Текст книги "Евреи при Брежневе"

Часть 2
«ПОЛИТИКА ДВУГЛАВОГО ОРЛА»

Смею думать, что мой опыт на себе как-то повлиял на неожиданное брежневское решение, которое мы же ему сами и подсказали: одним хрущевским «антисионизмом» теперь уже процесс не остановить. «Они» быстро блокируются и обороняются скопом, а всю интеллигенцию не пересажаешь и даже не уволишь. А что, если не давить «еврейское диссидентство», а просто попытаться его на государственных весах как-то уравновесить? Уравновесить хоть даже «черносотенством» – верным идее Великой Державы, «имперским» русским патриотическим крылом в партии – из последовательных, но сдержанных и подконтрольных «великодержавников». Немного не по Ленину, но гибко, вполне соответствующе историческому моменту. Идею эту образно сформулировали так: а что, если полететь на двух крыльях и с двумя головами, как самодержавный орел на старом российском гербе?

Свою модель правления тайно, только среди самых-самых своих, Второй Ильич так и назвал «политикой двуглавого орла». Немного самодержавно, намекая на русские имперские традиции, но достаточно образно. Аскет-идеалист, сухой догматик-марксист Суслов у Брежнева остался красиво сидеть на пропаганде, остался ее образцовым талмудистом и марксистской декорацией. Но Брежнев сам стал последовательно «амбивалентен». В речах он по-сталински (стараясь не упоминать имени Сталина – зачем дразнить иудейских гусей?) громко барабанно вещал о единстве в партии, а тихо сокровенно сидел на двух стульях. Практически за кулисой с брежневских времен мы уже вычисляли-строили всю глобальную конспирологическую линию КПСС на балансе двух голов российского державного орла и двух его могучих крыльев. На соперничестве-противостоянии двух теневых партий внутри Большого Дома и по всей стране. Влиятельной, якобы «прогрессивной», «демократической», а на деле просто прозападной, интеллигентской, условно говоря, «Иудейской партии внутри КПСС». И противостоящей ей – сдерживающей ее, быстро усиливавшейся, якобы «консервативной», «имперской», а на деле чисто «туземной», равнодушной к «интернационализму», державно-почвенной, имперско-государственной, «черносотенной», условно говоря, «Русской партии внутри КПСС».

Подчеркну, что понятия эти весьма и весьма конспирологические, то есть сугубо закулисные и кадрово размытые. Без четких кадровых границ. Случалось, и нередко, что люди перебегали из одной теневой партии в другую, что «протрезвлялись» и опять же меняли кулису. Состояли – и не были постами обижены! – внутри каждой из группировок и свои непременные прозелиты. Обрусевшие твердые государственники-иудеи, вроде блистательного публициста Анатолия Салуцкого, – иногда даже тайно крестившиеся, были среди нас. И напротив: свои активно, как «хромой бес» Александр Николаевич Яковлев, «жидовствующие», – извините еще раз за вульгаризм, но именно так не только в грубом быту, но и на величавом церковном богословском языке говорят, – «гнилые западники» из русских были активны в кругах евреев. Не обошлось и без многочисленных, как мухи, севших на сладкие пироги примазавшихся. Эти паршивцы делали себе карьеру на русско-иудейском противостоянии. А в душе им было до лампочки, к какой теневой партии приткнуться – лишь бы с ее помощью на сладкий пирог сесть.

Но этих прихлебателей-приспособленцев хоть не сразу, но все-таки можно было проверить на вшивость – доходило дело до борьбы, и они с поля боя тут же разлетались, как вспугнутые с зерна воробьи. А еще хуже: были среди нас и высокопоставленные русские «тюфяки» – свои неваши-ненашевы, неповоротливые воротниковы, шкуры-шауры, лапотники-лапины, которые вроде бы по виду представляли «русских», занимали наши русские законные места в балансном руководстве, а были, по сути, лишь ужасным балластом. И людьми они вроде бы были не плохими, и по тайным взглядам вполне «своими». И подлостей явных не делали. Но уж лучше бы на их месте были «оппоненты». Идейного оппонента «высветить» можно – «просчитать» и блокировать. С оппонентами во всяком случае все всем всегда понятно. А от какого-нибудь русского неповоротливого медведя Михаила Федоровича – я о нем еще расскажу поподробнее – ждут действий, подсаживают его в самое солидное кресло для русских действий, а он ни рыба, ни мясо, не мычит, не телится, все только мечтает, что само за него русское дело сделается. И все в кулуарах на судьбу жалуется: «Ох, как трудно с “иудеями”, какие они пронырливые, какие несговорчивые. Чуть их прижмешь, сразу к своим побежали, сразу телеги на самый верх пишут. Уже не работаешь, а только отбиваешься!»

Таким хотелось ответить: «Так и не работай! Ты занимаешь место, предназначенное по теневому балансу для русского человека. Освободи! А то сейчас “они” тобой только в нос “нам” тыкают».

Было распространено мнение: «Ваш, мол, «антисемит» Лапин контролирует все телевидение». Такое мнение, кстати, пересказывает Митрохин в книге «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы». Но тогда этому «антисемиту» сколько раз хотелось сказать: «А ты разве “их” контролируешь? Ты только вид “антисемита” показываешь. Ну, максимум, какого-нибудь уж слишком охамевшего местечкового иудея иногда публично одернешь. К насквозь еврейскому “КВН” придерешься чуть-чуть. А вожжи давно своему первому заму кавказцу Мамедову всецело передал. Тот же свою особую политику проводит. Его нападки исподтишка на русских тебя вполне устраивают. Но делает он на этих нападках вовсе не “союзную политику”, а свою, обособленчески “кавказскую”. Да и болтают про азербайджанца Мамедова, что колется он, что деньги ему на укол всегда нужны. Бред? А посмотри, какой он, нередко совсем смурной, инструктивные летучки для руководящего состава Гостелерадио ведет. До идеологии ли ему? Ты же держишься только тем, что у вас дачи с Черненко рядом!»

И таких русских, как Лапин, передоверявших вожжи, было, увы, немало. Вот они и все жаловались, как Воротников, как Зимянин, как Ненашев, как Шауро: «Мы везем воз!». А везли не туда; под откос везли. Конечно, хотелось это все в лицо сказать, но поди скажи, если у него дача с Черненко рядом. В итоге «русские тюфяки» под откос советскую власть таки отвезли, а такие, как Мамедов, посмеивались. При Брежневе немного поутихли с международным интернационализмом. Но свой-то внутри Советского Союза сколоченный «интернационал» куда было девать? – Приходилось ублажать «националов» всякими привилегиями перед коренным русским населением, несшим на себе тяжкую государственную ношу. А те и рады нажить капитал. И не только духовный, а прямой материальный. На «национальных окраинах» прямо-таки феодальные царьки сели и гребли-гребли под себя. С коренной России последнюю копейку дерут, а им дотации. Предприятия самой передовой технологии почему-то строились именно в Прибалтике. Именно там, единственно, где была отстроена самая дорогостоящая дорожная инфраструктура. В России бездорожье – в Прибалтике всюду, даже к маленькому хутору, гладкий асфальт. В лучших вузах «националам» всюду отдельные льготные квоты, в центральных аппаратах опять же льготные квоты. На всех культурных направлениях – националам первые места и на сцене и в партере. Русских стихов и прозы столько в советское время не выходило, сколько переводов с национальных языков. Ну, а главные переводчики – иудеи. «Русские» с «иудеями» грызутся, а они арбитры. Не за так! А кто больше подбросит.

Но и это бы ладно. Сколько раз готов повторить: в диалектике отрицание отрицания дает плюс! Так что не все в русско-еврейском противостоянии было беспробудно плохо. Какая-то взаимокритика хоть гнилому болоту не давала застаиваться. Однако на гегелевской триаде русско-еврейского противостояния всегда пытались сыграть свою особую игру и половить рыбку в мутной воде всякого рода националисты и «евразийцы» с наших – на наши же русские деньги! – не в меру развитых национальных окраин. Как присоски-пиявки, крови напились, и почему бы от державного стержня не отвалиться. То же и с Украиной, на которой были построены лучшие заводы, а как результат – самодовольство и оживление «украинской самостийности». Особый «самостийный», «европейский» форс перед «русскими азиатскими медведями». Мы к ним всей душой, а они к нам – задом.

Но это особый деликатный и немного «периферийный» разговор. Пока же вернемся к главному – к русско-еврейскому стержневому противостоянию. Итак, мы сознательно внутри КПСС разделились на две головы, два крыла. Как теневые партии выстраивались? «Иудейской партии внутри КПСС» – именно ей, учитывая ее великие связи на Западе, в том числе для нас особо важные, тайные масонские контакты, была почти всецело доверена внешняя политика – курс на разрядку. Также ей была доверена тонкая работа с многочисленной «жидовствующей», так называемой прогрессивной интеллигенцией. Ревниво почвенной, державно-государственной «Русской партии внутри КПСС» была доверена работа с консервативной частью интеллигенции, а также с опорными государственными «сословиями» – с рядовыми партаппаратчиками, чекистами, армейскими офицерами.

На «Русскую партию», подчеркиваю, именно и только на ее кадры, опиралась брежневская КПСС во внутренней политике. Ни одного «персека» на край, область или автономную республику без тщательного «нашего» просвечивания на «пархатость» не назначали, все вторые «контрольные» секретари в союзных республиках с огромными правами были из «Русской партии».

То же было и при дележе «четвертой власти», сиречь СМИ. «Иудейская партия» получила в свое практически полное распоряжение «Литературную газету», журналы «Юность», «Новый мир», «Знамя», журнал «Наука и жизнь», издательство «Советский писатель», мощный Политиздат. А «Русская партия» при дележе влияния получила «Огонек», «Литературную Россию», «Молодую гвардию», «Москву», «Наш современник», «Кубань», «Волгу», издательства «Современник», «Советская Россия», Воениздат, а также «Роман-газету», «Театральную жизнь», «Пограничник», как многомиллионный знаковый (права человека!) журнал «Человек и Закон». Я говорю только про самые знаменитые издания.

Аппараты Союза писателей, Союза кинематографистов СССР, Союза театральных деятелей были чисто «передовыми», «демократическими», что на практике означало – «иудейскими». Но Союзы писателей РСФСР и Союз художников РСФСР, напротив, были даже чересчур воинственно, нетерпимо русскими. Благодаря активной издательской политике Юрия Прокушева и Валентина Сорокина «Современник» на потоке выпускал в свет книги только русских авторов, особенно русских поэтов, которых тут же принимали в Союз писателей. При Феликсе Кузнецове, пополняясь русскими, быстро обрусело прежде почти поголовно «иудейское» Московское отделение Союза писателей. Обрусели и выросли и все местные отделения, кроме Ленинградского.

Особого разговора заслуживает театр. Союзной театральной творческой организации по традиции не было. А ВТО – Всероссийское Театральное Общество с 1964 по 1986 год возглавлял великий русский артист Михаил Иванович Царев, отчаянный русофил. В ВТО было сильное русское правое крыло во главе с критиком Зубковым и такими крупными русскими главными режиссерами, как Николай Охлопков, Андрей Гончаров, ленинградец артист и режиссер Игорь Горбачев. Еврейское левое крыло возглавлял драматург Шатров (Маршак) – автор насквозь русофобских и скрыто троцкистских пьес о Ленине. Сам, кстати, родственник репрессированных видных троцкистов. Вокруг псевдоленинских пьес Шатрова в верхах вечно кипел скандал. Но его поддерживал Андропов-Файнштейн. Андропов же всеми силами поддерживал еврейский «Театр на Таганке» Любимова (дочка Ира у него была замужем за артистом) и такой же объевреенный «Ленком» Марка Захарова. Театр-студия «Современник» сначала Ефремова, потом Табакова болтался между двумя стульями, как и потом МХАТ с Ефремовым. Но Малый театр («Дом Островского»!) Михаила Царева традиционно оставался русской цитаделью. Вся театральная провинция за малыми исключениями была русской. Я после АПН какое-то время поработал спецкорром «Театральной жизни» (куда только не забрасывала номенклатурная «служебная необходимость»!). Колесил по русской провинции и использовал эту возможность для организации русских опорных пунктов на местах. Парадоксально, но высшее партийное руководство страны тогда думало о состоянии умов в провинции и хотело быть информировано о нем не только по гладким обкомовским отчетам и не по несколько тенденциозным (особенно к православию и всему специфически русскому!) сводкам андроповского КГБ.

Вот и пришлось мне много поездить. Я был давним поклонником Царева, писал о нем еще в своей студенческой работе по пьесе и спектаклю «Перед заходом солнца» и нередко сопровождал Царева в поездках по провинции. Мы с ним рядом даже еще целину на зеленом автобусе исколесили, где Брежнев попросил его повыступать перед молодыми энтузиастами. Связка эта снова благотворно для меня заработала. Царев мне на многое в жизни русской элиты открыл глаза.

Главный редактор «Театральной жизни» Юрий Александрович Зубков был по натуре «собирателем», к нему тянулась вся провинция. Он дружил домами с Царевым, Софроновым, главным редактором «Огонька», и с членом Политбюро Черненко. И меня, как правило, принимали по приезде в область или край Первые секретари – и не шапочно, а с долгим серьезным разговором – не только по репертуару и по оценкам отдельных спектаклей облдрамы, но и о том, как помочь областному театру с финансированием из дополнительных «спонсорских» источников и с квартирами, чтобы пригласить крупных актеров, но, главное, как сделать его центром местной русской культурной жизни. В театрах всегда всю элиту своей области знали насквозь, как под лупой, и эти сведения были очень полезны Брежневу и Черненко.

Я всегда осторожно подсказывал областным лидерам, как использовать в качестве русской опоры местные организации ВООПИК – «Русские клубы» и как дипломатично уберечь их от нередко «деконструктивной», излишне нервной заботы местного КГБ. (Между линией Брежнева и линией Андропова уже тогда наметились «разночтения»). Ни на Брежнева, ни на Черненко я, естественно, впрямую никогда не ссылался, но намекал, что именно они были организаторами ВООПИК и сейчас в успешной деятельности на местах Общества охраны памятников истории и культуры как истинно русские патриоты отцы высокого полета державного орла, кровно заинтересованы.

Подобные разговоры, как правило, легко давались. На местах, понятно, преобладала «Русская партия внутри КПСС», а евреев «несли», как могли, не стесняясь.

Часть 3
РУССКИЕ И ЕВРЕЙСКИЕ «ОПОРНЫЕ ПУНКТЫ»

Естественно, что фиксированного членства в иудейской или русской партиях не было. Партвзносы все платили в общую кассу КПСС. Но у каждого «крыла» были свои заведомо знаковые фигуры. Иудейское крыло, начиная с «Литгазеты» и т. п., курировал член Политбюро Юрий Владимирович Андропов-Файнштейн. «Литературную наковальню» (так «Литгазету» прозвали!) не случайно считали сливным отстойником гебешных спецматериалов. Рупором же иудейского крыла, его «репрезентативной» (представительной) фигурой стал «жидовствующий» Александр Николаевич Яковлев, первый зам при знаково отсутствовавшем много лет заведующем отделом Пропаганды ЦК КПСС (считалось, что заведующим должен стать человек из русского крыла, но Суслов все никак «не мог» подобрать достойно значимую кандидатуру – впоследствии на эту должность перевели Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Тяжельникова, которого Андропов позже съел). Русское крыло, начиная с «Огонька» и т. п. по нисходящей, курировал ближайший друг генсека, «сидевший на кадрах и проверке исполнения» член Политбюро Константин Устинович Черненко. И «горбачевского хаоса» в партии при нем не было; как выполняются все решения и постановления ЦК, он проверял всегда «в нужном направлении» – скрупулезно, дотошно, умело используя своих людей в «Русской партии внутри КПСС».

Можно что угодно теперь задним числом говорить о низком уровне его образованности, хотя Андропов был, увы, абсолютно такого же, если не гораздо меньшего, – так мне по крайней мере показалось – уровня образованности. Формально Андропов-Файнштейн даже вообще ничего не закончил: корочки примитивной ВПШ на старости лет – смешно! А Черненко хорошее гуманитарное высшее образование имел и не с ходу, но мог вникнуть, когда ему объясняли даже самые тонкие идеологические дефиниции. Иногда бывало Суслов еще разбирается, еще в цитатах копается, а Черненко в «засеченной» идеологической операции «противника» уже схватил самую суть. А прямое свое дело Черненко твердо знал. Кадровые узды правления в руках крепко держал (ни одно назначение без проверки «на пархатость» у него не проходило!), и он мог даже перед великим демагогом Сусловым стеной стать – русскую точку зрения, русского человека, когда надо, таки отстоять.

Таков был куратор «Русской партии», хотя, как правило, за тенью «друга Кости» маячил сам Брежнев, который, не торопясь, стараясь сгладить, как можно, но таки решал все щепетильные русские вопросы. На русскую боль он всегда отзывался.

Рупором же русского крыла быстро стал главный редактор массового журнала «Человек и Закон» еще молодой Сергей Николаевич Семанов. Человек редкой энергии, он формально, конечно, имел неизмеримо меньше веса, чем Яковлев: тот все-таки инструктировал главных редакторов на летучках на пятом этаже в пятом подъезде Большого Дома (хотя всегда под надзором Суслова или другого секретаря ЦК – одного его никогда инструктировать не оставляли – не слишком доверяли!). А Семанов ухитрялся исподтишка «инструктировать» все наше общество. Он перевел «правозащитников», – традиционно еврейский конек – под Русское Знамя. Это была наша крупная идеологическая победа не только на внутреннем, но и на внешнем фронте, что признавал Андропов (он даже позвонил в «Голос Родины», посоветовал раскрутить эту тему «на зарубеж») и с особым удовлетворением отметили Суслов, Черненко и сам Брежнев. Вокруг «репрезентативных», «знаменных» фигур сразу же завязалась основная борьба. Скинуть «репрезентативную фигуру» противника, оставить без знамени – означало общую победу, по крайней мере, на несколько лет вперед. Как в военных играх, где борьба ведется вокруг Знамени. Ну, а саму «военную игру», естественно, определяли «штабы», которыми руководили в обеих закулисных партиях полководцы чрезвычайно мудрые – с обеих сторон форменные «гроссмейстеры», соответственно, Русской и Иудейской Идей – мыслители уровня знаменитых «сионских мудрецов».

Есть особая порода людей, которые как-то спонтанно к себе притягивают единомышленников. Не кодлу, не банду, не пьяную компанию формируют, а именно идейных единомышленников. В русской истории было две великих организационных группировки по Духу – «Могучая кучка» и «Передвижники». В «Могучей кучке» вождем-собирателем был композитор М.А. Балакирев. У «передвижников» – живописец И.Н. Крамской. Без таких «собирателей» невозможны крупные духовные прорывы. Они своими действиями определяют стратегию духовного развития на целые поколения.

В русско-иудейском противостоянии тоже спонтанно выявились свои вожди– «собиратели» В «Иудейской партии» начали верховодить популярные Симонов, Чаковский и Шатров; в «Русской» – не менее популярные Ганичев, Прокушев и Зубков. О, как разны были эти фигуры по своему менталитету! Сразу уже по ним одним была видна полярная разность внутренних духовных установок в еврейском и русском лагерях. Все шестеро в творческом отношении примерно одного уровня. Наши Ганичев, Прокушев и Зубков, пожалуй, даже покрепче. Константин Симонов, ловкий армянский еврей-полуграфоман, практически поэт одного стихотворения «Жди меня», написанного в войну. Все остальное очень средне, очень банально. Писал много. Но на поверхностную публику. Александр Чаковский и того слабее – автор слащавых, банальных повестей и нудного романа «Блокада», который ему писала вся «Литгазета».

Но боже, как, пользуясь своим положением, оба раскручивали себя, как заставляли своих единомышленников и, торгуясь, даже врагов писать про них! Как выбивали себе все мыслимые и немыслимые премии! Напротив, три русских богатыря-собирателя были всегда поразительно скромны. Ганичев писал нужные, «просветительские» исторические сочинения. Прокушев и Зубков были крепкими и умными, соответственно, литературоведом и театроведом, ничем не слабее, чем знаменитый музыковед В.В. Стасов в «Могучей кучке». Но себя никогда не выпячивали, говорили группировавшимся возле них и, естественно, горевшим желанием их прославить молодым литературным критикам:

– Зачем про меня? Напиши про Валентина Распутина. Его, его надо поднимать! А еще лучше найди молодое имя – вытащи на свет молодого автора. Это тебе на Божьем Суде сторицей зачтется.

Естественно, кроме «собирателей» были у «них» и у нас свои «теневики». Закулисную игру у иудеев вели их «сборщики» – держатели кассы еврейской взаимопомощи. Вот она знаменитая еврейская бытовая солидарность, у нас такой никогда не было. Да и попробовали бы у нас такую сделать? Много ведь русских людей попадали в беду, затравливались еврейскими лобби, лишались работы, оставаясь без средств к существованию. Но когда мы с моим другом критиком Святославом Котенко дернулись создать такую русскую кассу, на нас обрушилась ГБ: «Вы что, опозорить государство хотите? Вам что, советских профсоюзов не хватает? Подумаешь, евреи! – Они “малый народ». Нацменьшинства тут можно понять, что они собирают черную кассу. А вы – “большой народ”. У вас это будет выглядеть опасной мафиозной группировкой».

Нам любое «финансовое» объединение запрещалось. А вот евреи и на партсобраниях держались всегда «сворой» – мгновенно формировали свое «лобби», забывали про внутренние приязни и неприязни и терзали жертву. Вообще партийные собрания были самой удобной формой для еврейского самоутверждения, словно самой природой созданной для «сворного» манипулирования общественным мнением. Мы, русские, что-то на самом деле пытаемся обсудить, в чем-то разобраться. У нас соборное мышление, когда никого не обижают, всех выслушивают. А евреи? Выдвигают сворой «на верх» только своих, задвигают, дают выговора только «чужим».

Но конкретно о «сборщиках». У евреев многие годы им был Индурский, внешне невзрачный, но умнейший главный редактор «Вечерней Москвы», тесть будущего министра культуры при Ельцине Евгения Сидорова. Бездарного проходимца-зятька, полукритика-полуюриста, вон куда вытащил! Чтобы Кагал заправлял всей русской культурой!

С Индурским я никогда не сталкивался, хотя в его «Вечерке» часто печатался с рецензиями на фильмы и спектакли – активной идеологической «просионистской» позиции «Вечерка» осторожно не занимала, да и под Первым секретарем Москвы Гришиным это было бы затруднительно. А в отдельном еврейском городе внутри Москвы – останкинском Новом Тель-Авиве таким сборщиком был посредственный режиссер, но весьма активный организатор Леонид Пчелкин. Евреи ему поддерживали ореол «гонимого» – его черно-белый троцкистский «ленинский» фильм по Шатрову был положен на полку (хотя выплаты за него все получили сполна). Уже в «перестройку» фильм этот сняли с полки и показали, и все увидели, что это просто троцкистский «капустник» без малейших признаков искусства. Клеймо гонимого «полочника», однако, не помешало Пчелкину много лет переизбираться секретарем парткома. Такая вот вызывающе «протестная» была на ЦТ парторганизация. У Пчелкина был личный особняк аж на Садовом кольце. Генсек такого шика не имел. И деньги умел Пчелкин делать прямо из воздуха. Был, как уже говорилось, паршивеньким, совершенно бездарным режиссером. Но был блестящим сводней для артисточек, мечтавших получить благосклонность телевизионного начальства, чтобы показаться на голубом экране, и этим держал телевидение в своих руках. Умел не мытьем, так катаньем уговаривать «подхалтурить на телевидении» хороших актеров. Те морщились – сниматься у Пчелкина считалось дурным вкусом, его вечно осмеивала пресса. Но он умел выбить непомерно большие гонорары, и многие даже великие не удерживались – решались «подхалтурить» на жизнь у Пчелкина. Он снимал самые примитивные, с неподвижной камерой, как во времена рождения Великого Немого, самые дешевые фильмы-концерты, фильмы-спектакли, но по ведомостям выдавал их за полноценные и дорогие художественные фильмы. Оплата в разы выше, и практически вся себе в карман. В конце жизни он был полуслепой, еле передвигался, но делал себя художественным руководителем, пробивал тему в план и нанимал «кинорабов» попахать за него. Пронзительная по бесстыдству и проходимистости фигура.

Мне довелось поработать на телевидении главным редактором, и меня он таки достал. Сначала все пытался «наладить отношения» – предлагал конверты с деньгами, норовил подсунуть артисточку, пытался затащить на «отдых с дамами». Но я не клюнул и категорически отказался подписать ему гонорар за сценарий «Дети солнца», в котором он, механически переписав пьесу Горького, даже запятой своей не поставил, но деньги хотел по высшей ставке – разумеется, не покойному Горькому, а себе. Не прошел номер, тогда он приносит тот же сценарий, но уже за подписью исполнителя главной роли артиста Иннокентия Смоктуновского. И, не моргнув глазом, опять деньгу качает – заплати за пьесу Горького по высшей ставке как автору Смоктуновскому, мол, уж ему-то Лапин не откажет. Плати ему – он мне отдаст. Иннокентий Михайлович Смоктуновский – друг Святославу Котенко и мне. Охотно выступал в публицистических, очень русских диалогах с критиком Котенко, которые я еще в «Театральной жизни» печатал. Сколько раз делом он помогал русской партии! Например, когда закрыли за национализм документальный фильм Котенко «Русская изба», Смоктуновский взялся сам прочитать патриотический текст, не дал из него выкинуть ни строчки и затем приехал на Худсовет студии, где мы с ним на пару (я от ВООПИК – от общественности!) отстояли прекрасный русский фильм.

Но ты мне друг, а совесть дороже – я не подписываю разворовывать казну. Пчелкин пошел к Лапину. И Лапин… не отказал. А у меня сразу смертельный враг.

Вот такие напористые были «сборщики» у евреев. А у нас (хотя нам «русскую черную кассу» создать не дали!) теневой работой занимался всесторонне образованный публицист, блестящий переводчик романиста и будто бы агента контрразведки Сомерсета Моэма неутомимый и изощренный, стоически православный Святослав Котенко. Очень благородно, что Семанов в своей книге «Русско-еврейские разборки» о важной фигуре, к сожалению, рано ушедшего из жизни Святослава Котенко достойно вспомнил. Мы были со Святославом весьма близки, учились вместе на романо-германском отделении филологического ф-та МГУ, дружили семьями. Боец Святослав Котенко, как и я, был в любимцах у Самарина. Святослав Георгиевич – красавец с артистической внешностью, – он преподавал в МГУ, работал одновременно под крышей ВООПИК и редактором отдела критики «Молодой гвардии», где именно он заказывал и редактировал важнейшие статьи, практически определяя все «знаковое» направление журнала. Он остался, как и наш учитель Самарин, принципиально беспартийным (отказывался Котенко многажды, а партия была условием высокой должности – но он упорствовал: «Я в Бога верующий!») и был повсюду вхож и близок с самыми высокими академиками и выдающимися деятелями, как нашими, так и с Запада. Именно Святославу Котенко вместе с Петром Палиевским (он после смерти Самарина займет его место зама по научной работе в ИМЛИ) была доверена «русской партией внутри КПСС» изначальная организация «Русских клубов».

Поподробнее про «нас». У нас было несколько ключевых сборных организационных опорных пунктов. Во-первых, ВООПИК – Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры с его бессменным лидером академиком Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым – на базе ВООПИКа возникли легально по всей России «Русские клубы».

Во-вторых, журнал «Молодая гвардия» незабвенного Анатолия Никонова и сменившего его популярного прозаика Анатолия Иванова. Прекрасный журнал. Самый русский из всех! Едва туда еще при Анатолии Никонове пришел заместителем главного редактора Виктор Чалмаев, мне он сделал предложение прийти к ним членом редакционной коллегии на ключевой отдел публицистики. Я потом всю жизнь жалел, что отказался. А ведь у меня была бы более счастливая, настоящая творческая жизнь среди своих. И «Молодая гвардия» – смею, может быть, слишком самонадеянно думать – не сделала бы некоторых своих лишних телодвижений; во всяком случае, я уж согласовал бы «на даче» и заранее обеспечил прикрытие для некоторых острых выступлений В. Чалмаева, М. Лобанова, С. Семанова. Но, к сожалению, тогда мне в переходе в «Молодую гвардию» в порядке партийной дисциплины категорически отказали – я уже был слишком повязан на закулису, а Брежневу тогда позарез нужно было разобраться с АПН – этим доставшимся ему логовом «младотурок»-аджубеевцев.

В-третьих, само издательство «Молодая гвардия» великого «собирателя» Валерия Ганичева.

В-четвертых, «Наш современник» Сергея Викулова, пришедшего туда из замов в «Молодой гвардии». Вокруг «Нашего современника» после цикла статей Владимира Чивилихина сформировались по всей стране острые храбрые боевые клубы «Память». Целая сеть «Памятей» – самые знаменитые из них три московские «Памяти» незабвенного Кости Смирнова-Осташвили, Штильмарка и Васильева.

В-пятых, издательство «Современник» во главе с нашим «гроссмейстером русского духа» Юрием Львовичем Прокушевым и главным редактором Валентином Васильевичем Сорокиным.

В-шестых, нашей крепостью стал Союз писателей РСФСР на Комсомольской, 13 под руководством сначала великого русофила Леонида Соболева, затем Сергея Михалкова, затем Юрия Бондарева, затем Валерия Ганичева. Про крепость я сказал не ради красного слова. В августе-сентябре 1991-го здание Союза писателей стало баррикадой. Писатели с помощью боевиков «Славянского Собора» во главе со Станиславом Карповым выдержали месячную осаду, отразив все попытки комиссаров-«дерьмократов» Ельцина с милицией ворваться в здание.

У СП РСФСР были энергичные отделения на местах. Особо выделялось Московское отделение Союза писателей во главе с мудрым критиком и «собирателем кадров» Феликсом Кузнецовым (теперь он академик, директор Института мировой литературы). На периферии организационной деятельностью выделялись журналы «Кубань» и «Волга» – русские бастионы. Весьма деятельным и влиятельным быстро стало Бюро Пропаганды русской литературы при Союзе писателей РСФСР, во главе с чрезвычайно энергичной Аллой Васильевной Панковой, эффектной брюнеткой южно-русских кровей, организовывавшей массу писательских выступлений перед читателями по всей стране. Она стала поистине душой русского национального движения. Знала широкую массу патриотов-читателей – вся и всех. К ней в очередь за билетами на встречи с писателями стекались руководители патриотических клубов со всей России. Она умела арендовать громадные дворцы спорта по всей стране, которые так битком заполнялись патриотической публикой, как не рвутся на эстрадных звезд. Благодаря моим связям она проникла даже в престижный зал Дома союзов, где прошел юбилейный вечер «Нашего Современника» и мой вместе с Федором Федоровичем Шахмагоновым творческий вечер. Оба вечера были показаны по Первой программе телевидения.