Текст книги "Путь ликвидатора"

– Петр Андреевич, при всем уважении к вам я не хочу слушать эту сказку про белого бычка. Я для себя уже все решил.

– Ну, – развел руками Петр Андреевич, – неволить тебя я, конечно, не стану… Уверен, ты сам через месяц-другой вернешься. Ты уже, наверное, и позабыл, что такое гражданская жизнь?

– Как таковой ее у меня никогда и не было, – мрачно усмехнулся Решетов.

…Расставшись с армейской жизнью, Сергей даже не подозревал, в какой изощренный капкан он себя загнал. До сего момента его существование было наполнено риском, требовало полного самоконтроля и предельного использования всех личностных ресурсов. А теперь…

После ухода в отставку Решетов осел в своей однокомнатной квартире на окраине маленького провинциального города – ее он приобрел пару лет назад, готовя себе возможные пути отхода после отставки. Вскоре, вдоволь насытившись охотой, рыбалкой и прочими прелестями свободной холостяцкой жизни, Сергей не на шутку заскучал. В последние годы своей службы он не раз предавался мечтам о том, как, демобилизовавшись, заживет обычной гражданской жизнью. В реальности все оказалось совершенно иным – покой осточертел уже через неделю. Решетов невольно стал ловить себя на мысли, что его до тошноты раздражают унылые и вечно чем-то озабоченные лица мирных обывателей. Организм, привыкший к работе на износ и небывалым нервным перегрузкам, отказывался принимать произошедшую перемену – не раз уже Сергей просыпался среди ночи от кошмарных видений прошлого и с тоской дикого зверя, попавшего в неволю, стонал, до боли стиснув зубы. Помнится, раньше он всерьез задумывался о семье; о том, что когда-нибудь, осторожно держа маленькие ладошки своего сына, поможет ему совершить первые неуверенные шаги. О той, единственной и неповторимой, что станет ожидать его возвращения домой… Все эти нелепые мечты растаяли, словно утренний туман под порывом свежего ветра. На недостаток женского внимания в своей шальной жизни Сергей никогда не мог пожаловаться – природное обаяние, чувство юмора и пылкая натура настоящего мужчины-воина всегда привлекали представительниц прекрасного пола. Но… Бесконечная вереница Юль, Вероник и Елен; смятые после сумасшедших ночей постели; череда романтических выходок, бросающих к его ногам сердца очередных жертв, – вот все, что Решетов мог вспомнить о своих отношениях со слабым полом. О том, чтобы связать себя на долгие годы с одной-единственной девушкой, Сергей никогда не думал. Как это ни печально, он до сих пор так и не встретил ту, предназначенную самой Судьбой, что стала бы ему женой, а его детям – любящей матерью.

Что касается дальнейшего существования в образе мирного, законопослушного гражданина, то и здесь Решетов оказался в полном неведении относительно своих дальнейших действий. Ежедневно горбатиться за нищенскую зарплату на каком-нибудь заводе на благо местного олигарха – в подобной ипостаси Сергей даже представить себя не мог. Создать свой бизнес без начального капитала и связей в различных чиновничьих структурах – нереально. В какое-либо охранное агентство – перед самим собой стыдно (с его-то послужным списком). В очередной раз взвесив все «за» и «против», Сергей мрачно усмехнулся и покачал головой – полковник словно в воду глядел: «Смотри – сам назад прибежишь».

– Да хрен вам всем! – зло выкрикнул Сергей куда-то в пустоту. – Не пропаду без вашей пафосной, фальшивой богадельни!

Эта отчаянная бравада, разумеется, не возымела на дальнейшую судьбу Решетова абсолютно никакого положительного действия. Все так же томительно тянулись весенние непогожие дни. Хмурое небо, мрачные мысли, полнейшая апатия – все это доводило пылкую натуру Сергея до исступления. Последней каплей стало известие о гибели одного из фронтовых товарищей, причем произошло это не где-то на задании, а от поганых рук малолеток-наркоманов, подкарауливших Игоря в подъезде. После его похорон Решетов тяжело запил и за какой-то месяц превратился в жалкое подобие человека – этакую пародию на некогда грозного воина. Он потерял счет дням; квартира стала напоминать неухоженную трущобу, часто посещаемую личностями весьма сомнительного вида.

Однажды теплым солнечным днем Сергей с трудом разлепил заплывшие глаза и отуманенным взором оглядел окружающий его беспорядок: пустые бутылки из-под всевозможных спиртных напитков занимали уже около трети комнаты, перевернутая пепельница, какие-то элементы кружевного женского белья – одним словом, полный бардак. Решетов тяжело застонал, осмотрел стоящие на столике бокалы на предмет остатков спасительной влаги и, ничего не обнаружив, громко выматерился. В тот же момент скривился от пронзившей голову жуткой боли. На подкашивающихся ногах он добрался до ванной, наспех умылся и пригладил взлохмаченные волосы. Затем страдалец с замиранием сердца порылся в карманах куртки и джинсов. Видимо удовлетворившись результатом поисков, поспешно оделся и отправился на улицу – по уже привычному маршруту: в табачный киоск и магазин.

Через десять минут, покинув стены заветного магазинчика, Сергей сбросил «кирпичное» выражение лица, лихорадочно зашарил в позвякивающем пакете, достал запотевшую бутылку пива и нетерпеливо открыл ее зубами. Он смущенно огляделся по сторонам и присосался к спасительному горлышку тары. Постепенно окружающий мир вновь начал обретать свои яркие краски; сердце перестало бешено колотиться, и, теперь уже – более уверенной и неторопливой походкой, Решетов направился к своему логову, дабы через несколько часов вновь впасть в тяжелое забытье.

Остановившись у пешеходного перехода в ожидании зеленого сигнала, Сергей невольно залюбовался молодой женщиной, стоявшей на противоположной стороне дороги. Высокая эффектная брюнетка поправляла шапочку дочурке лет пяти, которая недовольно отворачивалась от матери, возмущенная тем, что ее так бесцеремонно отвлекают от созерцания яркого воздушного шара, который она держала. Загорелся разрешающий сигнал, и девчонка, видимо уже разбирающаяся в правилах дорожного движения, вывернулась из рук женщины. Озорно смеясь и оглядываясь на мать, она выбежала на «зебру» и остановилась, призывно маша рукой. В этот момент откуда-то из дворов на проезжую часть с огромной скоростью вылетел черный внедорожник, водитель которого нагло проигнорировал красный сигнал светофора. Устремившиеся было к переходу, пешеходы в ужасе отпрянули обратно на тротуар. Девчушка же, слепо доверяя зеленому человечку на указателе и не замечая угрозы, вприпрыжку бежала по белым полосам на асфальте, весело размахивая своим шаром.

Сергей, словно во сне, взглянул в широко распахнувшиеся от ужаса глаза женщины. Ее полный отчаянья крик, словно команда к действию, прозвучал в ушах Решетова. Не раздумывая ни мгновения, Сергей бросил свою «драгоценную» ношу, рванул навстречу девчонке и в сумасшедшем прыжке успел-таки выхватить ее из-под самых колес машины. Приземлившись спиной на спасительный тротуар и крепко прижав к себе девочку, Решетов перевел сбившееся дыхание и благодарно взглянул в синеву небес. Водитель джипа, запоздало среагировавший на происходящее, резко повернул в сторону. Зацепив бампером фонарный столб, его машина в развороте вписалась шикарным задом в газетный киоск. Решетов облегченно вздохнул и выпустил из рук вырывающегося испуганного ребенка. Девочка со слезами устремилась к подбежавшей матери и, зарывшись лицом в складки ее плаща, громко зарыдала.

Из помятого внедорожника выбрался высокий грузный человек с заплывшими, несомненно – залитыми изрядной долей спиртного, глазками и, пошатываясь, направился в сторону поднимавшегося на ноги Сергея.

– Ты куда, скотина немытая, лезешь?! – орал толстяк, в исступлении брызжа слюной. – Да ты у меня теперь в рабах сгниешь! Ты даже представить своими куриными мозгами не можешь, сколько эта тачка стоит, быдло!

Решетова словно током ударило – полупьяный ас даже не заметил того, что несколько секунд назад чуть не отправил на тот свет ребенка! Пелена ярости затопила разум Сергея. Ни слова не говоря, он шагнул навстречу надвигающемуся на него, словно танк, здоровяку и, сделав корпусом обманный выпад влево, страшным ударом справа уложил того на едва начавший зеленеть газон. Не считая более поверженного нарушителя опасным для себя и окружающих, Решетов огляделся, взглядом отыскивая свой пакет. В окнах проезжающего мимо милицейского УАЗа Сергей заметил заинтригованные взоры людей в погонах. Словно нехотя, машина блюстителей закона остановилась. Из открывшейся двери лениво выбрался верзила с лычками старшины, злобно выругался, задев бритой макушкой проем дверцы. Картинно закинув сложенный АКМ за спину, облеченный властью детина направился к Решетову.

– Документы предъявите, гладиаторы! – Старшина требовательно взглянул в глаза Сергею и слегка отпрянул, встретив его жесткий взгляд.

– И куда вы только смотрите, дармоеды! – пробурчал водитель джипа, поднимаясь с земли и вытирая кровь на разбитой губе. – Кто за тачку ответит, сержант?!

Словно в доказательство того, что имеет право говорить в подобном тоне, мужчина в дорогом костюме достал из кармана удостоверение и, развернув его, сунул под нос милиционеру, который секунду спустя уже стоял по стойке «смирно», пытаясь втянуть отвисающий животик. Выскочивший из «уазика» следом за старшим по званию ефрейтор мгновенно оценил ситуацию: презентабельный господин, при виде удостоверения которого его командир отдал честь; стоящий рядом невзрачный мужчина в потертой одежде не первой свежести, только что ударивший сего достойного гражданина. На ходу откинув приклад автомата, парень ударил им Сергея в основание черепа, отчего тот без чувств рухнул на землю.

– Разберемся, господин депутат! – Старшина одобрительно кивнул подчиненному, вновь отдал толстяку честь и защелкнул наручники на запястьях безвольно лежащего Сергея.

Такой поворот событий не ускользнул от внимания дамы, которая успокаивала плачущую дочку. В порыве негодования она подбежала к милиционерам, пытаясь исправить ситуацию.

– Куда же вы его?! Он моего ребенка от смерти спас! – с мольбой воскликнула молодая женщина, растерянно оглядываясь в поиске поддержки.

Но очевидцы произошедшего уже торопливо расходились, смущенно пряча глаза. Одна лишь тщедушная старушка, по всей видимости – только что подоспевшая «на интересное», голосила, размахивая облезлой палочкой:

– Так его, родимого! Пущай знает, как на честных людей набрасываться!

– Не волнуйтесь, гражданочка, разберемся, – важно произнес сияющий, словно мыльный пузырь, ефрейтор. Он уже мысленно прибавлял к своему небольшому окладу премию за поимку опасного преступника – судя по разъяренному виду «важного» человека, этот парень, несомненно, таковым станет.

Затолкав бесчувственного Сергея в «собачник» и включив мигалку, стражи порядка отчалили, оставив растерянную женщину, обнимавшую ребенка, и продолжавшую что-то бормотать себе под нос старушку.

После трех суток содержания в КПЗ, где Решетов сражался с тяжелейшим похмельем и последствиями страшного удара, отправившего его в небытие, он был ознакомлен с обвинительным заключением и доставлен в мрачное здание следственного изолятора. Настаивать на своей невиновности Сергей не стал – толку-то! Гниды в погонах и мантиях все описали весьма доходчиво и красиво: «Хулиганство… нанесение побоев… алкогольное опьянение… сопротивление сотрудникам…» Красавцы – самого Сатану задержали!

…Решетов переступил порог тесной, душной камеры и негромко поздоровался с арестантами, ожидающими здесь кто – суда, а кто – отправки на зону.

– Проходи-проходи, присаживайся, – произнес знакомый голос, который Сергей никогда не спутал бы с тысячей других: невообразимые по глубине басы и плавающий характерный акцент.

Крупный, можно сказать, огромный мужчина кавказской национальности в спортивном костюме приглашающе кивнул на табуретку:

– Ну, что сказать о себе можешь, парень?

– А что, уши свободные есть? – дерзко улыбнулся Сергей и, предупреждая волну негатива, готовую обрушиться на него от мгновенно вскинувшегося грозного «сына гор», добродушно добавил: – Ну, Вартан, дал Бог – свиделись.

Вор недоуменно уставился на новичка, с минуту подумал, наморщив широкий лоб, и, наконец, удивленно спросил:

– Я тебя должен помнить?

– Не гадай, Вартан, не вспомнишь! – хитро прищурился вновь прибывший. – Серега – Решет!

– Вах! – изумленно вскрикнул пожилой авторитет и добавил длинную фразу на родном языке.

Затем, наповал сразив видавших виды зэков, старый вор вскочил и, вдоволь наобнимавшись с новеньким, засуетился, словно радушный папаша.

– Ну, говори: как, что, какими судьбами? Чем помочь смогу? – без остановки тараторил обрадованный неожиданной встречей Вартан.

– Да угомонись ты! – рассмеялся Сергей. – Наговоримся еще – времени навалом.

Но время сыграло со старыми друзьями злую шутку… Буквально через неделю после традиционной вечерней проверки Вартана не стало…

Привычные к подобным процедурам, заключенные торопливо покинули осточертевшие стены «хаты» и выстроились в галерее для переклички и положенного осмотра тюремным фельдшером. В этот роковой вечер обычное, по сути, мероприятие отклонилось от привычного сценария. Вартан слегка занемог и проигнорировал проверку, оставшись лежать на «шконке». И все бы ничего (не раз уже подобные вольности со стороны авторитета, как говорится, «прокатывали»), но в этот злополучный день дежурил капитан Лесков, отличавшийся особой говнистостью и жестокостью. Хуже того – сегодня он был изрядно навеселе. Зачем-то, может, забавы ради он прихватил с собой двух крупных кавказских овчарок, которых вели на поводках «цирики». Капитан пошатывался, пытался обнять молоденькую медсестру, шепча ей на ухо пошловатые шутки, и вообще вел себя вызывающе, даже по отношению к персоналу изолятора. Обнаружив, что ненавистного ему «смотрящего» нет среди построившихся, Лесков мгновенно вышел из себя. Его худое, синюшное лицо побагровело, а тонкие губы сложились в хищную усмешку. Словно предвкушая предстоящую разборку, капитан облизнулся и, вырвав поводок одной из овчарок из рук охранника, нырнул в проем камеры.

– Ты какого хера разлегся?! – заорал он, брызжа слюной. – А ну встань, придурок лагерный!!!

– Не пыли, капитан, – недобро сверкнув глазами, спокойно ответил вор. – Без меня сегодня обойдетесь – приболел я.

– Ты у меня сейчас приболеешь! – рассвирепел Лесков, видя, что ему и не собираются повиноваться. – Пообещаю паре быков свободу и закрою тебя с ними на несколько дней, смотришь – авторитет твой приопустят! – Капитан наигранно громко рассмеялся, приглашая присутствующих оценить его остроумие.

– Язык придержи, начальник! – сурово ответил Вартан. – Не ровен час – потеряешь.

– Урка, ты мне угрожать вздумал?! – зашипел Лесков и крикнул овчарке, натянувшей поводок: – Дара, тут кто-то пасть разевает!

Собака, повинуясь довольно замысловатой команде, сделала стойку и тихо зарычала, бдительно фиксируя умными глазами каждое движение потенциальной жертвы.

– А ведь напугал! – громко рассмеялся Вартан и притворно содрогнулся. – Мозгами не вышел ты, капитан, меня на понт брать!

– Ах ты… – Лесков отпустил поводок. – Взять!!!

Яростно рыча, Дара бросилась на заключенного…

Сергею, стоявшему среди прочих сокамерников в коридоре, все произошедшее в камере было слышно довольно отчетливо, как, впрочем, и остальным действующим лицам. На какие-то короткие мгновения все впали в психологический ступор, пораженные нереальностью происходящего. Поэтому, едва услышав последние слова Лескова и последовавший за ней шум схватки зверя и человека, Решетов сорвался с места и беспрепятственно вбежал в камеру. То, что он там увидел, на несколько минут заглушило в нем все цивилизованное, оставив лишь первобытного дикаря, охваченного жаждой крови. На еще подергивавшемся в конвульсиях теле дорогого ему человека распласталась неподвижная овчарка, мертвой хваткой сжавшая своими стальными челюстями горло Вартана. Из левого бока собаки торчала заточка – видимо, умирая, вор сумел-таки вытащить ее из-под матраса и вонзить в осатаневшего зверя. На эту жуткую кровавую картину с каким-то непередаваемым адским азартом пялился капитан Лесков, вытирая о брюки вспотевшие ладони.

Бесшумно, словно готовящаяся к прыжку пантера, надвигался побледневший Решетов на недочеловека с погонами капитана. Тот, краем глаза уловив движение в дверном проеме камеры, оторвал свой зачарованный взгляд от живописного зрелища. Увидев заключенного и почуяв угрозу, Лесков выхватил из кобуры пистолет, направил его на Сергея и истерично заорал:

– Тебе чего надо?! Завалю!

Холодная ярость мгновенно мобилизовала тренированное тело бывшего киллера спецслужб, пробуждая инстинкт выживания, а вместе с ним – и ту сверхъестественную скорость и реакцию, благодаря которым Решетов неизменно выходил победителем из большинства рукопашных схваток. Мгновенный выпад в сторону и вперед – ушел из простреливаемого пространства… Пытаясь проследить молниеносное передвижение потенциального противника, Лесков сам повернул шею – Сергею осталось лишь придать повороту нужную силу и направление… Секунду спустя Решетов тихо опустил на пол тело капитана, остекленевшими глазами уставившегося в разверзшиеся пред ним врата ада… Тишина…

Через несколько минут территорию следственного изолятора наполнили яростные крики, стрельба и вопли умирающих…

Необычный конвой

Вагон тихо качнулся и остановился. Спустя несколько минут, противно лязгнув замком, отворилась дверь камеры.

– По одному из камеры – на выход! – рявкнул конвоир.

Суетливо волоча тяжелые баулы, арестанты, один за другим, покидали душные стены столыпинского вагона. Выпрыгнув наружу, Седой уже привычно, скороговоркой, выкрикнул свои данные и статью и, присев на корточки, быстро осмотрелся: судя по невзрачному пейзажу, какая-то маленькая железнодорожная станция. Кряхтя, рядом присел Коваль и тихо буркнул:

– Где – не в курсе?

– Да хер его знает! – недовольно ответил Сергей.

– Разговоры! – прервал их задушевную беседу молоденький солдат внутренних войск, стоящий в оцеплении и пытающийся сурово сдвинуть тонкие белесые брови.

Решетов улыбнулся, кивнул в знак безоговорочного повиновения и приложил палец к губам.

Жара стояла неимоверная, но зэки блаженно вдыхали полными легкими нагретый воздух, который после камеры вагона казался им чистым горным ветерком. Каждый пытался впрок надышаться, готовясь к посадке в «автозак», где вряд ли будет лучше, чем в камере вагона, – от раскаленных стен металлического фургона в воздухе колыхалось зловещее марево.

– Если долго ехать – сваримся, – обреченно обронил Коваль, мотнув головой в сторону транспорта для перевозки заключенных.

Сергей задумчиво кивнул и неожиданно обратился к тому самому солдату, что стоял в паре шагов от них:

– Слышь, братишка, далеко поедем-то?

Такое обращение, видимо, польстило бойцу, и он, тяжело вздохнув, кивнул:

– Далеко… – По грустным глазам конвоира было заметно, что и ему эта поездка не в радость.

Ехали, с короткими остановками, почти сутки… За это время изнывающие от жары арестанты сумели-таки вытянуть из разомлевшего конвоира информацию о том, что точкой назначения является село Калевала. Это малознакомое название никому из присутствующих не дало абсолютно никакой пищи для размышлений о том, куда же их все-таки этапируют. Ситуация становилась все более невыносимой: полнейшее неведение о своей дальнейшей судьбе, треклятая жара и теснота – все эти факторы влияли на психику людей отнюдь не лучшим образом. Все чаще были слышны матерные речи на повышенных тонах, пока наконец не дошло дело до драки – тот самый толстяк, что получил от Коваля «выговор» в камере вагона, вновь достал своим брюзжанием одного из арестантов, на этот раз – Черепа. Сцепившись, оба упали на пол, хрипя и матерясь. Происходящее вывело из полудремы солдата-срочника – передернув затвор автомата, он воскликнул, срываясь на истеричные нотки:

– Немедленно прекратить!

Седой мгновенно сорвался со своего места и, подмигнув растерянному конвоиру, склонился над дерущимися. Коротким ударом в солнечное сплетение он лишил толстяка доступа воздуха и, взяв его за ухо, усадил на лавку.

– Еще раз ты, сука, кипиш поднимешь – башку оторву! – прошептал он в самое ухо задыхающегося бузотера. – Я тебе не Коваль – понтоваться зря не буду, понял?

Толстяк поспешно кивнул, а Сергей уже обернулся к солдату:

– Все в порядке, командир! У пацанов крыши от жары едут. Сам-то как?

Парень выругался себе под нос и, успокоившись, с долей благодарности взглянул на Решетова и улыбнулся:

– Да нормально!

– Слушай, – пользуясь моментом, подхватил Сергей, – а что там, в этой Калевале? Нас с какой целью везут туда?

– Да я сам не знаю, – словно оправдываясь, ответил парень. – Сказали: доставить и передать.

– Кому? – оживился Сергей, пытаясь выжать из разоткровенничавшегося бойца все возможное.

– Не знаю, – покачал головой парень. – Вот начкар – тот все знает… – и тут же, спохватившись, умолк.

– Ясно, – вздохнул Сергей и повернулся к опальному соседу. – Ну что, толстый, очухался? Слова мои запомнил?

Тот вновь послушно кивнул и насупился.

– Погоди, Угрюмый! – подал голос из угла проснувшийся Коваль. – Вот прибудем в зону – там и поговорим.

…По прибытии в Калевалу заключенных разместили в маленькой камере для временно задержанных местного отделения милиции, где их накормили и дали перевести дух после длительного и изматывающего путешествия. Наполнив урчащие желудки, арестанты разомлели – наконец-то им предоставили возможность отдохнуть в более-менее человеческих условиях. Сквозь легкую дрему Седой услышал противный скрип отпираемой двери камеры и последовавший за ним окрик конвоира:

– По двое – на медосмотр! Первые – Решетов и Ковальчук.

– Твою-то мать! – вздохнул Сергей и тряхнул за костлявое плечо Коваля, храпевшего с полуприкрытыми глазами – сказывались годы, проведенные в тюрьмах России. – Подъем – труба зовет!

В медкабинете дежурная фельдшерица – очаровательная молодая женщина лет тридцати, – смущенно пряча красивые голубые глаза, бегло осмотрела оголенные торсы пациентов, отметила что-то в медицинских картах и, словно извиняясь, произнесла:

– Сейчас вам сделают по два укола: прививка и вакцина для акклиматизации – пройдите за ширму. – Тряхнув водопадом роскошных рыжих волос, она требовательно взглянула на Седого.

– Родная моя, – ласково улыбнулся Сергей, – я побывал в свое время на множестве территорий с такими разнообразными климатическими условиями, что моему организму уже по жизни не нужны никакие прививки и вакцины.

– Это не обсуждается, – тихо ответила фельдшерица. – Все делается для вашей же пользы. Откажетесь – вас все равно заставят.

– О как! – рассмеялся Решетов. – Ладно, леди, не будем портить наши теплые отношения из-за простой формальности. Куда колоть будешь? – Он с готовностью начал расстегивать молнию джинсов.

– Инъекции – внутривенно! – слишком поспешно сообщила женщина и впала в краску.

– Как скажешь! – Сергей закатал рукав. – Как звать-то тебя?

– Светлана, – неохотно ответила дама. – Кулачком поработайте…

После того как все прошли «медосмотр», зэков вывели во двор и построили. Сменившиеся конвоиры по-хозяйски, словно на рынке невольников, осмотрели разношерстный коллектив. Начкар, чуть располневший майор с суровым выражением бледного, строгого лица, заложив руки за широкую спину, важно прогуливался перед шеренгой арестантов и хриплым голосом инструктировал новоприбывших:

– Граждане осужденные! Сегодня все вы будете доставлены в ИК-777 для отбытия наказания в виде пожизненного заключения.

– Че-о-о?! Как?!! Беспредел!!! – послышались возмущенные выкрики.

Угрюмый, до которого дошло, видимо, позже, чем до остальных, аж взвился. Он шагнул навстречу майору и, замахав кулачищами, заголосил:

– Ты, начальник, ничего не попутал?! Мне за кражу – потолок мотать?!

Майор мгновенно среагировал на попытку неповиновения – через какую-то долю секунды он уже упирался стволом «макарова» в лоб остолбеневшего толстяка.

– На землю! – прозвучала резкая команда. – Лечь, сука!!!

Угрюмый, с неописуемым ужасом на потном лице, послушно упал на утоптанную землю, уткнувшись носом в сухую пыль. Майор деловито передернул ствол и дважды выстрелил заключенному в затылок, обрамленный глубокими проплешинами. Тело Угрюмого содрогнулось и обмякло. Вокруг его неподвижной головы плавно растекалась кровавая лужа. Заключенные оцепенели…

– Ни хера себе! – прошептал Коваль и судорожно сглотнул, подавляя приступ внезапной тошноты.

– Еще одна блядь свой поганый рот откроет… – спокойно, как бы между прочим, произнес майор и выразительно кивнул на тело Угрюмого.

– …так о чем мы? – продолжил он секунду спустя как ни в чем не бывало. – Ах да – ИК-777! Ввиду удаленности режимного объекта, вы будете доставлены туда по воздуху, то есть на вертолете. Хочу сразу предупредить: бойцы у меня отменные, так что дурить не советую.

Седой катнул желваки и с ненавистью осмотрел конвоиров, стоявших по периметру дворика с автоматами наизготовку. По суровым лицам, безжизненным взглядам и уверенным, плавным движениям Решетов безошибочно определил в этих парнях настоящих профессионалов. Таких глаз, как у этих крепких людей в камуфляже, Сергей достаточно повидал в своей жизни: холодные и беспристрастные, словно толстая каменная стена, отгородившая человека от окружающего мира, – глаза неумолимого убийцы. Жестокое и бесчеловечное отношение к арестантам, скорая расправа без суда и следствия, уровень подготовки конвоя – все эти факторы складывались в весьма неприятную картину. Казалось, что отныне заключенным придется существовать в каком-то ином мире – мире, абсолютно противоположном по своим законам обычной реальности; мире, где напрочь отсутствуют такие понятия, как милосердие, справедливость и закон.

Внезапно Сергей почувствовал легкое головокружение, которое, лишь на миг овладев сознанием, тут же отступило, чтобы затем вновь вернуться, подобно огромной волне, захлестнувшей головной мозг. Седой покачнулся и едва не упал, успев ухватиться за рукав стоявшего рядом Коваля. Подняв затуманенные глаза на товарища по несчастью, Решетов осознал, что симптомы внезапной слабости обрушились не только на него: старый вор так же, как он, терял связь с окружающей действительностью – глаза его подернулись пеленой абсолютного непонимания ситуации. Оглянувшись, Седой зафиксировал неадекватное поведение остальных заключенных. Кто-то упал на колени и, пытаясь вернуть нормальное положение окружающему пейзажу, отчаянно тряс головой; кто-то, схватившись за плечи рядом стоящих, неимоверным усилием воли старался вновь взять контроль над своим организмом; кто-то суеверно смотрел в голубые дали небес и торопливо молился, стремясь отогнать страшную напасть. Если исключить возможность очага эпидемии, возникшей в этом сплоченном коллективе, то можно было с полной уверенностью утверждать, что все это явилось следствием уколов «для акклиматизации». Решетов сокрушенно покачал головой и недобрым словом помянул симпатичную фельдшерицу. Хотя… если разобраться, она тоже человек подневольный, что прикажут – то и делает.

– Ну-ну! – саркастичным взглядом обвел майор своих подопечных. – Не раскисать мне тут! Вам еще в вертолет загрузиться нужно.

Пытаясь приободрить арестантов, начкар пнул ближайшего из них и заорал:

– Направо-о-о! В колонну по одному – к воротам! Шаг влево, шаг вправо… ну, вы знаете.

С трудом переставляя отяжелевшие ноги, волоча по земле свои баулы, потянулись одурманенные бедолаги к распахнувшимся воротам, за которыми открылся вид на небольшой пустырь со стоящим на нем вертолетом. «МИ-26», – автоматически зафиксировал картинку одурманенный мозг Сергея. В свое время ему доводилось транспортироваться на подобном в далеком Таджикистане. Конвоиры, словно полудохлых баранов, загнали арестантов в грузовой отсек вертолета, где было сооружено подобие большой клетки. Сергей оценил толщину прутьев своего нового обиталища и усмехнулся: «Зоопарк, мать его!» Начкар и четверо конвоиров расположились на лавках – напротив клетки. Майор еще раз пристально оглядел свой «зверинец» и, задумчиво поковыряв в широком носу – не забыл ли чего, воскликнул:

– Все, взлетаем!

Словно во сне, услышал Решетов гул двигателя, шум пришедших в движение лопастей винта и окончательно отключился…

В сознание его вернуло ощущение, что кто-то настойчиво шепчет ему в самое ухо о подстерегающей опасности. Сергей с трудом открыл глаза, прогоняя остатки дурмана, потряс головой и огляделся: все зэки, скорчившись в нелепых позах на грязном полу клетки, сладко посапывали, находясь в объятиях Морфея. Начкар сосредоточенно чистил свой «макаров»; двое конвоиров играли в карты; двое – дремали, прижав к себе, словно любимую женщину, автоматы. Стараясь не привлекать к себе внимания, Сергей оценил конструкцию клетки, сваренной из арматуры, тяжелый замок и засов на двери и пришел к неутешительному для себя выводу о невозможности побега. А бежать определенно нужно – все происходившее в последние дни говорило об этом. В здешнем загадочном краю человеческая жизнь не стоила ни гроша – о чем можно было судить по отношению конвоя к арестантам. Сергей ничуть не сомневался, что там, в загадочной ИК-777, возможность побега и вовсе сведется к нулю – без сомнения, охрана в этом аду поставлена на должный уровень. Что делать?! Скользнув взглядом по фигуре спящего конвоира, расположившегося ближе всех к клетке, Решетов заметил толстую цепочку, протянувшуюся от ремня бойца в карман камуфлированных брюк. Быть может, именно на этой цепочке находится заветный ключ от двери? Седой покачал головой: даже если и так, то что с того? Вздумай он хотя бы попытаться добыть его – пристрелят, не задумываясь.

– Илья Вениаминович, – обратился один из бойцов к начкару, – че-то заигрался – переход был уже?

Майор осуждающе покачал головой и нехотя ответил:

– Эх ты, игруля! Мы уже минут двадцать на К-777. Разве не заметил, как похолодало?

– Значит, через полчаса дома будем! – обрадованно улыбнулся конвоир и поежился. – Эх, по Ирке соскучился!

– Нужен ты ей! – усмехнулся напарник. – Она к куму ночами повадилась бегать.

– Гонишь!!! – вскипел говорливый.

– Хорош языками трепать! – резко оборвал майор свару, грозящую перейти в серьезный конфликт. – Вы бы лучше о новом мясе беспокоились – действие укола скоро закончится!

– Да в отрубоне еще все, товарищ майор!

Но «новое мясо» уже потихоньку приходило в сознание – просыпаясь, арестанты, словно сонные мухи, вяло зашевелились на полу клетки. Действительно, как заметил начкар, похолодало довольно ощутимо. Седой поймал себя на мысли, что после адской жары казалось бы желанная прохлада не производила должного эффекта – слишком уж упал градус. Карелия Карелией, но не до такой же степени!