Текст книги "Истина и судебная достоверность"

1.3. Правовой идеал и действующее (позитивное) право

Абсолютный правовой идеал представляет собой характеристику объективных потребностей людей, проявляющихся в социальных отношениях и связях, отражает эти потребности; именно они, эти потребности, а не право в философском смысле (абсолютный правовой идеал), воздействуют на людей (в том числе на законодателя), на их отношения. Люди в своих отношениях пытаются «вырваться» из формальных норм позитивного права, если последние устарели настолько, что противоречат объективным потребностям общественного существования и развития. Но дело как раз в том и заключается, что эти самые нормы позитивного права, пусть уже отставшие от жизни, пусть мешающие прогрессу, не просто написаны на бумаге, но имеют реальную силу защиты – государственную силу, и поэтому любое отступление от этих формальных норм способно вызвать негативную реакцию государства. С другой стороны, точное следование действующему позитивному праву, вполне возможно и в противоречие абсолютному правовому идеалу (праву в философском смысле), не может повлечь негативной реакции государства.

В свою очередь, фактические отношения не мертвы, они живут и развиваются. Юридические определения (нормы позитивного права) могут соответствовать прогрессивному развитию этих отношений, но могут также (если эти определения плохи) «соответствовать» регрессу или застою[32]32
  См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 8. С. 259.


[Закрыть].

Для уточнения нашей позиции по данной проблеме обратимся к логике рассуждений Г. В. Плеханова по вопросу о возникновении правовых норм.

Как возникают юридические нормы? – спрашивал Г. В. Плеханов и отвечал, что всякая такая норма представляет собой отмену или видоизменение какой-нибудь старой нормы или какого-нибудь старого обычая. Почему отменяются старые нормы и старые обычаи? Потому, что они перестают соответствовать новым «условиям», т. е. новым фактическим отношениям, в которые люди становятся друг к другу в общественном процессе производства. Если старые юридические нормы препятствуют известной части общества достигать своих житейских целей, удовлетворять свои насущные нужды, то эта часть общества непременно и чрезвычайно легко придет к сознанию их стеснительности: для этого нужно немного больше мудрости, чем для сознания того, что неудобно носить слишком узкую обувь или чересчур тяжелое оружие. Но от сознания стеснительности данной юридической нормы, конечно, еще далеко до сознательного стремления к ее отмене. Первоначально люди просто пытаются обходить ее в каждом частном случае…

Рост сознания людьми своего положения обыкновенно более или менее отстает от новых фактических отношений, изменяющих это положение. Но сознание все-таки идет за фактическими отношениями. Где слабо сознательное стремление людей к отмене старых учреждений и к установлению нового юридического порядка, там этот новый порядок еще не вполне подготовлен общественной экономикой.

Иначе сказать, в истории неясность сознания – «промахи незрелой мысли», «невежество» нередко знаменуют собой только одно: именно, что еще плохо развит предмет, который надо сознавать, т. е. новые нарождающиеся отношения. Ну, а невежество этого рода, – незнание и непонимание того, чего еще нет, что находится еще в процессе возникновения, – очевидно, есть лишь относительное невежество[33]33
  См.: Плеханов Г. В. Избр. филос. произв. Т. 2. С. 256–257.


[Закрыть].

Изложенные положения вполне определенно приводят к выводу о том, что общественные отношения регулируются нормами формального (позитивного) права, что возникновение нормы права, оформленной в законе, – это длительный процесс, который завершается не тогда, когда установление «нового юридического порядка будет подготовлено общественной экономикой», но после того, как рост «сознания людьми стеснительности старой юридической нормы перейдет в сознательное стремление к ее отмене». А до этого, пока сознание отстает от фактических отношений, люди просто стремятся обходить действующую юридическую норму.

Прав С. С. Алексеев, который отмечал, что при широкой трактовке права, когда право отделяется от закона, самое понятие правомерного иногда деформируется и входит в противоречие с принципом законности. Такая трактовка может привести к легализации незаконной, юридически противоправной деятельности тех или иных лиц, действующих якобы в соответствии с некими не выраженными в законе «правами»[34]34
  См.: Алексеев С. С. Право – институционное социальное образование // Вопросы теории государства и права. Саратов, 1983. Вып. 1. С. 9—10.


[Закрыть].

Кроме того, познать «идеальное право» (абсолютный правовой идеал) – примерно то же самое, что познать «абсолютный дух». Вместе с тем науке давно известен способ оценки соответствия того или иного социального явления через призму социальной практики. Если же речь вести о праве (в юридическом смысле), то оценить соответствие формально определенных правил поведения объективно обусловленному уровню общественных отношений можно через призму правовой жизни общества в целом и через правоприменительную практику в частности. Комплексное и детальное изучение этой научной категории как таковой, а также всестороннее изучение такого стержневого явления правовой жизни общества, как правоприменительная деятельность суда, может позволить если и не познать «идеальное право» (абсолютный правовой идеал), то в максимальной степени приблизиться к осознанию тех «болевых» точек в правовой жизни общества, своевременное излечение которых с безусловностью будет подводить общество к социальной гармонии – состоянию, когда высокое правовое сознание граждан является гарантом от социальных потрясений любого уровня.

И если прямая зависимость между уровнем экономического развития и демократией в обществе очевидна, то в правоприменительной деятельности судов ничуть не менее ярко проявляется зависимость правового сознания граждан от уровня демократии и, в конечном счете, от уровня экономического развития общества. Правовое же сознание проявляется в большей степени не в том, как члены того или иного общественного образования в душе или на словах относятся к действующему праву, а в том, как они участвуют или не участвуют в правовых отношениях, как осуществляют свои права и выполняют юридические обязанности в многочисленных реальных правовых связях. В свою очередь во всевозможных и многосторонних правовых связях между субъектами правоотношений по самым разнообразным причинам (низкий уровень правового сознания и правовых знаний, правовой нигилизм, низкий общекультурный уровень, криминальное поведение и т. и.) то и дело возникают недопонимания, трения, противоречия, разногласия, а порой и жестокие по своему содержанию, течению и развязке конфликты. Как правило, наиболее острые правовые конфликты становятся предметом судебного изучения, независимо от того, уголовные ли, гражданские, административные, семейные, трудовые или земельные правоотношения привели в своем развитии к возникновению конфликта.

Критические замечания, высказанные нами в целом в адрес правовых теорий, достаточно жестко разграничивающих категории «право» и «закон», должны были показать наше отношение к такому подходу в понимании права. Однако автор настоящей работы не претендует на обладание «истиной в последней инстанции» и присоединяется к мысли российского юриста и интеллигента XIX века В. Д. Спасовича. Высказывая свою точку зрения, «я оправдываюсь только тем, что несравненно легче разрушать, нежели созидать; критиковать существующее, нежели проектировать новое. Осмелюсь вам сознаться, что я жду возражений, что я бы радовался самой едкой критике. Она бы была очевидным доказательством того, что мои мысли обратили на себя чье-либо внимание, что они заслужили право на серьезное с чьей-либо стороны опровержение. Критика, опровержение суть величайшие почести, какие могут быть оказаны мыслящему человеку»[35]35
  Спасович В. Д. Указ. соч. С. 89.


[Закрыть].

Здесь мы подошли к исключительно важной плоскости рассуждения. Плоскости, в которой пересекаются должное и сущее, в которой находит свое проявление (в практике социальных отношений) реализация справедливости.

Если исходить из того, что «идеальное право» (абсолютный правовой идеал) как идеальная мера, модель необходимых для данного общества отношений в полном своем виде проявиться не может, но юридическое право (возьмем точку зрения либертарной концепции – писаное право в правовом обществе), выполняя свою важнейшую функцию – регулятивную, реально создает условия для достижения общественного равновесия, баланса центробежных и центростремительных сил, интересов одной личности, стремящейся к максимальному проявлению своей «абсолютной» свободы, и интересов всех личностей, каждая из которых также стремится к «абсолютной» свободе, но все вместе – к подавлению свободы индивидуальной личности как таковой, то мы вынуждены будем прийти к выводу, что даже «правовое» право как писаное (позитивное) право всегда будет относительно несправедливым, поскольку оно никогда не будет идентично «идеальному праву» (абсолютному правовому идеалу). Как только писаное (позитивное) право станет идентичным «идеальному праву» (абсолютному правовому идеалу) оно исчезнет, поскольку это будет означать, что человечество достигло уровня познания Абсолютной Идеи Мироздания, постигло Абсолютный Разум, Божественное откровение.

Как ранее было сказано, в человеческом обществе справедливо то, что согласуется с требованиями Природы, проявляющимися в закономерностях существования данного общества. Иными словами – справедливо то, что закономерно. Право («идеальное» или позитивное) представляет собой не что иное, как меру свободы, закрепленную правилами поведения. Право («идеальное» или позитивное) является действующим принудительно регулятором общественных отношений. Формы принуждения различны: «идеальное» право (абсолютный правовой идеал) исподволь подталкивает людей к построению своих отношений в согласии с закономерностями существования, но в случае нарушения своих требований (нарушения закономерностей существования) «идеальное» право «реагирует» вполне реально (о чем говорилось ранее).

Отметим еще раз: в этом, и только в этом смысле «идеальное» право служит регулятором общественных отношений. В этом, и только в этом смысле возможно рассматривать идеальное право как высшую справедливость (природную, божественную, справедливость Высшего разума и т. и.) для конкретного общества в конкретный период его исторического развития.

Позитивное же право через установленные правила поведения регулирует отношения между людьми в конкретном обществе осязаемо, зримо. Принудительный характер его регулятивной функции проявляется в общественном реагировании через созданные данным обществом институты принуждения. В данном контексте трудно согласиться с позицией либертарной концепции, согласно которой право в современном обществе может существовать, а может и отсутствовать. В Природе вакуума не бывает. Человеческая история – это цепь проявлений закономерностей и случайностей (которые, в свою очередь, подтверждают закономерности). К истории человечества необходимо относиться корректно и бережно, поскольку только с ее помощью человек может и должен познавать закономерности своего существования. Писаное (позитивное) право как созданный конкретным обществом государственный регулятор общественных отношений – это и есть реальное право, поскольку только в этой форме «идеальное» право (пусть в ряде случаев в искаженном до неузнаваемости виде) может проявиться в человеческом обществе. Позитивное право как регулятор общественных отношений является всегда в конкретном обществе на конкретном этапе его исторического развития проявлением комплекса социальных реалий: исторических особенностей и уровня развития данного общества, уровня экономики, уровня самооценки и самосознания, уровня правосознания общества (а не отдельных выдающихся его представителей), уровня и качества отношений с внешними социальными образованиями, природных условий существования и т. д., оно является не только и не столько материализованным результатом осознания обществом закономерных потребностей своего существования, сколько результатом искажения данных закономерных потребностей, результатом искажения, произошедшего из-за всей совокупности разнообразных жизненных факторов, о которых только что говорилось.

В конечном итоге «качество» писаного (позитивного) права зависит от силы общества и будет во все времена колебаться по принципу маятника в зависимости от силы общества либо в сторону приближения к требованиям «идеального» права, либо в обратную сторону – удаляясь от объективных закономерностей существования общества, подводя последнее к неминуемому краху.

В этом смысле можно сказать, что в современном обществе право либо есть, либо нет, но тогда нет и общества. Позитивное право таково, каково оно есть, и его качество соответствует всей совокупности исторически сложившихся реалий данного общества на момент его существования. Общество может по мере своего развития эволюционным путем «поднимать» позитивное право к «идеальному». Для этого действительно необходимо, чтобы в данном обществе имелись достаточные (и не только экономические) условия для проявления свободы как осознанной необходимости. Но как только достигается уровень критической диспропорции между позитивным правом и исторически обусловленными реалиями (объективными закономерностями), общество лишается права на существование в том виде, в котором оно зашло за «роковую черту».

Так было везде. И если оценивать исторические процессы не только с точки зрения развития экономических отношений, а в совокупности с уровнем правового (в общем смысле этого слова) состояния, то можно обратить внимание на закономерность: само по себе крайне тяжелое, нищенское состояние общества еще не провоцирует безусловно прекращение его существования.

В связи с этим можно предположить, что одним из главных факторов, подводящих общество к краху, является состояние критической диспропорции между позитивным правом и исторически обусловленными реалиями (объективными закономерностями), требующими соответствующего уровня регуляции общественных отношений. Так было в России в начале XX века, так было в СССР в конце XX века. Очень не хочется, чтобы так стало с Россией в XXI веке[36]36
  В связи с этим имеется одно интересное наблюдение, которое в плоскости затронутой проблемы может быть детально изучено и, возможно, подтверждено исторической наукой – как только общество перестает существовать в том виде, в котором оно зашло за «роковую» черту, первыми своими шагами оно изменяет позитивное право, да так, что это позитивное право значительно опережает существующие реалии (как будто срабатывает закон маятника). Это можно сказать и о новой Конституции России 1993 года, и о Законе «О статусе судей» 1992 года, и о Законе «О собственности», ст. 30 которого гарантировала гражданам материальную компенсацию государством за все нераскрытые имущественные преступления, и о Законе «О ветеранах», по которому государство не могло и не может выполнить ряд социальных гарантий, и о других аналогичных законах.


[Закрыть].

Почему обозначенный нами подход столь важен? Потому, что если мы согласимся с концепцией о возможности отсутствия права в обществе (наличие неправового права, неправового общества, неправового законодательства, неправового закона и т. д.), то мы вынуждены будем исходить из того, что в данном случае регулятором общественных отношений является не право, как таковое, а одни лишь писаные правила (неправовые). Ведь хотим мы этого, или не хотим, но даже в «неправовом» обществе отношения между людьми не только должны, но и подвергаются реальному регулированию. Однако этот вывод (о том, что не право регулирует общественные отношения) тогда должен распространяться на все современные социальные образования, а не только по усмотрению конкретного мыслителя выборочно на критикуемые им регулируемые порядки в том или ином общественном образовании. Тут возникает следующий вопрос: если регулятором общественных отношений является не право (а писаные по своему усмотрению правила), то какую функцию в обществе выполняет право и нужна ли вообще такая научная категория? Думается, что теоретическое противопоставление (жесткий разрыв) между законом и правом, говоря корректно, нежелателен.

В ключе этих рассуждений логично будет привести мнение представителя европейской правовой науки Рене Давида (знающего «правовое» право изнутри): «Во всей континентальной Европе, так же как и в Англии, право рассматривается как естественное дополнение морали и как одно из основ общества…В европейской традиции законы – это не более чем ядро, вокруг которых вращаются вторичные правовые нормы… повсюду граница между правом и фактом весьма искусственна, и трудно сказать, в какой мере решение сложного вопроса основывается на оценке данного дела и в какой на толковании правовой нормы».

Рене Давид специально рассматривает вопрос о том, что в современном демократическом государстве сам характер законов (в силу необходимости удовлетворения при их создании противоположных требований) не позволяет непосредственно применять многие из них к конкретным обстоятельствам. «Законодатель, – пишет он, – употребив формулы без уточнения, тем самым дал полномочие на свободный дополнительный поиск в рамках закона. Этот свободный поиск требует от судей самостоятельных ценностных суждений, которые не могут быть выведены из позитивного права…Кроме того, намерения законодателя – это по большей части сфера гадания; особенно сложно их установить в условиях современной демократии, когда закон выступает как коллективная воля, процесс формирования которой весьма сложен»[37]37
  Цит. по: Розин В. М. Генезис права. М., 2001. С. 3, 57.


[Закрыть].

В приведенной цитате много интересных моментов, один из которых, по нашему мнению, заключается в том, что в демократическом обществе с его «правовым» правом граница между правом и фактом весьма искусственна, что требует от судей свободного дополнительного поиска и самостоятельных ценностных суждений, которые не могут быть выведены из позитивного права. И в связи с этим возникает вопрос: если ценностные суждения не выводятся из позитивного права, которое (в понимании либертарной концепции) является правовым правом, т. е. правом, из чего же тогда выводить ценностные суждения? Опираясь на позиции либертарной концепции и будучи последовательным, следует сказать, что как в континентальной Европе, так и в Англии право тоже неправовое, иначе из него самого необходимо было выводить ценностные суждения.

При всем разнообразии форм, в которых право проявляется в жизни общества, сущность права заключается в регулировании поведения людей путем определения норм – общеобязательных правил такого поведения. Моральные принципы, утвердившиеся в обществе, уровень его правосознания общества, реальные условия существования могут свидетельствовать лишь о том, что право как совокупность юридически закрепленных, общеобязательных правил поведения, в той или иной мере не соответствует закономерностям существования данного общества, и не более того. Чем ощутимее право в обществе не соответствует этим закономерностям, тем больше на это право оказывается воздействие со стороны общества (как в виде тайного сопротивления злу насилием, т. е. невыполнением правовых норм, так и в виде открытого сопротивления – стремления изменить право как допустимыми для данного общества методами и средствами, так и запрещенными).

Таким образом, характеристика права как свободы, равенства и справедливости (в нашем изложении) исключает возможность существования современного общества без права, но позволяет определить уровень «относительного бесправия» общества, т. е. степень соответствия права в данном конкретном обществе на данном конкретном этапе его исторического развития уровню закономерных потребностей в регулировании общественных отношений. В смысле рассуждений, согласно которым самое идеальное позитивное право никогда не будет идентичным абсолютному правовому идеалу, т. е. уровню регулирования общественных отношений, обоснованному закономерностями существования общества, любое человеческое общество было, есть и будет относительно бесправным. Вопрос заключается лишь в том, какова степень этого «относительного бесправия».

1.4. К вопросу о разрешении противоречий между нормами права и морали

Право и мораль в процессе упорядочения общественных отношений теснейшим образом взаимодействуют между собой. Часто правовые конфликты разрешаются между сторонами «по совести» и одновременно безупречно с правовой точки зрения. Однако общественная жизнь столь многообразна, многогранна и сложна, что нередко встречаются такие жизненные ситуации, когда возникший конфликт не поддается одновременному разрешению и по закону, и «по совести», т. е. в соответствии с нормами морали. Причины противоречий между нормами морали и нормами права могут быть в известном смысле объективными (право и мораль – разноплановые социальные явления; они выполняют одну функцию – функцию социального регулятора, функцию формирования эталонов и стандартов поведения человека в обществе, однако обладают каждое своей спецификой, существуют, развиваются и изменяются по своим внутренним законам) и, так сказать, субъективными (право меняется не тождественно морали, не согласуясь с нормами морали в силу субъективного фактора – законодатели могут отступать в процессе нормотворчества от норм морали в угоду конъюнктурным, идеологическим, экономическим и т. д. соображениям).

Проблема права, морали и справедливости имеет многовековую историю. Изучению вопроса о взаимоотношении морали и права ученые уделяют внимание и в настоящее время[38]38
  См., например: Агешин Ю. А. Политика, мораль, право. М., 1982; Баранов В. М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989; Боннер А. Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности. М., 1992; Лазарев В. В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982; Лукашова Е. А. Право, мораль, личность. М., 1986; Мальцев Г. В. Социальная справедливость и право. М., 1977; Матузов Н. И. Правовая система и личность. Саратов, 1987; Мицкевич А. В. Взаимодействие права и нравственности // Взаимодействие форм общественного сознания. М., 1964; Матузов Н. И. Право в системе социальных норм // Правоведение. 1996. № 2; Нормы советского права / Под ред. М. И. Байтина и В. К. Бабаева. Саратов, 1987; Орзих М. Ф. Право и личность. Киев, 1978; Тихонравов Ю. В. Основы философии права. М., 1997; Хайкин Я. 3. Структура и взаимодействие моральной и правовой систем. М., 1972; Якуба Е. А. Право и нравственность как регуляторы общественных отношений при социализме. Харьков, 1970.


[Закрыть].

Освещая вопрос о соотношении законности и справедливости, А. Т. Боннер указывает, что решения суда должны всегда быть справедливыми, а справедливость – это нормативное понятие морали[39]39
  Боннер А. Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности. М., 1992. С. 77.


[Закрыть].

Н. А. Чечина и А. И. Экимов также утверждают, что даже законное и обоснованное решение суда будет несправедливым, если оно вступает в противоречие с требованиями морали[40]40
  Чечина Н. А., Экимов А. И. Категория справедливости в советском гражданском процессуальном праве // Межвузовский тематический сборник. Калинин, 1981. С. 18.


[Закрыть].

И. М. Зайцев полагает, что справедливость составляет нравственную основу правомерной судебной деятельности и ее результат[41]41
  Зайцев И. М. Устранение судебных ошибок в гражданском процессе. Саратов, 1985. С. 4.


[Закрыть].

На противоречия, возникающие между нормами права и нормами морали, кроме ученых-правоведов обращают внимание общественные деятели, социологи, писатели, журналисты. И если лица, далекие от юриспруденции, могут давать эмоциональные рекомендации и советы по поводу выхода из данного тупика, то правоведы (и теоретики, и практики), высказывая свои предложения, должны помнить о «святости» закона.

Диапазон предложений по разрешению ситуаций, когда для принятия решения необходимо выбирать между нормой права и нормой морали, колеблется от одной крайности (полное игнорирование «неправового» закона) до другой («слепое» исполнение закона). Безусловно, подобный разброс мнений в вопросе об отношении к коллизиям морали и права свидетельствует о сложности проблемы, но для судебной практики он явно недопустим. Мудрецам древности принадлежит изречение о том, что лучшая дорога – дорога посередине. В этом смысле для судебной практики необходимо определение такой «золотой середины» в рассматриваемом вопросе, которая будет равно удалена, с одной стороны, от волюнтаризма судьи, полностью игнорирующего «аморальную» (по его мнению) норму права, а с другой – от слепой и полной зависимости судьи от «аморальной нормы» права в данном конкретном случае. Эта «золотая середина» должна быть регламентирована и закреплена процессуальным законом, чтобы не научные рекомендации, а именно закон предусматривал действия судьи в столь непростой ситуации.

Здесь необходимо выделить две ситуации:

а) когда норма права «устарела» настолько, что с очевидностью противоречит нормам морали;

б) когда норма права в целом соответствует уровню социально-экономического развития общества, но в данном конкретном споре при стечении данных жизненных обстоятельств противоречит внутреннему убеждению судьи, основанному на нормах морали.

Те случаи, когда «аморальная» норма права противоречит Конституции или норме права, закрепленной в нормативном акте более высокой юридической силы или изданном хронологически позднее, нами не исследуются, поскольку в подобных случаях «аморальная» норма права правоприменителем просто игнорируется.

При исследовании первой ситуации можно согласиться с мнением А. Т. Боннера, считающего, что радикальное устранение коллизии между правом и моралью обычно возможно лишь путем приведения закона в соответствие с моральными установлениями.

Но если устарелость правовой нормы, ее отставание от новых условий жизни очевидны, то практически все жизненные ситуации, требующие правового регулирования этой нормой, неизбежно будут в суде вызывать изучаемый нами конфликт между правом и моралью. В данном случае можно вспомнить в качестве примера институт колхозного двора, существовавший в нашей правовой действительности до последнего времени. И в свете сказанного трудно согласиться с А. Т. Боннером, что «в ряде случаев» можно найти выход из этой ситуации путем «наиболее справедливого истолкования данной нормы и познания ее действительного смысла в системе норм конкретной отрасли права, а также права в целом, учитывая, кроме того, индивидуальные особенности дела, подлежащего разрешению»[42]42
  Боннер А. Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности. М., 1992. С. 86.


[Закрыть]. Ведь если норма права устарела настолько, что противоречит нормам морали, то, во-первых, наиболее справедливое истолкование будет напоминать стремление назвать темное светлым, а, во-вторых, указание на необходимость «в ряде случаев» находить выход путем справедливого истолкования не вполне корректно, поскольку этот «ряд случаев» будет состоять из всех таких споров.

А вот рассуждая о втором случае, когда в конкретной жизненной ситуации применение вовсе не устаревшей нормы права приводит к конфликту с нормами морали, можно частично согласиться с приведенным мнением о том, что разрешение дела должно опираться на справедливое толкование нормы, права в целом, учитывать индивидуальные особенности самого правового конфликта. Проблема заключается в том, что каждый конкретный случай, рассматриваемый в аспекте изучаемого вопроса, это все-таки частный случай, и при его разрешении исследователь постоянно будет сталкиваться с необходимостью разрешения общего вопроса. А такие случаи, когда определенная норма права (вполне соответствующая уровню социально-экономического развития общества) в конкретном жизненном споре противоречит нормам морали, встречаются и будут встречаться постоянно, поскольку многогранна в своих проявлениях жизнь общества, а также потому, что право никогда не будет поспевать за динамикой общественной жизни.

Для радикального разрешения ситуаций подобного рода напрашивается предложение наделить суд правом в исключительных случаях, давая полную правовую характеристику изучаемому конфликту, выходить за рамки правовой регламентации аналогичных отношений, чтобы принятое им решение согласовывалось с нормами морали.

В данном предложении нет ничего алогичного, поскольку, с одной стороны, суд дает изучаемому конфликту полную правовую характеристику, в которой, безусловно, отражаются правовой характер конкретных отношений и правовая регламентация поведения субъектов в данных отношениях, с другой стороны, суд руководствуется процессуальной нормой (о которой было сказано выше), т. е. действует на основе нормы права, а с третьей – суд принимает на себя ответственность не только за морально-волевое обоснование своего решения выйти за рамки правовой регламентации конкретного случая, но и за интерпретацию данного случая как исключительного. Необходимость такого решения вопроса вызывается тем, что суд в споре по правовым проблемам должен максимально придерживаться моральных ценностей общества. Однако его действия должны базироваться на правовой основе, а не только на морально-волевых переживаниях и чувствах судьи.

Оппоненты могут возразить против этого предложения, заявив, что такая норма права даст чрезмерные права судье (пожалуй, другое возражение придумать трудно). Однако, во-первых, на то судья и является судьей, чтобы в каждой жизненной ситуации разбираться не только умом, но и сердцем. В противном случае можно было бы процедуру судебного разбирательства поручить компьютеру, который даст в каждом конкретном случае верную юридическую квалификацию возникших отношений и отсчитает среднестатистический выход с учетом рамок нормы права (читай – отсчитает срок или сумму…). Во-вторых, поднятый вопрос частично решен в ряде отраслей права. Например, уголовное право знает институт оценки судом конкретных обстоятельств дела в качестве исключительных, который в итоге позволяет суду выйти за нижние пределы санкции конкретной статьи УК РФ. Трудовое право позволяет в исключительных обстоятельствах взыскать ущерб с причинителя вреда не в полном размере (ст. 250 Трудового кодекса РФ), а судебная практика – восстановить на работе лицо, которое с формальной точки зрения было уволено правильно.

Поставленная проблема – лишь одна из целого ряда теоретико-практических проблем, которые ярко высвечиваются, если судебную практику изучать через призму научного, теоретического анализа или если к научным проблемам теории права приближаться, не снимая судебной мантии. Сказанное с очевидностью подтверждает тезис об имманентной связи теории и практики. И если на стыке наук или научных направлений иногда возникает великое таинство – зарождаются значительные теоретические открытия, то на стыке теории и практики постоянно существует великое таинство – действует вечный и универсальный двигатель общественного прогресса, вырабатывающий энергию путем синтеза «живой» теории и «дальновидной» практики.

Завершая рассуждения о правопонимании, следует отметить, что, по нашему мнению, только нормативное понимание права может иметь прикладное значение, поскольку отражает жизненные реалии и соответствует потребностям общества в его функционировании.