Текст книги "Славия. Паруса над океаном"

Когда двигались через следующие три квартала, нас попытались не пропустить мимо одного дома, поэтому опять пришлось штурмовать и соседей, дабы никто в спину не ударил. Проход через следующие два квартала, считай, до самой центральной площади, обошелся без эксцессов. Большинство, видно, поняло, что тайфун не развалит стены и не прольет в доме кровь, если сидеть тихо и мирно.

А вот у входа на площадь, как раз тогда, когда уже стали видны полукруглые стены дворца, его балконы, коническая крыша и башни минаретов, нас встретили. Из ниши между домами вдруг вынырнул богато одетый араб, в котором мы признали сержанта Бузько.

– Сир! Капитан Ангелов отправил меня навстречу, – козырнул он окровавленной правой рукой.

– Ты ранен?

– Ерунда, царапина, мне ее уже обработали и холстом завязали.

– Тогда докладывай.

– Сир! Мы взяли дворец и сейчас его полностью контролируем. А было так…

– Нет! Как было, расскажешь потом, а сейчас говори, что Ангелов велел передать.

– Велел передать, что вот это – дома пиратских капитанов, а вон там, во дворе третьего дома, сейчас собирается противник, там их уже человек триста. Говорил, что если идти на штурм в лоб, положим много людей, даже пулеметы не помогут.

– Ясно. Будем брать дом с четырех сторон. Атаман, четыре десятка казаков пусть вернутся, обойдут квартал и контролируют тыл. Второй дом от угла – чей там по схеме? Мурада Реиса? Значит, команду по его захвату возглавляю я.

– Никак нельзя вам, сир… – Полищук попытался оставить меня в тылу, но я его перебил:

– А вы, майор, возглавите операцию по захвату четвертого дома!

– Есть!

– Новиков! Вдолбишь шесть снарядов во второй дом, затем шесть снарядов в четвертый дом, а после того, как мы зайдем, минут пять подождешь. В третий дом можешь вложить не менее десятка снарядов. К этому времени мы будем готовы штурмовать его с флангов. Ясно?

– Так точно!

– Приступай! А вам, стрелки, рассредоточиться! И валить любого чужака. На этой площади три десятка домов, из них наших четырнадцать, точно!

Раздались первые пушечные выстрелы, и, дождавшись шестого залпа и крика Новикова: «Бурдюк сюда! Поливай!» – сам скомандовал:

– Штурмовая группа номер один! Вперед!

Глава 5

Солнце катилось к закату, заканчивался второй день с момента взятия города. В порту ни на минуту не прекращались погрузочные работы, и имелись все предпосылки для того, чтобы сегодня ночью в район Канарского архипелага отправился первый караван плотно загруженных кораблей.

Агадир грабили вдумчиво, планомерно и не спеша. И все благодаря тому, что при его штурме не допустили анархии и беспредела. Правда, не всех рабов удалось удержать в узде, поэтому совсем без вакханалии не обошлось. Три рабских барака численностью сотни в три человек освободились сами, при этом устроили в нижнем городе погромы и пожары. Но эта голодная и неорганизованная толпа нарвалась на сытую, злую и сплоченную группу местных воинов-моряков и была почти вся вырезана.

Для нас бои тоже не обошлись без потерь. Погибло восемнадцать наших воинов, а еще пятьдесят два получили ранения различной степени тяжести. К счастью, доктор Янков заверил, что на ноги поставит всех.

Мурад Реис живым в руки так и не попался. В его расстрелянном доме нам даже не пришлось никого убивать, трое охранников и двое рабов были иссечены осколками, а оставшиеся в живых евнух, два раба, жены и рабыни никакой угрозы не представляли. Уже потом, при розыске главарей пиратских кланов, Реиса опознали среди погибших от казацкой пули, его убили, когда в числе прочих пират пытался сбежать через окна тыльной стороны дома. Того самого дома, в котором для прорыва и контрнаступления собрался противник.

Здесь их действительно было триста девять человек, только никакого прорыва у них не получилось. Но сопротивлялись жестоко, даже меня над козырьком шлема тяжелая бронебойная стрела ударила. Удар пришелся по касательной, металл шлема не пробило, однако сила его была такова, что если бы не качал мышцы шеи, то голову бы оторвало. Поскольку стали гибнуть наши воины (а именно здесь полегло двенадцать человек), ни одного вражеского бойца в живых не оставили, убили даже тех, кто бросил оружие и пытался сдаться.

Штурмовая пушка свою задачу выполнила до конца, из-под затвора пошли пороховые газы, и по оставшимся двенадцати домам выстрелили всего по два раза. Однако серьезного сопротивления нам больше нигде не оказали, и зачистку мы провели буквально минут за сорок.

Адреналин в крови бурлил, молодой организм тянуло еще куда-то бежать, стрелять и колоть шпагой, но, увидев спокойно спускающегося с парадной лестницы дворца Данко, взял себя в руки и стал успокаиваться.

– Лейтенант, – повернулся к Козельскому, – по два капральства в каждый захваченный дом, пусть ищут деньги и собирают для отправки ценное имущество. И всех молодых женщин тоже. А стрелков – на крыши. Твоя задача – держать под контролем подходы. Пулеметы сейчас тоже снимем с балкона и передадим тебе, расставь их, чтобы контролировали оба подъезда к площади.

– Докладывай! – сказал уверенно подошедшему и вытянувшемуся по стойке «смирно» Данко.

– Сир! Дворец наместника султана полностью в наших руках. Сам Кемаль ад Дин закрыт в комнате, его охраняет капральство, с казначеем сейчас ведется работа, а начальник стражи и остальные вельможи, а также воины, два купца, слуги и рабы посажены в холодную. Во время боя убили двух наших бойцов.

– Понятно, веди нас с майором во дворец, там все расскажешь поподробнее.

Ступеньки лестницы, пол коридора и приемного зала были выложены из мрамора светло-бежевого цвета, поэтому многочисленные пятна крови на нем виднелись отчетливо. Но трупов и раненых нигде не заметил.

– Когда нас местные гвардейцы привели сюда и мы вошли в зал, здесь сидели наместник и целая куча народа, – начал рассказывать Данко.

– Собрались посмотреть на принца и на подарки, – высказал я свое предположение.

– Это точно. Так вот, мы вошли, поставили сундуки с оружием на пол и с минутку осматривались. Потом я подал команду, все вытащили револьверы и стали работать. Бузько все время кричал что-то типа: «Ложитесь, падайте, умрут все, кто будет стоять!» Двадцать восемь человек падать категорически не захотели и схватились за оружие, пришлось расстрелять в упор. Только лучника на балюстраде не заметили, – он указал на небольшой балкончик, под которым на возвышенности стояло большое мягкое кресло, – он-то, гад, Петру и Ивану стрелы засадил прямо в глаза. Больше никому не успел, мы его нашпиговали свинцом, он вместе с луком внутрь зала вывалился. Тех, кто пожелал сохранить жизнь, обыскали, повязали и распределили по камерам. Туда же согнали и всю обслугу, правда, баб не трогали, но капральство у женской половины в караул поставили. А наместника держим вон там. – Данко кивнул на одну из дверей, находящихся за спинкой большого кресла. – Да! В холодной сидят пятеро пленных, три испанца и два португальца, выкупа ожидают. Видно, что это дворяне, и совсем не простые. Среди испанцев есть священник.

– Странно, мусульмане обычно ни католических, ни православных священников не трогают, отпускают их на все четыре стороны. Но ничего, разберемся, скажи, пускай их приведут сюда. Только не надо излишне маячить с нашими винтовками, пусть вытащат из ящиков барабанные мушкеты и пистоли, которые мы заказывали в Малаге. И нам пистоли пусть принесут!

– Я сейчас сам принесу, – сказал Полищук и через две минуты притащил три шестизарядных пистоля, которые мы демонстративно заткнули за пояса.

– Товарищ капитан! – В зал влетел взволнованный сержант Бузько, но, увидев меня, поправился: – Сир! Открыли сокровищницу!

– Пойдем, посмотрим! – кивнул офицерам и направился в коридор вслед за сержантом.

В общем, Данко обеспечил охрану дворца неплохо. И в коридоре, и на каждом углу в пределах прямой видимости, и в каждом помещении, через которые мы проходили, в карауле стояли как минимум два бойца. Мы вошли в комнату, которая оказалась кабинетом наместника. Здесь было две внутренних двери, одна из которых вела в спальню, а вторая в небольшое подвальное помещение, ярко освещенное десятком масляных ламп.

Перед нами в окружении трех бойцов стоял невысокий толстый человек с огромной чалмой на голове и присохшей кровью на явно только недавно поломанном тонком носу. Его бледное лицо густо покрывали бисеринки пота, а из выпуклых глаз, украшенных разводами синяков, текли слезы.

– Смирно! – громко крикнул Бузько, забежавший в комнату первым, и показал рукой на раскрытые сундуки: – Вот! Смотрите, сир, а этот глупый остолоп все время говорил: «Казна пуста! Казна пуста!».

Действительно, казна Агадира пустой не была. Пять больших сундуков оказались набиты различными медными монетами доверху, а шестой – до половины. Три точно таких же сундука заполняло серебро, два под самую крышку, а третий где-то на четверть. А в углу стояли семь маленьких сундучков, заполненных золотыми монетами. Несмотря на то что емкость их не превышала полуведра, золота в них было насыпано килограмм по семьдесят. Кроме этого, на полках лежало много разного дорогого оружия, а на небольшом столике в шести деревянных шкатулках – различные ювелирные изделия и отдельно драгоценные камни: белые алмазы, зеленые изумруды, красные рубины, синие сапфиры, а также целая шкатулка жемчуга.

– Ты казначей? – спросил у него по-турецки.

– Да, великий паша, – тихо пропищал он и дважды низко поклонился.

– Сколько здесь денег?

– В переводе на серебро – восемьсот двадцать одна тысяча. Оружие и драгоценные камни оценены ювелирами в сто девяносто девять тысяч.

– Неплохо, – кивнул я и вдруг вспомнил об арестантах, – а скажи, казначей, в подвале сидят пять пленных дворян, кто они?

– В одной, великий паша, сидит граф Марко де Вальядо, сын и наследник герцога Леонского[13]13
  На самом деле провинция называется «Кастилия и Леон».


[Закрыть] с секретарем и духовником, а во второй – дворяне из Португалии, братья Мотинью.

– И во сколько вы оценили этих господ?

– Португальцев – в десять тысяч серебром, а за наследника герцога просили двести пятьдесят тысяч. – Казначей немного помолчал, затем добавил: – Золотом.

– Да, твой хозяин на мелочи не разменивается. Это фактически чуть больше миллиона серебром, – повернулся к нему спиной, прошелся мимо стеллажей, осмотрел богато инкрустированную шпагу с булатным клинком и золотые изделия в шкатулках. Прямо сверху одной из них увидел большой золотой католический крест на цепи, изготовленной из золотых пластинок, инкрустированных изумрудами. Взял его в руки и показал казначею. – А это где нашли?

– Так у графского духовника, великий паша.

Да, непростой духовник. Ну не может быть таких регалий у обычного священника!

– А графского оружия здесь случайно нет?

– Так шпага, которую вы только что держали в руках.

– Сержант, – обратился к Бузько, – эти крест и шпагу я заберу, а сейчас закрывай здесь все и выставляй караул. Грузиться будем завтра, перед самым отправлением.

– Есть! А… с этим остолопом что делать?

– Как что? Разрешаю погостить у него дома и повторить процедуру. – Увидев переполненные ужасом глаза казначея (неужели он понял нашу новославянскую речь?), добавил по-турецки: – И если будет вести себя правильно, пусть живет, а если нет…

– Благодарю! Благодарю, великий паша, – казначей стал часто-часто кланяться, – я буду вести себя правильно.

Когда мы вернулись обратно в зал, в дверях столкнулись с только что прибывшим из нижнего города капитаном Лигачевым.

– Ситуация в настоящее время более-менее стабилизировалась, живых пиратов нигде не наблюдаем, а если где они и есть, то прячутся, гады, – доложил он, – на двух дорогах, ведущих к городу, поставил секреты, не более чем час назад захватили караван с хлопком и верблюжьей шерстью. Дальше… в нижнем городе для рабов организовали питание, к каждой их группе подходил лично, целовал крест, что отпустим на свободу всех желающих до единого человека. Правда, на волю рвутся только галерники и кандальные рабы из бараков, это чуть больше двух тысяч бывших моряков и мастеровых. А остальные уже привыкли, свободно бродят по городу и уезжать никуда не хотят. Вот их мы сейчас сгоняем и ставим на погрузку.

– Что грузить будете?

– Ну Сорокопуд с Черкесом лучше знают… там на складах есть разные хлопковые и шелковые ткани, железо, медь, молотый перец, соль, пшеница, гречка, кукуруза, сушеные финики, курага и какие-то орехи. Еще обнаружили чем-то полностью загруженные купеческие корабли. А наши ребята-мастера проверяют какие-то мастерские.

– А сколько годных для плавания кораблей, не знаешь?

– Дуга говорит, что кроме наших четырех, которые останутся здесь, девять будем грузить, и еще есть двенадцать трофейных шебек и семь купеческих шхун. А еще можно четыре подгоревших шхуны отремонтировать дня за три-четыре. Но все равно, добра на складах столько, что даже если загрузить все эти корабли, нужно будет сделать не меньше пяти рейсов.

– Никаких отклонений от плана. Два! Только два рейса! Долго удерживать этот город мы просто не сможем.

В это время в зал вошел капрал первого взвода первой роты. На плече у него висел барабанный мушкет.

– Сир! Пленных привел!

– Давай их сюда.

В зал вошли пять человек. Трое оказались постарше – и графу, и его секретарю, и священнику было около сорока, а братья-португальцы – гораздо моложе, где-то моего возраста. В плену они находились вторую неделю, а попасть к пиратам их угораздило, когда отправились в вице-королевство Перу, на инспекцию новых владений герцога Леонского.

Вопреки здравому смыслу (возжелали решить многие вопросы и успеть к зиме вернуться в метрополию!), они ушли в плавание задолго до окончания сезона штормов. И вот в результате череды случайностей, в момент, когда два фрегата сопровождения ночью разбросало по морю, корабль подвергся нападению пиратских шебек, которые, в свою очередь, выходить в море в такую погоду тоже обычно воздерживались, ибо найти в это время поживу фактически невозможно. Пираты, выяснив имена статусных пленников, уступили их своему владыке за денежку – сравнительно небольшую, но быструю.

«Самый настоящий рояль в кустах, огромный и блестящий», – подумалось мне. На такую удачу я не рассчитывал. Нет, дело не в том, что повезло захватить Агадир, это как раз считал не везением, а детально разработанной операцией, не реализовать которую с нашими возможностями было бы полнейшим идиотизмом. И дело не в деньгах, которые мог бы стрясти с такого человека за его освобождение. Зачем мне, скажем, полмиллиона или даже миллион, если в будущем можно получить огромные материальные и моральные преференции, стоит только правильно распорядиться дружбой и благосклонным отношением семьи, родственной императорскому дому и имеющей безусловное влияние на короля, на королеву-мать и на их окружение. Да о чем там говорить, если владыки Леонские имели неслабую толику крови Габсбургов и, как это ни странно, Бурбонов! Тем более всем было известно, что старый герцог Леонский последние пару лет ничем серьезным не занимался, всеми делами провинции ворочал его сын и наследник дон Марко.

Лицо и повадки священника тоже несли многовековую печать высокородного происхождения. По едва заметному улучшению его настроения и глазам, на миг блеснувшим радостью, когда он получил из моих рук казалось бы навсегда утраченную священную регалию, мне стало ясно, что в его лице я нашел откровенного доброжелателя на довольно высоком уровне церковной католической иерархии. В тот миг даже не представлял, насколько высоком.

Приняв благословение, перекрестился по-православному, однако это его нисколько не покоробило. Священник только выразил пожелание, чтобы я и мои наемники (именно так воспринималась моя маленькая армия) со временем нашли самый праведный путь к Богу.

Вообще-то в советской и постсоветской истории и литературе об этом не написано, но именно наша церковь всегда относилась к католикам откровенно антагонистично. Между тем в эти времена отношение католической церкви к христианам-ортодоксам было довольно нейтральное – надеялись, что в результате православные примут унию Ватикана, и на кострах их никогда не жгли. А вот к собственным изменникам, лютеранам-протестантам, католики относились жестоко и непримиримо, устраивали Варфоломеевские ночи и вели беспощадную войну, кстати, нередко в качестве наемников приглашали тех же наших запорожских казаков-ортодоксов.

Во время этой встречи даже не подозревал, что сегодняшний захват Агадира вызовет в определенных кругах светской и духовной власти острый интерес и спровоцирует самое тщательное расследование как побудительных мотивов, так и личности самого молодого идальго Микаэля де Картенара. Ходили слухи и о моем княжеском достоинстве в царстве Московском, что подтверждало платежеспособность и возможность нанять армию злых казаков, и о походе по московским и польским землям, где я смог награбить немало добра. И только благодаря благосклонному отношению нового герцога Леона, а также снисходительности бывшего сюзерена герцога Андалусского отношение ко мне сильных мира сего при королевском дворе было навсегда определено как нормальное и доброжелательное. А воинские успехи воспринимались не как дьявольский промысел, а как чертовское везение именно их, испанской короны, дворянина.

В таком же духе прозвучало высказывание епископа Леонского в ставке кардинала Испанского. Правда, об этом я узнал много позже, и отгадайте от кого? Да, именно в тот день было принято решение о назначении в мой новый феод пастыря, направили туда моего старого приятеля падре с уже ухоженного и благополучного прихода де Сильва.

А еще «большой и блестящий рояль» положил начало деловым и дружеским отношениям рода владетелей Леона и рода Каширских-Картенара на долгие-долгие годы. Кроме того, в испанской, каталонской, французской, итальянской и португальской дворянской воинской среде я заработал имя, а эта мелкая феодальная междоусобица получила резонанс громкий, но в большинстве своем благоприятный. Как позже выяснилось, в столичных и провинциальных салонах было много разглагольствующих и желающих повторить сей подвиг, но не решился никто.

Однако обо всем об этом я узнаю далеко не сегодня. А сегодня, сразу после полудня, еще довелось идти в порт и среди стремящихся на свободу рабов устраивать пиар-акцию по привлечению на новые земли нужных княжеству переселенцев.

Мы прошли мимо окруженной со всех сторон и заминированной гранатными растяжками казармы городской стражи и направились к воротам, на выход из города. Бардака и беспредела здесь не допустили, все бойцы были при деле, одни четко и дисциплинированно несли службу на боевых постах и в секретах, другие готовили на ночь целую кучу факелов. Конечно, на отдыхе смены отрывались по полной программе, но здесь ничего не поделаешь, заслужили ребята. Главное – не напивались и порядок поддерживали строгий.

– Сир, а с местным «калитой»[14]14
  Денежный мешок (старорусское).


[Закрыть] когда будем разбираться? – спросил Антон Полищук.

– Пусть ночку посидят в набитой, как бочка с селедками, камере без питья, еды и параши, подумают о жизни, а завтра с утра и поговорим. А сейчас будем пытаться пополнить мое княжество мастеровыми людьми да крестьянами. Разноязыких рабов здесь много, и нам какие лишние тыщенка-две работящих мужиков совсем не помешали бы.

За воротами, вниз к морю, раскинулись обширная бухта и нижний город. Небольшая часть построек была разрушена минометным огнем. А вот порт создавал удручающее впечатление: вдоль его причалов почти везде стояли обгоревшие остовы уничтоженных кораблей. Несмотря на то что с момента окончания боя прошло более четырех часов, некоторые из кораблей дымили до сих пор. Возле большинства из них копошились группки людей, вытаскивали на берег уцелевшие пушки и другие железные, медные и бронзовые изделия и оснастку.

Бойцы мое распоряжение выполняли четко, с винтовками не ходили, только с холодняком – шашками, саблями и палашами, а револьверы прятали под одеждой. Винтовки держали только в секретах и на постах, расположенных на крышах домов. Конечно, шила в мешке не утаишь, но излишне светиться тоже не надо.

Внизу первым нас встретил капитан Саша Дуга и доложил о погрузке кораблей и формировании призовых команд.

– Марсовых и рулевых разбавил, на шебеки гребцы есть, но наша беда в том, что некого поставить шкиперами. У нас последние полгода проходили стажировку только восемь старпомов, из них еще может быть кое-какой толк. А хороших призов – девятнадцать. Плюс четыре толстые шхуны, которые за три-четыре дня можно полностью отремонтировать и поставить в строй. В общем, одиннадцати шкиперов нет, и где их брать, ума не приложу. Бросить никак невозможно, придется на буксир брать, а на такой волне намучаемся здорово. Даже не знаю, дотянем или нет.

– Нет, Саша, не дотянем. Весенне-летний период еще не начался, ветер не поменялся, поэтому миль сто придется преодолевать галсами. Нет, с такими перегруженными кораблями на буксире не управимся. Да и подобного опыта у нас нет. Знаешь что? Веди к рабским баракам.

В сопровождении полусотни казаков, вооруженных аркебузами и мушкетонами, мы направились в сторону базара, где в нескольких десятках длинных, как кишка, бараков содержались самые бесправные галерные рабы. Оказывается, не совсем точно говорят, что раба приковывают к веслу галеры или шебеки навечно. Арабы вообще-то народ довольно чистоплотный, никогда не допускали антисанитарии и не позволяли гадить где ни попадя. У них даже эпидемии случались сравнительно редко, поэтому на стоянках в родных портах кандальных рабов хозяева должны были сгонять на берег, в специальные галерные бараки. К площадке напротив одного из таких бараков мы и подошли.

На торчащем из стены суку развевалась свежеободранная шкура пегой лошади, рядом на огне в двух огромных казанах кипело какое-то варево, а в толпе закованных в цепи совсем не старых и физически крепких людей слышался сплошной неумолкаемый гул голосов. С нашим приближением ропот усилился.

Подняв руку, я крикнул:

– Господа! Los señores! Lord! Misters! Messieurs! – Такое мое обращение ввело рабов в ступор. Стало совершенно тихо, было слышно, как булькает в казанах и жужжат первые весенние мухи. Добившись ожидаемого эффекта, перешел на испанский язык, который в эти времена знал любой уважающий себя моряк, даже чопорный француз и высокомерный британец. – Отныне вы не рабы!

– Так почему же мы до сих пор в кандалах, господин? – спросил какой-то голландец.

– Мое имя Микаэль де Картенара! Прошлым летом местные пираты напали на мои земли, расположенные на Канарском острове Ла Пальма, но получили по зубам, потеряли пять кораблей и сбежали домой.

– Знаем, знаем, слышали, – раздались в толпе голоса.

– Вот! Оставить это дело без ответа мне честь не позволила.

– Правильно, верно, – зашумели вокруг.

– Таким образом, поход на Агадир был заранее тщательно спланирован, я нанял казаков с земель царства Московского и мы, если вы заметили, захватили город за каких-то два часа. А ваше освобождение внесло бы сумятицу в наши действия и, прямо скажу, большинство из вас погибло бы, как погибли те несколько сотен, освободившиеся из крайних бараков. А так – все вы живы и не искалечены.

– Эх, господин! А безбожникам, которые меня два года мучили, кровь пустить?! А покутить?! А еще девку хочется! – выкрикнул невысокий, но крепкий и широкоплечий француз. А тысячная толпа вслед загудела: «У-у-у!»

– А вы обратили внимание, что мои казаки вакханалии не устроили, а службу несут добросовестно и дисциплинированно? Так вот, всему свое время! Сегодня отдыхайте, набивайте желудки, а завтра отпущу вас на все четыре стороны. Тех, кто стремится к вольной и приличной жизни, тех, кто умеет и хочет работать и кто пожелает стать богатым и счастливым, возьму с собой. Землепашцам дам землю! Столько, сколько смогут обработать! Каждый крестьянин получит на обзаведение домом и хозяйством кредит в пятьдесят талеров, а его жена – двадцать талеров.

– А где же он жену возьмет? – спросил кто-то.

– Обеспечу! Прямо завтра, только сговариваться друг с другом будете уже сами, в пути, на корабле. Всем женщинам дам подъемные по двадцать талеров. А мастеровые получат на обзаведение по сто! Мне нужны мельники, пекари, краснодеревщики, плотники, корабелы, строители, горшечники, рудознатцы, кузнецы, литейщики, механики и прочие мастера! Все, кто отправится со мной на мои новые земли, подъемные деньги получат прямо при посадке на корабль. Отдавать их начнете через три года, равными долями, в течение пяти лет. Некоторым разрешу начать отдавать долг через пять лет. Что для этого нужно, узнают только те, кто согласится ехать со мной. А еще мне нужны моряки, которые будут получать достойную оплату. Особенно – шкиперы. После годичного испытательного срока они станут совладельцами судна и будут получать полторы десятины прибыли с перевозок. Тем более что есть торговая компания, которой эти суда будут принадлежать и которая их зафрахтует на постоянной основе. – Обвел взглядом людей, внимательно слушающих каждое мое слово, и вытащил из-под кирасы нательный крестик. – О том, что говорю правду, клянусь Господом Богом и на том целую крест! Ну а тех, кто желает вернуться домой в Европу, у кого семья, дети, того с чужбины тоже заберу и высажу на испанской территории. Но оттуда вы уже будете добираться самостоятельно.

На площадке еще с минуту стояло полное безмолвие, затем словно прорвало плотину, на разных европейских языках заговорили все одновременно, переспрашивая друг друга и выясняя некоторые моменты.

– Господин! – выкрикнул кто-то на голландском языке. – А что, бабам точно деньги давать будете?

– Буду.

– А зачем? Их лучше передать будущему мужу!

– Нет. Женщина тоже должна быть привлекательна, и внешне, и внутренне, и материально. Кроме того, женщина в вопросах будущей отдачи кредита более щепетильна и ответственна. Уж поверьте. О том, кто и что из вас решил и у кого какие специальности, скажете завтра утром, когда вас начнут расковывать, а наши офицеры все запишут. До погрузки мне нужно узнать, сколько приготовить денег. Ясно?

– Ясно, да, понятно, – заговорила разноязыкая толпа.

– И последнее. Знаю, что среди вас много моряков, есть и шкиперы. Так вот, господа шкиперы! Лично вам на размышление и принятие решения даю один час времени. Ожидаю на базарном пирсе у группы уцелевших шхун.

– Странно, что никто из них религиозной темы не поднял, – тихо сказал Полищук, когда мы покинули сборище.

– Вспомнят обязательно, ведь и венчаться надо, и детей крестить, и учить их в церковно-приходской школе. Но это будет потом, а сейчас у них эйфория от нежданной свободы. Очень надеюсь, что когда этот вопрос возникнет, им просто будет… некуда бежать.

За этот час успел переговорить со своим механиком, Петром Мазуном, на котором лежала обязанность организовать демонтаж мастерских.

– Нет здесь ничего хорошего, – доложил он, – по сравнению с нашим оборудованием все это можно назвать железом обыкновенным. А еще здесь есть слитки меди, олова и свинца. Мне Дуга выделил три шхуны с перцем и специями, там груз легкий, поэтому догружу их, будет в самый раз.

Быстро оббежав мастеровой квартал, удостоверился, что местный технический уровень находился даже на ступеньку ниже толедского. Единственное, что мне понравилось, так это изделия горшечников, ковры, гобелены и хлопковые ткани.

Среди рабов, которых приказал согнать со всего квартала к горшечникам, оказалось около двух сотен женщин самого разного возраста, которые работали в основном ткачихами. Молоденьких девчонок увидел немного, большинство – молодицы постарше, как раз годные в жены собравшимся вокруг мастеровым.

Кандальников здесь не было, поэтому и разговора о том, что кого-то отпущу на все четыре стороны, тоже. Безусловно, все мастера и мастерицы отправлялись на мои земли без каких-либо условий, на общих основаниях: кредиты на развитие получат, как и все.

– Так что девоньки, сеньориты, сеньорины, мадемуазели и мадам, выбирайте среди этих орлов себе женихов. А мужики, которых не выберут, пусть не переживают, девки еще будут, с самой разной расцветкой кожи. – Глядя на просиявшие от радости глаза не только женской половины, добавил: – Обвенчаетесь уже на новых землях.

Опросив бывших рабов, каковы их специальности, выяснил, что имеется среди них и молодой стеклодув, который начал мне говорить, что умеет выдувать стекло, но песок и другие добавки, из которого оно делается, есть только в его родной Венеции, и тайна сия их гильдией хранится строго.

– Нашел мне тайну! Предварительно плавите силикаты с добавлением кальция, затем перетираете в порошок и опять переплавляете в вязкую структуру. – Он на меня взглянул широко открытыми, удивленными глазами. – Не переживай, я тебе подскажу, как это делать гораздо проще, эффективнее и в больших объемах. Маленькие бусинки умеешь выдувать, мне их нужно много.

– Да, господин, но быстро они не получаются.

– Ничего страшного, будем выдувать в формах. А еще начнем делать листовое стекло и зеркала.

– Вы и зеркала знаете, как делаются, господин? – Бывший раб смотрел на меня ошарашенно.

– Да, знаю и тебя научу. Но мы не такие зеркала начнем делать, как на острове Мурано или во Франции, будут они попроще, но по функциональности ничем не хуже.

В той жизни в моей школе даже последний двоечник знал, как изготовить зеркало. Дело в том, что на заднем дворе за забором располагалась кооперативная мастерская по производству зеркал. А мы, пацаны, частенько бегали за угол на ту территорию покурить да подраться. Нельзя сказать, что я был великим курильщиком или злостным хулиганом, но маменькиным сынком не был точно, постоять за себя всегда умел, да и драться приходилось. Поэтому-то и знал, как и из чего готовится амальгама и как наносится на стекло. Позже несколько ребят получили ртутное отравление, и мастерскую убрали, а сам сарайчик снесли.

– Так что парень, если возникнет у тебя желание, в будущем сможешь стать одним из самых богатых промышленников. – Заметив, как множество девок стали его оценивающе осматривать, и вспомнив прялку с ножным приводом, которую в детстве видел у бабушки по маминой линии, добавил: – Да и вам, девоньки, помогу, знаю, как вместо веретена сделать прядильный станок и увеличить производство нитки, и как новый ткацкий станок соорудить, который даст выход ткани раз в десять больше. Поэтому и вы у меня бедными нахлебниками не будете.

Широко раскрыв рты и распахнув глаза, на меня с удивлением смотрели не только мастеровые. Сопровождающие казаки, ранее не подозревавшие за мной таких знаний, тоже недоуменно между собой переглядывались, тем более что некоторые из них были родом из Кашир.