Текст книги "Нет пути назад"

– Монолит двенадцать, дайте предупредительный, и, если не остановятся, стреляйте на поражение по вооруженным людям. Как поняли?

– Марка один, вас понял, исполняю. Я брошу пару светошумовых сначала, возможно, их это остановит.

Рев винтов оглушил, подобно тамтаму, родившись внезапно и словно из воздуха. Четверка винтокрылых штурмовиков вынырнула из-за горного хребта и ушла вниз выполнять боевые задачи в городе. Грохот винтов стих так же быстро, как и появился.

Было непонятно, произойдет ли то, что они ждали. Было непонятно, что вообще будет в самое ближайшее время – их те же вертолетчики могли запросто прищучить по ходу. Или один из «Громовержцев» – отработать парой выстрелов крупного калибра, каждый из которых как выстрел шестидюймовой гаубицы. По правилам для работы они должны были опознаться, зарегистрироваться в сводной таблице и сейчас ждать задания. Но они не сделали этого – долго ждать не придется, дел чертова уйма, а людей, как всегда, катастрофически не хватает. Если они проявятся в сети, их немедленно припашут к какой-нибудь работе, и они не будут на месте тогда, когда это станет нужно.

Было только одно задание. Заложенное в память беспилотника своим человеком в ГРУ, Главном разведывательном управлении, которому эти самые беспилотники и подчинялись. Как только беспилотник увидит, что ему надо, он передаст информацию на Марку один вместе с приказом. Марка один выйдет в эфир и сообщит нужную информацию, не зная, что именно сообщает. После чего они начнут действовать.

А пока остается просто ждать…

Он сам не знал, для чего это делает. Он не знал, почему не доложил о том, что знает, по инстанции, как положено, чтобы организовали операцию. Может быть, потому, что он испытывает глубокое презрение к этим самым «организаторам», не вылезающим из штаба и дающим ценные указания. И он хочет организовать все это сам, чтобы утереть нос этим придуркам. Наверное, как-то так…

Что-то не то в армии. Он это знал, потому что сам был частью армии. Что-то не то в стране. Он это знал, потому что был жителем этой страны. И недавно – он нашел единомышленников. Которые тоже считали, что в стране не все ладно…

Погруженный в свои мысли, он едва не пропустил сообщение, адресованное лично ему. То самое, которого он ждал.

– Марка один запрашивает Быка два-два. Марка один запрашивает Быка два-два.

Рация была дуплексной. Можно было говорить как по телефону.

– Марка один, здесь Бык два-два, на приеме…

– Та-а-ак… Бык два-два, сообщите свой статус. – Оператор был явно озадачен. – Вас нет в сводной таблице.

– Бык два-два, группа центрального подчинения, находимся на севере, прием…

Группа центрального подчинения – означало, что группа подчинена напрямую ГРУ и не работает в интересах оперативного штаба.

– Бык два-два, вас понял. Для вас есть сообщение. Активность на точке три, как поняли. Повторяю: активность на точке три.

Это было то, что они ждали.

– Марка один, вас понял, активность на точке три. Нам нужна возможность работать, как поняли? Опознание по маякам.

– Бык два-два, вы понимаете всю…

– Сынок… – проникновенно сказал человек, – я все прекрасно понимаю. Дай нам дорогу, и мы все сделаем, ясно?

Оператор по здравом размышлении решил не связываться с группой центрального подчинения.

– Хорошо, я дам вам канал с Большой птицей четыре, она работает по северу города. Опознаетесь сами. Имейте в виду: на постах в списках вас нет, вы идете на свой страх и риск.

– Марка один, вас понял…

– Да, Большая птица четыре, вопрос: вы на месте?

– Большая птица четыре, мы по-прежнему на связи…

– Большая птица четыре, здесь Бык два-два, мы просим разрешения зайти в сектор. Мы в районе нагорья, готовы к опознанию.

– Есть, давай, парень.

– Серия по три, до серии десять-девять…

Человек вышел из машины, на счет «ноль» – поднял фонарь и выдал три серии по три коротких включения прямо в небо, да еще через специальный светофильтр, отрезающий видимую часть света.

– Есть, три по три, увидел.

– Верно. Мы работаем по ОВЦ, группа центрального подчинения. Маяки в рабочем режиме, подтвердите.

– Да, пометил вас, можете двигаться…

– Большая птица четыре, премного благодарен…

Человек отключил связь, заорал во всю глотку:

– Так, двинулись! Достаем тарахтелки, все по местам! У нас чертова тьма работы! Пошли, пошли, пошли!

Спецназовцы зашевелились. Из-под брезента появились крупнокалиберный пулемет «НСВ» с ночным прицелом и гранатомет «АГ-40», кургузая смертоносная машинка, способная буквально заплевать противника гранатами. Все это было мгновенно установлено на турели – до этого они были пусты, и тому была веская причина. Дело в том, что они стояли без опознания, а в зоне боевых действий любая вооруженная техника, любые вооруженные люди являлись целью. Если же они держали оружие скрытно, по ним не могли нанести удар, даже если они не выглядели подозрительно. Таковы были правила.

– Готовность на первой!

– Готовность на второй! – крикнули в ответ. «НСВ» с ночным прицелом и автоматический гранатомет – неслабая комбинация.

– Точка три, двигаем! – крикнул человек. – Держитесь нас! Идем тихо!

Головной пикап тронулся с места, проломился через кусты и выкатился на дорогу. Дорога здесь была извилистой, но она вела прямо на главную улицу Тегерана – проспект Шахиншаха Хосейни, идущий через весь город, длиной двадцать пять километров.

Дорога была свободна. Как уже было сказано, в горы уходили немногие, горы почти не бомбили. Да и северные районы… это были богатые районы, и новая власть так до конца и не смогла подчинить их до прихода русских. Люди здесь скрывались, кто-то сорвал все указатели с улиц, часть поменяли так, что они указывали совсем в другую сторону, не раз и не два было, что патрули исламистов, посланные сюда, просто пропадали.

Они заходили в город через Веленджак. Слева от них был район Элахие, один из самых дорогих и престижных районов Тегерана, здесь жили в основном иностранцы, дипломаты, недвижимость тут стоила дороже, чем в любом другом районе Тегерана. Здесь и в близлежащих районах жили в основном не персы, да еще и богачи – вот почему репрессии именно тут были особенно свирепыми. Бедняков здесь звали «живущие на камнях», и когда пришла их власть, они это припомнили…

– Казачий патруль справа. Стоп, – сказал человек. Он держал в руках терминал, на который поступала информация с ударного самолета, барражирующего над районом, хотя оператор этого и не знал. Просто сейчас вся информация направлялась в один общий центр по спутнику, и из этого колодца черпали все, кто имел право. На перчаточном ящике была прикреплена удобная полка с зажимом для документов, и там была прицеплена спутниковая карта этого района города с одним им понятными пометками. Карту они скачали через терминал и тут же распечатали: сейчас все это быстро.

Машины остановились. Фары никто и не думал включать: оба водителя пользовались приборами ночного видения.

Казачий патруль прошел впереди, даже и не подозревая о том, что выше них по дороге.

– Чисто.

– Малый вперед.

Машины снова двинулись.

– Направо.

Они повернули туда, откуда вышел патруль.

– Держать дистанцию. Пять минут.

– Есть пять минут.

Здесь была высотная богатая застройка, частично уже выгоревшая. Когда все окончательно зачистят, найдут в одной из комнат вырезанных владельцев квартиры, в других – туалет. Боевики-исламисты чаще всего были выходцами из бедноты, они не знали, как пользоваться ватерклозетом, им вообще была в корне чужда идея смывать хм… отходы водой, когда у них в районе воды не хватало для питья. Заходили в любую свободную комнату и там гадили на пол.

Машины включили фары, на них также стояли светофильтры, пропускающие только невидимую часть света для работы с приборами ночного видения. В этот район, стоявший уже в нагорье, вложили огромные деньги: дороги здесь проходили не по земле, они были подняты на бетонных быках, где на полметра, а где и на три метра, так, чтобы были ровными и прямыми, а не вихлястыми и подчиняющимися местному рельефу. Здесь были поливаемые газоны и садики, и даже ручьи, питающиеся из пробуренных в предгорье скважин. Неудивительно, что классовую ненависть обитатели местных жилищ вызывали просто лютую. Еще это усугублялось тем, что на севере жили не персы, как в центре города, и не натурализованные и приехавшие на заработки арабы и урдуязычные нищие индусы[13]13
  В нашем мире – это пакистанцы, в этом – страны Пакистан нет, поэтому урдуязычные индусы. И в нашем мире Пакистан, как одна из самых густонаселенных стран Востока, не имеющая даже минимального обеспечения пахотной землей, является главным поставщиком гастарбайтеров по всему Востоку, опередив в 90-е палестинцев. В Иране пакистанские гастарбайтеры появились только в середине нулевых, когда резко пошла вверх цена на нефть, но сейчас их там не меньше миллиона. Вместе с ними в Иран пришла и «Аль-Каида», с которой жестоко борются Стражи Исламской Революции.


[Закрыть], как на юге, а мазендеранцы (огнепоклонники), азербайджанцы, армяне и евреи…

– Две минуты!

– Две минуты, приготовится! Цель будет слева по курсу!

Патрон в патронник дослан уже давно, остается только снять с предохранителя. Пулеметчик на пулемете старается «не упустить» прицел.

И тем не менее кто-то все же видит их. Кто-то, у кого есть доступ к приборам ночного видения и у кого достаточно высокий уровень подготовки, чтобы выставить скрытые патрули. Их явно засекли через прибор ночного видения, сразу, как они вышли из-за поворота.

– «РПГ» на двенадцать!

Прямо перед ними – скоростная «одиннадцатая» трасса, путепровод, ведущий в гору. Он не поврежден ударами. И на путепроводе стоит какая-то легковая машина, а около нее – вооруженные люди.

– Держитесь!

Водитель на головной резко вывернул руль. Ракета «РПГ», пущенная с путепровода, бьет по центру автострады, черный фонтан взрыва, справа трескается стекло, видно очень хреново. То ли опыта не хватает, то ли людей нет, то ли вооружения, но гранатомет у засадной группы только один, второго нет. Головная машина резко уходит в сторону, ударяется об отбойник. С путепровода летят пули. Канонир на второй машине открывает огонь из автоматического гранатомета, очередь ложится точно по отбойнику путепровода. Серия вспышек, дым – и боевики затыкаются.

– Подавлено! Подавлено!

– Продолжаем движение! Доложить о потерях!

– Дамир ранен! Черт, он ранен!

– Оказать помощь, продолжать движение!

Остановиться, даже здесь, – смерти подобно. Русские слишком долго пробыли на Востоке, чтобы помнить всегда: движение – это жизнь. Остановился – через пять минут начнет собираться толпа, через пятнадцать – ты уже никуда не уедешь, через полчаса тебя гарантированно разорвут на куски.

Машины вырываются из-за путепровода, вслед им строчит одинокий автомат. Его даже не пытаются подавить.

– Тридцать секунд, слева!

– Пулемет на десять часов!

Из одного из высотных бетонных зданий по дороге трассерами, непрерывным огнем открывает огонь пулемет. Пулеметчик хороший: первые же пули приходятся по кабине головного пикапа. Человек, сидящий на правом переднем, успевает выскочить из теряющей ход машины, катится по бетону. А вот водитель не успевает. Дорога здесь возвышается над местностью примерно на два метра, но здание находится еще выше в гору, метров на пять, и до него не меньше ста метров. От здания открывают огонь несколько автоматчиков, расстреливая трассу.

– Крупнокалиберный, огонь! Гранатомет, огонь!

Но команды ждать и не стоит: и за пулеметом, и за гранатометом испытанные люди. Крупнокалиберный пулемет бьет по позиции пулеметчика боевиков в угловой комнате здания, трассеры размером с футбольный мяч врезаются в стену, все покрывается пылью, пулемет замолкает. Автоматический гранатомет накрывает позицию боевиков у входа в здание, там тоже все покрывается дымом и вспышками разрывов. В отличие от русских у боевиков, прикрывающих ОВЦ, похоже, негусто с тяжелым вооружением.

Кто-то, тяжело топая, подбегает, помогает подняться.

– Отстань, я сам…

Человек поднимается. Открытой стрельбы нет, но надо действовать как можно быстрее.

– Все целы?

– Мехмет мертв!

Это не так страшно. Мехмет – бывший шахский гвардеец, хорошо знающий город, он избежал кровавой расправы на стадионе и прибился к ним, к русским, чтобы выжить. Его сделали водителем, он хорошо знал город и умел пользоваться ПНВ, потому что служил в секретной полиции САВАК. Но смерть таки не отпустила, догнала, забрала, что ей полагается, даже сейчас, когда город со вчерашнего дня наш. Что остается сказать? Это предопределено Аллахом, и он сделал, как пожелал, только и всего.

– Так. Машина два, на тот съезд, через стоянку, занять позицию на той стороне здания. Нельзя допустить, чтобы кто-то удрал. Мы заходим спереди. Дамир, как ты?

Здоровяк татарин держится:

– Все в порядке, господин майор.

– Так, пошли, пошли, пошли!

Труп водителя просто выбрасывают на бетонку, обе машины сворачивают на съезд. За одной из них прячется штурмовая группа.

– Бык два-два, здесь Большая птица четыре, вопрос: почему не докладываете о контакте? Что происходит, вам нужна помощь? Мы зафиксировали перестрелку.

Черт, этих только и не хватало…

– Птица четыре, здесь Бык два-два, мы справляемся своими силами. У нас убит проводник и один раненый, потери противника – около десяти единиц, десяти единиц. Вопрос: что вы видите? Есть движение в секторе?

– Бык два-два, движения не наблюдаем, пока все тихо, но это может измениться в любую минуту. Докладывайте о том, что вы делаете, как положено, здесь отморозки не нужны, как поняли?

– Птица четыре, понял вас.

– Контакт справа!

– Твою мать, контакт с фронта!

Справа на стоянке появляется еще одна машина, седан, она резко тормозит и, из нее выскакивают вооруженные люди. Один из них уже на колене с «РПГ», направленным на пикап. Из окон первого этажа открывает огонь пулемет.

Пулеметчик на крупнокалиберном в долю секунды делает свой выбор и открывает огонь по автомобилю справа. Гранатометчик так и не успевает выстрелить, пули сбивают его, гранатомет то ли взрывается, то ли еще чего, то ли взрывается сама машина, но боевики ничего не успевают сделать. Гремит взрыв, и огонь прекращается. Прекращает работу и крупнокалиберный пулемет: пулеметчик, отреагировав на угрозу справа, подставил свой бок пулеметчику из здания.

Проскочивший к самому зданию командир, уловив момент, аккуратно забрасывает прямо в окно, откуда пулемет ведет огонь, термобарическую гранату. Глухо хлопает взрыв, пламя вышибает остатки окна – как дракон дохнул огненным дыханием.

– Справа чисто!

– Слева чисто!

– По фронту чисто!

– Командир, это Двойка.

– На приеме.

– Мы их взяли. Пытались смотаться. Держим.

– Вас понял, иду к вам.

Сделав рукой неопределенный знак – мол, порядок наведите, – командир направляется пешком на обратную сторону здания. Он в принципе предполагал, что так будет. В критической ситуации этот урод, оставив своих нукеров на прикрытии в качестве смертников, попытается смотаться через заднюю дверь. Там-то его и можно будет брать…

Второй пикап стоит за зданием, здесь тоже автомобильная стоянка, автомобилей на ней совсем немного. У стены спецназовцы держат под прицелом четверых, женщина, пацан лет десяти и двое мужчин. Один пожилой, другой молодой.

Командир посветил фонарем. Так и есть – информатор не соврал.

– Шау бахайр, эфенди полковник[14]14
  Доброй ночи, господин полковник (фарси).


[Закрыть].

Полковника Резу Шахрани, командира подразделения «Гвардии бессмертных», охранявшего шахский дворец, не узнать. Он сильно поседел, не брился, наверное, с тех пор, как все это началось, только кое-как подстриг бороду, так что теперь она растет как бы клочками, и точно так же волосы. Глаза затравленные, злые, одежда обычного человека, перед ним – сумка и автомат Калашникова, то есть продолжает сражаться. Рядом, вероятно, его старший сын, но он не армейский, учился в университете, когда все это началось. Женщины, вероятно, жена и дочь.

– Салам. Что тебе надо, русский?

– Сражаетесь, полковник?

– Кто-то должен, когда вы не хотите.

– Мы не хотим? Ну я же здесь.

– Поздновато.

– Ладно, нам, татарам. Где закладка? Куда ее вывезли?

– Какая закладка?

– Не прикидывайтесь, мы оба это знаем. Закладка. Та самая, которую шахиншах держал при себе. Его во дворце не было, когда все это началось, но ведь закладка была, верно? Поверить не могу, что вы ушли из дворца, не взяв ее. Итак, где закладка?

– Не знаю.

Командир группы вскидывает руку, в ней неизвестно откуда взявшийся небольшой, но мощный пистолет. Сын полковника падает как подкошенный, мать с криком бросается к телу, начинает выть…

– Ответ неправильный. Вторая попытка.

– Аллах накажет тебя, русский. Накажет вас всех…

Гремит еще один выстрел: женщина дергается и так и замирает безжизненно на теле только что убитого сына.

– Попытка номер три. – Пистолет смотрит на девочку лет десяти.

– Генерал… генерал знает! Клянусь Аллахом, не знаю! Генерал и его люди забрали все! Это не я!

– Какой генерал?

Полковник облизывает губы. Ему страшно. Страшно произнести даже имя того, кто недавно был личным карателем Шахиншаха, хотя Империи больше нет, и Тегеран лежит в руинах, и каждому осталось спасать то, что еще можно спасти.

– Где генерал? Где он прячется? Неужели ты думаешь, что жизнь дочери стоит того?

Полковник облизнул губы.

– Мы должны встретиться.

– Где?

– Деревня. Севернее Казвина. Больше я ничего не знаю, клянусь…

Командир презрительно сплюнул на бетон.

– Если бы ты больше убивал и меньше умолял, здесь такого не было бы, козел сраный. Мешок – и в машину.

– А эту? – Спецназовец показал на девочку.

– Тоже. Лишней не будет.

Спецназовцы выполнили приказ, и в этот момент заработала на прием рация.

– Господин майор, у нас тут проблемы с фронта здания. Вы нам нужны, прямо сейчас.

– Сейчас иду. Уберите здесь все.

Первое, что он увидел, – это свет. Яркий луч прожектора, высвечивающий их подбитый пикап, как чужой бомбардировщик в ночном небе. И черт его побери, если этот прожектор не спарен с пулеметом. Прожектор был установлен на носатом трехосном бронеавтомобиле казаков, перекрывшем выезд с трассы, но это было еще полбеды. Настоящей бедой были два тяжелых четырехосных бронетранспортера, точнее, он опознал колесные высадочные средства морской пехоты. Скорее всего, услышали стрельбу и выслали группу немедленного реагирования. По пути встретили и казаков, спешащих сюда же. А хуже всего то, что казаки и морская пехота – два совершенно разных подразделения и два командира, с двумя договориться намного сложнее, чем с одним. Если он не придумает что-то существенное, что-то правдоподобное, если кто-то из офицеров пойдет на ту сторону здания, увидит тела или даже кровь и заинтересуется… произойдет настоящая катастрофа. Только что он совершил серьезное воинское преступление, вполне достаточное для отстранения от командования и передачи дела на рассмотрение трибунала. Расстрелял сдавшихся гражданских! Это совсем не то, что разрешено делать даже спецназу, и если все это попадет в бумаги, если этим займется военная прокуратура, то ему ничего не останется, как стреляться, чтобы не подставить остальных.

Луч света мгновенно переместился на него, он поднял руки.

– Командиру подойти к нам! Остальные – на месте! Не двигаться!

Потом пошло то же самое на фарси, нужные фразы уже выучили.

Командир пошел по подъездной дорожке вниз. Чем ближе, тем лучше становилось видно, что происходит на дороге. На казачьем бронетранспортере не пулемет, а двадцатитрехмиллиметровая автоматическая пушка. На одном из бронетранспортеров морской пехоты башня от «БМП» с тридцатимиллиметровой пушкой, на другом – комбинация из двадцатитрехмиллиметровой и автоматического гранатомета с удлиненным стволом. Все пушки развернуты в разные стороны, морские пехотинцы и казаки разбежались по позициям, держа под прицелом все направления. Он увидел снайпера морской пехоты, который держал под прицелом его самого, укрывшись за высадочным средством.

Навстречу ему пошел командир отряда морской пехоты. Здоровый, из таких, которые быка на плечи подымут, черный берет под погоном, на голове нет положенного защитного шлема – обычное для морской пехоты ухарство и пренебрежение к смерти. На боку – автомат, стволом вниз.

– Кто такие? – спросил он. – Документы.

– Сначала ваши.

– Вы как разговариваете со старшим по званию? Встать, смирно!

Морпех был на одно звание ниже, всего лишь капитан по адмиралтейству. Вместо ответа он презрительно плюнул на бетон.

– Ты мне тут ногами не семени, старший по званию. Ты и твои люди – для меня духи, хорошо вооруженная банда в моей зоне ответственности, ясно? Или документы, или рылом в бетон, пока беда не случилась, дошло?

Командир достает документы.

– Читать-то умеешь, капитан по адмиралтейству?

– Да куда нам. Мы люди простые. Ты стой спокойно, а то…

Капитан по адмиралтейству выполняет свою работу привычно. Он уже повидал здесь ад во всех его обличиях – и растерзанных людей, и смертников, и какой только хрени не повидал, – и потому даже угрожает он устало-буднично. И его люди десять раз не будут думать, прежде чем открыть огонь, своих они уже теряли и знают простую и не требующую доказательств аксиому войны: хочешь жить – бей первым…

– Ну?

– Гну. Что-то я таких бумаг и не видал раньше. По позывному ты кто, обзовись?

– Бык два.

– Что-то я не помню таких.

– Это потому, что мы группа центрального подчинения. Глаза разуй. Подчиняемся напрямую Генеральному штабу. У нас своя сводная таблица.

Капитан качает головой.

– И что вы тут делаете, в моей зоне ответственности?

– Не твое дело. Хочешь – выясняй у командования.

– Дай-ка, капитан…

Уверенная рука перехватывает документы. Попал…

Это, похоже, командир казачьего патруля. Целый есаул, мать его, да еще, судя по ухваткам, в армии не последним по званию был. Дело в том, что в казачьих войсках немало тех, кто выслужил выслугу в армии, да и не просто, а день за два и день за три, то есть в зонах боевых действий. Такой вот выходец из спецназа или морской пехоты может положенные двадцать лет еще до тридцатника выслужить. И куда идти? На гражданке воротит все – остается идти в казаки. И вот такой сорокалетний есаул, имеющий за плечами иногда по двадцать лет выслуги в горячих точках и связи на самом верху среди тех, кто до генерала выслужился и его помнит, может класть на кого угодно с прибором.

– Вам кто эти документы выдал?

– Это документы прикрытия. Соображать надо.

– Соображаю. Перед тем как работать в чьей-то зоне ответственности, надо опознаться, сообщить о своем присутствии. Вы что, устав забыли?

– Мы не по уставу работаем.

– А вот сейчас вас сопроводим до комендатуры, пусть там с вами и разбираются. Мало мне тут духов непуганых, подавай еще своих… ухарей.

– Выйдите на Марку…

– Выйдем, выйдем. Из комендатуры. Если вы при всех правах, так извиняйте покорно, а если нет, так и нечего мне тут воду мутить.

И в этот момент справа гремит спасительный взрыв. В садике из камней и низкорослых местных горных сосен взрывается минометная мина…

– Твою мать, обстрел! Обстрел!

Командир морпехов бросается к своей машине. Казак сует документы.

– Уматывай, паря. Чтобы не видел тебя тут больше…