Текст книги "Ключи от дома (сборник)"

Отрывок

– Ник…

Моё школьное прозвище, произнесённое незнакомым грубым голосом, застаёт врасплох. Пытаюсь разглядеть отражение в мутном зеркале, но, кроме трёх силуэтов за спиной, ничего не вижу. Стараюсь как можно спокойнее повернуться и обойти окликнувших меня парней, но, судя по уверенному движению наперерез мне большой черной куртки понимаю, что придётся задержаться.

Туалетная комната встретившегося по пути кафе почти квадратная. Одна дверь. Кроме нас никого больше нет. До двух светильников, оставшихся за спиной, мне сразу не добраться. Очевидно поняв ход моих мыслей, бородатый мужик, стоящий в центре троицы у двери, одной рукой начинает расстегивать молнию на куртке, а другой потянулся внутрь. Слегка развернутое вперёд правое плечо открывает мне артерию на здоровенной шее. Между нами метров пять, и я не должен промахнуться. Сурикен мягко покидает мою ладонь, даже не блеснув. Ухожу от длинного «мае-гири» слева. «Грубовато, дружок, для такой дистанции», – мелькает у меня в голове, но отмечаю, что ботинки солидные и с ними лучше не встречаться. Предназначенная мне двойка ударов руками в голову подскочившего справа останавливает моё движение. Успеваю сбить атаку в сторону и ответить коротко справа. Боец откидывает голову, отступая назад. Этого достаточно, чтобы провериться слева. Сурикен резко тормознул на шее Бородатого, и фонтанчик брызнувшей крови просигналил о том, что я был точен.

Нападавший слева гораздо выше меня и предпочитает работать ногами. Вовремя замечаю его согнутую коленку для удара. Чуть качнувшись назад, пропускаю размашистый «маваси-гири» перед собой и коротким «эмпи» встречаю идущую навстречу спину. Судя по мягкому контакту, удар проникает достаточно глубоко, и даже осенняя одежда не спасает от самоуверенности. Он уже не думает о продолжении атаки, а больше всего занят диким импульсом боли, стучащимся от правой почки в мозг. «Извини, но еще пару недель ты будешь вспоминать, как глупо подставился.» Это лирическое отступление мелькает в моём сознании, пока я разворачиваюсь в низкую стойку «зенкутсу-дачи». Остановившись так, чтобы Длинный остался между мной и правым нападающим, краем глаза ищу Бородатого. Он все ещё смотрит на меня, но грузное тело уже скользит по стене вниз. Яд, смазывавший «сурикен», парализовал сердечную мышцу, и несколько минут ему будет совсем плохо.

Однако расслабляться ещё рано: «ёко-тоби» скользит по моей короткой стрижке, и я опять оказываюсь посредине. Вымещая всю свою злобу на моих блоках, Длинный молотит двойками в разные уровни, пытаясь растащить мою защиту. Давно не вижу Правого и, ориентируясь только по смутной тени на кафеле и интуиции, встречаю его «усиро-гири» в корпус. Похоже, я думаю так же, как он, и мой удар попадает точно в солнечное сплетение, останавливая его на мгновение. Скорее всего, Длинный – новичок в этой связке и от неуверенности может пойти на крайние меры. Тут нельзя упустить ни одной мелочи. Его «микадзуки» всё-таки шлёпается на излете мне в левое ухо, и колокольный звон на несколько секунд мешает мне сосредоточиться. Они начинают работать в паре синхронно, и мне всё труднее уходить от одновременных атак.

Подпускаю Длинного поближе, чуть открывая спину справа. Он соблазняется подставкой, и я вижу, как после «дзуки-дзёдан» его руки срываются на круговой разворот, натягивая ногу на мощный «ура-маваси». Да, не дай Бог пропустить такую вертушку. В тот момент, когда он поворачивается на мгновение ко мне спиной, ныряю под уже летящий навстречу кованый ботинок и срубаю, прижавшись к полу, его опорную ногу «хвостом дракона». Оправдывая себя серьёзностью ситуации, направляю всю мощь своей контратаки не на безопасный контакт с тыльной стороной голени, прикрытой напряженной сейчас мышцей, а на боковую поверхность коленного сустава. Сколько раз я слышал этот звук рвущихся связок, но до сих пор что-то сжимается у меня внутри и какой-то холодок заполняет низ живота. Болевой шок у него настолько силён, что спазм мышц не даёт даже крикнуть. Продолжая движение, подныриваю под взмывшие выше головы ноги Длинного, и по спирали поднимаюсь. Не пытаясь смягчить падение страховкой, он неуклюже грохается на пол, и я слышу, как, смещаясь, хрустят его позвонки.

Оставшись на пару с последним из нападавших, мы секунду всматриваемся друг в друга. В напряжённой тишине четко различаю щелчок пружины стилета, зафиксировавший откинутое лезвие. Он решил не рисковать. Холодный взгляд и спокойное лицо говорят о хорошей подготовке. Медленно закручиваясь вокруг меня, он начинает прижимать меня к стене. Сосредотачиваюсь на его дыхании и стараюсь уловить короткий вдох перед атакой. Он прячет от меня нож, и мне трудно угадывать вероятную атаку хотя бы по тому, как расположено лезвие в руке. То, что «сурикена» у меня больше нет, для него уже не секрет, и он кидается в атаку. Пропускаю вправо от себя его длинный выпад и ускоряюсь ему за спину. Доля секунды у меня есть, но главное – не увлекаться. Его лицо уже передо мной, и взгляд скользит по мне диагональю снизу-слева. Надеюсь, что я не ошибся в направлении его удара. В азарте он не думает останавливаться и, продолжая круговое движение, пытается достать меня. Но я уже жду этого. Щелчком пальцев выстреливаю монетку, извлеченную из кармана на предыдущем шаге, в его правый глаз. Моя рука находится в полуметре от головы нападающего, и резкая боль пронзает его раньше, чем лезвие проходит половину пути. Короткая пауза спасает меня от неприятностей и даёт возможность, как на тренировке, поймать его запястье и завернуть его на излом. По инерции он еще какое-то время двигается вперёд, пытаясь всеми силами затормозить резко нарастающую боль в суставе.

Зафиксировав пикадора лицом к полу, спрашиваю, чем вызван такой интерес к моей персоне. Его сломанное запястье помогает быстро выяснить детали. Без сожаления обламываю лезвие стилета, лежащего рядом. На обломке остаётся номер – это гарантия того, что в любом фирменном магазине Европы его обменяют на такой же новый. Легким ударом в затылок отключаю бойца на пару минут. Этого достаточно, чтобы пробежаться по карманам лежащих курток, собрать сотовые телефоны и блокнотик у Бородатого. Аккуратно забираю свой «сурикен» и возвращаю его на место. Кстати, у здоровяка действительно торчал ствол за поясом. Мне повезло, что это были не профи. Навалив грузное тело «командантэ» на дверь туалета, прикрываю её так, чтобы он ещё какое-то время придавливал вход изнутри. У меня есть минута, чтобы спокойно выйти и раствориться в толпе.

Стараясь не привлекать внимания, медленно прохожу по неосвещенной стороне кафе к выходу. Снаружи все, как несколько минут назад. Никто не курит рядом и не видно припаркованных машин. Пронизывающий ноябрьский ветер помогает сосредоточиться и вспомнить, что куртки у всех троих были холодными. Значит, они достаточно долго петляли за мной по улицам, а не ждали в машине. Узнать незнакомое лицо на вечерней улице сложно. Скорее всего, они «пасли» меня от вокзала или от метро. До назначенной встречи у меня оставалось меньше часа, и нужно было подготовиться. Тогда я ещё не знал, что в записной книжке одного из конфискованных сотовых телефонов найду номер майора, и к удивлению своему открою, что он звонил Бородатому перед нашей встречей дважды.

В тот момент меня больше тревожил вопрос: откуда эти трое знали моё школьное прозвище – Ник. Ведь еще с первого курса ко мне приклеилось прозвище Николсон благодаря какому-то сходству с известным актером и фамилии Николаевский. За последние десять лет я даже привык к нему. Но мне ещё предстояло узнать, что короткий отрывок чужого разговора в баре совсем скоро круто изменит мою жизнь.

Светкина история

Пригородная электричка, сипло свистнув, дернулась навстречу дачам и огородам, оставляя суету и толкотню на привокзальной площади. Какое-то время пассажиры по инерции энергично рассаживались и пристраивали сумки. Затем быстро успокаивались и впадали в полусонное состояние до своей остановки.

Молодая женщина развязала шарф и сняла яркую шапочку с кудрявой головы девчушки лет десяти.

– Светка, не крутись, а то испачкаешь кого-нибудь.

С наслаждением, откусив огромный кусок от румяной булки с изюмом, девчонка принялась рассматривать пассажиров. Рядом сидел дед с окладистой бородой, а у окна – старушка в большом выцветшем платке. От них пахло цветами и медом. Должно быть, они первыми вошли в вагон и устроились в уголке, так, чтобы никому не мешать. Напротив сидели пятеро одинаково одетых то ли парней, то ли мужчин. Небольшого росточка, с чуть раскосыми глазами, они были неопределенного возраста и с очень похожими лицами. Из-под ног одного из них просунулась собачья морда в грубом ошейнике из проволоки. Черный нос энергично вдыхал воздух, очевидно учуяв что-то съедобное. Светка соскочила на пол и, присев на корточки, положила перед собакой кусочек булки. Наклонив морду набок, пес ловко слизнул его и моментально проглотил. Увидев второй кусок, он рванулся из-под лавки, на которой сидели его хозяева, то ли китайцы, то ли корейцы.

От неожиданности Светка отпрянула назад и прижалась к матери. Глаза у пса были такие грустные и голодные, что она, не колеблясь, протянула ему всю оставшуюся булку. Поводок натянулся, оттаскивая пса назад. Но тот и не думал слушаться. Азиаты загалдели и, навалившись на пса, стали заталкивать его под лавку, то и дело грубо пиная его.

– Да что же это вы животное мучаете! – возмутилась бабка у окна.

– Покормили бы сначала, – вторил ей дед.

Не обращая внимания на эти слова, державший в руке поводок мужчинка больно хлестнул пса свободным концом кожаного ремешка. Тот заскулил, но все равно не желал повиноваться.

– Вы что, ему же больно! – вскрикнула Светка. Все её маленькое тельце дрожало от гнева, но мать крепко держала её в своих объятьях и что-то шептала на ухо, пытаясь успокоить. Огромный пес, очевидно, когда-то был красой и гордостью богатого дома, но теперь, видно, жил на улице. Не чёсанная грязная шерсть свалялась комками, бока ввалились, а в глазах была такая тоска и безысходность, что все присутствующие стыдливо отводили прочь свои взгляды.

– Да они собак едят, ироды, – резанул в сердцах чей-то голос.

– Как это? – Светкины глаза стали круглыми от страха и возмущения.

Весь вагон загудел, корейцы вскочили, дружно размахивая руками и что-то быстро лопоча на своем языке. Светка вырвалась из материнских рук и обняла пса за шею. Тот уткнулся в её курточку, склонив к ней огромную лохматую морду. Очевидно поняв смысл слов, он застыл в ужасе. Хвост был поджат, задние лапы дрожали. Некогда большой, сильный, красивый, он был вышвырнут за борт привычной жизни. Преданный хозяевами, избитый пьянчужками у помойки и проданный бомжами корейцам, он готовился к смерти.

– Не бойся, я тебя не отдам, – шептала Светка. Не обращая внимания на поднявшуюся суету, они стояли обнявшись. Их чистые души встретились. Град пинков и ударов сыпался на пса, пытаясь загнать его под лавку, но тот лишь скулил, прижимаясь к девчушке. Та обернулась и умоляюще посмотрела на мать.

– Мамочка, давай его возьмём. Я ничего больше не буду у тебя просить.

– Да что ты, нас и так пятеро в хрущевке, – оправдывалась мать.

Старик было поднялся на помощь, но был остановлен грубым толчком в грудь. Бабка запричитала, прижимая его седую голову к себе. Пассажиры возмущенно загалдели, но никто не сдвинулся с места.

По проходу медленно двигалась огромная фигура в кирзачах и бушлате защитного цвета. На рукаве проглядывались выцветшие буквы «ВДВ». Мужчина остановился, молча оценивая ситуацию. Также медленно он стал наматывать на левую руку поводок, освобождая пса и подтаскивая к себе упирающегося корейца. Соплеменники кинулись было на выручку. У одного в руке блеснуло лезвие. Правая рука десантника сжалась в огромный кулак у головы держащего поводок корейца. Их размеры были одинаковы. Кто-то из пассажиров пронзительно крикнул, и воцарилась тишина. Широко расставив ноги, десантник держал на поводке азиата, грустно глядя ему в маленькие глазки.

– Я купить собака. Это мой, – залепетал кореец.

– Сам ты собака, – буркнул десантник.

Он порылся в кармане и сунул ему за шиворот мятую купюру. Вырвав поводок, он оттолкнул испуганного чужестранца с такой силой, что тот, собрав в полете всех своих соплеменников, грохнулся на скамейку.

– Еще раз увижу, закопаю, – попрощался с ним десантник.

Он присел на корточки рядом с обнявшейся парочкой и погладил огромной пятерней все еще дрожащего пса. Светка восторженно смотрела на спасителя, размазывая по щекам слезы. Глаза её сияли радостью и благодарностью, а в светлой душе утвердилась вера в любовь и справедливость на этой грешной земле.

Сильвер

Рикки больше всего на свете любил вечернее время, когда хозяин, сварив себе ароматный кофе и плеснув в большой бокал коньяка с тонким приятным запахом, устраивался в большое мягкое кресло у торшера. В эти часы терьеру дозволялось разместиться рядом в кресле и положить голову хозяину на бедро. Пёс закрывал глаза от удовольствия и вдыхал запахи – хозяин, кофе и коньяк составляли его мужскую компанию. Сейчас щёлкнут маленькие блестящие ножнички, потом – позолочённая зажигалка, и появится ещё один запах. Рикки не любил дым от сигар, но давно смирился с его присутствием. Рука хозяина, как бы извиняясь за доставляемое неудобство, мягко легла на затылок пса и почесала за ухом. Терьер шумно вздохнул, прощая все грехи своему самому дорогому существу на свете, и затих. Эти люди бывают так неразумны и смешны в своих слабостях, которыми ещё и гордятся. Однако стоит ли бороться с ними, когда можно наслаждаться мужской компанией, забыв обо всём остальном. Иногда в их доме появлялись женщины, принося с собой просто невообразимые запахи лосьонов, кремов и духов. Вдобавок к этому хозяин строго-настрого запрещал Рикки даже приближаться к их лакированной обуви, чтобы он, не дай Бог, вздумал попробовать их на зубок. Правда, некоторые из этих женщин, стараясь завоевать расположение Рикки, протягивали ему в тёплой ладошке самые вкусные кусочки со стола, и он их охотно принимал, делая вид, что не замечает, как хозяин подсказывал это гостье.

Опять зачирикала эта маленькая блестящая штучка с кнопочками. Хозяин всегда носил её в нагрудном кармане домашней рубашки и говорил с ней. В зависимости от того, какой мелодией эта штука прочирикает, хозяин выбирал интонацию голоса и длительность разговора. Одну из таких мелодий Рикки очень не любил: после неё хозяин вскакивал, быстро собирался и надолго исчезал из дома. На этот раз мелодия была едва знакомой.

– Привет, привет. И тебя так же! Заходи, конечно.

Рикки недовольно заворчал. Опять кого-то нелегкая несёт. Вчера хозяин ушёл куда-то на всю ночь, а теперь к ним кто-то собирается. Впрочем, никаких резких движений не последовало, значит, это не женщина, и они не будут наводить порядок, и суетиться на кухне. Скорее всего, кто-то из приятелей, которому срочно нужна помощь. Некоторые из них приносили с собой такие странные запахи, которых Рикки никогда не встречал в городе. Тогда гость усаживался в соседнее кресло, и они беседовали долго-долго. Под звуки их неторопливых разговоров он даже засыпал, а потом неожиданно вздрагивал и просыпался, когда собеседники начинали громко смеяться над чем-то своим, непонятным собачьему уму.

Звонок в коридоре заставил их обоих встать с кресла и направиться к входной двери. Конечно, Рикки опередил хозяина и, потянув носом под дверью, уже знал, что с другой стороны стоит невысокий бородатый обладатель ботинок на рифленой подошве со шнурками. Теперь обувь чаще бывает с застежками на «молниях» а этот знал толк в шнурках! Они были толстые и очень длинные, а главное, обладатель этого богатства прощал Рикки его слабость. Когда мужчины уйдут в комнату, он останется в коридоре и, не торопясь, начнёт расшнуровывать ботинки с рифлёной подошвой, извлекая длинные шнурки. А потом-то он займется ими по полной программе! От предвкушения предстоящей забавы Рикки завилял хвостом.

– Ты уже пронюхал, бродяга. Это Борис, со своими замечательными ботинками.

Хозяин произносил его имя с ударением на первую гласную, подчеркивая близкие отношения с гостем. Дверь распахнулась.

– С Новым годом, Иваныч!

– И тебя, Боря. А где Снегурочка?

– Слушай, зачем нам девчонки? Я вдову прихватил.

– Это которую?

– «Паскине»! Ты же к ней неравнодушен.

И Борис протянул из-за спины пакет с обозначившейся в нём округлой бутылкой. Заметив высунувшуюся мордочку терьера, визитер улыбнулся. Достав из кармана упаковку новых длинных шнурков, он подмигнул Рикки. Тот понимающе завилял хвостом. Мужчины озорно переглянулись.

– Входи скорее, вдову застудишь.

Хозяин помог гостю раздеться и, похлопывая по спине, пригласил в комнату. Оглянувшись на терьера, застывшего у ботинок с рифлёной подошвой, улыбнулся и нарочито строго приказал:

– Охраняй.

Вот чем хороши мужские компании, так это тем, что каждый сам занимается своим делом и не мешает другим. Рикки это было по душе, и он надолго оставил мужчин наедине.

– Боря, давай-ка без церемоний. Бери, что найдешь в холодильнике полезного и тащи на столик у торшера. Надеюсь, ты не торопишься.

– Вот за что я тебя уважаю, Иваныч: ты всегда смотришь в корень.

– Мы ещё не пообщались со вдовой, а уже об уважении заговорили.

– Ну, я к тебе действительно с разговором, но – о другом.

– Ладно, давай сначала – за Новый год.

– Будем!

Мужчины редко обсуждают одежду или случайно обронённую сослуживцем фразу, но могут зациклиться на спорте или автомобилях. Если же эти темы их не объединяют, они могут с удовольствием помолчать, отдавая должное хорошей выпивке и сигаретам. Отсутствие за столом женщин избавляет от необходимости быть внимательным и разговорчивым. С годами это нравится всё больше, и появляется досада, что мужские клубы, на манер английских – для молчунов, у нас ещё не прижились.

Коньяк «Вдова Паскине» в округлой плоской бутылке с крупными латинскими буквами «ХО» и гаванские сигары располагали к неторопливой беседе. За окном заканчивался первый день нового года, привнося какую-то грусть и легкое разочарование. Независимо от возраста, мы всегда ждём лучшего и надеемся, что вот теперь-то ему самое время прийти, но, когда ничего особенного не происходит, мы с грустной улыбкой посмеиваемся над собой, пряча подальше заветные желания.

– Ты знаешь, Иваныч, мы с ребятами редко пьём коньяк, а вот с тобой он так душевно ложится. Наверное, и я когда-нибудь дорасту до такого…

– Ладно, выкладывай. Какие проблемы?

– Беда, Иваныч.

– Так уж и беда, год только начался.

– Так в том-то всё и дело. Ты помнишь Германа? Одно время нырял с нами. Ну, высокий такой, длинные волосы с проседью. С дамами своими всё никак не мог разобраться и нас подключал.

– Гера… Гера-сват!

– Точно. Он своих знакомых девчонок вечно нашим пацанам сватал.

– Помню-помню. Я тогда из-за Галки его и развёлся. Впрочем, давно было. Лет двадцать прошло.

– Ну, не в этом дело. Он давно отошёл от дайвинга. Бизнесменом стал. Пропал лет на десять, а тут объявился месяц назад с заманчивым предложением. Представляешь, Гера купил островок на Сейшелах! Затеял там для богатеньких небольшой дайвинг сделать с развлечениями. Положить на дно метрах на двадцати старую шхуну с пробоиной, сундук с пиастрами, ну и прочее. Местные умельцы за такую работу цену назвали немереную, вот он о нас и вспомнил. Предлагает оплатить перелёт и проживание, а мы ему за неделю всё сделаем по сценарию. Плюс ещё по две недели в год на обслуживание его топляков и отдых на острове нашей команде на тех же условиях. Сам понимаешь, ребята эту наживку сразу заглотили. Тут как раз каникулы, вот мы и собрались в четыре пары.

– Я уже начал завидовать…

– Но у Сереги 31-го свадьба.

– Слышал.

– А ты с его Светкой знаком?

– Нет, я ведь «завязал» после того случая в Австралии в девяносто седьмом. Кроме тебя, почти никого не вижу.

– Помню. Ну, так вот. Светка уважает только горные лыжи. Раньше как-то дальше споров, что лучше лыжи или акваланг, не заходило. А на свадьбе она решила вопрос ребром поставить. Втихаря купила обоим путёвки в Андорру. И сегодня Серега звонит мне оттуда и говорит, что неделю его не будет. А у нас на завтра билеты!

– И что ты предлагаешь?

– Иваныч, выручай! Я с Германом уже поговорил – он всё устроит. Нужно только твоё согласие. Решайся! Я от всех ребят тебе в ножки упаду. Клянусь, что твой акваланг носить буду пожизненно.

– Да старый я уже для этого. Неужели в Москве дайверов не осталось?

– Так ведь Серега обслугой компьютеров и всей техники занимался. Кроме тебя, никто не справится. Эти ж все – топ-менеджеры. Они только кнопки нажимать умеют.

– А ты что же? Давно ли админом был?

– Иваныч, я ещё хуже. На клавиатуре только две кнопочки знаю – да и нет.

Коньяк не только располагает к беседе – он помогает держать паузу. Его глубокий неназойливый вкус постепенно проявляется, заставляя прислушиваться к новым ощущениям. И тут никто не вправе прервать затянувшийся процесс.

– Слушай, Борис, я тут…

– Иваныч, я обо всем подумал. Рикки пристроим у Андрюшкиного тестя, у него тоже терьерчик. За тобой заедем и назад потом привезем. С женой твоего шефа моя Тамара давняя подруга, если надо – уговорим. Давай загранпаспорт, я продиктую данные Герману, и все без тебя решится. Оплата и хлопоты тебя не коснутся. Мы, конечно, ничего не заработаем, но и не потратим. А места там какие! Выручай, а?

– Знаешь, у тебя сейчас глаза, как у Рикки, когда он нашкодит.

– Иваныч, проси, что хочешь.

– Да я, правда, решился ремонт затеять на каникулах.

– Вернёмся через неделю, мы тебе его за пару дней сделаем.

– Ловлю на слове.

– Иваныч, а вода там как слеза, островитянки – Афродиты…

– Ладно, когда вылетаем?

В аэропорту «Шереметьево» было многолюдно. Нежданные двухнедельные зимние каникулы многие старались использовать для активного отдыха, ограничиваясь только средствами. Подтянутые молодые люди с большими сумками, откуда виднелись горные лыжи и сноуборды, весело шумели в очередях на регистрацию. Это лет двадцать-тридцать назад студенты и инженеры с рюкзаками и гитарами разъезжались на поездах в дальние уголки некогда огромной и любимой страны. Теперь успешные бизнесмены и менеджеры запросто улетают развлекаться в чужие страны.

– Иваныч!

Небольшая группа загорелых молодых ребят в модных дорогих спортивных костюмах радостно приветствовала подтянутого крепкого мужчину, который выглядел со стороны, как тренер.

– Берём вещи, посадку объявили. Иваныч, помоги.

Подшучивая друг над другом, и вспоминая забавные случаи прошлых поездок, восемь человек, увешанные сумками, проходили таможенный контроль.

– А что это у Вас тут, Владимир Иванович? Строгий голос таможенного офицера остановил уже немолодого мужчину. Лейтенант смотрел то на монитор, то на хозяина большой кожаной сумки.

– Вещи, – как можно спокойнее ответил тот.

– Ваши вещи? – не унимался таможенник.

– Мои.

Откуда-то появились два крупных милиционера и стали рядом с мужчиной.

– Вам придется пройти с нами, – неожиданно произнес лейтенант.

– А в чем, собственно, дело?

– А вот там всё и выяснится. Пройдемте. Уверенный тон таможенника подкрепили цепкие руки служителей закона. Они давно обзавелись солидными животиками и вряд ли могли быстро передвигаться, но как два якоря выглядели солидно. Сопротивляться не было смысла, да и спутники куда-то пропали. Пока задержанного сопровождали в служебное помещение, очередь молча наблюдала за происходящим. Очевидно, каждый перебирал мысленно содержимое своих сумок, чтобы избежать подобного.

В небольшом помещении за толстой дверью с предупреждающей надписью стоял агрегат, напоминающий рентгеновский аппарат в поликлинике. Милиционеры остановились у двери, а таможенник поставил сумку Владимира Ивановича в недра упомянутого агрегата. Появились две ассистентки в униформе и стали помогать лейтенанту просматривать содержимое сумки на мониторе агрегата.

– Давненько мне такое не попадалось, – с нескрываемым удовольствием загадочно прошептал таможенник.

Он явно гордился собой, давая всем понять, кто тут главный.

– И что же Вам так приглянулось? – как можно спокойнее спросил задержанный, хотя сам лихорадочно пытался понять происходящее.

– А Вы и не знаете?

– Ничего необычного там быть не может. Мы с друзьями летим покупаться на недельку. Возможно, снаряжение для дайвинга, но ведь оно не запрещено.

– Похоже, кто-то из ваших решил не возвращаться, – съязвил таможенник.

– С чего Вы взяли?

– А Вы сами взгляните.

И лейтенант жестом пригласил задержанного подойти к монитору. Тот посмотрел – и холодный пот выступил не только на его спине. В сумке был отчетливо виден скелет взрослого человека. Шея и колени были неестественно повёрнуты в сторону. Очевидно, чтобы упаковать его сумку.

– Думаете, ему взяли билет в оба конца? – продолжал свой чёрный юмор таможенник.

Наверное, он уже мысленно ковырял новые дырочки на погонах. У Владимира Ивановича начали рождаться самые невероятные гипотезы, объясняющие случившееся. Неизвестно, куда бы они завели взволнованного мыслителя, но в коридоре послышался шум, потом какая-то возня, и, несмотря на двух упитанных милиционеров, в комнату ввалилась целая толпа. Было видно, что одни сопротивлялись, а другие прорывались внутрь. В конце концов, молодость победила, и тучные охранники сдались.

– Произошла нелепая ошибка, товарищ лейтенант. Это не труп, – задыхаясь от волнения и физических упражнений с группой охранников, выпалил Борис.

Стоявшие рядом с ним дайверы утвердительно кивали и рвались открыть сумку, но ассистентки преградили им дорогу.

– Охрана! – взвизгнула одна из них.

– Да не волнуйтесь вы, это не труп. Это – скелет. Настоящий скелет, – пытались объяснить дайверы, но только подливали огонь в масло. Разрядил напряженную ситуацию высокий худощавый парень. Он достал из кармана какой-то листок и подал его лейтенанту. Тот долго перечитывал что-то, потом рванул сумку. Покопавшись в ней, он медленно опустился на стул и, сдвинув фуражку на затылок, глупо улыбнулся. Листок пошёл по рукам, и вслед за ним нарастала волна смеха.

– Да говорю же вам, это настоящий скелет. Мы его в магазине учебных пособий купили. Хорошо я догадался справку у них взять. Ребята подшучивали надо мной, чтобы я имя вписал, а вот и пригодилась. Да посмотрите сами: он на капроновой нити и проволоке. Это реквизит для оформления подводной сцены.

Скелет был извлечен из сумки. Озорные руки подхватили его, и он начал размахивать конечностями, здороваясь с милиционерами и пытаясь обнимать ассистенток. Смеялись все, кроме таможенника. Внеочередные звёздочки, как метеориты, пролетели мимо его погон, сгорая в воображении, и он начал мысленно зашивать приготовленные для них дырочки. С двумя бутылками шампанского появился Борис. Освобождение Иваныча быстро и весело обмыли. Ещё не придя в себя от пережитого, он очнулся в самолётном кресле. Дайверы наперебой поздравляли его с боевым крещением. Подаренная ему в качестве компенсации за волнение бутылка «Хеннеси» была тут же откупорена и выпита, а он так и не понял, был ли это розыгрыш или случайное стечение обстоятельств.

Взлетно-посадочная полоса на Сейшелах располагалась на одном из небольших островов. Казалось, что пилоты, вспоминая своё военное прошлое, просто пикировали на неё из облаков. Лайнер со свистом и вибрацией тормозил всеми своими шасси и закрылками, а пассажиры, глядя в иллюминаторы, невольно пытались помогать им ногами, вдавливая их в пол. Очевидно только это да ещё, пожалуй, бесшумная молитва на губах верующих и не очень верующих, останавливали огромный лайнер у самой кромки. Двигатели затихали, и обалдевшие от маневра пассажиры проворно покидали блестящую птицу. Очевидно, не они первые в эйфории торопились подальше уйти от этого места, ибо опытные служащие аэропорта настойчиво отлавливали их, пытаясь втолковать, что вещи свои лучше взять сразу.

Пока небольшой автобус петлял по узкой извилистой дороге к пристани, прохлада кондиционеров и вездесущий юмор неунывающих дайверов привели всю команду в нормальное состояние.

– Иваныч, а твой-то как переносит такую посадку?

– Плохо, он ведь «Хеннеси» не принимал.

– Тщательнее надо с товарищем, Иваныч.

– Предлагаю ему красные трусы подарить. Мужчина он или нет?

– А Иваныч его специально не одевает, чтобы у островитянок первым быть.

Погрузив снаряжение на небольшой быстроходный катер, вся команда растянулась на белоснежной палубе. Удивительно чистая голубая вода, отсутствие волн, приятный морской воздух завораживали. Небольшие острова с рваными выступами и отвесными скалами утопами в буйной зелени. Привыкший к серым российским равнинам, глаз не мог оторваться от этой красоты. Безбрежный голубой океан и крохотные острова, которые хотелось взять в ладони и бережно рассматривать, приводили в восторг.

Часа через два катер пришвартовался у ярко-красного причала небольшого островка. Дайверов встречал седовласый подтянутый мужчина с холеным властным лицом. Все почтительно здоровались с ним и называли Германом, и лишь Иваныч, подойдя последним, сухо сказал:

– Привет, Гера. Не жалеешь, что связался со мной?

– Да брось ты, Иваныч. Всё давно улеглось. Я сам предложил. Рад тебя видеть. Надеюсь, у нас будет время вспомнить молодость.

Не теряя времени, команда разместилась в небольших, но очень комфортабельных номерах гостиницы и отправилась заниматься любимым делом. Дайверы, как малые дети, готовы вечно возиться со своими игрушками. Их останавливает только строгий режим погружений и обязательного отдыха, который необходим для восстановления организма. Первые погружения самые длительные и чарующие, а вот последующие приходится сокращать. Нигде на земле не найти такого разнообразия форм и расцветок жизни. Увидевший это однажды становится пожизненно больным, страждущим повторения первых ощущений, и стремящимся к новым открытиям. Причем это увлечение одно из самых дорогих, но болезни не выбирают.

Согласно плану, составленному Германом, команда уже через пару часов приступила к работе. Недалеко от острова проходил подводный риф. Его верхушки никогда не поднимались над поверхностью, делая встречу абсолютно неожиданной. На одном из его склонов лежало стилизованное под старину судно. В задачу дайверов входило сделать сцену гибели максимально правдоподобной и интересной для начинающих ныряльщиков.

Постепенно восторг сменился работой, нелегкой и небезопасной. У судна появилась жуткая пробоина, сломанные мачты, оборванные снасти. Повсюду дно устилали предметы старинной утвари. Причем её запасы в служебных помещениях отеля на острове предусматривали, что часть из них станет сувенирами. Внутренние помещения затонувшего судна тоже заполнялись специально состаренными медными и бронзовыми подделками. В кают-компании был сооружен дубовый комод с дорогими винами. У капитана судна была спрятана карта другого острова с зарытыми сокровищами. Каюта штурмана хранила коллекцию мушкетов и холодного оружия. На камбузе можно было отыскать красивые блюда с чеканкой, а в каютах люкс для состоятельных пассажиров была спрятана одежда и фамильные драгоценности.