Текст книги "Россия всегда права!"

17 августа 2005 года.
Бейрут

Как думаете, бывают ли на свете частные авианосцы?

Вы не правы – бывают.

Операция, которую нам предстояло провести, первая совместная американо-российская операция с начала восьмидесятых годов, была крайне уязвимой в политическом отношении. Обоим странам грозила серьезная опасность. Российская Империя допустила грубейшие нарушения как Берлинского мирного договора, так и Вашингтонской конвенции о нераспространении ядерного оружия. Мы допустили, что под нашим крылом в Персии было организовано подпольное производство ядерных взрывных устройств, допустили, чтобы эти ядерные устройства вышли из-под контроля и попали в третью страну. Теперь любая пострадавшая страна имела право ставить вопрос о санкциях в отношении Российской Империи и возмещении ущерба в Гаагском международном трибунале[36]36
  Одна из основных площадок разрешения международных споров. И в нашем мире, кстати, основателем Гаагского трибунала является Николай Второй, именно он предложил разместить в Гааге суд для стран, чтобы решать споры там, а не на поле брани.


[Закрыть]. Северо-Американские Соединенные Штаты не были заинтересованы в том, чтобы всплыла информация о нахождении в джунглях Амазонии потерпевшего катастрофу самолета с ядерными взрывными устройствами на борту, и о том, что уже потеряна целая группа боевых пловцов, действовавшая в этом районе. Тянуть было нельзя – информация просочилась, наличие крупного лагеря, разгромленного североамериканцами, говорила, что ищем устройства не одни мы. Откуда информация ушла? А кто сбил североамериканские самолеты, чтобы дать дорогу самолету из Персии, перевозящему смертельно опасный груз?

В результате переговоров был дан ход международной специальной операции. Основной риск брали на себя не Россия, не САСШ – основной риск брал на себя я как частный, но пользующийся доверием обеих сторон игрок. Россия и Северо-Американские Соединенные Штаты вкладывали деньги в проект и немалые деньги, я рисковал своей репутацией и вообще возможностью дальнейшей работы на рынке – но в случае удачи я получал очень приличную материально-техническую базу для бизнеса по безопасности и совершенно бесплатно.

Начнем с того, что я посетил Гамбург и через агентов находящейся там Гамбургской страховой компании судоходства приобрел судно. Контейнеровоз класса «Феедер» вместимостью две с половиной тысячи TEU, то есть две с половиной тысячи стандартных грузовых контейнеров. Этот контейнеровоз был не новым, но в хорошем состоянии. Спущен на воду в восемьдесят втором году, капитальный ремонт в пятом с заменой двигателя – теперь там стояли морские дизели «МАН» последнего поколения, а система управления с поворотными гондолами винтов и компьютерной системой контроля движения судном позволяла маневрировать с поразительной точностью, разворачиваясь чуть ли не на месте. Сторговать контейнеровоз мне удалось за довольно скромные деньги – пятьдесят шесть миллионов германских рейхсмарок с выплатой немедленно. Если бы я покупал в рассрочку, как обычно делается, то мне пришлось бы заплатить не менее семидесяти миллионов марок. Но я мог тратить деньги – это были не мои деньги. Деньги на покупку шли из российской и североамериканской казны.

Портом приписки судна был Вильгельмштадт[37]37
  В нашем мире не существует. Крупный порт на западном побережье Африки, построен немцами.


[Закрыть], но нанятая мною команда, все русские, с Одессы – перегнали контейнеровоз в Средиземное море и поставили на судоремонтную верфь в порту Бейрута. Там судно капитально переоборудовали по чертежам, которые были разработаны военно-морским министерством как базовые для переоборудования судов на время особого периода.

Особый период – это предвоенное состояние. На Российскую Империю произвело большое впечатление то, как германские подводные лодки во время Мировой войны парализовали не только военное, но и коммерческое судоходство в Атлантике. Хоть мы и не критически зависим от состояния морской торговли – был разработан проект быстрого увеличения тоннажа авианосного флота за счет переоборудования в десантные корабли-вертолетоносцы гражданских судов – сухогрузов и контейнеровозов. Но борьба с подводными лодками – таким было только официальное объяснение разработке переделанных контейнеровозов. На самом деле этот проект нужен был на случай, если мы вынуждены будем вторгнуться в державу, находящуюся за пределами европейского континента и обладающую очень мощным флотом. Нам нужно будет в критически малый промежуток времени нарастить мощь своего авианосного и вертолетоносного флота для того, чтобы быстро перебросить по морю очень крупные соединения пехоты со средствами поддержки и даже бронетехникой. Гражданские суда под нашим флагом, которые можно за срок менее месяца переоборудовать в вертолетоносец, способный принять три-четыре поисковых или десантных вертолета и батальон пехоты с какой-то техникой и припасами на первое время – нужны нам были именно на время особого периода. По этой же самой причине строительство некоторых типовых серий контейнеровозов и сухогрузов субсидировалось из казны.

Кстати, вопрос на сообразительность: зачем стране, у которой в настоящее время есть одиннадцать полноценных авианосцев с катапультами, тратить немалые деньги на разработку истребителей-бомбардировщиков реактивного взлета-посадки?

Ага, для поддержки отечественной инженерной школы, точно.

Переделка была замечательна тем, что по внешнему виду контейнеровоз остался контейнеровозом. Зато изнутри…

Из контейнеров, загруженных на контейнеровоз, сделали что-то вроде казарм как минимум на усиленную роту, склады для хранения припасов, саму палубу подняли. Укрепили корпус судна и даже сделали что-то вроде сотовых водонепроницаемых переборок для повышения живучести судна. В надстройке изнутри поставили дополнительное бронирование, чтобы судно могло выдерживать обстрел… скажем, с вертолета. В нескольких контейнерах находился разведывательный штаб с полным комплектом аппаратуры. Сама аппаратура связи и разведки была частично замаскирована под обычную аппаратуру, частично находилась на выдвижных вышках.

Поверх этого всего поставили жаропрочную палубу, пригодную для того, чтобы с нее могли взлетать даже истребители вертикального взлета-посадки, и поставили довольно сложную конструкцию для обеспечения скрытности. Трудно описать этот механизм, можно сказать только то, что в транспортном положении судно выглядит как контейнеровоз, доверху набитый контейнерами, а в боевом положении все это раскрывается, и перед вами возникает площадка на три посадочных места для средних вертолетов и два – для тяжелых.

Кроме того, на этом судне был полный комплект аппаратуры для управления беспилотниками, хранились два беспилотника самолетного типа и один вертолетного со всем необходимым для запуска. Хранилось здесь и все необходимое для устройства плавучего причала, а также несколько лодок RHIB среднего и тяжелого класса.

Короче, за казенный счет я оказался владельцем крупного судна для поддержки специальных операций. С ним я мог оперативно действовать в пределах до пятисот километров от береговой полосы: проводить разведку, высаживать и эвакуировать разведгруппы, проводить гуманитарные операции. А если мне по сходной цене продадут пару истребителей вертикального взлета-посадки, то я могу даже вести маленькую частную войну.

Вот что значит детская дружба с Его Величеством! Шучу…

Затем я приобрел вертолеты. Компания Сикорского под видом гражданских продала мне два своих гиганта восемьдесят девятой модели в варианте для поддержки специальных операций, то есть с радарной системой от истребителя, штангой для дозаправки в воздухе, комплектом оборудования для обеспечения возможности полета в кромешной тьме, аппаратурой РЭБ. Не было только оружия и турелей под него – но это дело легко поправимое. Покупали, покупаем и будем покупать…

Стрелковое вооружение, включая легкие и тяжелые пулеметы, мне, только что ставшему дилером бельгийской FN и богемской «Заводы Шкодовы», и вовсе проблем не составило.

Зачем мне такая махина? А вы знаете, что происходит в Мексиканском заливе? Там нефтяные вышки, а боевики стараются напасть на них. Таскают наркотики. С западного побережья Мексики рекой течет амфетамин и синтетические наркотики с Гонконга, попадается даже героин. В Мексике особо ширяться некому, денег нет, поэтому вся наркота идет в Штаты. Поговорить с нужными людьми, пара презентаций, пара счетов на Багамах, где их не достанет Служба внутренних доходов САСШ, немного пообщаться со службами безопасности нефтяных компаний – и вот тебе контракт на обеспечение безопасности в зоне Залива. Или несколько. Такие тяжелые вертолеты мне не нужны, куплю несколько легких, поставлю пулеметы, несколько снайперов с тяжелыми винтовками, легкие пулеметные и артиллерийские катера – вот тебе и дело. Дел вообще полно, только успевай поворачивайся.

Но сначала надо сделать то, ради чего все это сделано.

В Бейрут, город, где я не был почти тринадцать лет, я прибыл рейсом авиакомпании «Пан-Американ» из Майами. Когда огромный, двухпалубный «МакДонеллДуглас» начал разворачиваться над заливом, чтобы занять место на посадку – к глазам подступили слезы. Но я сдержал себя.

Офицеры не плачут. Это память сочится из глаз.

Аэропорт восстановили полностью. Тогда – в девяносто втором – за него шли тяжелые бои, аэропорт был нужен как плацдарм для высадки. Сейчас был построен дополнительный, третий терминал, сверкающий на солнце причудливыми гранями огромного стеклянного кристалла. И лишь большой, рубленный из русской березы крест у самой длинной полосы, встречающий и провожающий самолеты, напоминал здесь о крови, которая была пролита.

Со своим дипломатическим паспортом я прошел таможню по зеленому коридору. Работал кондиционер, в самом здании аэропорта, в посттаможенной зоне шла бойкая торговля – Бейрут. Глядя на веселых, уверенных в себе людей, трудно себе представить обгорелые развалины и страшный трупный запах, который висел над городом подобно смогу.

Диспетчер на автостоянке махнул жезлом, очередное такси ловко остановилось рядом со мной.

Я посмотрел на часы – время еще было.

– На бульвар Кайзера Вильгельма. И можете не спешить, сударь.

Шофер тронул машину с места.

Наверное, это судьба. Ее злая насмешка. Такси застряло в пробке как раз на Аль-Рашидин. У того места, где я не хотел бы оказаться никогда. У того места, которое я просто не мог пропустить, посетив Бейрут. Я сам не хотел идти туда – меня просто понесли бы туда ноги.

– Получите, сударь. – Я хлопнул шофера по плечу, протянул стодолларовую купюру. Поездка стоила не более тридцати, если перевести на рубли.

– Премного благодарен, сударь, сейчас…

Не слушая шофера, я вылез из машины, сильно хлопнув дверью. Пошел по тротуару – точнее, не пошел, ноги меня понесли. Это не отговорка – мол, я не хотел, ноги сами принесли. Хотите верьте, хотите нет, но это так и есть.

Аль-Рашидин, девятнадцать. Высотка, выделяющаяся даже на фоне высотной застройки побережья.

Начало пути…

Я не ошибался, не врал себе – это начало пути, оно здесь. Оно не в Санкт-Петербурге, не в Кронштадте, не в Севастополе и даже не в той крепости крестоносцев Бофор, в которой я встретился с советником Бергеном и согласился шагнуть за грань. Из офицера русского флота – стать офицером разведки и убить ублюдка, десять раз заслужившего смерть. Оно здесь, на Аль-Рашидин, девятнадцать, где я предал сам себя, предал женщину, которую любил, предал свое будущее. Ничего уже не изменить. Все, что произошло с тех дней девяносто второго года, это мой путь. А Юлия – моя плата.

За все надо платить. За все.

Но если ничего не изменить – почему же так больно? Почему же до сих пор так больно?

 
Если хочешь идти – иди…
Если хочешь забыть – забудь…
Только знай, что в конце пути…
Ничего уже не вернуть.
 

Эту песенку в последнее время часто крутили на разных радиочастотах. В отличие от обычной танцевальной музыки она поражала какой-то глубиной…

 
Не дает до утра спать
Снег растаявший, он – вода
Ты одно лишь должна знать.
Я люблю тебя – навсегда…
Если хочешь идти – иди…
Если хочешь забыть – забудь…
Только знай, что в конце пути…
Ничего уже не вернуть.
 

Да, точно. Ничего – не вернуть. Слишком поздно.

Совсем рядом, это уже местный колорит, такая экзотика считается нормой в самых богатых кварталах – с тележки торговал торговец. Бейрут оставался многонациональным городом – и торговец был армянином. Смуглый, горбоносый, он заворачивал в тончайший армянский лаваш свежеизжаренную на жиру баранину, щедрой рукой добавлял зелени и предлагал это прохожим. Опасно для здоровья: море холестерина, подозрительное, не прошедшее ветеринарный контроль и… удивительно вкусно.

Я купил большой лаваш с мясом, умял его прямо здесь, у тележки, только так поняв, как я голоден. Это у меня бывает с тех пор – могу двое суток вообще ничего не есть, потом как начну… Тут же заплатил за еще один лаваш с мясом. Армянский торговец смотрел на меня добрыми черными глазами.

– Вкусно, ара?

– Вкусно, сударь. Спасибо вам…

Простые слова, на которые можно дать простой ответ, но торговец пристально всмотрелся мне в глаза – и лишь молча кивнул. Протянул мне вторую лепешку.

Почему я не пытался найти Юлию? А зачем? Чтобы было, еще больнее? Я отрекся от всего, что было – вот и все.

До порта я добрался пешком, пройдя по бульвару Корниш. Добраться до него иным способом вышло бы медленнее, бульвар, ярмарка тщеславия – всегда забит машинами, особенно сейчас, днем. От блеска зеркальных панелей на небоскребах режет глаз.

В порту у меня проверили документы. Пропустили – дипломатический паспорт и княжеский титул все-таки дают некоторые привилегии, как ни говори. Серо-стальные фрегаты у причала, чуть подальше – высокий, словно рубленный топором строгий силуэт крейсера УРО[38]38
  Крейсер управляемого ракетного оружия.


[Закрыть]. Чуть дальше – желтые стальные цапли кранов… а вон, кажется и мой новый корабль. И правда – ну какой я, к чертям, адмирал без корабля. Хоть на старости-то лет судном покомандую.

С высокого борта контейнеровоза на берег были скинуты сходни, видимого поста не было, но это не значит, что его нет, просто выставленный пост – явный признак боевого, а не гражданского судна. Прошелся неспешно – на вид все прекрасно сделано. Для начала – ничего не заметно, ничего не бросается в глаза, а дальше посмотрим.

Надо будет пару учений провести. Ночью. Как в Атлантику выйдем, так и отработаем основные действия…

Стоило мне только ступить на палубу – как чертик из коробочки, откуда-то выскочил дежурный. В робе моряка торгового флота – но с автоматом на груди.

– Сми-и-ирна! – зычно прокричал он, как полагается по уставу. – Адмирал на палубе!

– Вольно, вольно… Так весь порт поднимете. Это вроде как секретная операция, господа.

– Извините, господин вице-адмирал.

– И я вице-адмирал в отставке.

– Так точно, господин вице-адмирал в отставке.

Поняв, что бесполезно, я лишь махнул рукой в сторону надстройки.

– Капитан там?

– Так точно, господин вице-адмирал в отставке.

– Продолжайте нести службу. И спрячьте оружие, а то, не приведи господь, портовая полиция нагрянет.

– Так точно. Есть!

Я пошел мимо длинного ряда контейнеров, отмечая, что сделали все грамотно. Даже не видно сварных швов, все аккуратно обработали шлифовальной машинкой и покрасили. Обычно на судах торгового флота бардак еще тот, но здесь – переборки сверкали чистотой. Вот что значит – военная команда, пусть и временная. Потом – придется постоянную набирать, уже из наемников.

Ладно, все потом.

– Адмирал в рубке! – крикнул первый увидевший меня офицер.

На флоте все еще меня помнили. Уж очень необычная биография, которую как шило в мешке – за грифом совсекретно не утаишь.

В рубке – сделали все на пять баллов, несколько больших экранов, стол для карт – все очень серьезно. Радар… два места для специалистов, разнесенных по обе стороны рубки, оборудование современное, хоть и не армейское. Видимо, взяли гражданское от супертанкера, там на это такие деньги грохают, что флоту только облизываться остается.

– Вольно. Капитан, доложить по кораблю.

Капитан, чисто выбритый, с проседью в волосах, начал неторопливо и обстоятельно докладывать.

– Господин вице-адмирал, монтаж всех систем завершен, принял лично. Ходовую пока не проверяли – но маслопупы…

Я махнул рукой, разрешая использовать привычную терминологию.

– …Маслопупы приняли машинное отделение, вместе с портовыми службами провели весь регламент вперед. Ходовые испытания не проводили, но все системы опробовали работой у стенки. Топлива, провизии под завязку, вчера получили, в камбузе пробу сняли. Топливо проверили в портовой лаборатории. Экипаж согласно моим предписаниям находится на судне, выходы в город запрещены. В портовую книгу мы внесены, портовая инспекция была вчера. Необходимые карты имеются, привязку провели.

– Готовность?

– Полчаса к отходу.

– Через полчаса отходим. Средним идем на Гибралтар, дальше распоряжусь. Идем открыто, никого не боимся, на запросы отвечаем.

– Есть отход через полчаса.

– И пусть кто-нибудь покажет мне мою каюту…

В небольшой офицерской каюте я разложил свои скудные пожитки, лег на аккуратно заправленную кровать, закрыл глаза. Забыть и не думать. Точка.

 
Если хочешь идти – иди…
Если хочешь забыть – забудь…
Только знай, что в конце пути…
Ничего уже не вернуть…
 

На четвертые сутки мы прошли Гибралтар и вышли в Атлантику…

На пятые сутки мы провели первую учебную тревогу по судну – отрабатывали нападение пиратов. Отразили.

Ждали основного – прибытия североамериканской группы.

25 августа 2005 года.
Южная Атлантика.
Сухогруз «Амелия», приписка – Германская Западная Африка

– Внимание, контакт на радаре. Азимут сто сорок, дальность – сорок. Цель движется в нашем направлении. Опознана как североамериканский вертолет типа «СН-47».

– Провести учебу по перехвату, – скомандовал я, опережая капитана, – палубной группе готовность! Капитан, принимайте командование, я на палубу.

– Есть! Учебная задача по перехвату…

С капитаном мы договорились – во время активных действий судном командую я, во время переходов и в мое отсутствие – он, а я в командование не вмешиваюсь. Хоть у нас нет систем ПВО, задачу по перехвату на будущее отработать стоит, тем более что купить несколько «Стрел» и даже чего-то посолиднее – проблем не составит. Но сейчас – мне надо быть на палубе, потому что может произойти любая глупость, все что угодно. Мы слишком долго были врагами, чтобы сейчас быстро подружиться…

Спасательный жилет надеть, оружие – автомат Калашникова с несколькими снаряженными магазинами в специальной, водонепроницаемой сумке – на плечо, не стоит расхаживать с оружием наголо, но иметь при себе совершенно необходимо. Прибор ночного видения – брать, не брать? Если вода попадет – накроется, жаль. Прибор дорогой.

Значит, без него обойдусь. Только фонарик не забыть, для работ на палубе, он к одежде крепится, но можно и посветить.

Выйдя на палубу, я осмотрелся – повезло. Волнение всего два балла, детская волна даже для утлого рыбацкого траулера. Капитан опытный, ставит судно носом к волне, бортовой качки нет совсем. Примем…

Я снял фонарик, описал круг над головой – общий сбор.

– Гости на подходе! Принимаем нормально! Посадочную включаем после того, как они обозначат себя! Наши машины принайтовлены?

– Так точно!

– Смотрите у меня! Стреляете только после меня!

Хоть я и живу в Северной Америке теперь – верней, не живу, а бизнесом занимаюсь, – доверия к североамериканцам у меня нет. У них все еще остались дурные британские привычки. Это у нас говорят – иду на вы, а там – без предупреждения бьют в челюсть.

Вертолет завис над посадочной площадкой через несколько минут, это был «Боинг», но не «СН-47» – а «МН-47», вертолет для спецопераций, который базировался на вертолетоносцах. Аж четыре пулемета, и до сорока человек десанта. Включили огни – и пилот ювелирно сел, с ходу коснувшись палубы всеми стойками шасси, – впрочем, для опытного пилота при таком слабом волнении это нормально, я удивился, было бы иначе…

Палубная команда бросилась с тросами к вертолету – принайтовливать, а то мало ли. Кое-кто страховал от рубки.

Я пошел к вертолету, уже останавливающему винты, пошел в открытую, не прячась. Я увидел, что у «Минигана» стоит стрелок, ствол пулемета направлен вниз, но прицелиться – секунда. Тоже не доверяют…

Дрогнув, пошла вниз хвостовая аппарель.

Первым из вертолета на палубу спустился человек в дико здесь выглядящем черном костюме с белой рубашкой. Он был ростом с меня, темноволосый… и, кажется, я его где-то видел.

Человек улыбнулся профессионально отработанной улыбкой, протянул руку.

– Господин Воронцов?

– Он самый! С кем имею честь?

– Я Дэвид Мейлин! Конгрессмен от Калифорнии! Прислан в качестве наблюдателя, вам говорили об этом?

– Говорили. Но я думал, что это будет человек из Пентагона.

– Я из комитета по вооруженным силам! Присматриваю за этими засранцами, чтобы они не расходовали слишком много!

Я вспомнил Мейлина. Он был избран конгрессменом в тридцать два года из-за скандальной истории в своем округе. Его противника, бывшего пастора какой-то там секты, которая в САСШ зовется церковью, сфотографировали вместе с мальчиком-проституткой, и даже для толерантных избирателей Калифорнии это было слишком. В результате Мейлин был избран с подавляющим перевесом, семьдесят восемь процентов голосов избирателей. Он был демократом, причем из крайних демократов, и сейчас входил в группу, которая подала иск в Верховный суд против президентской администрации и собирала факты для объявления импичмента президенту Меллону-младшему. То, что прислали именно его, видимо, было какой-то садистской шуткой. Может быть, они надеются, что этот парень погибнет в джунглях Амазонии?

– Сэр, вы идете на чертовски опасное дело!

– Господин Воронцов, я поднимался на Эверест в составе студенческой группы, не думаю, что в Амазонии опаснее этого.

– Как знаете! В таком случае скажите парню, который в меня целится, что он зря это делает, и давайте начнем разгрузку…

Американский вертолет привез группу «морских котиков», восемь человек, шестнадцать человек из Министерства энергетики, Группы обеспечения ядерной безопасности в таком же численном составе и оборудование, в том числе беспилотник с каким-то прибором, позволяющим дистанционно устанавливать уровень радиации. Такие были и у нас, но североамериканцы настояли на том, чтобы прислать свою технику и свое оборудование. Их дело, возражать смысла нет.

Первый день шла притирка. Притирка между двумя разнонациональными командами происходит либо в форме драки, либо в форме совместного дела – и чтобы не случилось первого, я загрузил всех вторым. Кто-то наводил порядок на палубе, кто-то проводил обслуживание вертолетов, кто-то занимался тем, что проверял оружие и боеприпасы, кто-то занимался с противорадиационными костюмами, беспилотниками и прочим оборудованием. Как говаривал дед, матрос без работы – все равно, что преступник. Все вместе встретились только вечером, за накрытым столом – надо же оправдывать имидж хлебосольных и гостеприимных русских. На стол поставили красное вино, испанское – его привозят в Бейрут, оттуда оно расходится по всему Востоку. Закончилось все тем, что даже спели несколько песен.

Весь следующий день посвятили совместным тренировкам и расконсервации того оборудования, которое у нас еще было законсервировано. Поставили стартовую площадку для беспилотников – это что-то вроде длинного рельса, поставленного под углом сорок пять градусов, сам беспилотник выбрасывается в воздух стартовым двигателем, уже в воздухе – включается основной. Если основной не включается – выбрасывается что-то навроде спасательного круга, и беспилотник садится прямо на воду. Сам беспилотник тяжелый, только сухой вес больше тонны – зато он дальний, стратегический, что как нельзя кстати для исследования огромных площадей Амазонии, он может держаться в воздухе до сорока восьми часов. Система старая, она первоначально базировалась на бывших транспортерах зенитных ракет, которые некуда было девать. Но мы ее использовали в Бендер-Аббасе как дистанционные разведчики очагов заражения – и она показала себя безукоризненно.

Ближе к шести склянкам на радаре появилась отметка, которая опознала себя как фрегат ВМФ САСШ. Мы опознали себя как гражданское исследовательское судно – и фрегат прошел мимо. Обычно здесь была завеса из североамериканских кораблей – боролись с контрабандой оружия из Африки, но сейчас ничего не было.

Со следующих суток приступили к полетам. Погода в основном скверная, штормит, но делать нечего.