Текст книги "Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин"

Глава 5

Айны скользили по лесу как тени, я не отставал, но их на фоне выглядел жутким увальнем, даже несмотря на весь свой таежный опыт. Впрочем, справлялся. К счастью, удобное место для встречи япошек подвернулось почти сразу же: широкий каменистый распадок, по дну которого тек мелкий ручей. Тайто клялся всеми медведями Сахалина, что косоглазые будут проходить именно здесь.

Еще час ушел на рекогносцировку, во время которой сложился план действий. В себе я был полностью уверен и абсолютно не волновался. В своем косматом воинстве тоже не сомневался – айны сохраняли полную невозмутимость. По крайне мере, внешне никакого страха в них не просматривалось.

Но на всякий случай все-таки решил слегка подбодрить бородачей. Рассадил перед собой и презрительно процедил:

– Вы пока никто! Слюнявые щенята! Предки рыдают, глядя на вас. Вы их опозорили своей слабостью…

Тайто оперативно переводил, и с каждым его словом на бородатых мордах все больше проступала искренняя детская обида.

«Ай-ай, какие неженки. Вы еще поплачьте…» – хмыкнул я про себя и продолжил нагнетать:

– Все уже забыли о тех временах, когда айны были великим народом и гоняли пинками косоглазых обезьян. Но я дам вам шанс искупить свою вину. Вы станете великими воинами, у вас будет все: красивые и покорные женщины, богатство и море огненной воды… – Тут я понял, что с «огненной водой» слегка переборщил, но останавливаться не собирался. – Враги будут дрожать, а предки станут улыбаться вам. Идите и убейте косоглазых тварей, вырежьте им сердца, вырвите потроха и сожрите печень! Пролейте море крови! Вы вернете народу айнов славу!!!

К концу речи бородачи едва сдерживали себя. Мирное и слегка флегматичное выражение на добродушных рожах сменилось кровожадной гримасой, а в глазах запылал свирепый огонь.

– Вот так – гораздо лучше, – буркнул я, закончив «проповедь». – Ничего, только злее будете.

Еще раз объяснив диспозицию, сам развел личный состав по местам, а потом выбрал позицию и себе. Ну что… теперь главное, чтобы косоглазые не отправились другим маршрутом, а дальше… дальше посмотрим.

Рассчитывал, что японцы появятся не раньше чем через пару часов, но только залег, как в зарослях папоротника показались фуражки с красными околышами. Впереди топал плюгавый мужичок в кухлянке, позади него, растянувшись на пару десятков метров, колонной по одному шли солдаты. Офицер на небольшой косматой лошадке ехал сбоку строя.

Мушка винтовки прогулялась по солдатам и устроилась у офицера на груди. Но, немного поразмыслив, я прицелился в проводника. До офицера дело еще дойдет. Палец выбрал свободный ход спускового крючка… Приклад легонько толкнул плечо. Стеганул хлесткий негромкий выстрел. Из головы гиляка выплеснулись темные ошметки, а солдат за ним ухватился обеими руками за солнечное сплетение и стал медленно оседать на землю.

Не успел я передернуть затвор, как с правой стороны распадка, из густого подлеска бабахнул жиденький нестройный залп. Честно говоря, меня слегка беспокоила меткость айнов. Нет, из своих фузей, скорее всего, косматые палят на загляденье, так сказать – белку в глаз бьют, но стрелять из незнакомого оружия – это совершенно иное. Но, как очень скоро выяснилось, сомневался зря – умерло ровно шесть японских солдат.

На удивление, японцы быстро пришли в себя – мигом залегли и начали отвечать, безошибочно определив, с какой стороны стреляют. Меня проигнорировали, впрочем, я специально сосредоточил айнов в одном месте, с фланга, и приказал стрелять залпами, чтобы они как раз отвлекли на себя непрошеных гостей. Сам же занял позицию в стороне, во фронт к японцам.

Второй залп бородачей был менее результативным; наглухо завалили всего двух косоглазых, а третий рухнул в траву и, быстро суча ногами, пополз в сторону, за камень. Но и это не вызвало паники.

Прозвучала команда, японцы перебежками начали наступать на позиции айнов. Бодро и в неплохом темпе, видимо, солдаты попались хорошо вымуштрованные или с боевым опытом. Да и командир отряда не терялся, отдавал приказы уверенно и грамотно.

– Хватит, откомандовался… – Я злорадно ухмыльнулся и вышиб браво гарцующего офицерика из седла, а вторым выстрелом всадил пулю в спину раненому, спрятавшемуся за большим валуном.

Стрелял на автомате, почти не целился, руки сами делали свое дело. Четко, хладнокровно и расчетливо. Сначала даже удивился такому мастерству, но потом вспомнил, что штабс-ротмистр Любич, то есть я, по-настоящему умел и любил только одно – стрелять.

Прицельно добить магазин не удалось – японцы скрылись в подлеске, и с моей позиции их уже не было видно.

Впрочем, первоначальный замысел как раз учитывал подобный поворот. Айны, сделав пару залпов, должны были рассредоточиться и решительно отступить, выманивая на себя япошек и тем самым позволяя мне зайти непрошеным гостям в тыл.

– Ну что же, штабс-ротмистр, пора поработать… – Я отложил «Арисаку» и взялся за маузер, передернул затвор, перекинул пистолет на ремне через плечо, потом вытащил из-за пояса томагавк.

Как только ладонь взялась за обтянутую кожей рукоять, нахлынула горячая волна. По телу пробежал электрический разряд, в висках застучала кровь, а сердце забухало в предвкушении… В предвкушении крови.

Разом слетел налет цивилизованности, осталось только дикое и яростное желание убивать. И это состояние мне очень понравилось, я словно стал самим собой. Не штабс-ротмистром Любичем Александром Христиановичем, а гораздо более древним, свирепым и жестоким существом. Для которого единственная цель в жизни – это убивать своих врагов и властвовать.

– Кровь Господня!.. – Свирепый рык вырвался из груди сам собой, я быстро спустился по каменистой осыпи и побежал по широкой дуге, заходя японцам в тыл.

Наконец в зарослях лимонника показались обтянутые полинявшими гимнастерками спины. Двое солдат, почти не целясь, на ходу посылали пулю за пулей куда-то вперед себя.

Я взял правее, замедлился, а потом вместе с очередными выстрелами рывком метнулся вперед. Резкий мах! Клинок томагавка с влажным хрустом перечеркивает бритый затылок.

Второй солдат начал разворачиваться, но я на ходу сбил его плечом на землю и скупым расчетливым ударом всадил топор в голову. Череп лопнул, как яйцо, японец дернулся всем телом и забился в мелких частых конвульсиях.

Я сразу же откатился в сторону, выждал мгновение, вскочил и понесся на звуки стрельбы. Продрался сквозь кусты, выскочил на полянку, и тут же, чуть ли не в лицо, навстречу бабахнули выстрелы. Каким-то чудом успел нырнуть за ствол кривой лиственницы, сразу же выскочил из-за нее и в прыжке рубанул по лицу солдата, лихорадочно пытающегося вставить обойму в магазин своей винтовки.

Резкая смена направления, еще раз, рывок, томагавк сбивает винтовку с прицела и обратным движением с хрустом впивается в ключицу второму японцу.

Рядом с виском противно взвизгнула пуля. Я рыбкой нырнул в траву, на корточках рванул за замшелый валун, взялся уже за маузер, на мгновение выглянул и влепил пулю в грудь неожиданно высокому для японца сутулому солдату, ожесточенно дергающему ручку затвора. Из кустов высунулся еще один японец, но только я перевел на него прицел, как в стороне треснул выстрел, и он опять завалился в заросли.

Больше никто не стрелял. Наступила мертвая тишина. Я растерянно повертел головой по сторонам.

– Да что за черт… – попытался в уме подсчитать количество убитых, но тут в паре десятков метров от меня из-за обломка скалы показалась башка Тайто.

– Все, она закончилась. – Айн радостно ощерился. – Всех убили. Она сюда ходить, мы стрелять.

Но с его последним словом из-за дерева позади айна выступил еще один японец и вскинул винтовку. Тайто его не видел и продолжал ухмыляться.

Я не успел ничего осознать, все получилось само собой. Томагавк со свистом вспорол воздух, пролетел мимо уха айна и с глухим, чавкающим звуком врезался лезвием в лоб солдата, сбив его на землю.

– Э-э-э, моя считать, вроде все умер. – Тайто недоуменно оглянулся на труп, а потом растерянно посмотрел на свои пальцы.

– Сюда иди. – Я дождался, пока айн подойдет, а потом отвесил ему хорошую оплеуху.

Удар вышел на славу, бородач кулем рухнул на землю.

– А ну встал! Живо собрать остальных. Прочешите лес, японцев стащите в кучу. Оружие и патроны собрать. Выстави караульных. Караульные – это такие люди, которые смотрят, чтобы не подобрались враги. Ты – паршивый караульный. Найди лучше. Выполнять…

А сам обессиленно сел, буквально упал и привалился спиной к валуну. Резкое окончание боя принесло дикое разочарование и сильную слабость. Голову пронзила свирепая боль, все вокруг заволок кровавый туман.

Пока приходил в себя, айны уже собрали трупы японцев, их винтовки и ранцы в кучу. Двое солдат еще стонали, офицер тоже оставался живым.

Мои бойцы сидели кружком, оживленно переговаривались, хихикали и передавали что-то из рук в руки.

– Три… восемь… двадцать… и еще два… все… – Я вслух пересчитал тела, потом оперся локтем о камень и попробовал подняться.

Ноги дрожали, рана наливалась тупой дергающейся болью. Каждое движение давалось с трудом. Встать удалось только диким усилием воли.

Постоял немного, а потом подошел к туземцам.

– Что тут у вас?

Как очень скоро выяснилось, айны разглядывали порнографические карточки.

– Красивая бабы, – прокомментировал Тайто, сочувственно качая головой. – Но совсем дурной: наверное, змея заполз в ухо и забрал весь ум. Как можно давать себя на бумагу рисовать?

Я сочувствия не разделил и коротко приказал:

– Становись…

Личный состав быстро выстроился в неровную шеренгу. Тайто бодрыми выкриками подровнял товарищей и тоже занял свое место, браво выставив косматую бородищу вперед и преданно уставившись на меня.

«Начинаешь понимать службу, солдат», – довольно ухмыльнулся я и медленно обвел взглядом строй.

– Раненые есть?

Один из айнов, муж Сами, гордо продемонстрировал дырку в рукаве своей куртки. Остальные завистливо на него покосились, видимо сильно жалея, что не удостоились даже такого боевого отличия.

«Ну чисто дети… – со странной завистью подумал я. – Ничего, теперь быстро повзрослеете…»

Молча обвел взглядом личный состав и презрительно процедил:

– Вы как были, так остались сопливыми щенками…

Айны напряглись.

Я сделал долгую паузу и резко гаркнул:

– Хотя уже умеете показывать зубы и рычать! Для того чтобы вы стали настоящими воинами, придется пролить еще много крови. Но ваши предки уже улыбаются, глядя на вас…

Заросшие лица разом расцвели от счастья. Айны довольно лыбились и нетерпеливо поглядывали на оружие и ранцы японских солдат. Я не стал затягивать с трофеями, приказал быстро освободить трупы от всего полезного, а сам решил заняться допросом.

Раненые солдаты уже затихли, скорее всего, истекли кровью, но офицер все еще оставался в сознании. Он натужно, со свистом дышал, страдальчески кривил рот и быстро поводил по сторонам узкими глазами.

– Меня понимаешь? – поинтересовался я, присев перед ним на корточки.

– Да, понимаю, – на неожиданно правильном русском языке ответил лейтенант.

– Где выучил наш язык?

– Два года работал парикмахером во Владивостоке…

– Понятно. Куда шли?

– Ваш генерал уже сдался… – неприязненно процедил японец. – Война на Карафуто закончилась. Вас накажут свои же.

– Жить хочешь?

– Я уже мертвый, а мертвым все равно.

– Сейчас оживешь. – Я достал нож и попробовал пальцем острие.

– Хорошо, хорошо, я скажу… – зачастил лейтенант, настороженно следя за клинком. – Меня послали за русской женщиной, которая лечит туземцев. Майор Камура хотел просто встретиться с ней и предложить лечить наших солдат. Все, что происходит на Карафуто, должно происходить только с разрешения японской власти. Айнов и гиляков нет смысла лечить, это человеческий мусор. Им только предстоит стать людьми…

В мозгах плеснулась ярость. Почти не владея собой, я коротко ткнул офицера кончиком ножа в глаз.

– Сахалин, тварь, а не Карафуто…

Из глазницы брызнула розовая слизь, офицер тоненько завизжал и засучил ногами.

– Повтори.

– Сахари-и-ин.

– Не понял. Еще раз, энергичней, от груди! Громче, по-русски, ты же умеешь!

– Са-а-аха-лин!!!

– Молодец, поехали дальше.

Экспресс-допрос продлился недолго. Полностью деморализованный японец, по щенячьи скуля, охотно выложил все, что знал.

Как и предыдущая группа, отряд вышел из Тымова, где японским гарнизоном командовал некий майор Камура. Для чего Майя понадобилась майору, узнать точно не удалось, но в его добрые намерения я совершенно не верил. А еще лейтенант сообщил, что все русские отряды в окрестностях уже сдались, и это не улучшило настроения.

Пока возился с пленным, айны закончили со сбором трофеев. Один из них, неуверенно вертя свой нож в руках, что-то спросил и показал на труп. Остальные настороженно на меня уставились.

– Она спрашивает, печень жрать обязательно? – перевел Тайто.

– Печень? – сначала я не понял, при чем здесь печень и зачем ее жрать, но потом вспомнил свою речь перед началом боя и слегка смутился. – Как хотите, по желанию…

Бойцы облегченно вздохнули, видимо, становиться каннибалами им не очень хотелось.

– А теперь скажите, что вы делаете с ворами?

Бородачи растерянно переглянулись.

– С людьми, которые тайком забирают ваши вещи, – уточнил я.

– Э-э-э, отец, у нас не красть никто… – с виноватой улыбкой пояснил Тайто. – Зачем украдать у своих? Айна – самый честный.

– Черт… – Я с досады чертыхнулся. – А если на вашей земле начнет охотиться чужой… ну, гиляк, к примеру…

Бойцы оживленно закивали, а переводчик прокомментировал:

– Да-да, гиляка такой вора, лезет, ворует…

– Так что вы с такими делаете?

– Открывать пузо и вешать за нога на ветке, чтобы висел, а другой видел, что так делать нельзя! – Айн кровожадно ощерился и ткнул пальцем в дерево.

Я облегченно выдохнул.

– Есть на чем вешать?

Тайто показал намотанную на пояс грубую веревку из размочаленного лыка.

– Всегда есть.

– Хорошо. – Я пальцем указал на трупы. – Вперед. Всех развесить.

– Зачем, отец? – озадачился бородач. – Тогда япона знать, что айна их убивать. Оставить так, зверь кушать, никто не найдет.

– Это ваша земля, а японцы пришли сюда как воры! – выйдя из себя, заорал я на бородача. – Пусть знают, что в лесу их ждет только смерть. Пусть дрожат и боятся каждой тени! Вашу доброту они принимают за слабость. Выполнять!!! Иначе заставлю жрать потроха косоглазых.

Возражений не последовало, айны расторопно приступили к выполнению приказа. Скоро все деревья вокруг нас стали похожи на жуткие виселицы, на которых вниз головой качались мертвые тела с выпущенными кишками.

Офицерика… а офицерика повесили последним. В его ранце я обнаружил мешочек с женскими украшениями, на которых виднелись следы засохшей крови. То есть их либо снимали с уже мертвых, либо… либо срезали с живых.

Так что повис он далеко не сразу. И еще до того, как стал трупом.

– Уже мертвый, говоришь? – Я приподнял обухом томагавка безвольно опустившуюся голову.

– У-у-у, и-и-и… – надрывно завыл японец, хлопая веками на пустых глазницах и пуская кровавые пузыри распухшими, потрескавшимися губами.

– Живой, что ли? Ну тогда живи… – Я кивнул айнам.

Офицера потащили за ногу к дереву, а я неожиданно почувствовал на спине взгляд и резко развернулся, вскидывая маузер. Но тут же опустил оружие, разглядев в огромных лопухах лошадиную морду.

– Сдаваться пришла? Ну иди сюда…

Лошадка фыркнула, медленно ступая мохнатыми ногами, подошла ко мне и доверчиво положила голову на плечо.

– Хорошая, хорошая. – Я ласково потрепал ее по крупу. – Бедолага, натерпелась, видать. Ну ничего, не бойся, не обижу…

По своему виду кобылка не была строевой, видимо, японцы реквизировали животину у какого-то местного жителя. Невысокая, но крепкая, мохнатая, как медведь, она сразу пришлась мне по душе. Слегка подумав, назвал ее Бабочкой. Почему так? Мне показалось, что когда-то у меня уже была кобыла, которую звали Папильоной, что по-французски и означает «бабочка». Но, как ни старался, ничего похожего в памяти штабс-ротмистра не нашел. Опять – вывихи подсознания? Черт, так и рехнуться недолго.

Назад возвращался верхом. До предела нагруженные добычей, но абсолютно счастливые, айны топали следом.

Я же не блистал настроением, но грустным точно не был. Начало положено. И путь я выбрал совершенно правильный. К чему он приведет – бог весть. Но останавливаться я не собираюсь. Карафуто, говорите? Шиш вам на воротник, а не Карафуто. Сахалином был – Сахалином и останется. По крайней мере, пока я жив.

Добравшись до заимки, забрал содержимое сундука, частью нагрузив личный состав, а частью – навьючив лошадку. Бабочка сердито зафыркала, но дополнительный груз потащила без особых усилий.

К вечеру мы уже были у Пиленги. Первой к нам выскочила Мадина, с разбега прыгнула мне на руки и крепко прижалась к груди. Послышались сдавленные рыдания.

– Ну что ты, не надо… – Я взлохматил ей волосы и повернулся к кобылке, которую вел на поводу. – Знакомься, это Бабочка. Бабочка, это Мадина.

Кобыла фыркнула и немедленно ткнулась сухими шершавыми губами в щеку девочки. Мадина последний раз всхлипнула и весело рассмеялась. А я краем глаза заметил Майю.

Она смотрела на нас и счастливо улыбалась. Впервые за все время нашего знакомства. Но, поймав мой взгляд, тут же согнала улыбку с лица.

Н-да…

Глава 6

– Однажды к людям приехать повозка. Ей править очень черный-черный человек… – Тайто сделал страшные глаза. – А в самой повозка стоять клетка с белый-белый, пушистый медвежонка. Медвежонка горько плакать, а черный человек весело смеяться…

Айн отхлебнул из фляги саке, громко икнул и продолжил:

– Людь стала спрашивай: что надо делать, чтобы ты отпустить медвежонка, а черный человек продолжал смеяться и говорить: надо, чтобы кто-нибудь отдал свой глаза. Конечно, никто не хотел отдавать свой глаза, и только одна девочка, ее звали Айна, согласиться. Черный человек опять страшно смеялся и исчез, а девочка сразу стал слепым. Совсем слепым. Айна из страха заплакать, людь стала жалеть ее, но никто не знать, как ей помогать, а потом все ушли и бросили девочка. Остался только пушистый белый медвежонка. Он дал Айне веревочку и стал водить ее по лесы и горы. А потом все смотреть, что они уже на небе. А в тех местах, где ходить медвежонка и девочка, стали жить добрые и сильные люди, которых звали айны. Так появился мой народ. Красиво, отец, правда?

Тайто опять приложился к фляге и с ожиданием уставился на меня.

– Красиво, – согласился я. – Очень даже…

Наутро после нашего возвращения мы снялись с лагеря и отправились по Пиленге в путь. Я ожидал, что придется плыть на корытцах типа каких-нибудь пирог из бересты или каяков, обтянутых скоблеными звериными шкурами, но айны оказались неожиданно умелыми корабелами. Плавсредства представляли собой вполне добротные лодки-плоскодонки размером с немалый баркас, причем сшитые из досок. И даже под парусом, правда, совсем уж примитивным, из двух жердей, между которыми было натянуто домотканое полотно из растительных волокон. Впрочем, паруса еще ни разу не поднимали, так как шли вниз по течению. Айны неплохо справлялись короткими широкими веслами.

Места хватило для всех: и для нас, и для груза. А лошадок с оленями один из айнов повел по суше коротким путем к месту слияния Пиленги с Большой Тымью. Обещал, что доберется раньше нас.

Всю дорогу Тайто держался рядом со мной, не отходил ни на шаг: травил байки и донимал расспросами. Сначала это раздражало, но со временем парень пришелся мне по душе, поэтому я не стал гнать его. Такой крепкий живчик, веселый, добродушный и простой, тороватый и расторопный, правда, не в меру разговорчивый. Впрочем, его болтливость тоже оказалась полезной, так как меня искренне интересовало все, что касалось племени айнов. А еще парень мне кого-то напоминал своей искренностью и нехитрым лукавством, вот только кого, так и не вспомнилось.

Я зачерпнул ладонью воды из реки и напился, а потом провел взглядом по берегу. Густой частокол чахлых елей, на скрюченных ветвях висят пласты мха, все серое, блеклое, даже несмотря на летнюю пору. Да уж, местные пейзажи явно нельзя назвать приветливыми – мрачно до жути. Хотя мне уже стало нравиться, эдакий вариант сказочных дебрей: страшных, но донельзя живописных. Опять же гнус на воде почти не донимает, так что путешествие получается вполне комфортным.

На дне лодки вдруг забился громадный кижуч – как раз пошел нерест, – и айны прямо на ходу, для пропитания в дороге, набили острогами рыбы, которую лопали сырой, поливая каким-то мерзко смердевшим соусом из бамбуковых бутылочек. Я соус не рискнул пробовать, но рыбку трескал за милую душу, только слегка присыпал солью. Отличная еда, правда, очень хочется чего-то поосновательней, к примеру, фаршированного перепелами оленьего окорока, или пулярок в трюфелях, или…

Н-да… опять плющить начало. Вот откуда оно берется, если я тех трюфелей сроду не едал? Ну да ладно.

Но больше всего не хватает хорошей выпивки. Ладно с тем арманьяком, прицепился же, прости господи, так тут даже обычного коньяка днем с огнем не найдешь. Одно саке.

– Отец, вот говорить мне… – Тайто опять приспичило поболтать. – Ты ведь убивать япона, потому что они твой враг?

– Да, враги… – честно ответил я. – А хорошие враги – это мертвые враги. Не убьешь их – они заберут землю, твою жену, твой дом, а потом убьют тебя. По-другому не бывает, всегда так.

– Так, так… – одобрительно покивал айн. – Но к нам приходил один ваша… в такой длинный черный платья и с длинный борода, как у нас, только совсем жидкий… – Тайто ухмыльнулся. – И говорил: если кто-то ударить тебя по щеке, надо подставить вторую. Тоже руса, как ты. Говорил, что так написано в очень умный главный книга. Почему ты так не делаешь?

Я невольно задумался. Уел, бородач паршивый. Нашел знатока. Ну и что ответить? Говорить, что тот священник порол чепуху, нельзя, айны относятся к русским очень доброжелательно, считают одним народом с собой. Даже несмотря на то, что местные власти повадились драть с них ясак, вопреки запрету чуть ли не с екатерининских времен.

– В главной книге много всего написано… – после недолгого раздумья ответил я. – Там есть еще такие слова: «Око за око, зуб за зуб». Так что каждый выбирает сам, как жить.

– Отец, ты выбрал правильно! – умудренно и важно кивнул Тайто. – Глаза выбивать за глаза, зубы за зубы. Я тоже выбирать, как ты. Я теперь все буду делать, как ты!

– Почему ты называешь меня отцом?

– А кто ты? – искренне удивился айн. – Сильный, умный, учишь нас, защищаешь нас – конечно, отец.

Из зарослей папоротника на берегу вдруг высунулась лобастая медвежья башка. Тайто немедленно вскочил и почтительно поклонился косолапому. Точно так же поступили остальные айны.

«Странный народец, – подумал я. – Хотя… почему странный? Они поклоняются медведю, живому существу, понятному и осязаемому, а мы – вообще непонятно кому…»

Некоторое время все молчали, а потом молчание нарушила Майя – она сидела вместе с Мадиной напротив меня, по центру лодки. Сестра дремала у нее на плече, а сама Майя что-то писала в толстой тетради.

– Айны – удивительные люди, – тихо сказала она, отложив карандаш. – Чистые и невинные, как младенцы. Живут в мире с собой и со всем, что их окружает. Все обычные для нас пороки им абсолютно чужды. Они даже просят прощения у диких зверей после того, как убьют их.

«Вот зачем они кланялись дохлым японцам. – Я про себя ухмыльнулся. – Удобно: убил, попросил прощения – и все, как с гуся вода. Ну и для чего ты мне это рассказываешь?»

– Но… – Майя запнулась. – Но каким-то странным образом они увидели в вас кумира. Хотя ничего необычного. Они, как дети, тянутся ко всему… всему неизведанному. Знаете, как они вас называют, Александр Христианович? Отцом-медведем. А медведь для них – божество. И теперь я боюсь, что… вы можете сделать из них нечто страшное… таких же зверей, как и мы…

Я даже не сразу нашелся что ответить.

– В нашем мире… – после долгой паузы выдавил я из себя. – В нашем мире чистые и невинные долго не живут. Айны тоже исчезнут без следа, японцы их уничтожат. Просто растворят в себе. Но я не собираюсь из них кого-то там делать. Просто покажу дорогу, а выбирать будут они сами. И не беспокойтесь, не думаю, что айны пойдут за мной, они для этого… слишком невинны, как вы говорите.

– А вы, Александр Христианович? Вы что дальше собрались делать? – Майя внимательно на меня посмотрела.

Я ответил не задумываясь:

– Это очень сложный и одновременно простой вопрос, Майя Александровна. Сейчас – защищать вас и себя любыми доступными способами. А дальше буду стараться сделать так, чтобы японцы никогда не почувствовали себя хозяевами на Сахалине. Как? Вот тут как раз начинается сложная часть ответа.

Майя просто кивнула и резко сменила тему разговора:

– Скоро по правому берегу покажется хутор тети Стаси. Она там живет с мужем и внучкой. Я хотела бы ее проведать, да и Мадина будет рада. Станислава Казимировна и дядя Яцек – удивительно добрые и приветливые люди. Она бывшие каторжане, политические.

– Не думаю…

– Скоро стемнеет, – мягко перебила меня Майя. – Все равно на ночь надо останавливаться. К тому же впереди перекат и придется перетаскивать лодки.

Пришлось согласиться. Я бы всех этих удивительно приветливых и добрых людей десятой дорогой обходил. Но надо сделать остановку. Черт бы побрал эту ночь вместе с дурацким перекатом и паршивой речкой! Умаялся лодки по камням таскать, не река, а какой-то ручей…

Тут проснулась Мадина, быстро перебралась ко мне, обняла и опять задремала. Злость сразу улетучилась. Я осторожно погладил ее по голове и подумал: «Это хорошо, когда есть кого защищать, если придется умирать – будет легче…»

Больше я с Майей не разговаривал. Общение с ней почему-то не ладилось. Впрочем, я и не старался его наладить. Нет никакого смысла. Сопровожу сестер к айнам, а дальше – своей дорогой.

Когда до хутора осталась всего треть версты, я настоял, чтобы мы причалили к берегу раньше, и пошел на разведку вместе с Тайто и Само – еще одним айном. К месту зашли с трех сторон, но уже за пару десятков метров я понял, что здесь далеко не все в порядке, потому что ветерок принес запах горелого мяса. Не жареного, а именно горелого. Смрад, который я не перепутаю ни с чем.

Откуда ни возьмись нахлынуло видение. В воздухе кружатся жирные черные хлопья, остро смердит паленой человеческой плотью. Пылающий крест и объятое языками пламени, скрюченное, обугленное тело на нем. Рядом – застывшие, словно изваяния, фигуры в белоснежных рясах, с распятиями в руках, вздернутых к небу.

Вокруг эшафота беснуется в экстазе толпа. Из раззявленных ртов несутся истошные истеричные вопли:

– Жарь еретичку!..

– Гори, ведьма-а-а!..

– Огонь очища-а-ает…

– Во славу Господа нашего-о-о!..

Видение было очень четким и ясным, но отдавалось в голове такой страшной болью, что удержаться в сознании удалось только диким усилием воли.

– Пречистая матерь Господня… – В голову неожиданно пришла странная, невероятная и очень страшная отгадка. – Но как? И за что?..

Чтобы окончательно опомниться, пришлось залепить себе пощечину.

– Потом разберешься, – свирепо рыкнул я самому себе, вскинул маузер с присоединенным прикладом и шагнул в кусты.

Перемахнул через частокол, прокрался вдоль стены дома, сложенного из мощных бревен, и выглянул из-за угла.

Увиденное не стало неожиданностью. Посередине двора стоял криво вкопанный в землю импровизированный крест, сбитый из тележных слег. Под ним дымилась кучка дров, а на кресте висело закопченное черное тело. Человек обгорел только снизу, и все еще можно было различить, что это некогда был невысокий полный мужчина.

Неподалеку от креста лежала искромсанная туша мертвой коровы, рядом с ней в луже крови застыл большой кудлатый пес. На хуторе стояла мертвая тишина, разбавленная только карканьем круживших в небе ворон.

Из-за угла дома высунулся Тайто и жестом показал, что здесь больше никого нет. Второй айн продублировал жест уже с другой стороны двора.

Кто? Косоглазые? Больше некому… В том, что это сделали японцы, никаких сомнений не было – везде во дворе виднелись отпечатки их армейских ботинок. К тому же пленный офицер признался: после того как генерал-губернатор Ляпунов сдался, японское командование отправило свои отряды во все поселения. Как он выразился: для приведения в подчинение населения и установления японского порядка. Порядка…

Я еще раз огляделся, после чего прошел в сени добротного дома-пятистенка. Внутри царил жуткий беспорядок, все вещи валялись на полу, зачем-то вспороли даже подушки с перинами и разломали швейную машинку.

– Черт… – ругнулся я. – Но где тетя Стася с внучкой? Успели уйти в лес?

Ответ подсказал Тайто. Айн зашел в избу и тихо сказал:

– Тама… в сарае, где лошадь с рогами стоял… два женщин… один большой, один маленький…

В коровнике густо роились зеленые жирные мухи, жутко смердело кровью и человеческими испражнениями. На потолочной балке покачивалось повешенное за шею обнаженное тело полной старой женщины. На месте грудей зияли кровавые раны, из распоротого живота свисали на утоптанный земляной пол жгуты сизых кишок. В пустых стеклянных глазах застыло дикое страдание. Рядом на соломе лежало худенькое окровавленное детское тельце…

От дикой бессильной злобы и обиды хотелось выть, но я только стиснул зубы.

Позади послышался тихий голос Тайто:

– Глаза за глаз, зубы за зуб? Да, отец?

– Да… – Я резко развернулся и вышел из коровника. – Тайто…

– Отец?

– Посмотри по следам, сколько здесь было японцев?

– Уже смотреть… – Айн растопырил пальцы. – Точно не сказать, она ходила туда-сюда, но, может, половина двадцать и еще половина половины двадцать. Приходить и уходить на лодках. Два большой лодка.

Я задумался.

Вопрос, мстить или не мстить, даже не стоит. Кто-то обязательно поплатится за это, по полной поплатится, точно по заповеди из Ветхого Завета. Но… для того чтобы отомстить, надо сначала найти этих ублюдков. И справиться с ними.

Пятнадцать? Как-то не верится, что Тайто правильно посчитал. Я вот вообще ничего не разобрал, натоптано, как на футбольном поле. Но ладно, пусть их двадцать, даже двадцать пять. Уже можно нападать на марше или на стоянке. Неожиданность уравняет шансы. Вряд ли они ушли далеко – тела еще не успели окончательно окоченеть. Нам по пути не встретились, значит, шли вниз по течению. И это очень плохо, потому что по воде мы их не догоним – на носу ночь. Кровь Господня…

Скрипнув зубами, я приказал Тайто:

– Пошли Само за остальными. Только пусть скажет Майе, чтобы Мадина на берег не сходила. А сам бери лопату. Я видел ее у креста…