Текст книги "Эсеры. Борис Савинков против Империи"

Летом 1901 года эсеровскую типографию из Финляндии было решено перевести в Сибирь. У Зубатова был свой агент в московских кружках Аргунова, и звали его Евно Азеф. Зубатов верный своей тактике поощрения провокаций, ждал, пока Союз анархистов в Москве разрастется и тогда можно будет арестовать многих виновных и невиновных. Он любил говорить: «Мы вызовем вас на террор и раздавим». Зубатов не мог арестовать типографию Союза в Финляндии, имевшей автономию, но перевод ее в Сибирь менял дело. Самонадеянный статский советник очень любил играть с огнем и в итоге проиграл свою жизнь.

Типографию с особыми предосторожностями перевезли в Томск, конечно, под присмотром Летучего филерского отряда Медникова. Как только она начала печатать третий номер «Революционной России», Зубатов, который не мог этого допустить, приказал арестовать томскую и московскую эсеровскую группы. К концу сентября было арестовано несколько десятков революционеров и либералов. До суда из-за недостатка улик жандармы смогли довести только двенадцать эсеров, отправленных на каторгу в Сибирь. Многие из них бежали и впоследствии как члены Боевой организации участвовали в покушениях на великого князя Владимира Александровича, начальника дворцовой охраны Д. Трепова, московского градоначальника И. Шувалова, московского генерал-губернатора Д. Гершельмана.

Аргунов успел отправить за границу члена группы Марию Селюк со всеми материалами, и она вместе с товарищами смогла выпустить третий номер газеты «Революционная Россия». Арестовали только десятую часть подпольщиков и переговоры об объединении эсеровских групп в одну массовую партию только ускорилось. За границей, в Берлине, Берне, Париже, в течение двух месяцев эсеры смогли солидаризироваться во всем и утвердили программу и тактику новой революционной партии, которая сложилась из западной «Рабочей партии политического освобождения России», северного «Союза социалистов-революционеров», «Южной партии социалистов-революционеров», эмигрантских «Аграрно-социалистической лиги» и «группы старых народовольцев».

Социалисты-революционеры не считали, как недавно, в 1898 году, появившиеся социал-демократы Владимира Ульянова-Ленина, что только рабочий класс, пролетариат, является единственным революционным классом, готовым до конца бороться за социальную революцию. Эсеры говорили, что классовых различий между рабочими и мелкими собственниками нет, как нет и расслоения внутри крестьянства. Их революционная партия будет опираться на интеллигенцию, рабочих и крестьян, с ними она добьется поставленных революционных идеалов. Не классовая борьба, а борьба всех трудящихся против эксплуататоров. Эсеры считали, что общие закономерности капиталистического развития не распространяются на сельское хозяйство, считали, что достаточно «уравнительной социализации земли». Капиталистическое общество должно быть преобразовано эволюционным социалистическим путем, достаточно, что у власти будет стоять революционная партия. Толпу возглавляют герои, а основной метод борьбы с самодержавием – террор, который должен применяться очень широко. В январе Партия социалистов-революционеров объявила о своем создании, во главе с Центральным Комитетом, Центральным органом «Революционная Россия» и с девизом «В борьбе обретешь ты право свое». Ближайшей целью партии было объявлено свержение самодержавия, конечной – социалистическое переустройство империи. Средствами борьбы объявлялись пропаганда, агитация и террор. Многие эсеры были учениками автора теории героя и толпы, теоретика народничества Николая Михайловского, враги марксизма, утверждавшего, что «долг народу должны уплачивать кающиеся дворяне».

Получивший в 1901 году восемь лет сибирской каторги Александр Аргунов позднее вспоминал: «С 1902 года появляется более или менее правильно функционирующие местные органы, комитеты, группы эсеров, связанные общим центром, издаются руководящие печатные органы и партия начинает быстро завоевывать популярность». Теоретическим органом партии стал «Вестник русской революции», первый номер которого вышел в июле 1901 года в Париже. Лидерами партии социалистов-революционеров стали Г. Гершуни, М. Гоц, А. Гоц, М. Натансон, В. Чернов, Е. Брешко-Брешковская, позднее Б. Савинков, В. Зензинов.

Михаил Гоц, еще студентом Московского университета, был арестован в 1886 году, два года провел в тюрьме до суда, затем был выслан в Якутскую область. За участие в вооруженном сопротивлении садистом-тюремщиком в марте 1889 Гоц был осужден на бессрочную каторгу, в 1898 году возвращен под надзор полиции в центральную Россию. В 1900 году Михаил Гоц смог эмигрировать за границу и принял активное участие в создании партии эсеров. Он стал членом Центрального Комитета партии, курировавшим Боевую организацию и в 1906 году умер от заработанной в казематах чахотки. Его брат Абрам Гоц стал теоретиком эсеров, членом Центрального Комитета партии, активным членом Боевой организации. После отбытия восьмилетней каторги после разгрома первой русской революции Абрам Гоц возглавлял в 1917 году Всероссийский Центральный исполнительный комитет Советов.

Купеческий сын Марк Натансон, народник и один из организаторов знаменитой «Земли и воли», ссыльный каторжанин, и узник Петропавловской крепости, стал членом Центрального Комитета эсеровской партии, позднее возглавил левых эсеров и даже консультировал серба Гаврилу Принципа, как ему убить короля и дать повод к Первой мировой войне.

Золотым пером и главной литературно-пропагандистской силой партии эсеров стал тридцатилетний потомственный дворянин Виктор Чернов, уже десять лет печатавшийся в нелегальных изданиях. Бессменный член Центрального Комитета, Виктор Чернов и Михаил Гоц возглавили заграничную организацию эсеров и газету «Революционная Россия». Чернов стал теоретиком партии и разработал ее программу. Он провел первый эсеровский съезд 29 декабря 1905 года и много лет возглавлял партию, в 1918 году стал председателем всероссийского Учредительного собрания, разогнанного большевиками, возглавлял чехословацкий и кронштадский мятежи в Гражданской войне. «Революционная Россия» Виктора Чернова подводила новый идеологический фундамент под старое революционное мировоззрение, используя теоретический опыт западных социалистов.

В самом начале 1902 года в Россию вернулись Гершуни и Брешковская. Центром партийной работы стал Саратов. Оттуда названная «святым духом революции» Брешковская от имени партии эсеров совершала агитационные поездки по империи, объехала Вятскую, Вологодскую, Уфимскую, Пермскую губернии, Поволжье, юг и еще тридцать губерний. Нелегальный Гершуни ездил за ней, в Нижний Новгород, Самару, Саратов, Уфу, Воронеж и везде создавал партийные эсеровские группы. Один из его первых анонимных биографов писал после гибели Гершуни: «Эти поездки оставили в нем глубокое впечатление. Он впервые увидел своими глазами настроение русской деревни, русской революционной интеллигенции на местах и проникся еще большей верой в дело русской революции. Его письма и личные рассказы дышали такой восторженностью, таким подъемом, что представляли собой настоящий гимн Волги, ее природе, ее народу и грядущей русской революции». Знавшие его люди писали, что Гершуни – настоящий энтузиаст, обладавший колоссальной силой воздействия, производивший необычайное впечатление даже на жандармов и тюремщиков. Он быстро стал агитатором возрождения террористической борьбы, лично ненавидя Зубатова. Он писал своему другу: «Я далеко не аскет и совершенно не способен отрекаться от радостей жизни. Но никогда я эту радость не испытывал так поглощающее, никогда жизнь не ощущалась всем существом, и никогда не была так дорога, как теперь. Мое счастье так полно именно потому, что я из раба своей жизни стал ее господином. Такое счастье не временно, не преходяще. И когда думаешь, что тысячи людей добровольно несут на себе рабские цепи обывательской жизни, несут, не испытывая никакой радости, никакого смысла жизни, проклиная и эту жизнь, и эти цепи, и в то же время боясь сбросить их с себя, то только поражаешься, как люди способны сами отравить свою жизнь. Вы понимаете, что раз сбросив эти цепи, раз познав чувство не раба, а господина своей жизни, пошлая обывательская жизнь, полная компромиссов, бесцельной и пошлой тяги-лямки, отнимающей все время, что эта жизнь больше не может привлекать. Я сделал свою жизнь счастливой и бросил то, что всегда унижало и давило меня, – то, что глупцы и пошляки называют «хорошим положением». Год моей теперешней жизни дает мне удовлетворения больше, чем десятки лет прежней. Это я говорю вам после двухлетнего испытания. Не думайте, что я увлекаюсь, что я не предвижу естественного конца. Я знаю, что я лично ничего не изменю, что, быть может, я даже не увижу изменения. Но еще больше я знаю, что по этому же пути неизбежно пойдет большинство, и оно изменит. При всем страстном желании пробыть в деле как можно дольше, момент «ликвидации» ожидается с тем естественным спокойствием, с каким приходится ожидать все неизбежное. Помните же, ни сомнений, ни колебаний не только в неизбежности выбранного мною пути, но и в том, что только этим путем можно спасти от гнета и нищеты народ – у меня нет».

Департамент полиции посылал по империи циркуляры о розыске Гершуни и Брешковской, которые давно перешли на нелегальное положение: «Департамент полиции придает первостепенное значение аресту Гершуни и Брешковской, а потому предлагает принять все находящиеся в распоряжении полиции меры к их розыску». Если бы Лопухин и Плеве знали, что созданная партия эсеров станет почти могильщиком самодержавия, они бы сделали все возможное и невозможное, чтобы поймать всех руководителей первой массовой революционной партии. В начале 1902 года полицейские и жандармы читали в распространенном по империи третьем номере «Революционной России» сообщение о появлении у монархии грозного внутреннего врага: «Ближайшей задачей Партии является борьба с самодержавием во имя политической свободы, для завоевания свободных конституционных форм государства, при существовании которых Партия получит возможность открыто бороться за свои дальнейшие цели коренного переустройства общества на социалистических началах. Пропаганда и агитация во имя этой ближайшей цели ведется Партией сообразно с наличностью окружающих условий во всех слоях населения, заинтересованных в свержении самодержавия. Главное внимание /Партия обращает на деятельность среди промышленных рабочих крупных центров и интеллигенции. В среде интеллигенции Партия концентрирует свою пропагандистскую и агитационную деятельность на учащейся молодежи, этом главном источнике социалистической интеллигенции. С так называемой либеральной интеллигенцией Партия, в виду общей ближайшей цели, вступает в союз, не поступаясь своими конечными идеалами. Рабочий класс, в особенности в лице его передового слоя, сконцентрированного в крупных городах и промышленных центрах, составляет главную опору партии. Деятельность среди рабочих выражается в печатной и устной пропаганде социализма и политического освобождения и организации революционных союзов и групп. Партия с полной готовностью идет навстречу существующим уже отдельным личностям или группам интеллигенции и крестьянства, ставящим себе целью революционную деятельность в деревне. Признавая в принципе неизбежность и целесообразность террористической борьбы, Партия оставляет за собой право приступить к ней тогда, когда, при наличии окружающих условий, она признает это возможным».

Летом 1902 года тысяча эсеров начала партийную работу в соответствии с программой в интеллигенции, в народе, в городе, в деревне, в обществе, в армии, одновременно действуя агитацией, пропагандой и террором. Новая революционная партия должна была на практике доказать возможность и целесообразность своей деятельности. У нее все получилось, кроме захвата власти.

Terror на латинском языке означает страх. Это политика систематического устрашения противников вплоть до их физического уничтожения. Таким был «белый террор» после реставрации Бурбонов во Франции. Неслыханной лютостью отличался террор Тьера против Парижской Коммуны в 1870 году. Кроме массового террора практиковался индивидуальный террор против отдельных представителей власти, против глав государств. Основным средством борьбы с действующей самодержавной монархией эсеры стали считать индивидуальный террор. Они даже не могли предполагать, что их политические убийства проложат дорогу колоссальному террору победивших империю большевиков-ленинцев против всех и вся во время Гражданской войны 1918–1921 годов, который будет копироваться с террора времен Робеспьера.

Партия социалистов-революционеров связала террор с массовым революционным движением, но не хотела повторить судьбы «Народной воли». Они решили сделать свой террор совершенно автономным и самостоятельным, чтобы защитить его от провалов. Центральный комитет партии определял только объекты покушения и выделял на него деньги. Всем остальным занимался Григорий Гершуни, который создал боевую группу, которая совсем скоро была названа Боевой организацией партии эсеров. Гершуни был убежденным террористом, умным и хитрым, с железной волей и удивительной способностью воздействовать на окружающих. Его почти гипнотический взгляд и убедительная речь привлекали к нему людей, становившихся его горячими сторонниками, подчинявшимися ему всецело и беспрекословно. Зубатов довольно быстро определил, что созданная партия эсеров, которую он надеялся убить одним ударом, может и сама убить самодержавие. За голову Гершуни была назначена большая денежная награда. Л. Меньщиков, полуохранник и полуреволюционер, служивший под началом Зубатова и в Московском охранном отделении и в Особом отделе Департамента полиции, писал о Гершуни: «Имя этого революционера общеизвестно. Его похороны в Париже собрали десятки тысяч интернационалистов. Правительство начало сводить с ним счеты давно. В конце девяностых годов он находился в руках Зубатова, который тогда уже знал ему цену. Арестованный в Минске, Гершуни был доставлен в Москву «для увещеваний». Целыми днями длились споры двух прирожденных конспираторов. Сколько казенного чая было выпито! В конце концов Зубатов, с присущей ему самоуверенностью вообразил, что он сумел убедить Гершуни в необходимости оставить революционную деятельность и отпустил его на свободу. Гершуни немедленно перешел на нелегальное положение. Вскоре последовали убийства министра внутренних дел Сипягина и губернатора Богдановича, приказавшего стрелять в бастовавших рабочих. Никто из опытных охранников не сомневался, что это дело рук Гершуни, но последний умел носить «шапку-невидимку». Полиция сбивалась с ног, разыскивая его, она им бредила».

Центральный комитет партии эсеров утвердил политические приговоры «особенно одиозным представителям царизма» – министру внутренних дел Сипягину, обер-прокурору Синода Победоносцеву, уфимскому губернатору Богдановичу и харьковскому губернатору Оболенскому. Список столпов самодержавия у социалистов-революционеров был большой и приближать русскую революцию начала грозная Боевая Организация партии.

Соратники и современники Гершуни называли романтиком революции с очень пылкой фантазией, мастером своего дела по организации политических убийств, которые он старался проводить с внешним блеском и красотой исполнения. Все детали покушений Гершуни продумывал досконально и безупречно. Для самого руководителя Боевой Организации не было ничего выше любимого революционного дела и он колоссально влиял на товарищей своим примером, своей верой и непоколебимой волей. Он весь, со всеми своими помыслами служил будущей революции, в любой момент готовый отдать за нее свою жизнь и, конечно, ее отдал. Он мог в течение месяца для организации террористического акта объехать Москву, Саратов, Тамбов, Самару, Петербург, Орел, Екатеринослав, Ростов-на-Дону, Харьков, Чернигов, Киев, Одессу, Кишинев. Его ловили по всей территории охранники, жандармы, полицейские, и даже зная его внешность и примерный маршрут, не могли поймать.

План покушения Сипягина Гершуни разрабатывал со своим очень талантливым помощником Мельниковым. Дмитрий Сипягин, бывший студент Петербургского университета, с 1894 года служил заместителем министра и управляющим министерства внутренних дел. В 1900 году Николай II назначил его министром и он почти инициировал проведение карательных мер против участников рабочего, студенческого и крестьянского движений, быстро стал вдохновителем русификаторской политики на национальных окраинах. Сергей Витте несколько раз говорил Сипягину, что он принимает очень резкие меры по отношению не только к революционерам, но и обычным либералам, которые ни какой пользы монархии не приносят, а только сильно восстанавливают общество против самодержавия, даже его самые умеренные и благонамеренные слои. Сипягин ответил товарищу по Кабинету министров: «Может быть, ты и прав, но иначе поступать я не могу. Наверху находят, что те меры, которые я принимаю, недостаточны, что нужно быть еще более строгим». Говоря там, Сипягин почему-то в отставку не подавал, а петербургским студентам заявил, что если они сделают попытку уличной манифестации, он «потопит Петербург в крови». Эсеры решили убить первым Сипягина.

Осенью 1901 года Гершуни принял в свою Боевую Организацию дворянина Степана Балмашева, родившегося в семье ссыльного народовольца 3 апреля 1881 года, в день казни Андрея Желябова, Софьи Перовской и Николая Кибальчича. Студент Киевского университета восемнадцатилетний Балмашев за участие в студенческих забастовках министрами Боголеповым и Сипягиным был отдан в солдаты в числе двухсот других студентов. Под давлением общества студентов из армии уволили, но продолжать учебу, конечно, не дали многим из них. В Киеве Балмашев организовал «Союз социалистов», который быстро вошел в украинскую организацию социалистов-революционеров. Товарищи говорили о его наследственном революционном темпераменте, исключительной силе воли, отваге и впечатлительности.

Подготовка к покушению происходила в Финляндии. Гершуни для истории попросил Балмашева написать свою биографию и мысли о методах борьбы с самодержавием. Боевики нервничали и Башмашев, одетый в офицерскую форму, только в петербургском поезде заметил, что забыл в Финляндии саблю, необходимую часть военной формы, и успел по дороге купить новую.

2 апреля 1902 года в полдень одетый в форму адъютанта Балмашев на лихаче подъехал к Мариинскому дворцу Петербурга, где, по данным Гершуни, на совещании Кабинета министров находился Сипягин. Адъютант Балмашев сказал охране, что прибыл к министру внутренних дел из Москвы с пакетом от генерал-губернатора и великого князя Сергея Александровича. Сипягина еще не было, и боевик остался ждать его в вестибюле Мариинского дворца. Блестящий флигель-адъютант держался совершенно спокойно и уверенно и не вызвал никаких подозрений. В час дня в Мариинский дворец прибыл с охраной Сипягин. Ему доложили, что в приемной министра ждет специальный курьер от великого князя. Несколько удивленный Сипягин подошел к Балмашеву и протянул руку за пакетом. Боевик левой рукой передал ему пакет с приговором Боевой Организации, а правой рукой быстро выхватил браунинг и застрелил министра внутренних дел империи.

Балмашев не сделал никакой попытки бежать и заявил задержавшей его охране, что он казнил Сипягина по приговору Партии социалистов-революционеров. Он гордо и мужественно держался на быстром суде и на всю монархию заявил, что «мои сообщники – правительство во главе с царем, и место им здесь, на скамье подсудимых». Его хотели склонить написать прошение о помиловании на имя царя, чтобы снизить впечатление от террористического акта в обществе, но ходивший к нему в камеру Петропавловской крепости начальник Департамента полиции доложил в Зимний, что «натолкнулся на скалу». Балмашев сказал главному полицейскому: «Вам гораздо труднее меня повесить, чем мне умереть. Я не хочу от вас никаких милостей. Единственное, о чем я вас могу попросить, так это выбрать веревку покрепче, потому, что вы и вешать как следует не умеете приговоренных вами к смерти».

Степана Балмашева повесили 3 мая 1902 года на рассвете во внутреннем дворе Шлиссельбургской крепости и в обществе тут же узнали обо всех подробностях первого политического убийства партии социалистов-революционеров и о том, что член Боевой Организации до самого мучительного конца держался спокойно и мужественно.

Убийство столпа самодержавия вызвало колоссальный резонанс в империи и вызвало одобрение или сочувствие даже у левых кругов либеральной буржуазии. Идеи террора стали распространяться среди революционно настроенной интеллигенции, и в партию эсеров вступили еще около тысячи человек. Общество заволновалось, читая прокламацию новой революционной партии, в которой впервые прозвучали слова «Боевая Организация партии социалистов-революционеров», которая об убийстве министра внутренних дел заявила, что «По делам вашим воздастся вам». Охранка попыталась захватить в Саратове помощника Гершуни Мельникова, но отчаянный боевик отбился от местных филеров только кинжалом, не став ни кого убивать, и исчез, уронив в схватке сверток с листовками о казни Сипягина эсерами. Сам Гершуни, несмотря на тотальные полицейские проверки, оставался в Петербурге, где приготовил убийство обер-прокурора Синода Победоносцева на похоронах Сипягина, но тот под усиленной охраной оставался в своем доме на Литейном, и никуда не выходил. Гершуни подготовил двух боевиков для убийства Победоносцева в Синоде, приготовив для них форму генерал-адъютанта и гимназиста, но они были выданы Зубатову Азефом, ставшим членом Боевой организации.

Гершуни писал в листовке об убийстве Сипягина: «Люди, готовые своей жизнью пожертвовать за благо народа, сумеют достать врагов этого народа для совершения над ним правого суда». Выдающийся эсеровский публицист В. Зензинов писал в партийной газете, почему Балмашев не сделал даже попытки скрыться с места убийства и принес себя в жертву: «Для нас, обуславливающих общественное служение самоценностью человеческой личности, вопрос о терроре был самым страшным, трагическим, мучительным. Как оправдать убийство и можно ли вообще его оправдать? Убийство при всех условиях остается убийством. Мы идем на него, потому что правительство не дает нам никакой возможности мирно проводить нашу политическую программу, имеющую целью благо страны и народа. Но разве этим можно оправдать убийство? Единственное, что может его до некоторой степени если не оправдать, то субъективно искупить, это принесение при этом в жертву своей собственной жизни. С морально-философской точки зрения акт убийства должен быть одновременно и актом самопожертвования».

Сергей Слетов, сам отчаянный боевик, писал о Гершуни после первого акта его Боевой Организации: «Он бодр и жизнерадостен и весь дышит первым и крупным успехом. В начале было дело, говорит он. Гордиев узел разрублен, террор доказан и начат. Все споры излишни. Пора выступать молодежи. Пусть грешат против конспирации, ибо время не ждет. Дана команда: все наверх. Начался новый решающий период борьбы, когда надо уметь все поставить на карту, не считаясь с тем, что это вызовет жесточайшие депрессии». В империи после казни Балмашева эсерами в тысячах экземпляров была распространена листовка, которую читало все общество:

 
«Ночью товарищ погиб, -
Жить ему стало невмочь.
Труп его свежий зарыт
В ту же зловещую ночь.
 
 
С другом надежным сойдись,
Острый клинок отточи,
Нужно не плакать, а мстить –
Мстить за погибших в ночи».
 

Центральный комитет партии социалистов-революционеров в своей газете объявил Боевую Организацию своим партийным органом, ответственным за «ведение всей террористической работы». Уже в седьмом номере «Революционная Россия» опубликовала программную статью «Террористический элемент в нашей деятельности»:

«Мы – за применение в целом ряде случаев террористических средств. Но для нас террористические средства не есть какая-то самодовлеющая система борьбы, которая одной собственной внутренней силой неминуемо должна сломить сопротивление врага и привести его к капитуляции. Для нас террористические акты могут быть лишь частью этой борьбы, частью неразрывно связанной с другими частями. В этой живой органической связи они и черпают всю свою силу, все свое значение. Они должны быть связаны с целым, должны быть переплетены в одну целостную систему со всеми прочими способами партизанского и массового, стихийного и целенаправленного напора на правительство. Террор – лишь один из родов оружия, находящийся в руках одной из частей нашей революционной армии. Это – только один из технических приемов борьбы, который лишь во взаимодействии с другими приемами может проявить все то действие, на которое мы рассчитываем. Лишь дополнить и усилить мы хотим массовую борьбу смелыми ударами боевого авангарда, попадающими в самое сердце вражеского лагеря. Террористические удары должны быть делом организованным. Они должны быть поддержаны партией, регулирующей их применение и берущей на себя нравственную ответственность за них. Согласно решению Партии социалистов-революционеров, из нее выделилась специальная Боевая Организация, принимающая на началах строгой конспирации и разделения труда исключительно деятельность дезорганизационную и террористическую. Эта Боевая Организация получает от партии и ее центра общие директивы о выборе времени для начала и приостановки военных действий и относительно круга лиц, против которых эти действия направляются. Во всем остальном она наделена самыми широкими полномочиями и полной самостоятельностью она связана с партией только через центр и совершенно отделена от местных комитетов. Она имеет свою обособленную организацию, особый личный состав, по условиям самой работы крайне немногочисленный, отдельную кассу, отдельные источники средств. Эта Боевая Организация берет всецело на себя роль охранительного отряда. Поэтому местные комитеты более чем когда-либо, получают полную возможность посвятить все свои силы, всецело отдаваться творческой работе – пропаганде, агитации, подготовке к устройству демонстраций, организации рабочих масс в городе и деревне, вербовке той великой социалистической армии труда, непрерывной рост которой служит для нас вернейшим залогом победы».

Гершуни подписал особое «Партийное соглашение» с Центральным комитетом партии, о разграничении полномочий. В технике ее работы он довел до крайности принципы обособленности и конспирации, окутал непроницаемой тайной ее предприятия. Свой штаб в апреле 1902 года организовал в Киеве. В центральной конспиративной квартире под видом прислуги действовала Брешко-Брешковская. Через Киев шла переписка всех боевиков и осуществлялась связь с заграничной эсеровской группой, по адресам непричастным к делам партии лиц. В Киеве помощник Гершуни Мельников создал склад оружия и нелегальной литературы.

Под влиянием эсеровской пропаганды крестьяне деревни Лисичьей Константиноградского уезда полтавской губернии в марте 1902 года выступили против своих помещиков, расстраивавшихся оттого, что ни как не могли забрать у своих бывших крепостных весь оставшийся у них чернозем. Они забрали из амбаров хлеб и разграбили дворянское имущество. Волнения быстро охватили уезды Полтавской, а затем Харьковской губерний, а затем еще почти двести сел с населением около ста пятидесяти тысяч человек. Крестьяне требовали отнимаемой земли и уменьшения невообразимых налогов, которые невозможно было выплатить десятилетия. Их попытались успокоить харьковский и полтавский губернаторы, приезжал только что назначенный министр внутренних дел Плеве. В волновавшиеся украинские губернии были брошены десять тысяч солдат регулярной армии.

Судили более тысячи крестьян и почти всех приговорили к тюрьме. Даже судьи понимали, что сотворили неправое дело и обратились в Петербург с ходатайством о смягчении меры наказания для 761 осужденного крестьянина, и оно было удовлетворено, оставив людям по пол года тюрьмы. Само собой, монархия вместо уменьшения налогов оштрафовала крестьян почти на миллион рублей и это была колоссальная сумма. По всей империи говорили о жестокой расправе и порке сотен крестьян харьковским губернатором князем И. Оболенским. Центральный Комитет партии эсеров постановил казнить князя за издевательства над народом. Листовки социалистов-революционеров писали, что «крестьяне не делали никаких буйств и бесчинств, никого не били и не убивали. Только если помещик не соглашался отдать добром, так отбирали насильно. Не чужое, не помещичье добро брали они, а только возвращали себе свое, добытое потом и кровью, несправедливо присвоенное помещиком. Какие же они грабители».

Сначала убивать Оболенского должен был студент Каляев, только что принятый в Боевую Организацию по рекомендации Бориса Савенкова, но затем Гершуни решил, что убийцей должен быть крестьянин-рабочий. Екатеринославский крестьянин Фома Кочура, работавший столяром в Киеве, уже почти год был членом партии эсеров. По его личной просьбе Гершуни вызвал Кочуру в Харьков и принял в Боевую организацию.

29 июля 1902 года губернатор Оболенский с женой посетил харьковский драматический театр. Около десяти часов вечера, после окончания спектакля, Оболенские среди многочисленной публики прогуливались в городском саду. К губернатору быстрыми шагами подошел Качура и дважды выстрелил в него из браунинга. Он боялся попасть в шедшую с князем под руку даму и только контузил губернатора. Он попытался выстрелить еще раз, но его за руку схватила и отвела ее вниз губернаторша, и тут же на столяра налетела охрана во главе с полицмейстером, которого Качура ранил. Качура назвал себя членом Боевой организации Партии социалистов-революционеров и в его кармане охранники нашли ее приговор губернатору. Эсеры выпустили прокламации и даже брошюру «Почему стреляли в харьковского губернатора». Кочуру эсеры назвали «народным героем». Его перевезли в Петербург и в Шлиссельбурге он выдал охранникам все, что знал об эсерах. В Киеве и Харькове прошли аресты тех, кто не перешел на нелегальное положение.

В январе 1903 года в Киеве охранники Александра Спиридовича, бывшего офицера Зубатова, со второго раза смогли арестовать помощника Гершуни двадцатипятилетнего Михаила Мельникова. Мещанин из Селенгинска, Мельников поступил в петербургский горный институт, был из него отчислен министрами Боголеповым и Сипягиным, был отдан под надзор полиции, тут же вступил в партию эсеров и перешел на нелегальное положение. За арест Мельникова Киевское охранное отделение Спиридовича было поощрено наградами и премиями. Сам начальник отделения Спиридович писал, что Гершуни был осторожен до крайности, хотя и сам, как умелый аптекарь, отравлял пули из браунинга стрихнином. Гершуни, он же «Федор Петрович», «Брентов», «Кауфман» имел несколько паспортов и казался неуловимым. Зубатов еще в Москве ввел обязательное фотографирование и дактилоскопирование задержанных и фото руководителя Боевой Организации были разосланы по всем охранным отделениям, жандармским управлениям, пограничным пунктам. За его арест была объявлена премия в пятнадцать тысяч рублей, и это были очень большие деньги, которые в итоге сыграли свою, как всегда, мощную роль. По всей империи задерживали и с трудом отпускали похожих на Гершуни людей. Зубатову удалось арестовать одну из членов Боевой организации Людмилу Ременникову с товарищами, но она никого не выдала и на суде, как писали эсеровские листовки «держалась стойко и мужественно». В конце марта 1903 года империю потрясла Златоустовская бойня, виновной в которой был очередной безнаказанный губернатор.