Текст книги "Второе дело Карозиных"

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

На этот раз задержался Никита Сергеевич, однако, когда он прибыл наконец домой, предвкушая, как сообщит Катеньке о том, что буквально через несколько дней появится и у них модное чудо техники, выяснилось, что Катенька дома не одна, в гостях у нее Анна Антоновна Васильева. Об этом лакей сообщил хозяину еще у самых дверей, причем с самым недовольным видом – слуги не поощряли занятия Катенькиной родственницы разными магическими учениями. А уж о том, что у Анны Антоновны есть такое увлечение, знала вся Москва, и в первую очередь слуги.

Не скажем точно, когда у Анны Антоновны появился столь странный интерес, но люди просвещенные подобные занятия спиритизмом и прочей чертовщиной отчего-то не осуждали, а даже и наоборот – не прочь были и сами позаигрывать с нечистью. Это стало даже будто в моде, навроде увлечения разными чудесами быстро развивающегося прогресса, да хоть вот того же телефона. Что же до Никиты Сергеевича, то он хоть и причислял себя к людям просвещенным, и надо сказать, вполне заслуженно, однако ко вдове Васильевой, а именно так он ее и называл за глаза, относился с тем же неприятием, как и его слуги, о чем свидетельствовали хмуро сдвинутые к переносице брови Никиты Сергеевича при известии о том, что эта особа сейчас в гостиной с его Катенькой.

Впрочем, вдова так же не была в восторге от Никиты Сергеевича, более того – она прекрасно знала о его чувствах к ней, но поскольку они оба просто-таки обожали Катеньку, то и избегали открытых конфронтаций. До сего момента.

– И о чем это они там шушукаются? – недовольно проворчал Карозин себе под нос, употребив презрительное «шушукаются» только из-за неприязни к Анне Антоновне. И даже не хотел к ним идти. Но пришлось, победило чувство гостеприимства, да еще и желание это «шушуканье» нарушить.

Пока же Никита Сергеевич идет в гостиную, скажем, что в прошлом расследовании Анна Антоновна во многом Катеньке помогла, однако на этот раз хозяйка литературного салона была приглашена отнюдь не для консультации по магии. Как было уже вскользь отмечено, Анна Антоновна принимала у себя по четвергам самую разнообразную публику, оттого и была в курсе самых разнообразных слухов, ходивших по Первопрестольной. Катенька еще нынче утром просила ее в записке приехать к обеду, намереваясь кое-что узнать у родственницы о смерти графини К. Впрочем, этому своему намерению Катенька не изменила и даже наоборот – теперь, после всего, что она узнала от Вавилова, ей еще сильнее захотелось пообщаться с Анной Антоновной.

Дамы расположились в креслах. Едва Карозин вошел в комнату, обе они замолчали, но этому молчанию явно предшествовала оживленная беседа. Карозин насупился и посмотрел на вдову. Госпожа Васильева, одетая в очаровательное муаровое платье нестерпимо яркого цвета, сшитого по последней парижской моде, вся в бантиках и рюшечках, с высокой прической, благоухающая и подрумяненная чуть ли не через меру, показалась ему неприятной. Впрочем, она всегда ему такой казалась. Карозин еле сдержался, чтобы не поморщиться от всего этого великолепия, но заставил себя улыбнуться и проговорил с самым любезным видом:

– Анна Антоновна, вот и вы… Как всегда красивая и как всегда нарядная.

Катенька метнула на него испепеляющий взгляд, как бы говоря: «Ну, Никита, это уж чересчур!» Карозин же, вдруг озлившись на жену, только воинственно выставил вперед подбородок.

– Ах, Никита Сергеевич, – театрально воскликнула вдова, усмотрев в его словах насмешку, и не удержалась от ответной реплики, произнесенной, впрочем, так же самым любезным тоном: – Отчего это всегда, как вы появляетесь, исчезает атмосфера… abandon… или как это по-русски? Да-да, непринужденности?

– О чем это вы? – прищурился Карозин на вдову.

– Катенька, ты уж извини, голубка, – не обращая внимания на Никиту Сергеевича защебетала Анна Антоновна, – но мне пора.

– А как же обед? – пролепетала расстроенная сценой Катенька.

– Ничего, ничего, голубка, – ласково проворковала Анна Антоновна и, поднявшись из кресла, потрепала Катеньку по нежной щечке. Карозин все-таки поморщился при виде этого жеста. – Как-нибудь в другой раз. Не провожай, – добавила она в ответ на Катенькино движение. И, метнув на Никиту Сергеевича насмешливый взгляд, с достоинством вышла из комнаты.

– Как тебе не стыдно, Никита? – горько спросила Катенька. – Зачем ты ее обидел?

– Ничего подобного, – заупрямился муж, – это она меня обидела, разве ты не слышала? А я так только сказал ей комплимент! – Карозин все еще злился.

– Но каким тоном! – возразила на это супруга.

– Ну, знаешь, Катя, придираться к тону!.. – но он не договорил, потому что Катя порывисто встала из кресла и уже в дверях, обернувшись, проговорила с холодностью:

– Я обедать не хочу, я устала. Я спать иду, – и точно с таким же достоинством, как давеча Анна Антоновна, покинула гостиную.

– Черт знает что такое! – в сердцах выругался несчастный профессор и тоже передумал обедать.

Вместо этого он заперся в своем кабинете и просидел там полночи, только раз выйдя оттуда, чтобы распорядиться насчет холодной закуски и вина. Катерина же Дмитриевна вовсе из своей спальни не показывалась. Однако спать она легла вряд ли раньше мужа. И ей было над чем поразмыслить.

О дурном поведении супруга думать совершенно не хотелось, поэтому Катенька усилием воли отогнала все мысли о муже, оставив только одну: «Никита ведет себя, как эгоистичный ребенок. А раз так, то следует его наказать, пусть осознает неправильность своего поведения и сам же принести извинения. Это будет справедливо». Успокоившись таким образом, Катенька вздохнула и стала думать о другом.

Перво-наперво следовало упорядочить полученные сведения, а затем, обобщив их, сделать выводы, которые, в свою очередь, должны были подсказать, с какой стороны начинать расследование. После же необходимо было составить план действий, именно так и должны поступать сыщики, а Катерина Дмитриевна причислить себя к таковым имела уже все основания.

Анна Антоновна только подтвердила все слухи о графине, так что беседа с точки зрения пополнения данных была бесполезна. Однако Анна Антоновна добавила, что, по слухам, князь Ухтомский собирается будто бы тоже нанять какого-то сыщика, но Катеньку это сообщение никак не заинтересовало. Может, и зря.

«Итак, что мы имеем?» – спросила она себя, оказавшись в тишине своей комнаты. Ответ напрашивался сам собой – имеем мы отравление, причем самое загадочное. Наличествует даже подозреваемый – некто Штайниц. Как его найти? Это вопрос, требующий внимания. Единственная возможность хоть что-то узнать об этом субъекте – это m-le Федорцова, остановившаяся в номерах «Англии». Катерина Дмитриевна была уверена, что если найти к этой особе правильный подход, она расскажет о молодом брюнете с нафиксатуаренными усами. Но вот в чем этот подход заключался и как его найти? Над этим вопросом Катенька ломала голову больше всего.

Она продолжала размышления на эту тему и пока горничная помогала ей раздеваться, и даже тогда, когда уже легла в постель, но ответ на него, как и весь план дальнейших действий появился у Катерины Дмитриевны только на следующее утро. Она просто открыла глаза, сладко потянулась, посмотрела на потолок и в этот момент поняла, что план составлен. Катенька улыбнулась и бодро встала с постели.

* * *

– Катя, – сказал бледный и расстроенный супруг, выпроводив слугу из столовой, едва туда вошла Катерина Дмитриевна, – это невыносимо, что ты со мной делаешь? – и вперил в Катеньку мучительный взгляд.

Однако Катерина Дмитриевна решила проявить твердость характера и никак не отреагировала на вопрос мужа.

– Катя! – взмолился несчастный муж. – Ну что же это творится?

– А то, – наконец подала голос жестокая, – что ты, мой друг, ведешь себя самым странным образом. Я бы даже сказала, что ты ведешь себя глупо и эгоистично.

– Ну пусть, пусть это так! Я признаюсь! Но зачем же меня так мучить? – он протянул руку, чтобы коснуться ее тонких пальцев, но сердитый Катенькин взгляд его остановил. – Катя…

– Никита, мне кажется, сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Оставим это, – сказано это было самым равнодушным тоном.

Карозин насупился. Катенька поняла, что переборщила со строгостью и добавила уже мягче:

– Оставим это до вечера. Вечером поговорим обо всем.

– Нынче вечером? – с надеждой уточнил супруг.

– Обещаю, – ответила Катенька и слегка даже улыбнулась одними губами. Но Никита Сергеевич был рад и такой улыбке, он сразу повеселел, взбодрился и, просияв, заговорил оживленно:

– Я буду к обеду! Я вот только к Мальцеву заеду. Он ведь болен. Я не говорил тебе? – Катя покачала головой.

– Ты от меня поклон передай, – попросила она, так как как знала Ивана Петровича и испытывала к нему самые добрые чувства. – Надеюсь, его болезнь излечима?

– Более того, я очень подозреваю, что он зазвал меня к себе нынче под предлогом своей болезни только за тем, чтобы в очередной раз обсудить предстоящие экзамены. Ты же знаешь, как он любит мучить студентов! Он и в воскресенье не может успокоиться. Предстоящая экзаменовка так и будоражит его воображение. И так всякий раз. Кроме меня там, правда, будет еще несколько человек… Словом, к обеду я буду!

– Хорошо, хорошо, – ответила Катенька, проводив его взглядом. И не удержалась от шаловливой улыбки.

После завтрака Катерина Дмитриевна переоделась и собралась было в церковь, но тут доложили, что внизу ее дожидается какой-то господин. Лакей подал визитку и небольшой розовый конверт, по которому Катенька без труда определила, что это записка от Лидии Михайловны.

– Проводи в малую гостиную, – сказала она слуге, а сама, мельком взглянув на визитную карточку, ничего ей еще не говорящую, вскрыла конвертик и углубилась в чтение записки.

Записка была такого содержания:

"Дражайшая Катерина Дмитриевна! Прошу прощения за доставленные Вам и Вашему супругу хлопоты, но обстоятельства таковы, что я вынуждена отказаться от Вашей помощи. Подробности сообщит господин Ковалев.

С уважением, Л. Мелихова.

P.S. Господин Ковалев настоящий сыскной талант, его примечает сам генерал-губернатор. Катерина Дмитриевна, выслушайте этого человека и, если сможете, окажите ему всяческое содействие. Его порекомендовал князь Ухтомский. Видимо, без огласки не обойтись".

Катенька, дочитав, нахмурилась. Что же это такое, недовольно подумала она, при чем здесь «сыскной талант»? А как же она? И вообще, что все это значит? Она посмотрела на визитку. Скромная белая карточка, на которой черным шрифтом напечатано:

«Ковалев Сергей Юрьевич, коллежский советник».

Катенька вздохнула. Что ж, делать нечего, посмотрим, что за коллежский советник такой на нашу голову. Катенька, все еще хмурясь, спустилась в малую гостиную, где дожидался неожиданный визитер.

Едва она вошла в комнату, Сергей Юрьевич, стоявший у окна, порывисто повернулся и Катенька даже несколько оторопела при взгляде на него. Бог знает, что именно она ожидала увидеть, но этот молодой господин никак не соответствовал ее ожиданиям. Во-первых, он был, как мы уже сказали, молод – слегка за тридцать, во-вторых, одет он был просто, но не без изящества – никаких мундиров, серый сюртук, черные брюки, высокие накрахмаленный воротничок и черный галстук, повязанный по последней моде. Это был высокий и стройный жгучий брюнет с яркими синими глазами, с высоким бледным лбом, с прямым носом, с превосходно обрисованными твердыми губами, в углах которых залегла жесточинка, с чуть заметной ямочкой на дерзком подбородке. Взгляд его был насмешлив и откровенен одновременно, что, видимо, несколько и смутило Катеньку.

– Добрый день, – сказала она холодно, почти сразу же взяв себя в руки и не желая показывать своего смущения.

– Катерина Дмитриевна? – скорее уточнил, нежели спросил гость и поклонился. – Прошу прощения за столь ранний визит. Ковалев Сергей Юрьевич, коллежский советник и сыщик канцелярии генерал-губернатора, – представился он с легкой улыбкой, которая могла бы показаться усмешкой.

– Я получила записку Лидии Михайловны, – ответила на это Катенька. – Чем могу быть вам полезна? – и села в кресло.

– Позволите? – Сергей Юрьевич присел на диванчик. – Катерина Дмитриевна, о вашем муже говорят самые лестные вещи и мне, право, неловко вот так вмешиваться в его расследование, – он потупился, а Катенька ему не поверила. Больно уж самолюбив был этот господин, это слишком бросалось в глаза.

– Но дело в том, что обстоятельства изменились, – продолжил Ковалев, не дождавшись от Катеньки никакого ответа, и посмотрел теперь уже открыто ей в глаза.

– Говорите, господин Ковалев, – произнесла Катенька. – Только давайте не будем тратить время на извинения.

– Хорошо, – он снова слегка усмехнулся. – Будем говорить по существу. Вы в курсе обстоятельств дела, не так ли? – Катенька кивнула. – И знаете, что Лидия Михайловна хотела избежать какой бы то ни было огласки. Но дело в том, что сегодня ночью скончался нотариус графини К. – Катенька закусила губки. – Несчастный случай, – продолжил Ковалев. – А несчастный случай всегда подозрителен. Кроме того, из его конторы исчезли кое-какие бумаги, имеющие самое непосредственное отношение к кончине графини. Вам ведь известно, что завтра должны были огласить ее завещание? – Катя слабо кивнула, уже понимая, к чему клонит этот чиновник, и так же хорошо понимая, что расследование, в таком случае, не ее дело. – Как вы уже поняли, – не без удовлетворения заметил Ковалев, внимательно наблюдая за Катенькой, – как раз завещание графини и исчезло из бумаг нотариуса. Не одно оно, кончено, но думаю, прочие исчезнувшие бумаги лишь слабая попытка замести следы. А как вам кажется?

– Пожалуй, вы правы, – проговорила Катя. – А что копия?

– Копия, – довольно кивнув головой, ответил Ковалев, – хранящаяся в доме графини К., также исчезла.

– Да, вероятно, это связано, – задумчиво промолвила Катенька.

– Вероятно, – подтвердил Ковалев.

– А что же вы хотели от моего мужа? – удивилась, наконец, Катенька. – Вам незачем было обременять себя визитом. Достаточно было записки Лидии Михайловны…

– Катерина Дмитриевна, – сказал на это Ковалев, – ведь это не ваш муж, а вы решились расследовать это дело, не так ли? Я угадал?

Катенька потупилась. Откуда этот ловкий чиновник мог об этом узнать?

– Здесь нет никакого секрета, – мягко добавил Ковалев. – Достаточно увидеть вашего мужа и вас, чтобы понять, кто действительно сыщик.

– Вот как? – Катя приподняла брови и посмотрела на Ковалева с вызовом. Что это, комплимент ей или оскорбление Никите?

– Вы меня, конечно, не помните, – улыбнулся Ковалев и его синие глаза заблестели еще ярче. – Но я вас помню прекрасно. И вашего супруга. Мы встречались на балу у банкира Полякова. В прошлом году. Я думаю, что тот случай с колье генеральши Соловец, это тоже ваша заслуга, не так ли?

– Да, – вздохнула Катенька. – И что же?

– Вот поэтому я к вам и приехал. Мне хотелось узнать, что вы думаете об этом деле и как намеревались поступить?

– Вам что же, нужен мой совет? – не без иронии спросила Катенька.

– Если угодно, то так, – Ковалев кивнул.

– Не понимаю, зачем вам это, – пожала плечами Катенька. – Но если угодно, то я намеревалась встретиться с мадемуазель Федорцовой. Мне казалось, что она многое могла бы прояснить.

– Да, я тоже так считаю, – удовлетворенно заметил Ковалев и откинулся на спинку дивана. – Но как найти к ней подход? Вы видели эту особу. Согласитесь, что найти к ней ключик не так-то просто. Не думаю даже, что если ее арестовать, – Катенька при этих словах посмотрела на Ковалева испуганно, – то она что-то расскажет. Не такая это дамочка, – твердо закончил он.

– Арест? Не знаю, поможет ли он. Да и за что ее арестовывать?

– А вам известно, что копия завещания графини хранилась в том самом будуаре, где вы накануне беседовали с Федорцовой? – жестко спросил Ковалев. – Не заметили там в углу бюро?

Катенька недоверчиво покачала головой.

– Как полагаете, могла Федорцова специально разыграть истерику, чтобы остаться в комнате одной? – с той же интонацией продолжил Ковалев.

– Могла, – честно ответила Катенька.

– А что из этого следует? Как вы полагаете? – он смотрел на Катеньку с прищуром.

– Полагаю, – ответила Катерина Дмитриевна, – если она замешана во всем этом так, как вы предполагаете, то, скорее всего, она не станет задерживаться в Москве, – и добавила про себя: «В таком случае вам нечего здесь рассиживаться, господин Ковалев».

– Ну, на этот счет можете не волноваться, – ответил Сергей Юрьевич, будто прочитав ее мысли. – Я оставил в «Англии» агентов, так что m-le Федорцова под надежным присмотром. Она, кстати, не покидала номер накануне ночью, из этого следует, что у нее есть сообщник.

– Но вы не сказали, как умер нотариус, – поправила его Катенька.

– Он неудачно упал с лестницы. В собственном доме. Перелом основания черепа. Прислуга говорит, что вечером он получил записку, затем отправил слуг и домочадцев спать и сообщил, что ночью к нему придет клиент, которому он откроет дверь сам. Его контора располагается на втором этаже в том же доме, вход отдельный. Около полуночи он отправился к себе в контору, а через два часа его жена разволновалась и отправила служанку за супругом. Служанка обнаружила несчастного перед лестницей. К этому моменту он был мертв по крайней мере часа полтора. В конторе же был устроен настоящий кавардак.

– Записки, конечно, не нашли? – уточнила Катенька.

– Конечно, нет, – ухмыльнулся Ковалев.

– Вы ничего не узнали относительно некоего Штайница? – спросила Катенька.

– Нет, что это за личность, нам пока не известно, – не без сожаления вздохнул Ковалев. – Полагаете, это он? Вполне вероятно. Но как его найти?

– Вам, конечно, известно, что в ночь отравления графини Федорцова и Штайниц якобы были в «Яре»? – спросила Катенька.

– Не «якобы», Катерина Дмитриевна, – поправил ее Ковалев. – Они действительно там были. Их очень хорошо запомнили. Прибыли они в ресторан в одиннадцать десять, что вполне соответствует показаниям прислуги, а уехали оттуда в половине третьего.

Катенька, конечно, удивилась такой результативности, но задала еще один вопрос:

– А бутылка «шато-икему»? О ней вам что-нибудь известно?

– К сожалению, ничего, – вздохнул Ковалев. – В Москве ежедневно продаются сотни бутылок этого вина, невозможно установить, откуда она. И потом, согласитесь, она вполне могла быть куплена накануне. Ведь туда еще следовало подмешать яд. Нужно это суметь сделать так, чтобы никто не догадался, что бутылка закупорена вторично.

– Да, – задумчиво произнесла Катенька. – Но что же вы хотите от меня?

– У вас ведь был какой-то план, Катерина Дмитриевна? Я не ошибся? – Катя промолчала. – В любом случае, у меня к вам просьба. Не могли бы вы встретиться с этой самой Федорцовой? Полагаю, с вами она будет откровеннее, нежели, скажем, со мной. Только, пожалуйста, ни в коем случае не говорите ей о том, что вам что-либо известно о нотариусе. Вы согласны?

Катя на минуту задумалась. Просьба Ковалева ей, конечно, льстила, с другой стороны, не хотелось чувствовать, что тебя используют. Впрочем, разве не таков был и ее план? Если уж расследование теперь будет вести этот человек, то почему бы ему не помочь? Тем более если очень хочется самой это сделать? Катя вздохнула и согласно кивнула в ответ. Ковалев сверкнул глазами и довольно улыбнулся.

– Вы оказываете мне неоценимую услугу, Катерина Дмитриевна.

– Не обгоняйте события, – улыбнулась она. – Не факт, что мне что-то удастся узнать.

– Я в вас верю, Катерина Дмитриевна, – вполне серьезно ответил на это сыщик.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Катенька договорилась с Ковалевым, что поедет к Федорцовой сразу же после поздней обедни. Сергей Юрьевич ничуть не возражал и даже обещал предупредить агентов о ее визите. Они договорились после встретиться и все обсудить.

К началу церковной службы Катенька, конечно, запоздала, но все же исповедовалась. Священник, отец Владимир, знавший довольно хорошо и Катеньку, и ее супруга, очень внимательно выслушал все, что Катя ему рассказала, и посоветовал все-таки объясниться с мужем. И даже дал свое благословение, а после велел прийти и рассказать, чем разговор окончился. Насчет расследования промолчал, видимо, немного растерялся – не каждый день прихожанки говорят, что участвуют в такого рода делах. Однако после службы, когда Катя уже собиралась уходить из церкви, отец Владимир остановил ее и сказал:

– Что ж, Катюша, дело богоугодное злодеев отыскивать. Бог тебе в помощь. Только вот сама без нужды не рискуй, да и на человека напраслину не возводи. Сердце свое слушай, сердце тебя не обманет, – и перекрестил ее сухой старческой рукой.

Катенька руку поцеловала и немного воспряла духом. Время близилось к полудню, когда она вышла из церкви и, кликнув извозчика, поехала к номерам «Англия».

Войдя в затейливо разукрашенный мраморными завитушками вестибюль, Катенька огляделась. Что и говорить, гостиница была отделана с роскошью – потолок сиял позолотой, вестибюль был обставлен сафьяновыми диванами, стены увешаны зеркалами в резных, тоже золоченных рамах. При этом в вестибюле то и дело звонил телефон, горели электрические лампы, поскольку день был пасмурный, а наверх, помимо широкой лестницы, можно было подняться в кабине лифта.

Катенька подошла к доске с именами постояльцев – с некоторых пор лучшие гостиницы Москвы переняли это европейское нововведение, а «Англия» была по праву в числе именно таковых. Пробежав глазами список, Катя обнаружила то, что искала: «Нумер 29. Г-жа Надежда Ивановна Федорцова». Сзади к Катеньке подошел ничем не примечательный господин средних лет, одетый мещанином и, немного склонившись, тихо вымолвил:

– На месте-с, никуда с утра не отлучались.

Катя повернулась, чуть заметно кивнула, сообразив, что это один из агентов Ковалева, и направилась к широкой стойке. Немного подумав, она решила послать Федорцовой записку, поэтому спросила у вышколенно улыбающегося портье бумагу и написала:

"Надеюсь, не откажетесь меня принять. Вы были правы вчера.

К. Карозина".

Этого, по ее разумению, должно было быть достаточно, чтобы Надежда Ивановна тотчас ее приняла. Передав записку с гостиничным «мальчиком», Катя осталась ждать, но не прошло и пяти минут, как смышленый малый, одетый в поддевку, вернулся и сообщил, приязненно улыбаясь:

– Ждут-с.

Катя последовала за ним к кабине лифта и немного даже поначалу испугалась, когда двери были закрыты, а сам лифт, сделав ощутимый толчок, мерно зашумел и стал подниматься. Половой подбадривающе улыбнулся. Приехали на второй этаж, Катя не без облегчения вышла из в общем-то просторной, но отчего-то показавшейся очень тесной кабины, и прошла по длинному коридору, украшенному не менее затейливо, чем вестибюль, хотя полы здесь были устланы красными ковровыми дорожками. Подошли к последнему на этаже номеру, половой постучался в белую дверь. Раздался приглушенный приглашающий возглас, провожатый немного оживился и Катеньке ничего другого не оставалось, как дать ему на чай, после чего он склонился и, наконец, открыл перед ней дверь.

Катя шагнула в номер, дверь бесшумно закрылась за ее спиной и она увидела Надежду Ивановну, сидящую в кресле в расшитом драконами халате и курящую пахитоску, заправленную в длинный дамский мундштук.

– Добрый день, – хищно улыбнулась Федорцова и поправила красивым жестом распущенные по плечам рыжие волосы. – Раздевайтесь, Катерина Дмитриевна. Очень рада вашему визиту. Можете оставить шубку вон там, – она указала на угловой стул.

Катенька повиновалась, сняла ротонду и капот и, поправив прическу, прошла в комнату.

– Садитесь вот сюда, – Надежда Ивановна указала на кресло, стоящее напротив, – чтобы мы могли прекрасно друг друга видеть. Не откажитесь от кофею? – Катенька кивнула.

– Вот и славно, – раздвинула губы в улыбке Федорцова, явно чувствуя себя не в пример вчерашнему лучше. Она налила кофе и подала Катеньке. – Что же, вижу, что вы думали над моими словами? – тон у нее был самоуверенный, даже покровительственный, что очень неприятно было Кате, но нечего делать, приходилось подыгрывать.

Только приняв правила ее игры можно было вывести эту хищницу на откровенность. А в том, что m-le Федорцова – хищница, никаких сомнений не оставалось. Поэтому Катенька только вздохнула в ответ, решив, что уж ладно – придется разыгрывать из себя этакую тайную субретку.

– Что же вас в первую очередь интересует, Катерина Дмитриевна? Или можно просто Катя? – затянувшись пахитоской и выпустив тонкую струю дыма, спросила Федорцова.

– Вы, – честно ответила Катенька, глядя ей прямо в глаза.

– Я? – Надежда Ивановна кокетливо повела плечиком. – Что ж, такое всегда приятно слышать. А как же ваше расследование? – ее синие глаза сощурились.

– Ах, – нетерпеливо отмахнулась Катенька, – этим мой муж занимается! – видимо, интонация была взяла верная, потому что Федорцова снова улыбнулась, но на этот раз, как показалось Катеньке, более уверенно.

– Значит, пока ваш супруг пытается узнать правду, вы, милая, решили немного поразвлечься?

Катя поняла, что это, возможно, самый главный вопрос, и дальнейшее будет зависеть от того, как она на него ответит, поэтому она поставила чашку и, чуть приблизившись к Надежде Ивановне, горячо и тихо заговорила:

– Не знаю, поверите вы мне или нет, но скажу вам, что я всю ночь не спала! Я должна была вас увидеть, чтобы сказать, как вы правы! Помните, вы вчера заговорили о новых взглядах на жизнь? Конечно, вы помните, так вот… Я тоже считаю, что женщина имеет такое же право на удовольствия, что и мужчина! И… И я не понимаю, – разволновалась Катенька, – почему мужчинам позволительно развлекаться, а нам – нет! Но это я так раньше только про себя думала, что я одна так вот… Пока вас не встретила! Надежда Ивановна, Наденька, – пересилив себя вымолвила Катя, – я ведь ничего в своем замужестве хорошего не видела! – Катя почувствовала, что краснеет за такую явную клевету, но все-таки продолжила: – Научите меня! Я гибну! – и, не в силах больше говорить, сгорая со стыда за свою ложь, закрыла лицо руками.

Удивительно, но сцена возымела действие. Катя почувствовала нежное прикосновение к своим волосам, затем услышала мягкий ласковый голос Федорцовой:

– Ну, что вы, милая… Не надо так… Теперь все будет по-другому. Я научу вас, как жить, не мучаясь напрасными ожиданиями. Жить без угрызений совести. Жить так, чтобы чувствовать всю полноту этой жизни! Ну же, милая, покажите мне свое личико. – Катя повиновалась. – Вот так, – Федорцова погладила ее по щеке и Катенька силой воли заставила себя принять эту ласку. – Вы прозрели. Теперь все в вашей жизни будет иначе. Верьте мне, милая, – и тут Федорцова наклонилась еще ближе и поцеловала Катеньку прямо в губы.

Катя испуганно отпрянула.

– Вот вы какая! – довольно рассмеялась Надежда Ивановна. – Сущее дитя. Ну же, не пугайтесь, милая. Меня вам пугаться нечего. Впрочем, это даже неплохо, даже хорошо. Я вас сама всему научу, – Катенька при этих словах внутренне передернулась. – Знаете, я ведь тоже такая же дурочка была, – заговорила Надежда Ивановна снова. – Вы не обиделись?

– Нет, – прошептала Катя.

– Хотите расскажу? – и она откинулась в удобном кресле, положила ногу на ногу, при этом пола шелкового халата соскользнула и открыла мраморной белизны колено, что никак не смутило его обладательницу.

Катя отвела взгляд.

– Вот и я так же, – по-доброму усмехнулась Федорцова. – Вы, наверное, думали, что для меня Наталья Ильинишна только благодетельницей была? Нет, она для меня была всем, я на нее как на Бога молилась. Это она из меня, забитой дурочки, сделала женщину. Жен-щи-ну, понимаете? – ее тонкое лицо неуловимо изменилось и стало каким-то даже красивым. По крайней мере, невероятно притягательным. – Это она научила меня не стесняться своих желаний, хотя ей понадобилось немало времени для этого. Я ведь столько раз собиралась покинуть ее, уйти, но она… Она умела убеждать, умела своего добиваться, – Надежда Ивановна мечтательно прикрыла глаза. – И когда она, наконец, своего добилась…

Катя вздохнула, уже пожалев о том, что пришла. Глупая была затея, ничего от этой развратницы не добьешься, подумала она. А собственная роль казалась ей еще омерзительнее.

– Ничего, милая, – расценила этот вздох по-своему Федорцова. – Я вас тоже смогу убедить. Поверьте, это только для мужчин важно как можно скорее получить свое. Для женщин важно другое, – и ее синие глаза вспыхнули с новой силой.

«Интересно, – думала Катенька, глядя на нее, – она ли отравила графиню?»

– Мы сблизимся, я вам обещаю, – между тем проговорила Федорцова. – И чтобы нашему сближению ничего не мешало, я вам даже расскажу, что там накануне Наташиной смерти случилось. Даже своему мужу, – презрительно выгнув губки произнесла Надежда Ивановна, – можете рассказать. Я хочу, чтобы вы мне доверяли. Доверие – это главное в любовных отношениях, – тягуче произнесла она, пристально глядя в глаза Катерине.

– Да, – эхом повторила Катенька, обрадовавшись неожиданному повороту. – Я хочу вам доверять, Наденька…

– Конечно, – Федорцова погладила Катю по руке. – Мужчины не понимают, что это главное, поэтому никогда не смогут познать всех тайн любви. Только мы, женщины, создания более совершенные и более прекрасные, с более тонкой душой, способны это оценить по-настоящему. Только нам открывается тайна истинной любви. Только мы можем любить преданно. А что они? – она снова презрительно усмехнулась. – Только животные, идущие на поводу своих инстинктов. Хотя… Среди них тоже встречаются редкие экземпляры, способные на большее… – улыбка стала ласковей.

«Уж не о загадочном ли Штайнице речь?» – с беспокойством подумала Катя.

– Впрочем, все по-порядку, – Федорцова отодвинулась, помолчала. – Здесь не слишком уютно. Пройдем в спальню? – и, не дожидаясь ответа, встала и пошла к приоткрытой двери направо.

Катя на минуту замешкалась. Чувствовала она себя сейчас, как невинные девушки в романах, попавшие в лапы искусного соблазнителя, с той лишь только разницей, что, в отличие от несчастных жертв, Катя прекрасно отдавала себе отчет в том, на что идет, да и в том, зачем ей это нужно. «Ну и задачку вы мне задали, господин Ковалев!» – подумала она, поднимаясь из кресла, впрочем, тут же вспомнила, что и сама, без Ковалева, собиралась навестить эту особу. Значит, винить некого. Придется идти в спальню.

В спальне были задвинуты плотные темно-бордовые шторы, зато горел маленький светильник под красным абажуром. Федорцова полулежала на широкой кровати, покрытой пестрым шелковым покрывалом и, едва Катя вошла, улыбнулась и поманила к себе, похлопав ладонью по постели. Тяжело вздохнув, Катенька опустилась на кровать.