Текст книги "Академик Павлов"

Александр Беляев
Академик Павлов

Имя величайшего физиолога нашего времени академика Ивана Петровича Павлова широко известно. Но далеко не все имеют ясное представление о его работе, о нем самом, как о человеке и ученом.

Работа акад. И. П. Павлова протекает в трех пунктах. Первый и старейший – физиологический отдел Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Лаборатория имеет звуконепроницаемые камеры, получившие название «Башни молчания». Это основное место научной деятельности И. П. Павлова до революции. Второй пункт – Институт физиологии и патологии высшей нервной деятельности Академии Наук; и, наконец, третий, наиболее известный – Колтуши. История создания этого пункта такова. С 1924 года И. П. Павлов избрал для летнего отдыха село Колтуши, расположенное в 27 км от Ленинграда. В Колтушах началась интенсивная научная работа. В ознаменование 85-летнего юбилея акад. Павлова Совет народных комиссаров постановил построить в Колтушах специальную научную лабораторию, целый научный городок, – превратить «Малые Колтуши» в «Большие». Строительство развернулось с конца 1933 г. О размахе этого строительства можно судить хотя бы по ассигнованной сумме – 10 миллионов рублей. Миллион рублей ассигновано на содержание штата – 120 человек. Главное здание лаборатории располагает десятью рабочими местами (камерами) для работы по условным рефлексом, из них 4 камеры звуконепроницаемые, три – полузаглушенные и три – обычного типа. Имеются предоперационные и операционная, оборудованная по последнему слову техники, имеется библиотека.

Можно без преувеличения сказать, что нигде в мире научное учреждение не обставлено с такою полнотою и учетом всех научных и бытовых нужд, как в Колтушах. Создание «Больших Колтуш» свидетельствует о колоссальной заботе о науке нашей родины.

Сама жизнь И. П. Павлова глубоко поучительна. Некоторые считают его сухим, даже педантом. Но это не так.

Достаточно прочитать его печатные труды, чтобы видеть, какой всепожирающей страстностью к науке он исполнен, как способен «изумляться», «поражаться», «огорчаться», «негодовать» и «радоваться», проникаться в научной работе «чрезвычайным воодушевлением и истинной страстью». Его кажущаяся сухость проистекает не из недостатка темперамента. Он только умело применяет к самому себе свои научные методы. Основная цель его работы – «сделать человека здоровым, сильным и умным через познание функционирования тончайшей и сложнейшей системы человеческого организма, научиться, как правильно работать и отдыхать, думать и чувствовать». И в личной жизни он достиг этой цели. Своей природной экспансивности, легкой возбудимости он противопоставляет сдерживающие начала – «торможение» (самодисциплину. Он разумно и бережно относится к данному от природы капиталу физического здоровья. Говорят, когда врачи дают ему советы о жизненном режиме, он, шутя, отвечает им: «Попробуйте сохранить до моих лет свое здоровье так, как сохранил я, и тогда давайте советы». И он прав. Врачи, исследовавшие его во время болезни, поражались «свежести» его организма. В 86 лет он остается страстным игроком в рюхи, ездит на велосипеде, играет в бейсбол, крикет, мастерски владеет садовыми инструментами.

«Мускульная радость – это чувство удовлетворения после успешной мышечной работы – для меня зачастую больше, чем радость при разрешении научной проблемы». Но и в этих словах нет измены науке, основной цели жизни.

Как И. П. Павлов от изучения чисто физиологических вопросов перешел в область явлений, обычно называемых психическими? Этот неожиданный, но вполне естественный переход произошел 30 лет тому назад. И. П. Павлов занимался в то время изучением нормальной деятельности пищеварительных или слюнных желез. Объектом его научных опытов и исследований были собаки. Он поражался высокой приспособляемости работы слюнных желез. «Вы даете животному твердые, сухие сорта пищи – льется много слюны, на богатую водой пищу – слюна выделяется меньше, сам химический состав слюны изменяется в зависимости от того, какую вы даете пищу – кислую, пресную и т. д. Перед нами факты, как бы обнаруживающие некоторую разумность. Однако, механизм этой разумности для физиолога совершенно ясен. Физиологам уже давно был известен факт, что слюнные железы имеют свои центробежные нервы, которые то гонят слюну, то накопляют специальные органические вещества, и что внутренняя стенка полости рта представляет отдельные участки, обладающие различной специальной раздражительностью: механической, термической. Все, что попадает в полость рта (пища, камни, песок и пр.), вызывает раздражение окончаний соответствующих центростремительных нервов. По этим нервам, как ток по проводам, раздражение перелается в центр, а оттуда – по центробежным нервам в железу, вызывая в ней определенную работу. Получается то, что называют простым рефлекторным актом. Он же осуществляет собой и приспособление организма к воздействиям внешней среды».

«Грандиозная сложность высших, как и низших организмов остается существовать как целое только до тех пор, пока все ее составляющее тонко и точно связано, уравновешено между собой и окружающими условиями».

Все это было известно физиологам. Но И. П. Павлов обратил внимание на один факт, перед которым физиологическая мысль становилась в тупик. Дело в том, что у собаки выделяется слюна не только тогда, когда ей кладут пищу, – например, кусок мяса, – в рот, но и в том случае, если ей только показывают этот кусок мяса, – когда она видит его на расстоянии. Никакого соприкосновения мяса с полостью рта и окончаниями нервов не происходит, а между тем слюнная железа выделяет слюну. Происходит как бы «психологический» акт. А если это так, то нельзя ли и всю «психологическую» деятельность животного изучать в лаборатории, притом теми же средствами, которыми пользовались до сих пор для решения различных физиологических вопросов?

И. П. Павлов поделился этой новой мыслью со своими сотрудниками. «Среди них выделялся один молодой доктор, – вспоминает Павлов. – В нем виднелся живой ум, понимающий радости и торжество исследующей мысли. Каково же было мое изумление, когда этот верный друг лаборатории обнаружил истинное и глубокое негодование, впервые услышавши о наших планах… Никакие наши убеждения не действовали на него, он сулил и желал нам всяческих неудач. И, как можно было понять, все это потому, что в его глазах то высокое и своеобразное, что он полагал в духовном мире человека и высших животных, не только не могло быть плодотворно исследовано, а прямо как бы оскорблялось грубостью действий в наших физиологических лабораториях…»

Довольно было прикосновения истинного, последовательного естествознания к «последней грани жизни», как «верный друг лаборатории» превратился в непримиримого идеологического врага, желавшего «всяческих неудач». Это было началом борьбы идеализма с материализмом на фронте науки в области изучения высшей нервной деятельности животного и человека. Идеалисты прекрасно поняли, куда повернуло и куда заведет изучение работы слюнных желез собаки. «Психологи» восстали против физиолога, решившегося со своими «грубыми методами» вторгнуться и «смятенную область духа».

Не без колебаний и «нелегкой умственной борьбы» вступил И. П. Павлов вступил на путь нового исследования… Правда, борьба с «психологами» не могла слишком беспокоить его хотя бы потому, что психологическая (читай – идеалистическая) школа не могла похвалиться успехами в изучении того, что было принято называть душевной жизнью животных и человека.

«Можно с правом сказать, – говорит И. П. Павлов в одной из своих речей, – что неудержимый со времен Галилея ход естествознания впервые заметно приостанавливается перед высшим отделом мозга или, общее говоря, перед органом сложнейших отношений животных к миру. И, казалось, что это недаром, что здесь действительно критический момент естествознания, так как мозг, который в высшей своей формации человеческого мозга создавал и создает естествознание, сам становится объектом этого естествознания».

Но «кризис естествознания» в области изучения мозга зависел, конечно, не от одной этой трудности «познания самого органа познания». Такая трудность, конечно, велика. Еще древние философы указывали, что труднее всего «познать самого себя». Но, повторяем, кризис естествознания в области изучения мозга проистекал не из этих трудностей, а потому, что на эту область науки наложили мертвящую руку идеализм, религия, мракобесы, оберегающие «бессмертную душу» от грубых рук материалистов, которые легко могли сломать столь «хрупкую вещь». Это они, идеалисты, направили изучение работы мозга по ложному, ненаучному пути, задерж

...

конец ознакомительного фрагмента