Текст книги "Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин"

Судя по вещам, отец сестер был состоятельным человеком, потому что вся одежда оказалась пошита из дорогих материалов и явно на заказ. Вот только каким ветром его занесло с семьей на Сахалин, все еще оставалось неизвестным.

Узнав у Мадины, где здесь ближайший ручей, я поплелся туда наводить марафет. Но как только зашел в лес, огласил окрестности отборными матюгами и сразу напялил на башку накомарник. Заимка стояла на открытом месте, где постоянно гулял ветерок, ну а в лесу создавалось такое впечатление, что на меня пошел в атаку гнус едва ли не со всего Сахалина. Даже сеточка на морде помогала плохо; клятая мошка настырно лезла в каждую щелку и мигом обожрала все открытые части тела.

Помывка сразу оказалась под вопросом, но, к счастью, ручей протекал в расщелине, где тоже гуляли сильные сквозняки, и гнус туда не лез. Без укусов не обошлось, но помыться все-таки удалось. Пока мылся, внимательно осмотрел тело, почему-то как в первый раз, и остался вполне доволен собой. Выше среднего роста, пропорционально сложен, мускулатура развита неплохо, правда, худющий, как гончая. Но ничего непоправимого: были бы кости, а мясо нарастет. На бедре – шрам от проникающего ранения, как услужливо подсказала память – от пули хунхуза, получил в стычке на границе. Больше никаких старых отметин не было. А про новые все известно.

А еще каким-то странным образом мне показалось, что я когда-то уже вот точно так же удивленно рассматривал себя во время помывки в ручье. Но без четких подсказок, просто показалось – и все.

Закончив с водными процедурами, тщательно побрился японской бритвой, оказавшейся неожиданно удобной. Физиономия сразу сильно помолодела, несмотря на реальный возраст, выглядел я максимум на двадцать пять, возможно, из-за худой рожи. Волосы на голове сильно отросли, но резать я их не стал, просто зачесал назад.

Посмотрел в водное зеркальце и скривился от вида своей морды. Вылитый германец, белокурая бестия. Только «рогатой» каски не хватает. Никогда не думал, что собственная физиономия будет так удивлять. Хоть убей, но почему-то мне кажется, что раньше я был жгучим брюнетом. Но ничего не поделаешь, придется привыкать. Про «рогатую» каску даже не стал ломать голову, один черт ничего не вспомню.

После помывки сразу полегчало, назад в избушку уже топал бодрей. К этому времени народец почти рассосался, остались только айны: восемь человек во главе с вождем, а точнее, старостой утари, так называется поселок айнов.

Чуть позже выяснилось, что мое место в доме занято, – на топчане лежала молоденькая девушка-айнка, а рядом с ней на табуретке стояла корзина, в которой попискивал круглолицый крупный младенец.

– Тяжелые роды… – устало прокомментировала Майя. – Она останется здесь еще на неделю. А вас, Александр Христианович, извините, мы переселим в сенник. Топчан есть, удобно и свежо, отец любил ночевать там.

– Ради бога, мне будет удобно даже под открытым небом. Но… – Я сделал многозначительную паузу. – Я обнаружил один любопытный, хотя и неприятный момент. На карте японского офицера обозначено, что они шли именно сюда, к вам. Не знаете, чем вызван такой интерес?

Майя безразлично пожала плечами.

– Увы, не знаю, Александр Христианович. Ни отец, ни я никогда скрывали, что безвозмездно лечим местных жителей, чем частенько вызывали недовольство властей. Как раз они и выжили нас в глушь. Я не удивлюсь, если и японцы уже чем-то недовольны. Отчего-то люди, которые помогают аборигенам, вызывают у всех только крайнюю неприязнь.

– Это весьма прискорбно, – со слегка притворным возмущением отметил я. – Но в любом случае оставаться вам здесь больше нельзя. Может так случиться, что следующий японский отряд уже в пути.

– Исключено, – категорически отрезала Майя. – У Сами сильное кровотечение, дорога попросту убьет ее. Так что не раньше чем через неделю. Не переживайте, меня заранее предупредят. Я вам уже говорила.

Я попробовал настаивать, но она осталась непреклонна. Черт бы побрал женское упрямство! Видите ли, айнка может помереть, а то, что япошки припрутся сюда явно не просто поздороваться, ее абсолютно не волнует. Ну что тут скажешь! Мне самому уходить рано, да и сестер как-то не по-человечески бросать. Остается только надеяться, что туземцы действительно не прохлопают косоглазых.

Следующие три дня прошли мирно и спокойно. Айны никуда не ушли, так как роженица – а она оказалась внучкой старосты, – все еще оставалась очень слабой. Я потихоньку восстанавливался, даже начал гулять по лесу. Заодно пристрелял под себя одну из японских винтовок.

Отношение Майи ко мне ничуть не изменилось, она держалась все так же нейтрально-настороженно, а вот с Мадиной я крепко сдружился и даже немного научился ее языку жестов. Как раз от нее удалось узнать, каким образом сестры оказались на Сахалине. Оказывается, их отец приехал сюда к жене-каторжанке, а после ее смерти так здесь и остался. Впрочем, подробности все равно остались неизвестны – девочка не очень охотно общалась на эту тему, а я не настаивал.

А на исходе третьего дня, после того как Майя наконец сняла с моей раны швы, возле заимки появился взмыленный туземец и пояснил, что сюда идет крупный отряд японцев и они уже в нескольких часах пути от нас.

Как чувствовал, что прохлопают…

– Сколько их? – сгоряча гаркнул я на аборигена.

Тот испуганно дернулся и принялся растопыривать пальцы.

– Двадцать, еще один на лошади и проводник, но он гиляк, – перевела Майя. – Айны считают только двадцатками.

– Да хоть тридцатками! Почему так поздно предупредили?

Майя слегка смутилась.

– Гиляк провел японцев коротким путем, откуда не ожидали.

– Понятно. Собирайтесь.

– Но… – Она нахмурилась. – Сами еще…

– Если здесь появятся японцы, то умрут все, в том числе и Сами. Выбор небогатый. Сколько вам надо времени?

– Часа два. Мы уже начали собирать необходимое, но…

– Святые угодники… – Я хотел ругнуться, но сдержался.

Ну и что делать? На носу ночь, японцы остановятся ночевать, но и мы в темное время не можем отправляться в дорогу. Понятное дело, рано утром снимемся, но будем тащиться с черепашьей скоростью из-за больной, отчего преимущество во времени быстро растает и япошки нас догонят. Запутать следы тоже не получится, с косоглазыми проводник-гиляк, который читает тайгу, как я газету. Остается только…

Глава 4

– Остается только… – Я запнулся, отошел в сторону, присел на заросший мхом валун около конюшни и лишь тогда завершил фразу: – Атаковать первым…

Отчаянно захотелось залить в глотку чего-то крепкого, но ничего, кроме японского пойла, в наличии не имелось, поэтому пришлось поумерить желание – еще не хватало глотать эту вонючую дрянь.

Ладно, обойдусь, пока не найду арманьяка. Н-да… И откуда такие замашки? Ведь сроду не пивал, только слышал. Не иначе опять что-то из подсознания лезет. Ну и черт с ним, не о том голова болит.

Итак, как я уже говорил, выбор у меня невелик. Разумеется, бросать своих в беде, особенно женщин, – последнее дело. Но если отставить в сторону пафос и лирику, получается, что я сейчас привязан к сестрам, как младенец пуповиной – к матери. Деваться мне некуда; где искать партизан, я абсолютно не знаю, а отправляться в свободное плавание с минимумом снаряжения и незалеченной раной – это полный идиотизм. То есть только рядом с Майей и Мадиной у меня есть хоть какие-то шансы на выживание. А значит… значит, мне придется беречь их как зеницу ока.

А посему будем пытаться устроить косоглазым карачун. На первый взгляд, точно такое же самоубийство – переть одному на два десятка вооруженных солдат, но это только на первый взгляд.

Во-первых, хорошо устроенная засада может как-то уравнять шансы. Опыт стычек в тайге у меня вроде как есть, и даже неплохой. Хунхузы – отличные учителя, немало крови попортили как в прямом, так и в переносном смысле. А во-вторых, кроме меня есть еще и айны…

Я посмотрел на аборигенов. Все, кроме вождя, помогали собираться Майе и Мадине. Несколько человек увязывали вещи во вьюки и расторопно грузили их на двух лохматых низкорослых лошадок и на оленей. Еще двое быстро сооружали что-то вроде вьючных носилок, видимо, для роженицы.

А вождь, стоя перед сидевшим на корточках незадачливым дозорным, что-то гневно выговаривал ему вполголоса и периодически, через равные промежутки времени, лупил по башке короткой, но увесистой палкой.

«Н-да… – невесело подумал я. – Как-то не верится, что волосатики помогут мне со своими давними «друзьями». Они и сами до смерти боятся японцев, вон как шустрят. Впрочем, за спрос не бьют в нос. Попробую подойти к вопросу творчески, так сказать, с психологическим вывертом. Ну а нет, значит, нет, деваться все равно некуда…»

Встал и подошел к вождю. Тот сразу перестал лупцевать бедолагу и изобразил повышенное, почтительное внимание. Но я его проигнорировал и сунул японскую карту под нос дозорному.

– Где сейчас японцы и как они будут сюда идти? Какого черта таращишься? Где, спрашиваю?

До того так и не дошло, место и примерный маршрут указал сам староста.

– Понятно. А вы куда направляетесь? Господи милостивый, и ты туда же! Куда, спрашиваю, лохматое ты чудовище?

К счастью, сценка привлекла Майю, и она сама показала мне место на карте.

– Сначала – к реке Пиленга, здесь рядом, потом сплавимся по ней в Большую Тымь и пойдем дальше на север, к одному из ее притоков. Мы там раньше жили, к тому же рядом – одно из утари айнов. Японцам будет проблематично туда добраться.

– Хорошо… – Я сухо кивнул и показал незаточенной стороной карандаша место на карте. – Вот здесь будете ждать меня до завтрашнего вечера. Если не появлюсь, уходите дальше. Не переживайте, скорее всего, японцам к этому времени станет не до вас.

– Как это понимать, Александр Христианович? – Майя нахмурилась. – Вы куда собрались? И главное – зачем?

– Останусь здесь, – спокойно ответил я. – Попробую задержать японцев.

– Но зачем? – вспыхнула Майя. – Это глупость! У нас есть время уйти.

– Нет у вас времени, – жестко оборвал я. – Бросите женщину с младенцем – уйдете, с ней – нет.

– Догонят – будем отбиваться, – попробовала возразить Майя.

– Тогда будет уже поздно. Подумайте о сестре, ей рановато подставляться под пули.

– Но… – попробовала возразить Майя.

– Разговор окончен, – резко оборвал я ее. – Живее, собирайтесь.

Все это время айн внимательно нас слушал, переводя взгляд с Майи на меня и обратно, а потом вполголоса что-то спросил у девушки. Она бросила ему в ответ короткую фразу, после чего развернулась и пошла к дому.

– Вот так-то, волосатик. – Я хлопнул старосту по плечу, как можно паскудней улыбнулся ему и направился к сеннику, где сложил свое снаряжение.

Думал, что айн побежит за мной с горячим предложением вписаться против косоглазых, на это и был расчет, но… он остался на месте.

Ну что тут скажешь. Паршивый из меня психолог. Не получилось, ну и не надо. Эх, мне бы сейчас хоть десятка два арбалетчиков или лучников. Ни один косоглазый не ушел бы!

Абсурдность желания заставила вслух ответить себе самому:

– Совсем сбрендил! Ты еще татаро-монголов или конных рыцарей с копьями закажи, идиот.

После чего, еще раз чертыхнувшись, принялся обдумывать план. На ночь глядя идти япошкам навстречу – полный идиотизм: заплутаю, как пить дать, или проскочу мимо. Остается только принять их здесь, а потом, на отходе, отстреливать по одному. В Заамурье подобным образом один из матерых хунхузов почти весь разъезд стражников повалил. И ушел бы с концами, если бы не попал под случайную пулю. Ладно, посмотрим.

Пока думал, чтобы не терять время и занять себя, взял одну из солдатских японских портупей и принялся вкладывать обоймы в подсумки. Впереди – два по тридцать патронов, сзади один, но больше размером, в нем три отделения по двадцать. Но в него я положил всего четыре обоймы. Сотни выстрелов должно с головой хватить. Больше тяжеловато будет таскать на себе, еще эти надо успеть отстрелять. А если что, в дело пойдут револьвер и шашка. Так сказать, для последнего и решительного. Ну а как по-другому? На том и стоим. Тьфу ты, как пафосно. Ну да ладно, пафосно – это не стыдно. Совсем паршиво, когда перед самим собой стыдно. Это вообще последнее дело.

Неожиданно позади послышались тихие шаги. Я обернулся и увидел Майю, она уже стояла в дверях сенника.

– Вы не измените свое решение, Александр Христианович? – тихо поинтересовалась она.

– Рад бы, да не могу. – Я виновато улыбнулся. – Но вы не переживайте, я знаю, что делаю. Все получится.

– Точно так же улыбался мой отец, – вдруг призналась Майя. – Вы очень похожи на него. Не внешне, только улыбкой и глазами, а еще – своим вежливым упрямством. – Она замолчала, словно решаясь на что-то, а затем мягко сказала: – Пожалуйста, идемте со мной, у меня есть кое-что для вас…

Я молча встал и пошел за ней.

Майя привела меня в каморку, в которой ночевала с Мадиной. В маленькой, по-спартански обставленной комнатушке стояли две самодельные кровати, аккуратно застеленные потертыми шерстяными одеялами. Над правой на гвоздиках, вбитых в стену, висели винтовка «Монтекристо» и небольшой лук с колчаном, а рядом с тощей подушкой лежал плюшевый одноглазый медведь. Над левой – Майин винчестер и изящный бюксфлинт явно штучной работы.

А вот по центру было устроено что-то вроде импровизированного алтаря. На полке лежали разные предметы обихода и всякие безделушки, стояла ваза со свежими цветами. А над ней висела черно-белая фотография в рамке, на которой были запечатлены мужчина и женщина. Широкоплечий бородач в длиннополом сюртуке сидел на венском стуле, а удивительно похожая на Майю молодая величавая красавица в кавказском национальном женском наряде стояла рядом, положив руку на плечо мужчине.

– Это отец с мамой… – тихо прокомментировала Майя.

– Мама…

– Отец русский, а мама осетинка, – упредила она вопрос.

– Редкий союз… – непонятно зачем я хотел добавить: «В это время», – но удержался.

Майя кивнула:

– Редкий, да. Отец почти насильно увез маму в Санкт-Петербург, чем спас ей жизнь. К тому времени весь ее род истребили из-за кровной вражды, маму тоже ничего хорошего не ждало. В Петербурге они поженились, появилась я, а потом… – Майя запнулась. – А потом мама случайно встретила одного из своих кровников и, не задумываясь, убила прямо на улице – она всегда носила с собой оружие. Был суд, отец нанял самых лучших адвокатов, но ничего не помогло – убитый был князем и находился в прекрасных отношениях с царской семьей. Маме дали пятнадцать лет каторги и этапировали на Сахалин. Отец забрал меня и приехал сюда, так как, по закону, маму должны были выпустить на вольное поселение по приезде родственников. Все так и случилось, затем уже здесь родилась Мадина. Но мама к тому времени была больна чахоткой и вскоре умерла. Папа пережил ее всего на два года – и мы остались одни. Но выжили: я была уже взрослая, к тому же отец лечил туземцев, и они стали опекать нас. Вот и вся история…

– Сочувствую вам, – с трудом выдавил я из себя.

История сестер неожиданно сильно тронула меня. Теперь понятно, почему из старшей даже улыбки не выжмешь. Черт… представляю, как они натерпелись.

– Благодарю вас, Александр Христианович, – через небольшую паузу ответила Майя. – Но мы здесь не для изъявления сочувствия.

Она сняла с шеи ключ и открыла крышку большого, окованного металлическими полосами сундука, стоявшего рядом с алтарем.

– Папа очень любил оружие. – Голос Майи снова дрогнул. – При этом был заядлым путешественником и охотником. Мы решили…

Я вдруг обнаружил, что в каморке появилась Мадина.

– Мы решили… – повторила она, – что все это теперь может пригодиться вам.

– Но… – Я попробовал возразить. Честно говоря, такой подарок, особенно в условиях Сахалина, был по-настоящему царским.

– Папа согласился бы с нами, – безапелляционно отрезала Майя. – У нас остается много всего, отец обеспечил нас всем необходимым, а эти вещи теперь ваши.

Мадина закивала, соглашаясь с сестрой, и, обращаясь ко мне, приложила руку к сердцу.

– Благодарю вас…

– Не стоит благодарностей, Александр Христианович. Вы разбирайтесь, а нам надо собираться. Патроны – в отдельном ящике, вот здесь. – Майя взяла за руку Мадину и вышла из комнаты.

Я немного постоял, попробовал вытащить сундук из комнаты, не смог – он оказался очень тяжелым, – и вышел позвать на помощь кого-нибудь из айнов.

И неожиданно наткнулся на очень живописную сценку. Староста с гневной рожей что-то выговаривал своим соплеменникам, а они таращились по сторонам и, похоже, даже не собирались внимать своему вождю. Как только я вышел из избы, они разом потеряли его из виду и дружно шагнули ко мне. Вождь обреченно покачал головой, зачем-то сильно дернул себя за бородищу и тоже подошел.

Из последующего объяснения я понял, что… вся эта косматая братия собралась воевать со мной против японцев. Н-да… Получается, не зря я устраивал психологические этюды. Ну что же, отказываться не собираюсь.

Като, так звали старосту, потеряв надежду удержать соплеменников, стал апеллировать к тому, что хоть кто-то должен будет сопровождать караван. Произошло бурное обсуждение, никто не хотел оставаться, но потом присоединилась Майя, и айны живо присмирели. По итогу я отобрал пять человек: мужа роженицы, ее трех братьев и дядю, а также того самого дозорного, который прохлопал косоглазых. Затем выстроил бородачей по ранжиру и произвел смотр личного состава.

Все они были вооружены; кроме длинных ножей за поясом у каждого имелась в наличии винтовка, правда, потрясающе архаичной конструкции. У двоих – капсульные фузеи, у третьего – древняя однозарядка Снайдера, у четвертого – японский карамультук системы Мурата. И лишь побитый караульный щеголял новенькой берданкой.

Я вздохнул и вручил каждому по «Арисаке» и патронташу с патронами. Айны едва не ошалели от такой щедрости. Староста тут же вытребовал винтарь и себе, впрочем, я не обделил ни его, ни остальных. Впереди, если жив останусь, просветительская работа среди всего племени на почве вербовки на борьбу с японскими оккупантами, так что не жалко, все на пользу пойдет.

А вот с подробным инструктажем не задалось, личный состав понимал русский язык только с пятого на десятое.

– Тьфу ты… – сплюнул я, совсем отчаявшись. – Ладно, здесь еще Майя может помочь, а в поле? Как с вами общаться, лохматики? Чего ты на меня пялишься, как баран на новые ворота? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш?

А вот тут уж вовсе неожиданно для меня Тайто, тот самый караульный, обнаружил приличное знание английского языка. Едва понятного, жутко корявого, но вполне достаточного для общения.

– Откуда? – задал я резонный вопрос.

В ответ выяснилось, что несколько раз в год на остров приходят американцы для контрабандной торговли с айнами и прочими туземцами, а Тайто подвизается толмачом.

Дело сразу пошло на лад. Объяснив, как заряжать и разряжать японские винтовки, я провел обзорный инструктаж, после чего пока распустил личный состав, так как смеркалось и для рекогносцировки на местности уже было поздно.

Но предварительно заставил оттащить сундук с подарками на сеновал. А когда раскрыл его и взглянул на содержимое, чуть не задохнулся от восхищения – в моих условиях это было настоящее сокровище.

Первым на свет появился новенький винчестер модели тысяча восемьсот девяносто пятого года, с вертикальным магазином в казеннике. Карабин военного образца, то есть с антабками для ремня, приливом под штык, удлиненным цевьем почти под обрез ствола и обойменным заряжанием. Но под американский армейский патрон 30-40 Krag, а не под отечественный трехлинейный, как мне почему-то сначала показалось. Оксидированное железо, великолепный красный орех, тщательное исполнение, прикладистый и легкий, но, повертев в руках и повздыхав, я его отложил. «Арисаку» я пристрелял, а этого красавца – уже поздно, да и негде. К тому же винчестер – в варианте карабина, а значит, будет бухать громко, опять же, я мало знаком с рычажными системами.

Следом вытащил «дробометъ с подвижнымъ цевьемъ» – именно так именовали это оружие в рекламных проспектах оружейных магазинов в России, – дробовик тоже американского производства. Но и его убрал. Неплохое оружие для охоты, но не для предстоящей стычки.

Курковый комбинированный бюксфлинт работы известного австрийского мастера Якоба Бартельса тоже вернул назад. Великолепное оружие, но в моем случае магазинка рулит.

А вот маузер с кобурой-прикладом сразу забрал себе. Российским офицерам разрешалось приобретать служебное оружие, и я точно такой же купил в свое время, потратив на него почти всю премию за перехват партии контрабандного китайского шелка. Так что хорошо знаком с моделью и даже успел попробовать в деле. К черту японский револьверишко – маузер против него смотрится как броненосец против рыбацкой лодки.

И что интересно, пока возился с огнестрельным оружием, никаких прорывов из подсознания не происходило – я пользовался своей памятью, то есть бывшего штабс-ротмистра Любича, но как только дело дошло до холодного, живо поперли откровения.

– Да ну… – ахнул я, достав из сундука очередной предмет.

И этим предметом оказался… томагавк. Сначала я определил его только как странноватый топорик, но скрытая память живо подсказала настоящее название.

Склоненное вниз лезвие с выдвинутым вперед верхним углом, граненый шип на обухе, как у клевца, обтянутая кожей рукоятка из гикори и даже всякие индейские примочки – перышки, бусинки и бляшки. Даже не представляю, где отец девочек взял его, но мне он сразу пришелся по душе. С шашкой по лесу не потаскаешься, особенно скрытно, а томагавк – в самый раз.

– К тому же… – Я улыбнулся. – Что-то мне подсказывает, что я умею им пользоваться не хуже, чем шашкой.

В сундуке нашлось много всего полезного, но я выбрал себе еще только охотничий нож с роговой рукояткой, после чего решительно закрыл крышку. Пока хватит – будет время, еще посмотрю. Сам сундук с помощью айнов закопал в землю и притрусил место сеном. Вернусь – заберу, а нет – пусть лежит.

Вечером с сестрами почти не общался, лег рано и встал еще затемно. Чмокнул Мадину в лоб, улыбнулся Майе, кратко проинструктировал свой маленький отряд, после чего мы направились на запад.