Текст книги "Иван III. Новгородское противление. Роман"

Пятая глава

Великий князь был весьма раздосадован столь внезапной утратой Тверитянки и всеми событиями, связанными с её гибелью. Матушка Ярославна очень любила невестку, не зря же она сопровождала её в последний путь. Вспомнил Иван слова свои, сказанные в горячности супротив супружницы своей, которую получил в наследство от батюшки по законам государственной необходимости. Подобное не единожды было слышимо, наверняка, и многое видимо внимательным оком дьяка Полуектова, доверенного человека Василия Тёмного.

Не исключено, что последний повелел своему слуге всячески оберегать княжеского сына от всех бед и страданий. Дьяк принял намёки государевы о недовольстве супругой к сведению. Именно он, возможно, и поручил своей жене извести великую княгиню, не бросив в то же время и тени на сумрачность венценосной особы. Не должно оной запятнонною быть. Вот теперь и думай, есть ли нужда в тайном дознании отравительницы. О дьяке и речи нет: он должен перейти от принятых при дворе в опальные (хотя бы на время).

Решение своё Иван спокойным тоном словно бы продиктовал Марье Ярославне. И видел испуганно-вскинутые глаза матери-княгини, которая сдержанно промолчала. Она спустя лишь совсем короткое время осмелилась выведать у сына о недавно узнанном ею из уст боярина Посольского приказа, который сообщил про приезд римского посланца.

– Наверняка выставлял очередные требы политические.

– Отнюдь, государыня Ярославна, – спокойно возразил боярин. – Оный привёз из далёкого Рима предложение для великого князя жениться на греческой принцессе Софии Палеолог.

Услышанное сильно поразило властную и умную женщину. Подобное следовало расценивать весьма высоко из-за возросшего престижа Руси на европейской арене.

Со времён нашествия Чингизидов русские князья рассматривались дворами Европы как жалкие данники Золотой Орды. Самое большее, на что они могли рассчитывать в плане женитьбы – рука желтоволосой литовской княжны или знатной ордынской красавицы. Теперь же князь Иван вызвал интерес императорского дома в изгнании.

Мать-княгиня добилась своего от сына, который лишь подтвердил слова высокопоставленного чиновника.

– Однако так просто латынщики не выкажут своё одобрение связью с греками, – поразила Ивана Ярославна своей проницательностью.

– Тебя бы, матушка, да в боярскую Думу, – усмехнулся великий князь. – А, может и правильно, что ваше племя туда не допускают.

– Слова матери навели государя на несколько печальные размышления. Он понял, что Русь перед каким-либо важным политическим шагом просто обязана продемонстрировать всему образованному миру не только своё умение хозяйствовать, но и воинскую силу, подкреплённую успехами русского оружия. Иван вдохновился такой идеей и стал деятельно готовиться к летним схваткам с казанцами.

Поэтому для начала он решил совершить акт мщения союзникам Казани – черемисам (современное название марийцев). С этой целью государь поставил над своим войском князя Семёна Романовича. Этот полководец прошёл огнём и мечом по черемисским землям, учинив там много зла: жгли жильё, угоняли скотину. Бравшие в руки оружие черемисы полегли от московского возмездия за Кичменгу и Галич. Поход на татарских подручников явно удался. Лесные жители были частично перебиты или пленены, частично запуганы. Одновременно с этим походом Иван отправил нижегородцев и муромцев опустошать земли казанского ханства вдоль Волги, чтобы нанести татарам дополнительный урон и внести смятение в ряды врага.

Во Владимире великий князь находился с крупными силами. Из этого города он имел возможность быстро направить свои войска в случае необходимости на юго-восток или к Костроме. Нахождение большой воинской рати перекрывало татарам дорогу на Москву. С Иваном вместе находились его братья Юрий и Борис, наследник престола Иван, которому в зиму исполнилось девять лет, а также сын Михаила Андреевича Верейского Василий Удалой. Простояв во Владимире несколько недель в томительном безделье, московская рать вернулась домой.

И снова отзвуки начавшегося противостояния между Казанью и Москвой напомнили о себе, потому что великий князь повелел не оставлять без внимания даже самые незначительные вылазки татар. И теперь Иван привлёк к ответным действиям против них свой двор и многих детей боярских. Оные должны были на Каме воевать места казанские. К участию в походе привлекались в первую очередь добровольцы – те, кто пострадал от недавних набегов «поганых» или просто хотел испытать судьбу. Вот тогда, услышав об этом, возжелали вновь встать на защиту православия знакомые ушкуйники: Лука и Игнат Малыгины, Александр Авакумович, Степан Ляпа да Прокоп Смолнянин.

– Жаль, что нет промеж нас Андрея Аврамьева, – цокнув языком молвил последний.

– О ком это вы? – осведомился московский воевода Иван Дмитриевич Руно.

– Да был в нашей команде один новгородец, просили его с нами пойти к Нижнему, а он к Мурому отправился.

– И давно то было?

– Месяц назад точно будет, – ответил Степан.

– В таком случае, могу сказать вам определённо, – заявил ушкуйникам воевода, – что пока вы с нижегородками по питейным заведениям развлекались, ваш приятель наверняка с татарами в Муроме поединничал. Это доподлинно мне ведомо от человека, который по указу тамошнего воеводы Данилы Дмитриевича Холмского мне и самому государю ту новость доложил.

Поохали вольные люди новгородские на такие известия и вступили в отряд «казаков» (добровольцев), который и был возглавлен Иваном Руно. Оные отправились поначалу в Галич. Там команда пополнилась местными удальцами и пошла далее к Вологде. Вологжане также посодействовали охочими людьми, оружием да провиантом. И тогда всё воинство двинулось на юг, к Вятке. И уж было вятские жители изъявили желание повоевать с татарами, однако прошёл промеж них слушок, якобы казанцы желают напасть на земли вятчан. После этого они сразу поостыли и быстро повернули назад.

** ** ** ** **

Великий князь довольно обстоятельно продумал предстоящую войну с казанцами, поэтому с лёгким сердцем после тщательной подготовки пригласил воеводу Константина Александровича Беззубцева. Последний, как показали позднейшие события, оказался неплохим полководцем.

В ожидании Иван подошёл к окну, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Совсем не беспокоили суетные движения слуг в горнице, их перешёптывания и сдержанная брань. Раздумья о важном деле уносили куда-то ввысь. И с этой высоты всё внизу казалось совсем незначительным, мелким и никчемным. Жизнь, а вернее – Господь определил важность этого шага. А вот свершение её Он поручил своему ставленнику на земле.

Воевода ступил через порог княжеской горницы и осторожно кашлянул, извещая государя о своём присутствии. Иван не торопился поворачиваться к вошедшему. Слыхивал от своих сановников, будто вызванный доводился внуком баловня Василия I боярина Фёдора Кошки. Не терпел великий князь любимчиков, от которых можно было ожидать всяческого без утраты с их стороны, однако очень уважал мнение признанных авторитетов в лице своих дедов да прочих предков. А с этими спорить считал бесполезным занятием.

– Проходи, гость желанный, – наконец обратился Иван к приглашённому. – Одно советование утвердил я к действию.

Он внезапно замолчал и выдержал необходимую паузу, давая понять ею, что не только в данной ситуации, но и везде он – главнее всех, а потому и повиновение должно быть непререкаемым.

– Надлежит тебе, моему слуге, отправиться на Казань командовать «судовой ратью».

Великий князь снова замолк, но теперь уже в ожидании обязательного ответа от своего подданного. И он последовал незамедлительно:

– Приказание будет исполнено, государь, – склонил голову Константин Александрович, искоса глянув на Ивана.

Беззубцев вышел из горницы, слышались его решительные и твёрдые шаги.

«Этот действительно выполнит».

Государь решил оставить неизменными прошлогодние намётки казанской войны.

Как и было задумано, удар по Казани должен был наноситься с двух сторон. Иван

Васильевич призвал к походу не только свой «двор» и отряды удельных князей, но также и городское ополчение. Многие города в числе Москвы кроме тверичей и новгородцев обязались выставить своих ратников. Главное войско шло с запада, вниз по Волге. Часть служилых людей наступала с севера, с задней стороны, менее ожидаемой противником. В его состав входили жители Вологды и Устюга, а также часть великокняжеского двора. Это войско государь по совету видного боярства решил поручить одному из многочисленных представителей ярославских князей – Даниилу Васильевичу. Основу «северного» войска составляли устюжане, более других пострадавшие от татарских набегов. Великий князь попросил помощи у вятчан, однако те ответили отказом:

– У нас в действии прошлогодний договор с Казанью.

Возражать на это Иван уже не мог. По его указанию в Нижнем Новгороде в конечном итоге собралось огромное войско. Беззубцев, ещё пребывая в столице, получил строгий наказ: не предпринимать никаких шагов без надлежащих указаний оставшегося в Москве великого князя, который не торопился что-либо приказывать.

Возможно, Иван Васильевич боялся отпустить все войска на Казань, оставив Москву и другие русские земли без надёжного прикрытия. Он медлил. И делал это потому, что знал о силе Казани. По этому поводу вспомнилась недавняя беседа с ещё тогда живым архимандритом Питиримом.

Как обычно, святитель со сдержанной радостью встретил своего бывшего питомца и крестника. Последний ответил на приветствие священника лёгким кивком и коленопреклонённо прикоснулся губами к руке владыки. Другой ладонью Питирим притронулся к венценосному челу.

– Что-то гнетёт тебя, сын мой.

– Да, святый. Заботит меня грядущая война с «немытыми».

– Наше дело – говорить правителям истину. Что я прежде поведал тебе, славнейшему из владык земных, о том и ныне скажу. Когда ты выехал во Владимир из Москвы с намерением ударить на врага христианского, тогда мы, яко усердные богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Отложи страх: Господь мертвит и живит. Поревнуй предкам своим: они хранили Русскую землю и покоряли многие страны. Лучше солгать и спасти государство, нежели истинствовать и погубить его.

– Всё это – заведомо известная истина, однако силы у нас с «погаными» разные, – сокрушённо качнул головой Иван. – Требуется нечто предпринять, чтобы либо уравнять наши возможности, либо оттянуть срок открытых столкновений.

– Самым разумным в нашем положении будет заключение достойного мира с ханом Ибрагимом, а тем временем следует заниматься укреплением государства, – снова заговорил Питирим – Лишь объединением всех ратных и прочих сил Тверской,

Псковской, Вятской и Новгородской земель Москва сможет добиться безусловного перевеса в борьбе не токмо с Казанью, но и с другими внешними врагами.

Великий князь незамедлительно вернулся в свои покои, предварительно приказав не допускать к нему никого, даже родную мать. Хотелось в тиши одиночества обмозговать весьма ценное предложение архимандрита, естественно, обдуманное самой жизненной необходимостью, ибо исключительно она способна на осторожные шаги и даже безрассудные поступки.

Сидя в молчаливом помещении, снова представил себе все возможности, которыми располагал для государственных раздумий. А оные требовали досконального проникновения в тему.

Несомненно, что переговоры с Ибрагимом могли пройти более успешно в условиях присутствия огромного войска в Нижнем Новгороде, вблизи самой границы с Казанью, в то время как отряды «охотников» как бы сами по себе, без дозволения великого князя, грабили северные и западные окраины ханских владений. К переговорам Иван надумал привлечь неизвестную по имени красавицу, татарскую «царицу» – жену состоявшего на московской службе хана Касима и мать сидевшего в Казани хана Ибрагима1616
  Возможно, оная была женой Касима до его бегства на Русь, после чего перешла как добыча к брату Касима Махмутеку и стала матерью его сына Ибрагима.


[Закрыть].

Шестая глава

Пребывание Аврамьева в Муроме затянулось до глубокой осени. Она пришла с сильными ветрами и промозглой погодой. Лишь иногда пасмурное небо прояснялось, освобождая постепенно холодеющее солнце, но только лишь для того, чтобы приближающаяся зима по утрам показывала свою усиливающуюся власть на замёрших лужах и повсеместно белом налёте инея. Вся природа уже готовилась к длительному отдыху в долгой зимней спячке. Но с приходом весенних солнечных дней должна была возобновить свою плодотворную деятельность.

Ранним ноябрьским утром, когда солнце оторвалось от дальней лесной кромки, Андрей уже стоял на широком воеводском дворе рядом со своим «татарином», как он назвал обретённого коня. Князь Холмский лично провожал своего спасителя вместе со слугами и прочими людьми. Данила Дмитриевич с заботливой ласковостью продолжал разглядывать открытое лицо Андрея. Что-то готово было сорваться с языка хозяина подворья, но пока не созрело.

Вот уже закончена закладка и привязка провианта в перемётные сумы. Молодой жеребец в нетерпении прядал ушами и перебирал ногами. Застоялся он в тёплом стойле с полными яслями сладкого овса да ароматного сена. И теперь косил глазом на спокойного седока, который явно не спешил вставлять в надёжные стремена свои ступни, обутые в новые добротные сапоги.

– Удачной тебе дороги, новгородец, – промолвил Холмский. – Может, провожатого тебе хоть на время…

– Не стоит, княже, – почти с нежностью прервал Андрей последнее старание Данилы Дмитриевича. – Местность та мне давно знакомая. Так что, думается, недельки через две окажусь в Новегороде. Спасибо за лечение да выхаживание. Теперь со свежими силами мне все пути нипочём.

С этими словами бывший ушкуйник как бы незаметно для других и ради самоуспокоения поправил на поясе кинжал дамасской стали и лёгкую татарскую саблю. Внезапно подошедший Холмский привлёк Аврамьева к себе, приблизивши уста к его уху.

– В чёрной суме сыщется тебе холщёвый кошель с серебром, а в кожаном есть и золото, но то уже на крайний случай, особо из него не расплачивайся, а то не устережёшь.

– Ещё раз благодарю тебя, княже, за хлебосольство твоё доброе и излечение скорое. А за сим не обессудь за что и прощевай.

Андрей вскочил в седло своего «татарина» и быстро начал удаляться от ворот города. Он знал, что ему предстоит весьма долгий путь навстречу зиме и холодам, поэтому с доброй ухмылкой посматривал на лежавшее позади него тёплое платье, полушубок на овечьем меху, также и весьма удобный для головы ордынский малахай.

Путник не старался подстёгивать своего коня. Тот словно сам шёл нужной рысью, ибо иного старания от животного и не требовалось. Каждодневное преодоление восьмидесяти вёрст при нормальной тихой погоде приближало новгородца к необходимой цели. В перерывах между движением он останавливался на постоялых дворах, где его «татарин» за весьма умеренную плату получал добрую меру овса и отдых в тёплом стойле. А сам всадник в придорожной харчевне пользовался услугами её хозяина. Так продолжалось довольно долгое время. И везде виделось почти одно и то же. Разнообразие в этом внесли подмосковные постоялые дворы, вернее, находившиеся при них питейные заведения.

Довелось Андрею заехать в одно подобное. Немедленно подскочивший слуга участливо осведомился о желании посетителя, а затем, получив необходимый заказ, быстро удалился исполнять оный. Новгородец проводил его привычным ожидающим взглядом, а сам принялся за традиционное рассматривание местной публики. Она пестрела своим разнообразием. И кого тут только не было: всякого рода проезжие, среди которых в основном богатеи средней руки, то есть купчишки, также различный служилый люд, а именно: подъячие и их помощники, стрельцы и прочие государевы исправники. От них поначалу пестрело в глазах, затем все они слились в некую серую массу.

Ждать не пришлось слишком долго; хозяин кружала1717
  Кружало – от слова «кружка», которой мерилось и продавалось вино; кружечный дом, кабак.


[Закрыть] слишком дорожил своими посетителями, поэтому не оставлял их без вниманья на длительное время. Андрей получил заказанную уху с курицей на шафране с огурцами и лапшой. А потом на столе появились оладьи с сыром и на яйцах, также небольшая мера красного вина. Аврамьев решил не захмелеть, а просто согреться. Он сразу расплатился с целовальником1818
  Целовальник – продавец в питейном заведении, кабаке


[Закрыть] за всё купленное. И не торопясь подкреплялся едой, продолжая наблюдать за видимым. К столу новгородца, спотыкаясь и пошатываясь, подошёл мужичонка в залатанной сермяге1919
  Сермяга – грубое некрашенное сукно, а также кафтан из такого сукна.


[Закрыть], а поверх неё – обрывки овчины шерстью наружу.

Незнакомец поначалу попытался заговорить с Аврамьевым и сесть к нему за стол, но покачнулся и едва не упал. Был поддержан Андреем, всё-таки присел и пробормотал нечто несвязное. Бывший ушкуйник и не заметил пристального внимания целовальника, да и не знал, что сидел вместе с записным пьяницей, обязанностью которого было завлекать посетителей и прививать страсть к питью.

– А вот спорим, что ты выпьешь эту меру и сразу захмелеешь, – довольно трезво произнёс мужичонка, бросив косой взгляд в сторону следившего за ними кабацкого слуги.

– Спорить с тобой не желаю, да и хмельное мне просто для сугреву, – прожевал Андрей очередной кусок оладья.

– Выходит, слабак, а ведь совсем молодой.

– Возможно, и так, но уже жизнью битый.

– А ты докажи, что не ослабеешь, не спасуешь…

Не видел Аврамьев алчного взгляда целовальника, который наверняка ожидал от этого словесного поединка для себя какой выгоды. Но, видно, шепнул кто-то в уши новгородцу некую думку. Внезапно в глазах у него посветлело.

– А вот не стану я спорить с тобою, да и недосуг мне. Вино всё, хочешь ежели, так и выпей. Чувствую, дюже ты до него охочий.

Даже крякнул с досады мужичонка и ведь снова глянул на целовальника, а тот тайное движение рукой сделал. незаметно это было Андрею, да он и не сильно приглядывался, хотя стоило. Он просто покинул кружало и перешёл на постоялый двор, чтобы хорошенько отдохнуть перед дальней дорогой.

И не ведал, что записные пьяницы, в числе которых и сей «доброхот», всю свою жизнь проводят в кабаках. Целовальники нарочно заманивают таковых и поят постоянно безденежно. Получая даром ежедневное хмельное, они обязаны заводить ссоры или драки с посетителями. Целовальники же, пользуясь случаем, грозят им государевой расправой. Тогда поссорившиеся заключают мировую и требуют вина на всех.

Вместо того, чтобы случайный посетитель выпивал две или три чарки, он выпивает уже несколько штофов2020
  Штоф – старая русская мера водки или вина, равная 110 ведра, а также бутылка такой меры.


[Закрыть] и поит записного пьяницу, а целовальник безжалостно обманывает пьющих, и обсчитывает их. Ежели записному пьянице не удаётся устроить ссоры, он пьёт из десятой чарки, ибо пьющие, допивая девятую, подносят десятую записному пьянице, который сторожит свою добычу подобно голодному коту.

Всё севернее и севернее продвигался всадник на своём «татарине». И чем сильнее он приближался к долгожданной цели, тем быстрее укорачивались дни, раболепствуя перед удлинявшейся ночью. Она же властно и без всякого на то дозволения обкрадывала светлую часть суток, приближая наступление зимы. И всякий раз в таком случае Андрей вспоминал заботливость князя Холмского, шелковистые глаза прекрасной сиделки и её смугловатые тонкие пальчики. Тогда он доставал за седлом тёплую одежду, и уже никакая непогода не могла остановить его неукротимого желания поскорее добраться до родного дома. «Как там, что там»? Эти мысли не однажды тревожили Аврамьева. Почти год он отсутствовал. За это время могли произойти самые разные события.

Ещё перед отъездом Андрея отец жаловался ему на своё одиночество и трудности, связанные с воспитанием младшего сына. И как будто просил дозволения на повторный брак с приглянувшейся ему вдовушкой, у которой тоже был сын от умершего после болезни мужа. Тогда Андрей в спешной торопливости не стал ничего советовать Дорофею Игнатьевичу, просто бросил отрывисто:

– Поступай, как знаешь, тебе оно виднее.

Позже до него дошли слухи из Новгорода, будто отец действительно женился на какой-то женщине, имевшей пятнадцатилетнего подростка. И, вроде бы, что-то не заладилось в их семейной жизни, да так, что батюшка стал часто прихварывать. Андрей силился припомнить, из каковых ему досталась мачеха, однако так ничего на память и не пришло. «Забыл начисто».

В раздумьях время летит коршуном. Резвый «татарин» отбрасывал задними копытами рыжеватые комья земли, промёрзшей только поверхностно. Пока ещё погода баловала путника, даруя ему благостные для путешествия деньки. Приближение к родному Новгороду рождало некое нетерпение и торопливость. На длительное время Андрей даже укоротил часы своего отдыха, а потом понял, что не только ему, но и коню необходимы передышки.

Позавчера проехал Яжелбицы и задержался там на несколько часов, да и то, чтобы напоить и накормить своего аргамака, которому был благодарен за его выносливость. А вот в Броннице, что на Мсте перед её впадением в Ильмень-озеро, Авремьев надумал отдохнуть по-настоящему и потому разрешил себе появиться в кружале.

Это он и осуществил, как только привёл себя в надлежащий вид, и предварительно спрятал в надёжное место подаренное золото. Лишний раз проверил крепление кошелька с серебром, и уже тогда отворил дверь в питейное заведение, поразившее не столько обычной гарью от горевшего очага с приготовляемыми на нём яствами, сколько редкими посетителями. Они сидели в закопчёном помещении с маленькими оконцами, затянутыми бычьими пузырями, а потому даже в солнечные дни свет пропускали довольно слабо.

Пахнувшие в ноздри ароматы различных кушаний ещё сильнее возбудили страстное желание утолить голод. Подскочивший слуга предложил много чего. Однако Андрей решил взять для своего обеда в основном рыбные блюда, хотя видел жарившуюся баранину, а возможно, даже свинину. Нет, заказал то, что твёрдо надумал. Поэтому особо и не дожидался. Почти сразу перед ним на столе уже стоял глиняный кувшин фряжского, а после уха щучья с перцем и лапша гороховая. Также была подана смоленская каша с рыжиками и конопляным маслом, хлебцы постные со сбитнем и пироги подовые с маком.

Неторопливо хлебая ушицу, Андрей, как и до сего раза, невнимательно разглядывал посетителей и прочий заезжий люд. «Совсем народец здесь незнатный, однако пьют и едят сладко». Какой-то совсем не старый мужик в справном армяке2121
  Армяк – в старину у крестьян: кафтан из толстого сукна.


[Закрыть] без шапки, но в добрых лаптях и поношенном кожухе медленно передвигался от стола к столу, бормоча нечто несвязное. Порой кое-кто протягивал к его глиняной кружке кувшин, из которого плескалась толика пьянящего напитка.

Иные молчали, исподлобья глядя на нищего попрошайку. А другие просто грубо обрезали его просьбы налить вина.

Возле ближнего к Андрею стола заезжий детина с холёной физиономией сытно уплетал молочного поросёнка с хреном и мочёными яблоками; попивал романею, заедая пряником печатным. Внешний вид безденежного просителя вызвал у богатея откровенное презрение. Поначалу смолчал на его просьбу, переглянувшись с двумя своими друзьями. Мужик не уходил, продолжая держать на весу свою кружку.

– А ну-ка, дружки, всыпьте этому попрошайке, чтобы знал, к кому можно стоять за подаянием, а кого следует обходить стороной, – промычал детина.

Оба таких же рослых верзилы встали из-за стола, желая избавиться от назойливого просителя. Один уже замахнулся кулачищем к лицу мужика, но тот ловко прыгнул от задиры, поставив кружку на стол Андрея. Второй слуга тоже размахнулся левой рукой и сбил бы незнакомца с ног, но тут терпение Аврамьева лопнуло. Он резко вскочил со скамьи и приставил к горлу детины кинжал. Богатей явно видел на поясе новгородца татарскую саблю и быстро скомандовал слугам:

– Идём отсюда, а не то дело до греха дойдёт!

Андрей вернулся на своё место за столом, а спасённый незнакомец проводил взглядом ушедшего богатея. Потом он как бы невзначай присел на лавку напротив Аврамьева, который молча взял свой кувшин и отлил из него немного вина мужчине. Тот торопливыми глотками опорожнил кружку и вернул её назад. Новгородец снова повторил своё доброе деяние, которое не осталось без благодарственного действа. Улыбка удовлетворения растянула рот незнакомца, по лицу пробежала некая судорога и окрасила его в пунцовый цвет. И лишь тогда этот человек произнёс несколько невнятных слов, очень напоминающих большую благодарность. На что Аврамьев просто вежливо кивнул и снова плеснул толику вина в кружку. Она была опорожнена медленно. Теперь её обладатель смаковал добрый напиток, ощущая его истинный букет.

– Хорошим вином ты меня угостил, Андрей Дорофеич, огромное тебе за это спасибо, – вежливо поклонился незнакомец, склонив голову к столу.

И, уже увидев, что сей поступок не возымел на благодаримого никакого действия, незнакомец снова проговорил:

– А ведь ты меня не признал, не признал, сын Аврамьев. Мы с тобою сызмальства вместе игрывали на вашем дворе, да и позже, как ты в монастыре грамоту уразумел, по поручению твово батюшки, Дорофея Игнатьевича, по торговым делам езживать доводилось вкупе. А мне никогда не забыть твоих поучений и требований к буквознательству.

Какое-то движение лица новгородца показало некую попытку освежить память, однако снова обрело прежний вид.

– Так и не можешь вспомнить? – спросил мужик. – Ну, а ежели я тебе таковым покажусь?

И тогда он грязной ладонью левой руки прикрыл свою куцую бородёнку, а лицо растянулось в довольной улыбке.

– Богдан Белоног! – воскликнул Андрей и пододвинул ему свою кружку, полную ароматного сбитня, а далее – несколько пряников на меду.

– Белоног я и есть, а ещё и Губа, – усмешливо промолвил Богдан, аппетитно уничтожая сдобную еду и пока тёплое питьё. – Теперича уж точно меня припомнил.

Аврамьев коснулся краем пальцев руки земляка, но после вдруг бразгливо отдёрнул

– Правильно, Андрейка, – поморщился Богдан. – Захирел я тут, власьем оброс и не мытый давно. Требовалось бы стремиться к дому, да питьё хмельное в свой омут затянуло. Ведь были возможности убраться отсюда, но сила воли пропала.

– Твой батюшка, царствие ему Небесное, тебе доброе наследство оставил, – примирительно прошептал Аврамьев.

– Токмо почти промотал я его на пьянки да гулянки с блудливыми жёнками, – перебил земляка Белоног. – В перерыве между этим пришли ко мне купцы именитые от Марфы Борецкой и предложили товары у них взять на продажу в Нижнем и далее, ближе к землям Казани. Согласился я сгоряча по неведению своему. Запамятовал, как ещё тятька получал от них предложения лестные продать им своё поместье вместе с прибыльной торговлей.

– Гнилые людишки Борецких всё и обтяпали, – опередил повествование Губы новгородец. – Наверняка между Вяткой и Камой гулящие на ваш поход напали да пограбили знатно, но не убили никого.

– А откуда тебе известно? – округлил глаза Богдан.

– Да уж ведомо сие, – уклончиво кивнул Аврамьев. – Слыхивать доводилось не однажды о таком подобном.

Он внезапно смолк, словно вдруг на ум пришло нечто памятное. Сразу сравнивалось это и поведанное земляком. И тут же вырисовывалась довольно страшная картина. В центре её чёрным пятном главенствовала некая таинственная фигура, скрытая с головой тёмным куколем, словно у латынских бискупов2222
  Бискуп – искажённое от немецкого «епископ»


[Закрыть]. Некто подошедший и видимый лишь до плеч властной рукой сбросил куколь, из которого пышной лавиной высыпались русые волосы женщины средних лет. «А ведь и Дорофею Игнатьевичу сама Марфа визиты наносила и предлагала нечто подобное. Наверняка место наше вкупе с Белоноговым приглянулось ей для дела какого важного. Землица ей, видите ли, понадобилась».

И тогда эти воспоминания потащили за собою мысль одну ужаснее другой: выходило, будто эта новгородская властительница могла негласно вытребовать и имущество его отца в отсутствие Андрея. «Не дай, Господи, ежели болячки отцовы смертию завершатся».

Раздумья Андрея прервало нетерпение Белонога. Оный с доверительной ласковостью положил свои ладони на руку земляка. Глаза молодого мужчины выражали нечто вроде плаксивого и угоднического. Можно было подумать, будто сей бывший гость новгородский собрался добровольно рабство принять, смиренно поклонив грешную голову.

– Наверняка ведь едешь в Великий, – молвил Богдан.

– Да, угадал ты, – утвердил предположение Белонога Аврамьев.

– Возьми меня с собой, – плаксиво сложил ладони Богдан. – Век за тебя молитвы возлагать стану во всех церквах новгородских. Слугою твоим буду, на побегушках. Страсть как хочу дома побывать. Не возьмёшь – здесь мне пропадать.

В глубокой задумчивости оказался Аврамьев. «Нужен ли мне такой человек, к пагубному питью приобыкший? Сие зелье, ежели втянет живую душу в греховное, не выпустит вовек. Но и оставлять земляка на погибель никак невозможно. Господь не простит подобного упущения, не смогу замолить и с амвона проклянут, что не проникся доверием к близкому человеку».

– Ин, ладно, – хлопнул по столешнице Андрей. – Но чтоб мне ни капли хмельного без дозволения. И служить верой и правдой. Ежели хоть в подозрении на изменничество попадёшь, с под земли выну и наложу своё мщение святое. Новгородцы ведь мстят не сразу, сам, поди, ведаешь.

На доброту Аврамьева Богдан ответил безоглядной благодарностью: чуть было не целовал земляку руки. И немедленно справился у него о необходимой обязанности. Андрей понял, что этот человек уже принял к сведению его наставления и с полным основанием желал быть необходимым своему благодетелю и возможному господину.

– Собери наши вещи и подготовь в дорогу аргамака.

А сам тем временем, не тратя оного зря, обратился с просьбой к хозяину постоялого двора. Этот дородный мужчина средних лет с окладистой седоватой бородой и лукавой хитринкой в глазах понятливо кивнул почти чёрной кучерявой шевелюрой и на некоторое время исчез из поля зрения. Отсутствие его продолжалось недолго. Вскоре звонкое цоканье копыт по мёрзлой земле возвестило о возвращении хозяина, который вёл под уздцы великолепного скакуна мухортой масти2323
  Мухортый – гнедой с желтоватыми подпалинами


[Закрыть]. На лбу коня ярким пятнышком белела ровная ромбовидная звёздочка. Она придавала морде великолепного животного весьма праздничный вид.

Андрей хоть немного, но разбирался в лошадях, поэтому пришёл в неописуемый восторг, а для сего весьма сдержанно со скрупулёзным тщанием осмотрел покупку. Потребовал седло и прочную сбрую, а также чресседельные котомки. За всё это вкупе Аврамьев заплатил звонкой монетой, которую заранее достал из потаённого места, ибо знал о примерной стоимости местных лошадок. Хозяин без стремления к жадности расстался с прекрасным конём.

Очень, уж очень, хотелось Андрею оказаться всадником такого красавца. Однако подавил в себе страстное желание.

– Вот, – потупя взор, подвёл к Богдану купленного скакуна. – Владей, он как раз снаряжен для тебя, как для моего… подручника2424
  Подручник (древнерус.) – помощник, соратник


[Закрыть].

– Это же чудо! – всхлипнул от радости Белоног. – Вот уж точно: «Не было ни гроша и вдруг —алтын»2525
  В старину: три копейки, а также монета такого достоинства


[Закрыть].