Текст книги "Моя фамилия Павлов"

Глава 7

Через пару недель после того как я вник в дела округа, настало наконец время и для разговора с руководством республики. В конце концов нам тут предстоит вместе оборону держать и вместе готовиться к началу войны, а по моим планам мне много чего от него требовалось. Первым на очереди был первый секретарь Белоруссии Пономаренко, вот такой каламбур получился. К нему на прием я попал без труда, стоило только позвонить в секретариат и попросить о встрече, как уже на следующий день я был у него.

– Добрый день, товарищ Павлов, или можно по имени-отчеству?

– Здравствуйте, Пантелеймон Кондратьевич, конечно по имени отчеству лучше, нам тут вместе предстоит руководить, хоть и каждому своим, но все равно, думаю, лучше дружить и вместе делать общее дело, чем интриговать друг против друга.

– Рад такое слышать, я только за, так с чем вы ко мне пожаловали, по делам или просто представиться?

– Знаете, пожалуй, и по тому, и по другому поводу.

– И чем я могу вам помочь?

– Многим, Пантелеймон Кондратьевич, многим. То, что я вам сейчас скажу, в руководстве страны знают, это не секрет, я сам лично об этом говорил товарищу Сталину, просто это не для всех. Незачем понапрасну нагнетать обстановку и давать поводы для паники.

– Право слово, заинтриговали вы меня, Дмитрий Григорьевич.

– Уж как есть. По моим прогнозам, у нас на носу война, все, что я прикидывал, уже сбылось, поэтому я более чем уверен, что Германия в этом году начнет войну с Францией и разгромит ее, после чего уже в следующем году нападет на нас.

– Почему вы так уверены в этом? Я могу допустить войну с Францией, тем более что технически Германия и так находится с ней в состоянии войны. Ведь после того, как в прошлом году французы объявили войну немцам, официального мира они так и не заключили, но почему, по-вашему, немцы выиграют, ведь в Империалистической войне они проиграли французам?

– Тут, Пантелеймон Кондратьевич, не все так просто, как кажется. Да, в прошлой войне немцы проиграли, но не одним французам, а целой коалиции стран. Более того, на момент подписания капитуляции на территории Германии не было ни одного вражеского солдата, наоборот, это Германия оккупировала вражеские территории. Воевать немцы умеют, а потому они быстро разгромят французов, думаю, им понадобится для этого не больше трех месяцев. А вот затем уже примутся за нас. Считаю, что они нападут на нас весной – летом следующего года.

– Вы уверены в этом?

– Более чем, впрочем, долго ждать не придется, не позднее середины лета, а то и раньше Гитлер нападет на Францию, и вы сами убедитесь в правоте моих выкладок[35]35
  Нападение Германии на Францию началось 10 мая 1940 года, причем немцы напали не только на одну Францию, но и на Бельгию с Голландией тоже, и уже 25 июня 1940 года Франция капитулировала. Разумеется, наш герой все это знает, но прямо заявить Пономаренко об этом он не может, после этого его просто посчитают или сумасшедшим, или провокатором. Именно поэтому он и вынужден преподносить это несколько расплывчато с указанием примерных дат.


[Закрыть].

– Хорошо, возможно, вы и правы… Но что вы хотели от меня, вы ведь не просто так пришли, я прав?

– Да, вы правы, а хочу я от вас помощи в создании укрепрайонов.

– Простите, Дмитрий Григорьевич, но это не относится к моей компетенции, чем же я смогу вам помочь?

– Многим, Пантелеймон Кондратьевич, очень многим. В Минске расположены различные предприятия, в том числе и металлургические. Сейчас вы можете просто обдумать мою просьбу и прикинуть, как ее выполнить, когда убедитесь, что я прав. Ничего сверхъестественного от вас я не прошу.

Вот посмотрите, я специально набросал рисунки необходимого, это бронекапсуылы для полевой обороны. Их сделать можно на любом металлургическом производстве, вот это пулеметная капсула, это стрелковая потерна, это противотанковый капонир для пушки, а это наблюдательный пункт для командования. Если эти бронекапсулы есть в наличии, то отрыть окопы и установить их на позициях можно в считаные дни, особенно если будет инженерная техника, а ее выпуск уже начали на Кировском заводе в Ленинграде.

Также необходимы будут и пиломатериалы для окопов. Даже если вы начнете производство бронекапсул осенью, то до следующей весны их получится сделать достаточное количество, а установить можно будет быстро при нужде.

– Хорошо, Дмитрий Григорьевич, я подумаю.

– И еще, сейчас, по мере поступления новой техники, мы будем выводить из строя старые танки, но полностью списывать их не будем, есть задумка переделать их в неподвижные огневые точки. Здесь тоже нужна помощь ваших предприятий. Необходимо будет сначала демонтировать с них всю ходовую часть и двигатель, а затем сделать в корме и стенке моторного отсека проход, а также навесить дополнительную броню на башню. После чего этими танками будет укреплена оборона мостов, бродов и стратегических узлов. Будем закапывать их в землю и превращать таким образом в эрзац-доты. Как говорится, дешево и сердито, зато можно быстро значительно усилить полевую оборону.

– Это мы сделать сможем, и вообще, сделаем все, что будет в наших силах.

Попрощавшись с Пономаренко, я ушел.

Пантелеймон Кондратьевич задумался. Просьба Павлова была необычной, да и по слухам, которые бродили в верхах, Сталин прислушивался к его мнению. По-любому сначала надо посмотреть, нападет Гитлер на Францию или нет, а уже потом решать, что делать. Хотя в просьбе Павлова нет ничего невыполнимого, просто придется скорректировать кое-какие планы да запросить добро наверху, все же это расходы не только денег, но и материалов, и в одиночку он такой вопрос решить не сможет.

В целом встреча с Пономаренко мне понравилась. Понятно, что в одиночку он такой вопрос решать не будет, проконсультируется в Москве, но поскольку это должно пойти на усиление обороноспособности, то, думаю, одобрят. И я оказался прав, месяц спустя, 21 мая, мне позвонил Пономаренко и сказал, что получил в Москве разрешение на производство для армии бронекапсул.

Но это были, так скажем, дела хозяйственные, а были и военные. Зная о той деятельности, что устроят здесь агенты Абвера, я решил с самого начала максимально затруднить им тут жизнь.

Во-первых, издал приказ, запрещающий бойцам в одиночку передвигаться вне расположения своих частей, минимум втроем, тут уже труднее одновременно убить или захватить всех троих.

Во-вторых, в армейские патрули вне населенных пунктов отправлять не меньше отделения и только с бронетехникой. Тут немцам будет трудно закосить под патруль, по крайней мере, армейский, так как бронетехники нашей у них нет, а ее пропажа сразу станет известна, это вам не просто грузовик угнать. А в населенных пунктах патрули все из того же отделения, это десяток-полтора бойцов при командире.

В-третьих, озаботился созданием нормальной службы охраны тыла. Слишком хорошо я знал, что могут натворить в тылу противника хорошо обученные и снаряженные диверсанты, а немцы в этом толк знали. Всеми правдами и неправдами постарался привлечь для этого бывших пограничников, кто недавно демобилизовался из армии. К сожалению, таким образом мне удалось получить лишь с полсотни бойцов, а это в условиях округа капля в море. Остальных пришлось добирать из частей, причем не кого попало, неповоротливые пентюхи мне в ней не нужны. По мере возможностей сюда отбирали охотников, тут, как говорится, два в одном, даже три, меткий стрелок, лесовик, знающий лес, и, наконец, неплохой следопыт.

Но на этом я не ограничился и значительно расширил кинологическую службу, которая до этого была, считай, никакая. Конечно, моментально результата не получить, собачкам сначала вырасти нужно, но за полгода точно все потребности закроем. По штату в каждом взводе необходимо было иметь пару собак с проводниками, а желательно и больше. Забегая немного вперед, скажу, что уже к осени служба охраны тыла была полностью сформирована и укомплектована всем, включая и служебных собак, которые как раз за эти месяцы подросли и были выдрессированы. Здесь мне неоценимую помощь с подготовкой собак оказали пограничники, вернее их инструкторы по дрессировке служебных собак.

И, безусловно, служба охраны тыла получила автотранспорт. Учитывая, что в основном бойцы будут действовать в лесах да на своих двоих, то и снабдили их в основном открытыми колесными бронетранспортерами, в основном именно для транспортировки личного состава. В отличие от армейских машин, имевших камуфляжную расцветку, эти машины просто красили в зеленый цвет, а по борту шла надпись «Военная комендатура», так как служба охраны тыла как раз к ней и относилась.

Кроме того, все разведбаты в частях не сидели на месте, а прочесывали леса, да и так по дорогам мотались трупы из пары бронетранспортеров с двумя десятками бойцов при оружии. Результаты не замедлили сказаться, было захвачено и уничтожено много бандитов и националистов, в том числе и агентов Абвера. Правда, были конфликты с госбезопасностью, накрученные мной командиры проверяли чекистов, не делая скидок, и под прицелом автоматов и самозарядных винтовок. Все это послужило поводом для визита в республиканское управление НКВД к ее начальнику, комиссару государственной безопасности 3-го ранга Цанаве.

19 мая 1940 года, республиканское управление НКВД, Минск

– Добрый день, Лаврентий Фомич, вот, решил заглянуть к вам для решения небольших недоразумений, которые случаются у наших людей.

– Здравствуйте, Дмитрий Григорьевич, хороши недоразумения: ваши бойцы вообще обнаглели сверх всякой меры, моих людей под прицелом автоматов проверяют, даже несмотря на то, что они сотрудники органов госбезопасности.

– Так они действуют по моему приказу, к тому же откуда им знать, настоящие это сотрудники НКВД или фальшивые.

– Как это фальшивые?!

– А вот так, взгляните.

С этими словами я достал из планшета, который взял с собой, с десяток удостоверений сотрудников НКВД и высыпал их на стол перед собой. Цанава придвинул их к себе и стал изучать.

– Не знаю таких сотрудников, Дмитрий Григорьевич. Откуда у вас эти удостоверения?

– Как раз от моих патрулей. Да вы эти удостоверения поподробней рассмотрите, ничего странного в них не замечаете?

– Спецметки нет.

– А еще? Мои бойцы ваши спецметки не знают, но тем не менее определили, что документы фальшивые.

– Не знаю.

– А вы свое удостоверение достаньте и посередине откройте, а потом с этими сравните.

Цанава, достав собственное удостоверение, раскрыл его посередине, также раскрыл и фальшивое и только тогда понял, на что я ему намекал.

– Скрепки! У меня они ржавые, а тут блестят как новые.

– Именно! Вы еще на дату выдачи посмотрите.

– Выдано, судя по дате, полтора года назад.

– А скрепки как новые. Теперь понимаете, почему мои бойцы так проверяют ваших сотрудников? Ведь, по логике вещей, если засылать к нам агентов, то лучше всего под личиной тех, кого будут проверять в последнюю очередь, или вовсе не станут этого делать, то есть сотрудников госбезопасности.

– Дмитрий Григорьевич, а раньше вы мне это сказать не могли?

– Извините, Лаврентий Фомич, но так у меня доводы для вас весомей, вы ведь могли мне и не поверить без доказательств. Но я вовсе не против совместной работы с вашим ведомством, ведь дело одно будем делать. Думаю, что создать патрули из одних ваших людей – не очень хорошая идея, противник легко сможет сработать под них. Будет лучше, если ваши люди войдут в состав моих патрулей, скажем по одному сотруднику, которого привезет командир, знакомый моим коллегам. Наимер, каждый день мы будем присылать к вам транспорт, который будет забирать ваших людей и отвозить их в комендатуру, где их и будут распределять по патрулям, а потом отвозить назад. Так невозможно будет подсунуть в патруль фальшивого сотрудника НКВД.

– А что, идея хорошая, вы правы, делить нам с вами нечего, одно дело делаем. Сегодня же пришлю к вам в комендатуру своего сотрудника, он все и обговорит, когда и сколько наших сотрудников забирать.

– Вот и чудесно. Надеюсь, больше претензий к нам нет?

– Теперь нет. У вас все?

– В принципе, да.

– Тогда всего вам хорошего, Дмитрий Григорьевич.

Вот так, еще один важный вопрос решил, причем хорошо, по-мирному, а то еще воевать с госбезопасностью накануне войны – затея так себе.

А затем потянулись монотонные будни, но и я не сидел сиднем все это время в штабе. Все войска округа усиленно учились. Я, имея достаточно времени и зная ход предстоящих действий, набросал план будущих боевых действий. Конечно, в полном объеме он не будет выполнен, ведь как только начнется война, и я сделаю свои ходы, и ответные ходы противника могут быть не такими, на которые я рассчитываю.

Но тем не менее командование частей стало тщательно изучать предстоящий театр военных действий. Командиры частей лично, правда с соответствующей охраной, бывали на местах предстоящей обороны и изучали местность, в том числе и пути возможных обходов ее противником. Памятуя о том, что в той жизни зачастую немцы обходили наши части по считавшимся непроходимыми болотам, приказал уделить этому особое внимание[36]36
  Дело в том, что из-за жаркого лета многие болота высохли и стали проходимы как для живой силы противника, так даже и для различной техники.


[Закрыть].

Все это, не желая заранее нагнетать обстановку, я преподносил решением провести весной следующего года здесь большие маневры. А перестраховщикам объяснял, что так маневры будут на расстоянии в 100–300 километров от границы и не должны провоцировать немцев. Тем временем в Минске начались работы по производству бронекапсул и переделке старых танков в неподвижные огневые точки. Пока все это просто складировалось, но с начала мая следующего года будет быстро установлено на свои места. С Кировского завода прибыла партия инженерных машин, 30 машин разграждения с краном вместо башни и 20 траншеекопателей с дополнительными отвалом и ковшом экскаватора сзади. Этого, плюс с десяток инженерно-строительных батальонов вполне хватит для строительства линии полевых укреплений.

Сам я носился по частям с проверками, по пустякам не докапывался и на внешний вид бойцов внимания не обращал, а вот их боевую подготовку и учебу, наоборот, проверял самым тщательным образом. Правда, случались конфликты с политуправлением, им дико не понравилось сокращение времени на политучебу. А я просто не хотел терять такое дефицитное время на этих звездунов, бойцы и так достаточно мотивированы, а если среди них и есть гниды, то политруки все равно их не перевоспитают, так что незачем терять понапрасну время на этот звездежь.

За эти дни мой кортеж раз пять попадал под обстрел, но охрана каждый раз подавляла нападавших огнем. Во всех случаях это оказались националисты, но три пулеметных бронетранспортера со взводом охраны не оставили им ни малейшего шанса.

Еще повезло, что ни разу не закладывали фугасы, так как его машина не выдержит, но и так приятного было мало. Когда по броне машины стучат пули, ощущение еще то. Мы в таких случаях просто прибавляли скорость, стараясь побыстрее покинуть опасную область, а пулеметы бронетранспортеров вовсю работали на подавление противника. Одновременно с этим связывались с ближайшей частью и вызывали поисковые группы. Кроме чисто боевых частей для этого привлекалась и служба охраны тыла, тут они действовали сообща.

Вот так и летело время, пока в начале августа я не взял отпуск, а то за последние несколько лет все времени не было. А тут решил на Черное море съездить. Попутным военным бортом сначала вылетел в Москву за семьей. А вы что подумали, что я с ППЖ поеду отдыхать? Нет, только с семьей. Уже из Москвы на поезде выехали в Феодосию. Конечно, такого, что было в мое время, тут еще нет, но санатории и дикие туристы уже появились, хоть и не в таких количествах. Надо пользоваться моментом и возможностями, так как в ближайшие лет пять точно так уже не отдохнешь. Жена и дети были в восторге, кроме самого малого, тот еще почти ничего не понимает.

В последних числах августа снова поезд, уже на Москву, перестук колес, запах угля, стаканы с чаем в металлических подстаканниках и сушки. Я наслаждался каждым мигом общения с семьей, так как снова это будет уже не скоро, разве что постараюсь весной хоть на неделю к ним вырваться, поскольку в свете предстоящей войны категорически не хотел их присутствия в Минске. Все хорошее имеет свойство заканчиваться, и вот я опять в поезде, но уже один и еду из Москвы в Минск.

Потихоньку бойцы чистили леса. В ходе постоянных маневров и учений они не только быстрее обучались, но кроме того знакомились с будущим театром военных действий и заодно охотились за националистами. Кроме стандартных постов с бронетехникой в лесах и на дорогах делали и скрытые посты, которые обычных прохожих и проезжих не проверяли, а охотились на бандитов и националистов. Все эти усилия стали приносить свои плоды, количество нападений и диверсий неуклонно сокращалось.

Осенью я снова попросил Пономарева о встрече, надо было немцам сюрприз готовить, и тут мне требовалась помощь руководства, так как мои бойцы все не сделают, банально даже материала для моей затеи не будет.

– Здравствуйте, Пантелеймон Кондратьевич, я снова к вам за помощью.

– Приветствую, Дмитрий Григорьевич, что на этот раз?

– Да хочу немцам сюрприз сделать, смертельный сюрприз, но один не смогу, помощь ваша нужна.

– И что за сюрприз?

– Хочу им ложные цели подсунуть, со следующей весны сделать вид, что у нас все самолеты, танки и артиллерия исключительно в местах дислокации сосредоточены, а для этого надо их макеты сделать. В принципе мои бойцы и сами могут макеты сделать, вот только для этого материал нужен, а у нас его очень мало, вот и нужна ваша помощь.

– И что надо?

– В основном пиломатериалы, можно любую некондицию, им всего пару месяцев постоять, да старый брезент.

– Это чтобы, как начнется, немцы ваши обманки бомбили?

– Верно, а мы по краям зенитки поставим, да на обратном пути их перехватим.

– Хитро придумано! Хорошо, поможем, давайте вашу заявку, заодно и со строительством макетов поможем. Вы по-прежнему уверены в войне?

– Да, Пантелеймон Кондратьевич, уверен. Сами же видите: как я и говорил, напали немцы на французов, всю Европу под себя подмяли, англичане им не страшны, те на своем острове сидят безвылазно, а сил для войны на континенте у них нет, вот теперь можно смело и на нас лезть, не опасаясь удара в спину.

– Как бы я хотел, чтобы вы ошибались.

– Я бы сам этого хотел, но это зависит не от нас, а мы можем лишь приготовиться к предстоящему, и чем лучше приготовимся, тем меньше крови своих людей потом прольем.

Пономарев отдал распоряжение, и нам выделили пиломатериалы, да и работников тоже дали, немного, но их помощь была неоценима. Все работы шли на закрытых территориях. Разработав чертеж, бойцы и рабочие изготовляли детали, которые и складировали, а собирать их будем весной, когда снег сойдет.

Незаметно пролетела осень, затем быстро шла зима, и вот уже Новый год на носу. Взяв неделю отпуска, я рванул в Москву к семье, и праздник встречал весело, не хотелось грустить. Это время вообще пролетело мгновенно, кажется, что только приехал, а уже пора уезжать назад.

Остаток зимы пролетел также быстро, и как только растаял снег, и температура поднялась, так сразу начался незаметный вывод войск в леса. Вместо выводимых танков и орудий их места занимали макеты, и хотя они вроде как и были накрыты масксетями, но немецкие авиаразведчики, которые регулярно летали над нами, несмотря на наши протесты, фотографировали стоящую в парках технику и орудия.

На аэродромах было то же самое, самолеты вывели на небольшие полевые аэродромы, а на их местах открыто стояли уже списанные самолеты, выработавшие свой ресурс, или их макеты под маск-сетями и брезентом.

Время неумолимо тикало, с каждым мгновением приближая неизбежное, а я пытался вспомнить, что еще можно сделать в оставшиеся месяцы. Кроме самой техники в леса вывезли и склады, организовав их в местах будущей обороны. За прошедший год все уже привыкли, что в лесах постоянно рыскают военные, а потому никого не удивляло то, что то тут, то там оказывалась запретная зона. Это хорошо помогало скрыть передислокацию наших войск. Конечно, пока не начнется, не узнаешь, как хорошо сработала твоя уловка, но я надеялся, что противник не смог вскрыть мои приготовления к предстоящей войне. Первого июня меня вызвали в Москву к Сталину.

2 июня 1941 года, Кремль, Москва

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Павлов, проходите, садитесь. Уже начало лета, а пока все тихо. Вы по-прежнему уверены, что немцы нападут на нас?

– Да, товарищ Сталин, уверен, до конца этого месяца сохранится опасность начала войны. Если до начала – середины июля не начнется, то, считай, в этом году нам повезло, вот только не думаю я, что Гитлер будет долго ждать. Он видит, что время работает на нас, что мы все время усиливаемся, а потому не станет долго ждать.

– Разведка уже несколько раз докладывала даты начала войны, и каждый раз она не начиналась.

– Товарищ Сталин, войну начать – это не соседу в морду дать, тут подготовиться надо, а как ни планируй, но всегда остается вероятность непредвиденной ситуации. Видимо, каждый раз происходило что-то, что заставляло переносить дату нападения.

– Хорошо, идите, надеюсь, вы хорошо подготовились.

– Я сделал все, что только было в моих силах, и если немцы все же решатся, то их ждет смертельный сюрприз.

Вернувшись назад в Минск, я начал последнее – скрытую эвакуацию семей командиров. Мне вовсе не улыбалось, чтобы с началом войны мои командиры больше думали о безопасности своих семей, чем о войне. И вот тут мне пришлось основательно схлестнуться с политотделом. Честно говоря, я с самой своей курсантской юности недолюбливал этих звездунов, и если в мое время они могли просто подгадить твоей карьере, то сейчас, по сути ни за что не отвечая, политработники имели большую власть и возможность качественно нагадить любому командиру вплоть до фатального исхода[37]37
  К примеру, в реальной истории, после того как случился разгром Западного фронта, были осуждены и расстреляны командир фронта генерал армии Павлов, начальник штаба генерал-майор Климовских, начальник связи генерал-майор Григорьев, начальник артиллерии фронта генерал-лейтенант артиллерии Клич, командующий 4-й армией генерал-майор Коробков, командир 14-го механизированного корпуса генерал-майор Оборин. И если бы начальник авиации генерал-майор Конец не застрелился сам, то и он, без сомнения, пополнил бы собой этот список. В то же время ни один политработник не был осужден.


[Закрыть].

Эти звездуны приняли в штыки мою идею о скрытой эвакуации семей командиров и принялись с большим энтузиазмом ставить мне палки в колеса. И тут мне пришлось доводить дело до скандала, правда, как говорится, в своем узком кругу. Когда я объявил на совещании командования округа о своем решении отправить в течение недели все семьи командиров на Черное море, чтобы именно так скрыть ото всех истинную причину их отъезда, то политуправление категорически воспротивилось этому. Больше всех возражал начальник политуправления округа:

– Вы что, думаете, что немецкий пролетариат пойдет на нас войной? Я буду вынужден поставить в Главном политуправлении вопрос о вашей политической незрелости.

– Можете ставить какие хотите вопросы и где угодно, вот только если завтра случится война, то наши командиры в первую очередь будут думать не о своих бойцах, а о своих семьях! А вы сами сможете потом смотреть в глаза тем командирам, чьи семьи погибнут из-за вашего ослиного упрямства? А немецкий пролетариат, так он не то что послушно, а с большой охотой пойдет на нас войной за обещанные ему фюрером восточные земли и рабов. Не путайте наш рабочий класс и немецкий, как и весь западный рабочий класс. Во всей теории товарища Маркса есть всего одна ошибка, но она очень существенна. Не помню, в какой точно работе он писал, но там сказано, что построить коммунизм может только западный рабочий класс, а славяне на это не способны. Не поручусь за точность слов, но где-то так он и сказал[38]38
  Карл Маркс был жутким русофобом и в очень многих своих работах называл Россию оплотом мировой реакции и угрозы свободному человечеству, при этом полностью отказывая ей в возможности рыеволюции.


[Закрыть].

При этом он допустил фундаментальную ошибку именно западный рабочий класс, воспитанный в обществе ярых индивидуалистов, мало способен на коллективный труд, как он пишет в своих работах о коммунизме. Западная цивилизация приучена думать в первую очередь о себе, в отличие от России, где общинная система издревле подразумевала коллективный труд. Почему революция в итоге победила именно у нас? Ведь были социалистические республики в Германии, Австрии и других странах Европы, но их сразу задавили. О своей приверженности коммунизму немецкие рабочие будут вспоминать, только попав к нам в плен, а до этого будут послушно выполнять приказы своего командования в надежде получить после войны у нас наделы и рабов.

– Я этого так не оставлю! Это уже прямой троцкизм!

– Как раз наоборот, это Троцкий все стремился к мировой революции, и для него Россия была лишь топливом для нее, при этом ему было плевать, что станет со страной и ее народом. В отличие от него, товарищ Сталин трезво смотрит на мир и потому строит коммунизм в отдельно взятой стране, поскольку отлично понимает, что лишь на реальном примере можно доказать всему миру жизнеспособность коммунистической идеи. Только на собственном примере мы сможем показать рабочим всего мира, что можно жить по-другому, а насильно коммунизм им не принести.

Еще минут десять я спорил с этим твердолобым ортодоксом, но все же настоял на своем, надавил своей должностью и приказал немедленно начать скрытую эвакуацию. При этом я нисколько не сомневался, что сразу же после совещания на меня в Москву ушли телеги доносов.

Двумя днями позже, Кремль, Москва

– Уймись Лева, Павлов все сделал правильно.

– Но его высказывания о Марксе!

– Ты сам читал все его работы или только «Капитал»? Павлов прав, Маркс был жутким русофобом, просто это не афишируется, чтобы не портить в глазах людей его облик. И про семьи комсостава он тоже прав, пусть командиры думают о своих бойцах, а не о своих семьях.

– Но война… Почему Павлов так уверен в ее начале?

– Чутье, все, что он мне предсказал о развитии событий в Европе, уже сбылось, да и немцы не просто так стягивают к нашей границе свои войска. Тебе все ясно? Павлова не трожь! Он за последние несколько лет столько сделал для страны и армии, как никто другой. Все, иди.

Раздраженный Мехлис вышел из кабинета Сталина. Павлов не понравился ему еще несколько лет назад, но повода для заведения на него дела не было, да и явная поддержка того Сталиным связывала ему руки, вот и теперь Сталин прямо дал понять, что лезть в дела Павлова и тем более трогать его – нельзя. Но ничего, он подождет, он умеет ждать.

Ничего этого я не знал, в оставшееся время носился по частям, проверяя их боеготовность и развертывание на рубежах будущей обороны. Вот так и наступил вечер субботы 21 июня 1941 года. Рано вечером я лег спать, приказав разбудить меня в час ночи, а также всем работникам штаба быть после 12 ночи на своих местах. Приказ о приведении всех войск в полную боевую готовность отдал еще в пятницу вечером. Согласно ему еще оставшиеся в своих расположениях войска ночью на субботу скрытно выводились в поле и занимали там оборону, а в местах расположения оставалась лишь хозобслуга, которая и имитировала для возможных наблюдателей нормальную жизнь частей.

В три часа ночи в штабе стали раздаваться многочисленные телефонные звонки от постов ВНОС о приближающемся шуме моторов. Началось! Не дожидаясь, пока немецкие самолеты пересекут нашу границу, по ВЧ связи позвонил в Москву Сталину. Он, как и я, не спал.

– Товарищ Сталин, это Павлов, думаю, началось, посты ВНОС докладывают о многочисленных шумах моторов в воздухе. В любом случае еще максимум полчаса, и будет все ясно.

– Товарищ Павлов, у вас все готово?

– Да, товарищ Сталин, все войска выведены на свои позиции и приведены в полную боевую готовность. В местах их постоянного расположения, технических парках, складах и аэродромах устроены засады для немецких самолетов.

– Хорошо, сразу сообщите, как начнется.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.