовно, «в ладу»; лад – супружеское согласие, любовь, в музыке: гармония[118]118
  Пословицы: «Коли у мужа с женой лад, не нужен и клад», «Где у мужа с женой лад, там и божья благодать»; белорусы говорят: «Не з ладом муж или жена», когда брак состоялся не по любви.


[Закрыть]; ладковать – сватать и примирять, лады – помолвка, ладило – сват, ладинки – уговор о приданом, ладканя (галицк.) – свадебная песня, ладный – хороший, польс. fadny – красивый, пригожий, fadnosc – красота. Чехи так же соединяют с ладою идею красоты, а у словаков слово это обратилось в название распутной женщины. Приведенные свидетельства языка убеждают в тождестве Фреи, Прии и Лады (в мужском олицетворении Фрейр, Лад или Ладо): это была богиня весны, в образе которой слились вместе представления девы ясного солнца и облачной нимфы. С одной стороны, наряд Фреи сияет ослепительным блеском солнечных лучей, красота ее очаровательна, а капли утренней росы называются ее слезами; с другой – она выступает воинственной героинею, носится в бурях и грозе по небесным пространствам и гонит дождевые тучи. Те же черты приписывают наши предания сказочной Царь-девице. В весеннюю пору прекрасная богиня вступала в брачный союз с могучим громовником, слала на землю благодатное семя дождей и оживляла природу. В этом смысле как Фрея у немцев, так Лада у славян и литовцев почиталась покровительницею любви и браков, богинею юности, красоты и плодородия, всещедрою матерью. Закликая красную весну, обращались к ней с таким приветом:

 
Благослови, мати,
Ой мати Лада, мати!
Весну закликати.
 

В Подольской губ. около Межибожья на праздник Пасхи (Светлого воскресения природы) поселяне еще недавно воспевали царевну Ладу, а под Брестом Литовским – королевну Ладу; 29 июня крестьяне, выходя на пригорки смотреть, как играет восходящее солнце, сопровождают слова обрядовой песни припевом: «Ой, Ладо!» У сербов девицы, которые, празднуя приход весны, накануне или утром Юрьева дня надевают на головы венки и ходят по селу с песнями, называются ладовицами; хорваты, во время летнего солнцестояния, поют:

 
Lepi Ive terga roze
Tebi Lado, sveti boze.
Lado, slufaj nas Lado!
 

Литовская песня прямо называет солнце Ладою: «Пасу, пасу мои овечки; тебя, волк, не боюсь! Бог с солнечными кудрями, верно, тебя не допустит. Ладо, Ладо-солнце!» По преданию, занесенному в Синопсис, богу Ладу приносили жертвы «готовящиеся к браку, помощию его мняше себе добро веселие и любезно житие стяжати… Ладу поюще: Ладо, Ладо! и того идола ветхую прелесть диавольскую на брачных весельях, руками плещуще и о стол биюще, воспевают»[119]119
  Ср. Густинскую летопись: «Ладо – бог женитвы, веселия, утешения и всякого благополучия; сему жертвы приношаху хотящие женитися, дабы его помощию брак добрый и любовный был».


[Закрыть]. У германцев бездетные родители молили о даровании потомства богиню Фриггу. Замечательно, что траве, известной у нас под именем зари (смолен. любим, малорус. любисток – ligusticum levisticum), приписывается сила возбуждать любовь:

 
Чи ты в любистку купався,
Шо так мини сподобався (полюбился)?[120]120
  Настоем этой травы умываются от загара, чтобы лицо было чистое, белое.


[Закрыть]
 

Orchis odoratissima, satyrium albidum – растения, из которых варят любовный напиток, называются по-исландски Friggjargras или hionagras (herba conjugalis).

Известно, что Венере или Фрее был посвящен шестой день недели – пятница, dies Veneris, Vendredi, Friatac, Frigetac, Freytag); у краинцев пятница называется Sibne dan, т. e. день, посвященный богине Сиве (лит. Seewa) – имя, сближаемое Я. Гриммом с супругою Тора Зифою. Готск. sibja, др. – верх. – нем. sippia, sippa, англос. sib (gen. sibbe) означают согласие, дружбу, родство; отсюда имя богини Sibja, Sippia, Sib, сканд. Sif, которая, подобно Фрее, есть представительница красоты, любви и семейных уз. Эдда называет Зифу прекрасноволосою; злой Локи обрезал ее роскошные косы и, чтобы избежать мщения грозного Тора, заказал подземным карликам выковать ей новые волосы из чистого золота, что и было исполнено. Золотые волосы = блестящие лучи богини Солнца; демон черных туч и туманов похищает ее свет = обрезывает чудные косы, но когда берет верх сила громовника – мифические кузнецы-карлики, в образе которых фантазия олицетворила молнии, куют ей громовым молотом золотые кудри, т. е. гроза разбивает тучи, рассеивает туманы, и солнце снова показывается во всем своем блеске. Самое имя богини указывает в ней существо светлое, блестящее: малор. сивый – седой, белый, сивети – становиться седым. Собственно, древнейшее значение, принадлежащее корню «сив», было сияющий; выражение «сивый сокол» равносильно эпической форме «свет-ясен сокол»; народные загадки называют месяц сивкою и сивац (серб.). Указанные выше понятия красоты, любви и проч. суть производные, возникшие вследствие древнего воззрения на стихию света, как на источник всего прекрасного и нравственно чистого. Не одни солнечные лучи уподоблялись золотым волосам и нитям; та же метафора прилагалась и к молниям, и потому естественно было в блеске сверкающих молний признать работу искусных карликов, приготовляющих богине золотые кудри. Сходное с германским мифом сказание находим в хорутанской сказке: злая старуха (= зима) обрезывает золотую косу вилы = лишает облачную деву золотистых молний и тем самым разлучает ее на долгое (зимнее) время с милым любовником. Златовласое весеннее солнце, выступающее в свите дождевых облаков, дает земле плодородие, одевает ее цветами и зеленью и принимается за богиню земледелия и урожаев; вот почему Сива в старинных глоссах названа: dea frumenti.

Культом Фреи = Сивы объясняется суеверное уважение, питаемое русскими простолюдинами к пятнице как дню, посвященному этой богине. Кто в пятницу дело начинает, у того оно, по пословице, будет пятиться. Во многих местностях русского царства по пятницам бабы не прядут, не варят щелока, не стирают белья, не выносят из печи золы, а мужики не пашут и не боронят, почитая эти работы в означенный день за большой грех. В народном стихе душа, прощаясь с телом, обращается к нему с таким напоминанием былых грехов:

 
Мы по середам, по пятницам платье золовали,
Платье зòловали, мы льны прядовали[121]121
  «По середам пыли не пылится, по пятницам золы не золится».


[Закрыть].
 

Особенно же уважаются в народе издревле двенадцать пятниц, которые бывают перед большими праздниками: а) перед Благовещеньем, b) первая и с) десятая после Воскресения Христова, d) перед Троицею, е) Успением Богородицы, f) Ильиным днем, g) праздником Усекновения главы Иоанна Предтечи, h) Воздвиженьем, i) Покровом, j) Введением во храм пресв. Богородицы, k) Рождеством и l) Крещением. До сих пор хранят и переписывают старинное сказание о двенадцати пятницах, почитаемое раскольниками наравне с Священным Писанием. На Ваге в прежнее время ежегодно праздновали пяток первой недели великого поста у часовни, куда совершался для этого крестный ход. Во время неурожаев, засухи и сильных дождей, вредных для посевов, а равно по случаю скотского падежа и появления червей – были празднуемы «обетные» пятницы; в XVI веке писались в таких случаях целым миром заповедные записи. Так, крестьяне Тавренской волости (в 1590–1598 гг.) сговорились промеж себя и учинили заповедь на три года, чтобы «в пятницу ни толчи, ни молоти, ни камения не жечи»; а кто заповедь порушит, на том поправить 8 алтын и 2 деньги. Константинопольский патриарх окружною грамотою 1589 года к литовско-русским епископам запрещал праздновать день пятницы наравне с воскресеньем.

Стоглав свидетельствует, что в его время ходили «по погостом и по селом и по волостем лживые пророки, мужики и женки и девки и старые бабы, наги и босы, и волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются, а сказывают, что им являются св. Пятница и св. Анастасия (имя это греческое и значит воскресение; первый день недели, названный в христианскую эпоху воскресеньем, у язычников был посвящен солнцу – dies solis, sonntag), и велят им заповедати хрестьяном каноны завечивати; они же заповедают крестьянам в среду и в пятницу ручного дела не дела-ти, и женам не прясти, и платья не мыти, и каменья не разжигати, и иные заповедают богомерзкие дела творити». По народному объяснению, по пятницам не прядут и не пашут, чтобы не запылить матушку-Пятницу и не засорить ей кострикою и пылью глаз. Если бабы вздумают прясть и шить в этот день, то св. Пятница накажет их ногтоедою, заусеницею («черти будут драть с пальцев лыки») или болезнею глаз. Есть народная легенда о том, как одна баба не почтила пятницы, стала в этот день чесать кудель, и вот обуял ее сон – явилась св. Пятница в белой одежде, набрала в горсть кострики и запорошила ей очи; с этого времени несчастная страдала глазами, и болезнь продолжалась до тех пор, пока не смиловалась Пятница и не очистила ее зрения от колючей кострики. По словам духовного регламента, суеверы уверяли, что «Пятница гневается на непразднующих (ее дня) и с великим на оных угрожением наступает». В некоторых деревнях в пятницу не засиживаются долго при огне, потому что в этот день ходит по домам «св. Пятинка» и карает всех, кого застанет не спящим. В Малороссии рассказывают, что Пятница ходит по селам вся исколотая иглами и изверченная веретенами, так как много есть на земле нечестивых женщин, которые шьют и прядут в посвященные ей дни. Именем св. Пятницы в простонародье называется мученица Параскева. В Четьях-Минеях повествуется, что родители ее всегда чтили пятницу, как день страданий и смерти Спасителя, за что и даровал им Господь в этот день дочь, которую они назвали Παρασχεβη. т. е. Пятницей; в прежних наших месяцесловах при имени св. Параскевы упоминалось и название Пятницы; церкви, освященные в честь ее имени, до сих пор называются Пятницкими. 28 октября, когда чтится память св. Параскевы, поселяне кладут под ее икону разные плоды и хранят их до следующего года. В «обетные» пятницы, собираясь праздновать в одно назначенное место, они выносят образ Параскевы-мученицы, обвешанный платками и лентами. На дорогах, при распутиях и перекрестках, издавна ставятся на столбах небольшие часовни с иконою св. Параскевы; часовни эти также называются «пятницами». В других местностях поверья, соединяемые с матушкою Пятницею, относят к Пречистой Деве; так бабы не прядут по пятницам, чтобы не запылить Богородицы, которая ходит тогда по избам; еще накануне поэтому подметают в избах полы. Равным образом запрещается прясть и в дни праздничные – это грех неотмолимый; но сматывать и сучить нитки не считается за грех. На воскресенье и другие праздники женщины не оставляют прядева на веретенах, чтобы не рвались нитки; а на масляной неделе не прядут, чтобы мыши не грызли ниток и чтобы холсты не вышли гнилыми.

Итак, под влиянием христианства воспоминание о языческой богине Фрее или Сиве слилось со священными представлениями новой религии. Подобно тому, как атрибуты Перуна переданы были Илье-пророку, а поклонение Волосу перенесено на св. Власия, – древняя богиня весеннего плодородия сменилась св. Параскевою и Богородицею. В дни, когда шествует эта светлая богиня по земле, избегают работ, подымающих пыль: нельзя чесать и прясть лен, мыть белье, сверлить колеса, рыть, пахать и боронить землю, мести полы, толочь кирпич, очищать навоз[122]122
  Те же поверья и у немцев.


[Закрыть]. Избегают этих работ, чтобы не запылить светозарного лика и зорких глаз богини. Солнце, как мы знаем, представлялось божьим лицом, всевидящим оком и огненным колесом, а в потемняющих его грозовых тучах древний человек видел работу неприязненных ведьм, которые, носясь по воздуху, вспахивают облачное небо, метут его помелом-вихрем, чешут и прядут облачные кудели, расстилают по небесному своду туманные ткани, моют их в дождевых потоках (см. гл. XI) и вместе с тем отымают зрение у солнца, выкалывают его колесу подобный глаз. В высшей степени любопытна следующая галицкая песня, подтверждающая связь преданий о Пятнице с солнцем:

 
Эй скаржилося (жаловалось) светле Сонейко,
Светле Сонейко милому Богу:
«Не буду, Боже, рано сходжати,
Рано сходжати, свет освечати,
Бо злы газдове (хозяева) понаставали,
В неделю (воскресенье) рано дрва (дрова) рубали,
А ми (мне) до личка трески прскали (щепки попадали)».
– Свети, Сонейку, як есь светило!
Буду я знати, як их карати
На тамтим свете – на страшним суде.
 

Снова жалуется Солнце милому Богу и не хочет освещать мир:

 
«Бо зли гоздыне (хозяйки) понаставали,
В пятнойку рано кусты зваряли (бучили белье),
А ми на лице золу выливали»;
 

а злые девойки

 
«В неделю рано косы чесали,
А ми до личка волося метали» –
 

и получает тот же ответ[123]123
  О представлении туч деревьями, которые рубит бог-громовник, и волосами, которые он расчесывает, см. ниже.


[Закрыть]. В болгарской песне Пречистая Дева Мария и св. Мария Магдалина роняют слезы (= дождь) на свои златосветлые лица и на вопрос Ильи-громовника о причине печали отвечают: