Текст книги "Час героев"

Крым, реальность
USNS Altair T-AKR 291
Navy forward operational base «Omega»

– Сэр, Странник отработал по целям и уходит...

– Черт бы его побрал...

Подполковник был зол – в конце концов, Странник был там совсем не для этого. Теперь он оставил следы... рано или поздно кто-то придет сюда и найдет эту чертову машину, трупы... Гильзы от американского автомата, в этих ублюдках – пули, и тоже из американских автоматов. Тот, кто сложит два и два – пойдет по следу...

– Что за подонки это были?

– Сэр... кажется, это цыгане. Очень похоже на цыган, они занимаются похищениями детей. Определенно, это цыгане, сэр.

Цыгане – это хреново. В Румынии существует отдельная спецслужба, занимающаяся официально – защитой цыган во всем мире, а на самом деле – агентурной разведкой и острыми акциями[21]21
  Убийствами.


[Закрыть] с использованием многочисленных общин цыган – общины эти были живучи как тараканы.

Оператор дал максимальное увеличение, камера остановилась на залитом кровью лице Думитра...

– Черт... Сэр, наблюдаю движение! Этот парень жив!

Подполковник морской пехоты США Дэвид Холл выругался последними словами – еще этого только не хватало.

– Оператор, подтвердите для записи! Вопрос – одна из целей Странника жива?

– Так точно, сэр! – по-уставному ответил чуть перепуганный гражданский оператор. – Цель проявляет признаки движения.

* * *

На самом деле Думитр был еще жив, и оставалось ему жить минут десять. Господь не дал работорговцу и насильнику детей возможности быстро подохнуть...

* * *

Вот козел... этот Странник и в самом деле старый козел! Еще и не убрал за собой... а ведь за эту всю ерунду придется отчитываться.

– Оператор, вопрос – «Молот» находится на позиции для стрельбы?

– Так точно, сэр. «Молот» в позиции для стрельбы.

– Внимание, боевой приказ для «Молота» – цель с координатами один-три-один-два-семь-пять уничтожить. Исполнение подтвердить.

– Принято, внимание, есть приказ на уничтожение цели с координатами один-три-один-два-семь-пять, цель – внедорожник гражданского типа, статичен! Перевести «Молот» в режим прицеливания!

– «Молот» в режиме прицеливания, есть наведение на цель, есть лазерное прицеливание! Цель идентифицирована!

– Вооружение – стабильно, удержание курса стабильно – все системы стабильны, «Молот» к стрельбе готов!

– Подтверждаю, «Молот» в режиме прицеливания, цель захвачена, все системы стабильны! Есть добро на применение силы, расчетное подлетное время три точка три секунды!

Изображение на экране сменилось изображением внедорожника и прицельной сетки на ней.

– Огонь!

– Ракета пошла!

В углу экрана заработал таймер подлетного времени – и ровно через три целых три десятых секунды цыганский внедорожник, вместе с лежащими вокруг него цыганами, а также двумя связанными несовершеннолетними девочками в багажнике превратился в ничто, в прах и пепел, сожженный термобарической головкой «Хеллфайра».

– Цель поражена, сэр. Задача выполнена.

– Подтверждаю, цель поражена, ущерб максимальный. Всем спасибо.

* * *

Девочка Таня пришла в себя только тогда, когда пробежала около километра босая по горной тропе, выбилась из сил и упала. Тут ей пришло в голову, что в машине она была не одна, там была еще одна связанная девочка или две, она ехала в багажнике и не могла пошевелиться – но она точно знала, что в багажнике с ней едет кто-то еще.

Она попыталась стереть кровь с лица, все лицо было в крови, и на платье тоже была кровь, она с остервенением стирала эту кровь сначала руками, потом взяла горсть земли, начала ожесточенно тереть лицо, руки, тереть с остервенением, едва не сдирая кожу. Потом она попыталась сделать что-то с платьем, стянула и выбросила порванные трусики, ей было стыдно, но ничего она поделать не могла. Ей надо было добраться до Севастополя... и при этом не попасться на глаза людям. Если ее увидят в таком виде румыны или крымские татары – ее изнасилуют, как только что пытался сделать этот ублюдок.

Но в первую очередь она должна была добраться до этой машины и помочь тем, кто в ней остался. Как только она пришла в себя – первой осознанной мыслью, которая родилась у нее в голове, была – помочь остальным.

Она не знала, кто убил тех, кто пытался ее изнасиловать. Это были явно не крымские татары – они бы попытались ее поймать и сами изнасиловали бы, и явно это были не русские партизаны – они бы попытались ей помочь. Она знала – про это говорили шепотом, – что и в самом Севастополе, городе русской воинской славы, и по всему Крыму действуют команды разведчиков-ликвидаторов сил НАТО, в числе которых были поляки и американцы. Они убивали и русских партизан, и крымских татар, и даже бандитов – у них была лицензия на отстрел, и они этим активно пользовались. Про них никто не мог толком рассказать – потому что во избежание раскрытия информации в рейдах они убивали всех, кто встретится им на пути. Возможно, бандиты чем-то помешали такой вот команде – и они их всех убили. Она не видела их – поэтому они сочли возможным оставить ее в живых...

Если она увидит кого-то из них – убьют и ее. Но не пойти назад – она не могла.

На полпути к той полянке она услышала что-то вроде раската грома, недоуменно взглянула на небо – но небо было чистым, и она прибавила шаг. И только осторожно выглянув из-за большого камня – разведчики могли быть около машины, – она увидела не разведчиков, а искореженный, горящий внедорожник и больше ничего...

Она повернулась и бросилась бежать...

* * *

На беду Тани, первыми, кто попался ей на пути, была банда крымско-татарского меджлиса, которой шестнадцатилетняя блондинка в порванном платье и без трусиков очень даже и приглянулась. Банда шла для того, чтобы совершить теракт на дороге по заданию заброшенного сюда офицера турецкой военной разведки – но, поймав Таню, они решили, что с терактом можно и подождать, румыны никуда не денутся. Ее затащили в какую-то пещеру и насиловали два дня все вместе. Потом, когда надоело, – зарезали, как овцу.

* * *

Американцы, переведя беспилотный «Молот» в режим прицеливания – не смогли наблюдать за местностью и кое-что пропустили. Если бы не этот выстрел – русского снайпера им удалось бы отследить немедленно и навести на него Странника.

Недавнее прошлое
Украина, Луганск, улица Ленина
Район железнодорожного вокзала
Операция «Оливковая ветвь»
Март 2013 года

Одиночный выстрел – прозвучал, как всегда, ожидаемо – и при этом все равно был неожиданностью. Все думали, что снайпер ушел... нет, он не ушел.

Рота эсэсовцев – сичевых стрелков – только выдвигалась на позиции под прикрытием двух остававшихся еще целыми бронетранспортеров – как выстрел заставил ее приостановить движение. Заместитель командира группы – эсэсовец по прозвищу Вуйко, очень гордившийся своими «щирыми вукраинскими» усами, которые можно заправить за ухо – с размаху ткнулся лицом в кирпичное крошево улицы. Остальных – вымело с улицы, как крыс, они бросились кто куда – во дворы, в развалины, за бронетранспортер – только бы уцелеть.

Башенный стрелок в бронетранспортере – ганнер по американской терминологии – от избытка чувств по поводу присутствия снайперов – дал длинную неприцельную очередь из «КПВТ» в сторону путепровода, не заметив при этом, что запорол ствол.

Командир роты, весь боевой опыт которого исчерпывался двумя годами стройбата в советской тогда еще армии – отсидевших в другие части тогда не брали, – когда грохнул выстрел, вломился в какой-то двор, подобно паровозу, тяжело дыша и зачем-то держа перед собой автомат. Он был настолько увлечен мыслью поскорее убраться с улицы – что не заметил под ногами какой-то железяки и грохнулся, зацепившись за нее – смачно так грохнулся, пропахав носом по осколкам кирпича и стекла. Двое подскочили к командиру – и потащили его тушу дальше, туда, куда уж точно не достанет снайпер...

– Вай, кляты москалики... – привычно выругался офицер, вытирая несвежим платком сочащуюся из разбитого носа кровь, – рацию мне! Рацию!

– Рацию сюда! – передал дальше кто-то.

– Нехай грохнули же его, этого гада... – с сомнением сказал кто-то.

– Как бы он тебя не грохнул...

– Заткнулись все! – рявкнул командир, шмыгая окровавленным носом. – Нехай дома, под бабской юбкой рассуждать будете! Дегенераты!

Наблюдение командира роты не было лишено смысла – в спешно набранную вместо «Вукраинских збройных сил» дивизию Бандеры действительно попало много дегенератов. Оно и быть иначе не могло – набирали среди западенцев, а там работы не было, и многие пили... как говорится, до розовых слоников, большинство среди молодежи – жертвы пьяного зачатья. Войдя четыре дня назад в Луганск, западноукраинские легионеры первым делом бросились к ликеро-водочному заводу и попали в засаду, одиннадцать единиц бронетехники и прочей техники сожгли в том районе, больше сотни личного состава перешли в категорию «двухсотые». Сейчас тот район держали поляки – чтобы ни у кого даже мыслей не возникало, – а тем, что осталось, награждали особо отличившиеся роты. Тем не менее – центром притяжения легионеров в любом районе, где они зачищали, – был магазин.

Снайпер проявился сразу, как только они вошли в Луганск. Никто не знал – один это снайпер или целая снайперская группа, или просто – одному и тому же снайперу приписывают работу оставшихся в городе снайперов вообще – но то, что он был здесь до сих пор, это факт, и разбитая пулей голова Вуйко подтверждала это как нельзя лучше. Он, кстати, так и лежал там, на улице, среди кирпичных развалин, никто не попытался оттащить его в укрытие. Смысл? Понятно, что мертв – а если рисковать, лечь рядом можно очень даже запросто. Какой смысл так рисковать из-за мертвого?

* * *

Рядом с колесом бронетранспортера, пырхающего сизым дымом на холостых, в самой грязи лежал человек, отличающийся от других намного более качественным обмундированием и винтовкой – у него был польский «Берил-2010» с новым подствольником, принимающий магазины от «М16», – такими в польской армии были вооружены части, прошедшие Афганистан, потому что в Афганистане магазин от «М16» является почти что стандартом в силах стабилизации, и очень удобно – когда солдаты разных армий пользуются одними и теми же магазинами и могут поделиться магазинами в бою. Еще у него был прибор наблюдения, какой обычно применяют снайперы – и с его помощью он тщательно осматривал район путепровода.

Звали этого солдата Иван Борош, и он был надпоручиком аэромобильной бригады Войска Польского, прошел Афганистан. Опыта в выслеживании снайперов ему было не занимать.

Рядом, прижимая к себе снайперскую винтовку Драгунова – увы, у украинской промышленности пока не могло получиться ничего подобного, даже новые снайперские «Галили» опытные снайперы при возможности, не раздумывая, меняли на старую, советских времен «СВД», – лежал капитан развалившейся уже украинской армии Павел Заточный. Он лежал так, чтобы колесо его прикрывало – поляк пока не дал ему никаких заданий, просто сказал лежать тихо.

Наконец после долгого, молчаливого осмотра – Заточному казалось, что в это время в воздухе на неслышно высокой ноте, как комар, звенит гитарная струна – Борош опустил прибор наблюдения, шумно пополз назад, за колесо бронетранспортера.

– Ничего нет, – констатировал он, – ушел, песий сын.

– Там дальше Луганка и за ней садоогороды. Возможно, туда ушел, – с равнодушной усталостью констатировал Заточный. После почти месяца тяжелых боев, после штурма Лисичанска – он устал так, как не уставал никогда в жизни, и иногда подумывал, что только пуля может быть избавлением от такой усталости.

– Надо идти дальше, – сказал поляк.

Капитан только пожал плечами, сказав этим все, что можно сказать десятками слов. Оба они знали, что рота не сдвинется с места. Это не рота даже... сброд дегенератов.

– Дождемся ночи... – сказал капитан, – или надо вызывать авиационную поддержку.

* * *

– Главный, Главный, это Двадцать третий! Главный, это Двадцать третий! Микола это, отзовись!

От отчаяния командующий ротой сичевых стрельцов назвал не позывной, а свое настоящее имя, чего делать было категорически нельзя.

– Главный, кто хулиганит в эфире?! – раскатисто рыкнуло.

– Микола это, Микола! – командир уже полностью забыл все правила и нормы радиосвязи, шпарил открытым текстом. – Нас валит снайпер, мы прижаты к земле! Он Вуйко, гад, завалил, Вуйко завалил!

– Двадцать третий, ты что несешь?

– Я в районе железнодорожного вокзала, дальше продвинуться не могу! Здесь работает снайпер! Он уже...

– Двадцать третий, повторите! Двадцать третий, на прием! Бисовы дети, кто там, рядом с Двадцать третьим, срочно выйти на связь!

* * *

– А что Миколы не слышно?

Надпоручик Борош вслушался в подозрительную тишину.

– Залегли?

– Никакой стрельбы нет...

– Глянем?

– Добре...

Один за другим перебежали к кирпичной стене. Заточный хотел идти дальше – но Борош остановил его, показал глазами на окно. Лучше двигаться внутри дома, пусть тут в каждой комнате может быть растяжка.

Заточный повесил винтовку за спину, вооружился «стечкиным», который он снял с убитого русского офицера под Киевом. Надпоручик Борош пошел вперед, держа наготове автомат – в таких ситуациях, как эта, он не бегал, не ссался, выполнял свою солдатскую работу четко и до конца.

В квартире, в которую они залезли – все было перевернуто вверх дном, было видно, что хозяева уходили в большой спешке, бросая все, что невозможно увезти. На полу валялось какое-то типичное для советской квартиры тряпье... старая мебель, примерзшая к полу, стекла были выбиты, батареи лопнули, и весь пол был залит подмерзшей водой. На стене, как напоминание о той, нормальной жизни, висела старая фотография годов еще тридцатых – и лица мужчины и женщины, поднимавших и защищавших огромную страну, не жалея для этого ни пота, ни крови – сурово смотрели на рвущих страну на части потомков.

Дверь в подъезд была заперта; Борош ощупал ее и отступил в сторону. Заточный отодвинул язычок замка – замок был простой, английский, дверь не слишком прочная, без особых хитростей, и осторожно потянул дверь на себя. Проклятые двери... здесь почему-то строили так, что двери все открываются наружу, а не внутрь... очень опасно.

За дверью никого не было.

Прикрывая друг друга, поднялись сначала на этаж, потом еще. На пятом этаже все двери были заперты, ломать их не стали, может, кто-то живет, может, заминировано – тем более что на четвертом – все три двери распахнуты. Они вошли в квартиру, выходящую балконом на проспект, балконы были совмещенные, так они перелезли на балкон, который вел в квартиру из соседнего подъезда. Та была тоже пуста, и там даже батареи не лопнули – хозяева, уезжая, не поленились спустить воду. Впрочем, в масштабах дома или целого города такая предусмотрительность мало что решает... Заточный представил, что будет, когда летом на улице будет под тридцать, и его аж передернуло.

– Чисто! – констатировал Борош, глядя в квартиру.

Эта квартира также была пуста, дверь открыта. Люди бежали из города, оставив город на растерзание. Оставив город умирать...

Открыли дверь, прислушались, перед тем как выйти на площадку. В лестничном пролете не было ни одного целого стекла; первым пошел Заточный, снова сменив пистолет на снайперскую винтовку, на лестничных ступенях он залег, пополз вперед, приближаясь к площадке между этажами, осторожно выглянул, как выглядывает из норы суслик, готовый при малейшей опасности скрыться в благословенной земляной норе, – и отшатнулся.

– Что там? – спросил Борош, занимающий позицию на площадке пятого.

– Там нет... никого.

– Что?

– Всех убили, вот что!

– Брешешь, курва!

Потеряв осторожность, подпоручик, прыгая через ступеньку, спустился на пролет ниже, выглянул – и в ту же секунду четко стукнул выстрел. Одиночный, как всегда. Поляк странно шаркнул ногой и повис на раме, едва не вываливаясь во двор.

– А, мать твою...

Капитан Заточный, несмотря ни на что, сумел сохранить хладнокровие. Он отложил винтовку, схватился за ноги уже убитого Бороша и потащил его назад, заметит... да черт с ним, пусть и заметит. Тело грузно плюхнулось на лестничную площадку, захрустело битое стекло, капитан, по-прежнему не вставая, потащил уже убитого поляка наверх. На лестничной площадке он обшмонал его... рация, пистолет, автомат, боеприпасы... жить можно. Примерно прикинув, откуда может стрелять снайпер, он понял, что здесь, на лестничной площадке, снайпер его никак не достанет, а если рискнет войти в подъезд – у него два пистолета, автомат и гранаты. Тело Бороша он положил так, чтобы за него можно было спрятаться, чтобы оно служило щитом от пуль. Потом – настало время рации, у поляка была хорошая рация, такие раньше весили килограммов десять и по размерам были как раз с армейский рюкзак...

Разобравшись – написано на польском, но ничего страшного, – капитан включил рацию на передачу.

– Всем, кто меня слышит, всем, кто меня слышит. Я – Двадцать третий. Нахожусь в здании в районе железнодорожного вокзала, точное местоположение определить не могу. Обстрелян снайпером, в группе серьезные потери, повторяю – обстрелян снайпером, в группе серьезные потери. Запрашиваю поддержку...

Несколько суток спустя

Вертолет, старый, дребезжащий, неудобный, – крадучись подходил к базе миротворческих сил, временному лагерю, развернутому в прямой видимости от Луганска. Это был старый польский армейский «Сокол», увеличенный в размерах «Ми-2», в свое время переданный в Польшу с советского конвейера, как передали в свое время производство машин «Победа» и самолетов «Ан-2», потому что каждая республика Варшавского договора должна была не обогащать СССР, покупая его товары – а жить своим трудом. Потом поляки разработали свой вертолет, в том числе и боевой его вариант – этакий «Ми-24 для бедных» с двадцатитрехмиллиметровой носовой пушкой и блоками НУРС – но у него осталась кабина, и пару человек там можно было перевезти. Вот на такой вот машине и вынуждены были трястись (это буквальное выражение, в полете так трясло, что приходила в голову мысль о том, что вертолет может прямо сейчас рухнуть, и все, с концами) уоррент-офицер Мартинсон и ганнери-сержант Нули из снайперской команды «Омега – браво» Корпуса морской пехоты США. На данный момент оба они числились инструкторами в центре подготовки снайперов морской пехоты на базе в Квантико, штат Виргиния – но иногда выполняли и специальные задания. Такие, как это...

Их вызвали, как обычно – сверхсрочно, оба они жили в пригородах Вашингтона, и за каждым из них Корпус морской пехоты США послал машину с водителем. Час на сборы снаряжения, затем база морской авиации США Эндрюс – и полет до Великобритании. Там промежуточная посадка – и в Польшу. Раньше как промежуточной пользовались базой в Рамштайн, Германия, – но с тех пор, как поляки начали операцию «Оливковая ветвь», а американцы им действенно помогли – немцы (и не одни немцы) заявили, что не желают иметь с этим ничего общего, и запретили транзитные перевозки через Рамштайн.

Что же касается операции «Оливковая ветвь» – то перебрасываемые сейчас в зону боевых действий американские снайперы имели о ней свое мнение. Нецензурное. Но высказывать его – не хотели, все-таки они находились на действительной службе и выполняли приказы.

Промежуточная остановка была в Киеве, верней, не в самом Киеве – а в аэропорту Борисполь рядом с Киевом. Там уже потушили все, что горело, и кое-как сумели расположиться – но больше всего аэропорт напоминал аэропорт имени Саддама Хуссейна в две тысячи третьем в Багдаде. Они смотрели новости по вечерам и знали, что была такая страна Украина и одни в ней хотели идти по пути демократии и прогресса, а другие не хотели, и дошло до того, что они решили выяснить отношения оружием. Такое происходило все чаще и чаще, в любом государстве были какие-то группы интересов, какие-то тлеющие конфликты – но раньше их удавалось гасить, в основном за счет того, что в экономике было все в порядке, денег худо-бедно, но хватало на всех (по запросам, конечно, запросы у всех были разные), и это как-то сглаживало противоречия, хотя и не решало их. Сейчас же, на фоне кризиса, терзающего мировую экономику который год и никак не желающего отступать, массовой безработицы, подорожания продовольствия, народных протестов – многие, очень многие решили, что самое время. Если на всех не хватает – пусть хватит одним нам, а не такие, как мы, – пусть живут как хотят. Брались за оружие. Украина, государство с популистской властью, с расторможенным, вовлеченным в политическое, межэтническое, межрелигиозное противостояние населением, с бескомпромиссной властью – с каждыми выборами политический курс Украины менялся на сто восемьдесят градусов, популистской политикой, приходящая к власти партия задабривала своих избирателей – но только своих, вызывая зависть и озлобление у других... короче говоря, Украина просто была обречена, но не на успех, а на кровавое противостояние на фоне полного политического и морального банкротства правящей элиты страны.

И все равно – если бы кто-то посоветовался с Мартинсоном и Овьедо перед тем, как лезть сюда – они сказали бы в один голос: пусть разбираются сами. Как хотят. Америке и американской армии тут – не место.

Но их никто не спросил.

В Борисполе – дыры от танковых орудий уже залатали, сейчас у военных саперов были специальные «заплатки», позволяющие быстро производить временное восстановление частично разрушенных зданий – они просидели больше суток. То ли их не могли вывезти на передовую, то ли не могли решить, задействовать американских снайперов или нет. В Борисполе то и дело садились борты, в основном американские, хотя работали они в основном на Польшу, возили польские грузы. Поляков было много, они шумели, фотографировались на фоне развалин, на фоне сгоревшего русского танка, что стоял у самого здания пассажирского терминала, бессильно опустив вниз грозный орудийный ствол, что-то строили, хаотично и бестолково перемещались, рискуя попасть под снайперский огонь. В ангарах – было что-то вроде цыганского табора, там спали, ели, сидели и мало кто – если задать кому-то прямой вопрос – смог бы внятно ответить, какого хрена он тут делает.

Они сидели вместе со всеми, питались гражданскими пайками, которые выдавались пострадавшим в зонах стихийных бедствий и военных конфликтов и которые были получше, чем омерзительные MRE, и чего-то ждали. Ночью – спали в этом продуваемом, промозглом ангаре в спальниках и слышали звуки перестрелок – в окрестностях было неспокойно, взлетали и садились ночные вертолеты-охотники и БПЛА. Утром они и перекусить не успели – посыльный нашел их и сказал, что поступил приказ и борт в Луганск вот-вот отходит. А борт в Луганск оказался старым польским летаком – и они думали, долетит он до Луганска или таки грохнется от старости и наплевательского к себе отношения...

* * *

Полковник армии США Алоиз Свифт – среднего роста негр, крепкий, как палка из африканского каменного дерева, в польской форме без знаков различия и со стандартным автоматом «М4» на груди вместо пистолета ожидал их прямо у посадочной площадки, стоя у «Хаммера». На полковнике не было ни единой награды, ни единой наградной колодки, ни единого знака различия – только стандартная синяя повязка миротворческих сил на рукаве. Полковник прошел Ирак, побывал и в Афганистане, поэтому в армии его считали профессионалом, одним из лучших старших офицеров, в этом качестве он был знаком многим, в том числе морским пехотинцам. Было странно видеть его здесь – а не в Йемене или в Афганистане.

– С прибытием, джентльмены... – полковник демократично протянул руку каждому из морских пехотинцев, отягощенных несколькими десятками килограммов снаряжения. Все свое ношу с собой – на двоих они привезли пять винтовок, потому что не знали, с чем им придется столкнуться.

– Спасибо, сэр.

– В машину.

Кое-как разместившись в «Хаммере», выехали по направлению к лагерю. Небо было серым, хмурым, снег частично стаял – и все, буквально все здесь тонуло в жирной, черной грязи. Полевой аэродром развернули в чистом поле, использовав оставшийся у поляков с советских времен комплект плит для строительства полевого аэродрома. Дороги тоже выложили чем смогли, но все равно «Хаммер» тяжело, надсадно буксовал.

– Довожу до вас информацию, джентльмены, – проговорил полковник, вглядываясь через забрызганное грязью стекло в дорогу, чтобы не соскочить с нее и не посадить машину окончательно, – вам придется иметь дело со снайпером. Возможно – снайперами, мы не смогли это точно установить. Но все это очень серьезно.

– Сэр, мы всю жизнь имеем дело со снайперами, – кашлянул Нули.

– На сей раз это кое-что особенное. У парня на счету больше восьмидесяти однозначно подтвержденных попаданий – и это только при осаде Луганска. Не исключено, и даже более чем вероятно, что этим его послужной список не исчерпывается. В районе желдорвокзала он расколошматил батальон свидомых. Знаете, что это такое?

– Нет, сэр.

– Местные, союзники. В основном с Западной Украины, но попадаются разные. Мы вышли в Восточную Украину, здесь тоже находится немало желающих служить. Правда, не в армии, а в полиции.

Мартинсон и Нули переглянулись. Знакомое дело, то же самое они видели в Ираке в четвертом году и далее. Саддам выпустил уголовников, документов не было, опознать мало кого удавалось – а новые органы власти надо было формировать очень быстро и без участия функционеров партии БААС. Больше всего желающих было служить в полиции – и потом они хлебнули с этим лиха. В полицию попали уголовники и террористы, потом кто-то грабил и совершал акты насилия над мирным населением, кто-то занимался терроризмом. А вот как сформировать полицию без БААС, если раньше членство в партии было обязательно для полицейского, кто-нибудь подумал над этим?

– Еще хуже было при штурме, – продолжил полковник.

– Сэр, как я понимаю, штурм закончен?

– Совершенно верно, сержант. Штурм закончен. Но в окрестностях – полно мелких остаточных групп, мы даже крупные дороги не вполне уверенно контролируем, а тут дорог полно. Погода... сами видите, от беспилотников толку ноль. Местные поддерживают бандитов и террористов, за ночь бывает большое количество нападений и обстрелов. Если десять и меньше – ночь считается спокойной. Русские в свое время наделали кучу оружия, оно лежало на мобилизационных складах – а теперь все оно на руках у населения. Украинская армия развалилась, и все оружие также разошлось по рукам. У них есть гранатометы, минометы, куча мин, снайперские винтовки, автоматические гранатометы и, что самое плохое, – большое количество исправных ПЗРК, которые русские клали в каждый свой БТР. Все это стреляет по нам, джентльмены. По данным разведки, в этом секторе находятся не меньше пяти тысяч боевиков.

Полковник помолчал и потом добавил:

– И этот снайпер...

* * *

На столе, в модуле, который занимал полковник, были разложены карты. Самые разные, в том числе и старые, туристические, местные. Было и много снимков.

– Вот это – то место, где находимся мы. Это садоогороды, тут местным давали землю, небольшие участки, и они ее возделывали, чтобы питаться. А вот это – район железнодорожного вокзала, тут он проявился в последний раз.

– Давно?

– Семь суток назад.

Нули присвистнул.

– Он ушел.

– Никак нет, – сказал полковник устало, – вчера он убил польского дополковника на Краснодонской. Выстрел из развалин.

– Может, это кто-то другой?

– Выстрел из русской снайперской винтовки с глушителем, – полковник открыл шкаф, достал странно выглядящую винтовку с глушителем, закрывающим весь ствол, и русским оптическим прицелом в металлическом корпусе, – вот из такой. Видели когда-нибудь?

Ганнери-сержант принял оружие, осмотрел.

– Русский снайперский автомат. Только в специализированных журналах видел.

– До четырехсот метров он вполне точный, но самое главное – он бесшумный, мы проверяли – со ста метров не слышно уже ничего. Есть режим автоматического огня, пуля со стальным сердечником пробивает натовскую каску. Для городского боя в самый раз. Мы считаем, что снайпер был ранен, возможно, контужен, где-то отлежался и вышел снова на охоту.

Нули положил русский автомат на стол.

– Снимки, сэр?

– Вот.

Ганнери-сержант принялся перебирать спутниковые снимки.

– Мы думаем, что он хорошо подготовился. У него несколько лежбищ и несколько стволов. Мы считаем, что он может перемещаться по городу открыто, вероятно, в форме военнослужащего польской или украинской армии.

– Красный Крест?

– Их пока здесь нет. Рано.

Правильно, надо уничтожить улики...

– У него несколько явочных квартир с местными, преданными ему людьми, несколько тайников с оружием. Вероятно, этот человек рассчитывает продержаться в городе еще какое-то время.

– Зачем?

– Черт его знает. Русские – странные люди. Знаете, где мы нашли этот автомат?

– Нет.

– Этот автомат найден в частном секторе, при зачистке. Агентурная информация, совершенно по другому поводу.

– Владелец дома?

– Владелица. Не русская, мы полагаем, что это сербка. Хотя можем ошибаться. Взять ее живой не удалось...

* * *

Мартинсон, пока Нули встречался с полковником, уточняя план предстоящих действий, – обживал модуль, который выделили им – хоть это жилище всего на несколько дней, все равно его надо обжить, сделать максимально комфортным, точно так же как земляную нору, в которой они иногда проводили по нескольку дней в ожидании цели. Он смочил руку, прошелся по модулю, определяя, где дует, потом раздобыл жидкий герметик и загерметизировал дыры. Потом принялся за оружие – хоть его чистили перед отъездом, все равно надо было снять с него лишнюю смазку и проверить, как оно перенесло дорогу. Обязательно пристрелять – но это потом.

Нули вошел, когда офицер Мартинсон заканчивал возиться с их новой игрушкой – «Barrett M107» c комбинацией ночного и оптического прицела и глушителем AAC CYCLOPS. Эта винтовка как нельзя лучше подходила для самой опасной работы, которая им выпадала, – для охоты за вражескими снайперами.

– Ну?

– Это он.

Мартинсон покачал головой.

– Забудь. Раз и навсегда.

– Черт возьми, это точно он!

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую...

Уоррент-офицер не знал, что сказать – и в конечном итоге не сказал ничего, знал – бесполезно. Уже пробовал.

– Есть что-то полезное?

– Нет. Но это неважно.

– Собираешься дать сигнал?

– Да...

– Лучше бы ты был не прав.

– Почему?

– Потому что, если ты прав – кому-то из нас скоро прострелят задницу...

Нули внимательно смотрел на напарника.

– Если хочешь – я пойду один.

– Да куда тебе – одному...

– Это верно...