Текст книги "Стальная дуга"

Глава 8

Небо почему-то было багровым… По алому фону медленно плыли кроваво-красные пушистые даже отсюда облака… Как больно… Темнота…

Подполковник Столяров вновь очнулся через несколько часов, когда солнце уже проделало полный круг по небу и наступило утро следующего дня. Очнулся от того, что его щёку вылизывал шершавый язык…

– Гитлер? Ты? Жив? Где я?

Он попытался приподнять голову и вскрикнул от боли в ушибленном теле. Затем сцепил зубы и рывком перевернулся на живот, с трудом удержавшись от крика. Кот довольно мяукнул. Прямо перед Столяровым в лес уходил путь из сбитых и переломанных ветвей и деревьев, а чуть поодаль, метрах в пятидесяти – воронка и обломки самолёта…

Полк подполковника Владимира Столярова воевал под Сталинградом недолго. После ликвидации котла их дивизию перебросили на Украину, под Харьков, и в одном из вылетов самолёт комполка подбили. Он тянул до последнего. Стрелок был убит на месте этим же снарядом зенитки. Владимир приказал всем уходить, а сам пошёл на вынужденную, поскольку двигатель уже сдыхал. Но поскольку подходящей площадки не было, пришлось прыгать. Он едва не прозевал момент, когда хватало высоты для раскрытия парашюта. Последнее, что он помнил – это как сгребает Гитлера и запихивает кота себе за комбинезон. А потом – рывок и темнота…

Несмотря на кожаный меховой комбинезон к телу подползал холод. Осторожно пошевелил ногами – острая боль пронзила сустав. Так… Понятно. Либо перелом, либо вывих. Лучше бы второе, конечно… Руки? Целы. Рядом берёзка. Можно попробовать прислониться… На несложное дело ушло почти полчаса, по внутреннему ощущению. Но зато сразу стало легче. Теперь надо осмотреться внимательнее, заодно проверить, что имеется… Пистолет. Запасная обойма. Карта. Документы. Зажигалка. Портсигар из трофейного оргстекла с десятком папирос… Пайка, естественно, нет. Он был в самолёте… Нож? Слава богам – на месте! Спасибо механику, сделавшему такие шикарные ножны с застёжкой. Уже легче…

Владимир погладил прижавшегося к бедру кота.

– И ты цел, бандюга. Это хорошо. Теперь будем думать, что нам дальше делать…

Неожиданно в животе забурчало.

– О, чёрт! Жрать-то как хочется… А нету!

Гитлер присел на задние лапы и взглянул своими зелёными глазищами прямо в лицо лётчику, затем поднялся и, вильнув хвостом, исчез в кустах.

– Ушёл, немчура. Ладно…

Столяров подтянул валяющуюся рядом сбитую падающим штурмовиком не очень толстую ветку и принялся за изготовление костыля. Когда изделие было готово, с трудом поднялся и двинулся к останкам самолёта. Путь осложняли сугробы. Хотя наступил март, весной и не пахло, и снега в лесу было полно.

– Хорошо коту. Лёгкий, не проваливается. А тут…

Лётчик оглянулся на пропаханную им борозду и сплюнул. Вот и воронка. Уже схваченные морозцем обледенелые края, копоть, куски металла непонятной формы…

– Мать моя родная, сколько же я без сознания валялся?! – присвистнул Владимир, ощупав уже прочный лёд. – Да уж не меньше суток, точно! Надо убираться отсюда, пока гансы не нагрянули…

И он пошёл. Стиснув зубы, чтобы не закричать от невыносимой боли в ушибленном теле. Пока ещё светло…

За те недолгие часы, пока не наступила темнота, он успел отойти в глубь леса совсем недалеко, может, на километр, от силы – на полтора. Надо было устраиваться на ночлег. Припомнив уроки отца и брата, нашёл местечко, где побольше снега, и выкопал нору. Только собрался залезть внутрь, как услышал задушенное мяуканье. Обернулся и с размаху плюхнулся на пятую точку:

– Гитлер! Ну ты…

Кот явился вновь. И не один! В зубах животное тащило невесть как пойманного зайца![11]11
  Реальный факт. Кошки действительно могут охотиться в лесу, и неплохо. З.П. Шаровская рассказывала, что, когда они вернулись из концлагеря, их спас ждавший хозяев на пепелище дома два года (!) кот, таскавший им из леса всякую живность. В том числе и зайцев…


[Закрыть] Вскоре на очищенном от снега месте трещал костёр, на котором жарилась кое-как ободранная тушка. Гитлер удовольствовался потрохами, лётчику досталось остальное. Пусть животное и отощало к весне, тем не менее, у Столярова сил прибавилось. Причём настолько, что он стащил с ноги унт и рассмотрел распухший до безобразия синий сустав.

– Знаешь, котяра, а похоже, что мы с тобой ещё легко отделались – вывих у меня! Видать, когда падал, зацепился за что-то… Отлежимся и опять в бой! Главное – до наших дойти.

Он ещё не знал, что Красная Армия сегодня оставила Харьков под напором немцев…

Утром Владимир с трудом открыл глаза – его знобило. Попробовал закурить и тут же сплюнул, ощутив во рту неприятный привкус – верный признак повышения температуры.

Гитлер вопросительно мяукнул.

– Похоже, кот, плохи наши дела… Заболеваю я…

Лётчик выбрался наружу и осмотрелся. Уже рассвело. Зачерпнул горсть снега, бросил в рот, чтобы утолить нарастающую жажду. Не помогло, только ещё больше пить захотелось.

– Надо идти, котяра. Надо… Иначе здесь и сдохну, как собака…

В висках стучало. Всё плыло перед глазами. Иногда подступала дурнота, и его долго рвало желчью, поскольку желудок был пуст. Самодельный костыль уже протёр комбинезон под мышками до дыры и больно рвал живое мясо. Остановившись, Столяров сдёрнул с себя щегольский шарфик из парашютного шёлка и обмотал им рогатку. Стало немного легче, но всё равно – сил уже не оставалось. Внезапно деревья перед ним расступились, и он оказался на вершине горы. Внизу расстилался небольшой хуторок дома в четыре. Мирно поднимался дымок из труб, весело блестели на солнышке белёные мелом стены хат. Донеслось квохтанье кур, блеяние козы. И в этот момент Володя потерял сознание и упал. Его тело заскользило, мелькнуло в клубах снежной пыли, в себя он так и не пришёл…

– Пить… Пить…

Чья-то мягкая ладонь осторожно приподняла его голову, и капли влаги коснулись пересохших губ. Вода? Нет. Молоко…

Уже почти позабытый вкус восхитительно сладкого козьего молока… Привкус мёда… Он жадно глотал, пока не выпил всё, затем его так же осторожно опустили на подушку… Подушку?! Глаза мгновенно раскрылись – перед глазами потолок из струганных досок, уже потемневший от времени. Внезапно перед ним возникла перевёрнутая почему-то морда Гитлера. Тот коротко мяукнул. Затем послышался мягкий грудной голос.

– Очнулся, миленький? Ты не бойся. Немцев нема у нас. Воны редко сюды издят. А как идуть, так в нас Серко гавкать спочинае, коли воны, ироды, за три версты звидсиль…

Увидеть, кто говорит, так и не удалось. Голова не поворачивалась. Сил не было… Но хотелось верить. В лучшее. И он опять провалился в забытье…

Вновь пришёл в себя, когда уже стемнело. Уютно мерцала лампадка над иконостасом в углу, да женская фигура в длинной ночной сорочке тихо молилась, стоя на коленях. Светлая коса длиной до маленьких аккуратных пяток лежала между лопаток, почти не шевелясь при поклонах. Внезапно хозяйка словно что-то почувствовала и, прервав молитву, обернулась – Владимир увидел молодую девушку, или женщину, в полутьме он сразу и не разобрал. Но то, что его спасительница была красива и молода, он понял сразу.

– Очнулся? Пить хочешь?

– Хочу… Если можно…

– Нужно. Я тебе и курочку зарезала, бульончик сварила. Сейчас принесу. В печке стоит, тёплый ещё.

Она подхватилась и умчалась в другую комнату. Через несколько мгновений появилась вновь, уже в телогрейке и с чугунком в руках.

– Сейчас мы тебе поможем… Сможешь сидеть?

– Должен…

Неожиданно сильные руки легко приподняли могучий торс лётчика и подоткнули под спину целую кучу подушек. Сразу стало легче. Затем ко рту поднесли ложку с ещё дымящейся едой. Владимир запротестовал:

– Зачем вы, я сам… Не так уж я и плох…

– Сам, так сам. Я помочь хотела…

Хозяйка положила чугунок ему на колени и сделала движенье, чтобы встать со стула, но Владимир успел ухватить её за руку.

– Чего?

– Вы не обижайтесь. Просто я подумал, что вы весь день по хозяйству, да ещё я вам на голову свалился. Вот и хотел, чтобы вы отдохнули…

Насторожённое выражение исчезло с её лица, она вздохнула и присела обратно на стул.

– Ладно. Ты ижь давай. Тебе надо сил набраться. А поутру дед Василь прийде. Побачит тебе. Да и ногу на мэсто поставит…

– А кто это, дед Василь?

– Та знахарь наш. Дохтура в нас немае, вбили нэмци, вот диду и лечит, коли може… Вин правильный. Не выдаст… Ладно. Поижь – поставь казанок у койци. Ось тоби поганое ведро, нужду справишь та крышкой прикрой, шоб не воняло. Споняв?

– Понял…

– А я спати пиду…

Хозяйка вновь поднялась и устало потянулась, затем пошлёпала к выходу из комнаты.

– Спасибо вам…

Она обернулась уже в тёмном проёме:

– А? Та не за што… Ти ж летун, нимцев бьешь. Тоби кормить можно…

– А зовут вас как, хозяйка?

– Та люди Дариной кличут. Спи, летун…

Она ушла. Было слышно, как скрипнула щеколда на двери, затем зашуршало одеяло, и Владимир принялся за трапезу. Быстро опорожнил горшок, поставил его у изголовья деревянной кровати, затем осторожно, старясь не греметь, справил нужду и прикрыл ведро крышкой. А после уснул неожиданно крепким сном. На широкой деревянной стойке в ногах лётчика сидел чёрный здоровенный кот и смотрел на раненого хозяина загадочным взглядом зелёных глаз…

Глава 9

Глаза майора слипались от усталости. Ещё бы – почти шесть часов за рычагами! Зато дал механику выспаться и отдохнуть. Теперь его очередь вести машину… Александр едва успел рвануть рычаги и затормозить – прямо на дороге стоял человек в папахе и кожаном пальто с поднятой рукой. Щёлкнул стопор люка, майор высунулся наружу.

– Кто такие?

– Отдельный танковый батальон тяжёлых танков шестого кавкорпуса. Приданный…

– Сам вижу, что тяжёлых. Генерал Рыбалко.

Рука сама подлетела к виску.

– Майор Столяров, товарищ генерал. Следую согласно приказу к месту дислокации корпуса.

– Понятно. Сколько машин было вначале?

– Под Сталинградом – пятнадцать, товарищ генерал.

– Ну, ты ещё богач, майор. Короче, слушай новый приказ – пойдёшь прямо на Харьков. Там твои черепахи больше толку принесут. А с Соколовым я договорюсь: дам ему батальон «семидесяток». Они полегче да и пошустрей, чем твои сараи…

Впервые майор входил в освобождённый город парадным маршем. До этого – в тяжёлых жестоких боях, в огнях пожарищ, через трупы товарищей. А сейчас – строем, в колонне, по проспектам и улицам, на которых стояли со слезами на глазах немногие уцелевшие жители Харькова. Оккупационные власти гитлеровцев их практически не кормили. Каждый выживал, как мог. Люди уходили в деревни, меняли нехитрые пожитки на еду, словно в Гражданскую. Кое-кто из добытчиков вообще не возвращался – они погибали от случайной пули, выпущенной полицаями, засыпали, чтобы никогда не проснуться, на дорогах, в лютую зиму. И напрасно их ждали дома, гадая, принесёт ли глава семейства что-нибудь съедобное…

На центральной площади горел костёр. В его огне пылали ненавистные атрибуты фашистов: красные знамёна со свастикой, портреты отродья человеческого – Гитлера. Многочисленные вывески и таблички, украшенные острым готическим шрифтом, корчились в багряных языках. Казалось, что даже воздух становился чище после очистительного пламени…

Впервые на памяти Александра фашисты оставили город добровольно. Их командующий Пауль Хауссер, понимая, что охват Харькова грозит войскам под его началом новым Сталинградом, решился нарушить прямой приказ фюрера, гласивший «сражаться до последнего». Он знал, что рискует собственной головой, но всё-таки пошёл на отступление, спасая своих солдат. Да, эсэсовцы умели драться. Драться умело, храбро, жестоко. Но они умели и отступать, когда этого требовали интересы дела. Что толку было бы в том, если бы они полегли все, до последнего солдата? У Красной Армии имелось гораздо большее количество бойцов, техники, артиллерии, Харьков уже находился фактически в окружёнии. Большевистские орды попросту перемололи бы отборные части вермахта, пусть при этом они и сами умылись бы кровью, но элита Германии, её отборные части подверглись бы полному уничтожению, что наносило непоправимый удар по престижу СС. И Хауссер отступил…

Остатки батальона майора Столярова расположились на отдых в здании бывшей гостиницы. Несмотря на отсутствие большинства стёкол, в некоторых номерах при известной смекалке можно было жить. А поскольку советский боец, как известно, неприхотлив, то можно сказать, что танкисты расположились со всеми удобствами. И даже с роскошью, поскольку спали на кроватях, что на войне было делом практически неслыханным.

Непонятно почему им дали целых три дня отдыха, и «чумазые» наслаждались передышкой. Нет, конечно, днём все занимались техникой. Готовили её к предстоящим в будущем боям. Перебирали двигатели, насколько могли и хватало умения, приводили в порядок ходовую часть, готовили боеприпасы, узнавали обстановку на фронте и в городе…

Столяров целыми вечерами просиживал за вручённой ему на неизвестном полустанке брошюрой о новом немецком танке, мучительно выстраивая тактику боя с таким противником. По всему выходило, что встреча с «тиграми» закончится для его ребят большой кровью… Майор гнал от себя эти мысли, но факты говорили ему одно и то же – против T-VI у «Черчилля» шансов практически нет. Если только из засады, в упор, с тыла, где броня потоньше…

В холле играл патефон. Звучала любимая в батальоне «Рио-Рита». Столяров сидел на венском стуле с гнутыми ножками и отхлёбывал огненно-горячий чай из жестяной кружки, наблюдая, как его танкисты кружатся в танце. Сам он танцевать не любил, но музыку ценил и частенько мурлыкал себе под нос запомнившиеся мелодии. Его радиотелеграфистка Татьяна в этот раз танцевала в паре с командиром одной из уцелевших машин Петром Волковым. Вообще, её отношение к майору вдруг резко изменилось. Девушка стала холодной в общении, прекратились так помогавшие ему разговоры. На вопросы стала отвечать чётко по-уставному, словом, в экипаже появилось какое-то напряжение. Ребята ничего не знали, и на расспросы Александра только пожимали плечами. Вот и сейчас она самозабвенно кружилась в ритме танго. Рядом с ней топталось ещё несколько пар. Это заглянули на огонёк местные жительницы. Уже всю округу облетела весть о том, что рядом на постое танкисты, молодые крепкие парни. А поскольку с мужским полом в Харькове был известный дефицит, то девицы на выданье быстро протоптали в гостиницу дорожку, надеясь на известное женское счастье: а вдруг повезёт?

Внезапно хлопнула дверь и появился лейтенант с петлицами связиста. Окинув веселящихся взглядом и уверенно высмотрев майора, направился к нему.

– Майор Столяров?

– Так точно.

– Вам пакет. Получите и распишитесь…

Александр пробежал приказ взглядом и решительно поднявшись, подошёл к шипящему музыкальному агрегату, затем снял иглу с толстой шеллачной пластинки. Раздался недовольный гул, но он рявкнул:

– Батальон! Тревога! Приготовиться к маршу. Выход из расположения через двадцать минут! Вещи – с собой. Уходим, орлы!..

И опять ночь. Крутящиеся в свете фар снежинки. Искры из выхлопных труб. Пробитые сугробы и вытаскивание застрявших машин… Утром Столяров уже докладывал командиру первой гвардейской бригады о прибытии.

Полковник, командир части, был озабочен и зол. Он подвёл Александра к карте, разостланной на столе, и показал нанесённую на неё обстановку.

– Смекаешь, майор?

Тот окинул взглядом многочисленные синие и красные стрелки, охватившие Харьков со всех сторон и кивнул головой.

– Вот. А мне приказывают уже завтра овладеть Синельниковым. А туда – только через Перещепино…

– Ясно, товарищ полковник.

– Ничего тебе не ясно, майор! Мне обещали танковый полк поддержки! Там эсэсовцы стоят, твою мать! – неожиданно вскипел командир. – А прислали пять ленд-лизовских уродов! Всего! В общем так, комбат. Бери своих – и вперёд. Перещепино взять и доложить. Теперь ясно?

– Так точно. Ясно.

– Идите…

Александр оставил танки в небольшом овраге, а сам в сопровождении пехотных командиров отправился в спешно отрытые окопы для рекогносцировки[12]12
  Осмотр поля действия подразделения командиром для разведки и управления операцией.


[Закрыть]. Стёкла бинокля внимательно следили за развалинами станции, в которых засели немцы. Майор слушал пояснения пехотинцев, а сам отмечал про себя ориентиры для поддерживающей будущую атаку артиллерии и прикидывал маршрут атаки…

Всё поле перед городком было изрыто воронками, исполосовано многочисленными следами гусениц и бойцов. Лежали застывшие в последнем движении трупы людей. Наконец он решился…

Пушки вели частый огонь из всех имеющихся стволов. Разрывы снарядов сплошной стеной закрыли Синельниково, и казалось, что ничто живое там уцелеть просто не могло. Но Столяров ошибался – едва загремело могучее «Ура!» и в атаку двинулись цепи пехоты с редкими, медленно ползущими по глубокому снегу танками, как в ответ ударили хлёсткие выстрелы длинноствольных 75-миллиметровых орудий немецких самоходок. А потом, Александр просто не поверил своим глазам – из развалин навстречу выдвинулись Т-34 и КВ с крестами на броне[13]13
  Действительно, под Харьковом танковый полк СС «Великая Германия» впервые применил захваченные в боях советские Т-34 и КВ-1. До этого использовались в основном трофейные французские машины.


[Закрыть] и открыли огонь по наступающим…

– Трофейные, мать твою! – выругался Дмитрий, прильнувший к смотровому прибору.

– Бронебойный!

– Готово!

– Огонь!

Бабахнуло пушка, но снаряд с воем отскочил от массивной башни «Ворошилова» и зарылся в снегу. Столяров закусил губу.

– Бей! Не переставать! Олег! Вперёд!

«Лейланд» взревел, и массивный «Черчилль» медленно сдвинулся с места. Танковое орудие беспрерывно стреляло, но результаты огня были удручающе ничтожны. Болванки рикошетили от брони танков врага. Ответный удар противника был гораздо эффективнее – уже не один советский танк пылал в смрадном пламени соляра. Выскочившие из пламени погибающих машин немногие уцелевшие танкисты катались по снегу в попытках сбить пламя с промасленных комбинезонов, не обращая ни на что внимания, и замирали после пуль, выпущенных в них пошедшими в контратаку врагами…

– Товарищ майор! Шестой не отвечает! – прозвенел в наушниках голос Татьяны.

Александр крутанул перископ – МК-IV с бортовым номером «6» застыл, завалившись на бок в огромную воронку. Тут же открылся башенный люк, но из него вырвался не кто-то из танкистов, как ожидал майор, а огромный столб пламени, ударивший в небо.

– Держись!

Вопль механика перекрыл даже грохот дизеля – в тот же момент хлёсткий удар потряс всех, находящихся в танке. Послышался крик Ивана, которому досталось больше всех – снаряд из «оффенрора»[14]14
  Ручной гранатомёт.


[Закрыть] ударил точно в борт именно в том месте, где находился наводчик. Мгновенно отсек экипажа наполнился едким дымом. Двигатель смолк.

– Все целы?!

– Ваня… Ранен…

– Что с машиной?!

– Попробую, товарищ командир…

Послышался свист стартёра, заглохший было «Лейланд» вновь ожил.

– Давай назад, потихоньку, Олег!..

На мгновение пахнуло морозным воздухом. Столяров удивился – откуда? Оплавленная дырка в борту подсказала ответ. И в этот момент вновь ударил гром…

Майор пришёл в себя от острой боли и открыл глаза – его обнажённую кисть лизали языки огня. О, чёрт! Зашипев словно рассерженный кот, он выдернул из креплений огнетушитель и ударил торчащей из него головкой по стене. Ярко-красный цилиндр заурчал, и из его сопла вырвалась мутная струя пены, быстро сбившая пламя, вырывавшееся из стенки моторного отсека. Внутри сразу наступила темнота. Остро пахло горелым и ещё чем-то, мучительно знакомым.

Кое-как Александр нащупал защёлку люка и с усилием отвалил тяжеленную створку – сразу стало светлее. Он перегнулся через затвор и дотронулся до виска неподвижно лежащего Дмитрия – жилка билась, но очень медленно, с перерывами. Жив… Ивана зацепило ещё раньше…

Послышался еле слышный стон спереди. Кусая губы, чтобы не закричать от боли в обожжённой руке, Столяров полез вперёд. Это был Олег. Он прижимал к животу окровавленные руки. Луч света падал на него из вырванной смотровой щели.

«Чем же это нас так?» – слабо удивился Столяров.

Уцелевшей рукой полез в нагрудный карман, вытащил индивидуальный пакет и, разорвав упаковку зубами, приготовился наложить повязку, но едва оторвал руки водителя от раны, понял – парню досталось серьёзно… Осколки брони буквально пришили крупное тело Сабича к металлу сиденья…

«Татьяна!» – обожгла мысль.

Он рванулся к ней – девушка неподвижно привалилась к разбитой рации. На толчок слабо шевельнулась и застонала.

– Жива!..

Снаружи послышался голос:

– Эй! Танкёры! Есть кто живой?

– Есть! Но все ранены! Принимай, сейчас люк открою…

Он полз по снегу, прикрываясь дымом от горящего «Черчилля», таща за собой на снятой с убитого шинели Татьяну, раненную в обе ноги. Следом пыхтели пехотинцы, подоспевшие на выручку. Радистка вновь потеряла сознание, едва Столярову удалось вытащить её через второй люк, обращённый к нашим. Уже снаружи майор кое-как забинтовал прямо поверх брюк её раны, перекатил на прочную ткань и пополз к своим, здоровой рукой подтягивая шинель с драгоценным грузом за собой. В висках стучало от напряжения, пот заливал глаза, мешая разглядеть то, что творилось вокруг, и когда его подхватили крепкие дружеские руки, Александр схватился за кобуру, но, услышав знакомую речь, успокоился. И только тогда позволил себе потерять сознание. Про осколок, сидящей в его правом плече, он даже и не знал…