Электронная библиотека » Александр Берзан » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 30 сентября 2022, 19:40


Автор книги: Александр Берзан


Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Осмотрев дупло, я принимаюсь за ремонт…

Толстый слой гнилой, трухлявой древесины, сантиметров восемь – десять, легко снимается с внутренних стенок дупла!

– Хм! – хмыкаю я, – Просто, руками! Вот, дела!

Опять же, руками, выгребая наружу труху с днища дупла, я углубляю его вниз. Гнездовая камера, теперь, стала гораздо глубже и просторней.

– Сантиметров на двадцать, шире стало! И глубже – сантиметров на сорок! – говорю я сам себе, – Теперь – совсем другое дело! Теперь – самка может, здесь, лежать!

Очень довольный собой, я спрыгиваю на землю…

Теперь – я поворачиваю вниз по Саратовской, к дуплу номер четыре. Это – очень объёмное дупло, в короткой и очень толстой ольхе. В его камере можно спрятаться, даже человеку! В прошлом году, мы с Дыханом выпилили тяж живой древесины, перекрывающий вход в дупло…

Я поднимаюсь по стволу вверх, к дуплу…. Увы! Это дупло стоит чистое, не посещаемое филинами, вообще.

– Вот же, чёрт! – недоумеваю я, сидя около входного отверстия дупла, как соловей-разбойник на дубу, – И что им надо?!

Ладно! Я шагаю дальше, в сторону кордона, круг моего маршрута замыкается…

Под вечер, на кордоне, я решаю сходить в устье Саратовской, глянуть, что там делается. Я шагаю по вездеходной колее, от кордона к морю. Вокруг простирается ширь бамбуковой равнины морской террасы…

На вершине высоченной, растущей в пойме речки, суховершинной ивы, на которой любят сидеть орланы, сидит голенастая хищная птица, почти белой окраски! Отработанным до автоматизма движением, я поднимаю к глазам бинокль.

– Скопа! Это скопа! – наконец соображаю я, – Скопа на Саратовке! С каких, это, пор?.. Блин, фотоаппарат не взял!

– Хорошо, что недалеко ушёл! – я разворачиваюсь и рысью спешу обратно, на кордон…

Возвращаюсь. Скопа продолжает сидеть на своей присаде. Она крутит головой, приглядывается к окружающему миру. Как я понимаю, для неё – всё, здесь, ново…

Однако! Только я попытался приподнять фотообъектив в её сторону – скопа стремительно снялась с сука и торопливо пошла прочь, в сторону морского побережья…

– Вот же, блин! – ругаюсь я ей вслед, – Какая осторожная!

Я шагаю по тропинке дальше, к устью и морю…

Но! Совершенно неожиданно, я замечаю скопу высоко в небе, над речной долиной! Я вскидываю свой бинокль: птица очень, очень спешит.

– Почему? – недоумеваю я, не отрываясь от бинокля.

Но вот, в стороне моря показались преследователи! Это – пара орланов-белохвостов.

– Матёрые… местные! – прищуриваюсь я, – Это их гнездовой участок.

Ровно и мощно работая крыльями, орлан удивительно быстро настигает скопу!

– Цыг! Цыг! Цыг!

Та громко зацыгала, закричала, бросила своё тело резко в сторону. Орлан, на скорости, проскочил вперёд, но, быстро сориентировавшись, снова настиг скопу! Та, в последний момент вновь бросив своё тело в сторону, чудом увернулась от его, выставленных вперёд, когтей…

Растерянно наблюдая в бинокль за этим воздушным боем, я провожаю изо всех сил улепётывающую скопу и бешено гоняющегося за ней орлана. До тех пор, пока обе птицы не скрываются за зубьями вершин хвойного массива, вдали от моря, за кордоном…

Но, минут через пять, моё удивление становится ещё большим! Когда, в небе над Саратовской поймой, снова показывается скопа!

– О! Вторая! – изумляюсь я, снова вздёргивая бинокль к небу.

Эта птица, изо всех сил, спешит от морского побережья в сторону хвойного леса кордона. Она постоянно оглядывается, на лету. В её лапах болтается крупная рыбина…

Вот! Далеко сзади, в небе появился спешащий за скопой орлан! Но, на этот раз, расстояние между птицами – очень приличное. Поняв, что догнать скопу он не сможет, орлан успокоился и повернул в сторону. Размеренно и мощно взмахивая крыльями, он пошёл патрулировать береговую линию океана. Скопа, тоже несколько успокоившись, дошла до кромки хвойного леса, вблизи нашего кордона. Я смотрю в бинокль, как она, наполовину складывает свои крылья и, в два приёма резко снизившись, идёт на посадку, за первыми же кронами пихт. Наверное, для того, чтобы поесть.

– Чего удивляться, что ни на Саратовке, ни на Тятинке, нет скоп? – размышляю я, шагая по колеям дальше, – Судя по сегодняшним боям, местные орланы им, здесь, жизни не дают…


Саратовский кордон. Сегодня – двадцать пятое мая. Я решаю, сегодня, обойти западный борт Саратовской долины. Закладываю в свой рюкзачок треногу штатива, фотоаппарат…

По берегам речки много кормовых набродов медведей. И я принимаюсь их исследовать…

В медвежьем питании, пока, нет ничего нового: пятьдесят шесть черешков белокопытника, шестнадцать скусов соссюреи Фори, восемь кустов дудника медвежьего, три скуса бодяка…

Я смотрю по сторонам, на, уже почти летний, лес. Берёзы – так приятно зеленеют свежей листвой… Но, деревья черёмухи ещё только наполовину выпустили из почек листья!

– Хм! – хмыкаю я, на это, – Вот что значит – теплолюбивые, широколиственные породы!

В первом притоке речки Саратовской массой стоит корюшка!

– Ха! Корюшка! – радуюсь я, – В Вилке стоит корюшка! Вот, это, новость! Корюшка пришла!

Это, действительно, важная новость! Теперь, всё лесное население объестся корюшкой! Порадовавшись за себя и за всех шерстистых и пернатых обитателей леса, я заворачиваю в ольховник, вверх по ручью…

Вот и склон сопки. Это и есть западный борт речной долины Саратовской. Я бреду вдоль подножия сопки, поперёк обширных пустырей будущего высокотравья. Здесь, по марям – массовые покопки! Я брожу по сырой дернине и считаю эти покопки…

– Двести девяносто шесть покопок! И все – симплокарпус! – громко, в голос разоряюсь я, – Ничего другого не ест! Хотя, вокруг – такое богатое разнотравье! И дудник, тебе, есть! И соссюрея есть, и белокопытник!.. А он жрёт – только симплокарпус!

Обходя колки пихтарника, я постепенно забираю всё выше по склону Борта…

Скоро, записываю в дневничок: соссюрея Фори – двести двадцать шесть скусов, белокопытник – тридцать два скуса, крапива – пятнадцать скусов, дудник – три скуса…

Бросив взгляд вниз, я вижу, как с полкилометра подо мной, в широкую полосу ольховника, рассекающую чёрный массив пихтарника, выходит медведь! Его чёрная туша контрастно выделяется на фоне окружающей зелени.

– Медведь! – удивляюсь я, – Да, какой крупный!

Упав на колени, я торопливо достаю из рюкзачка свою фотоаппаратуру. Как подорванный, накручиваю объектив на фотоаппарат, торопливо выставляю ноги на фотоштативе… Поднимаю глаза – ольховник пуст!

– Блин!!! – в сердцах матерюсь я, – Да, чтоб всё сдохло!

У меня опускаются руки. Где стоял – я бессильно сажусь на траву склона, рядом с уже не нужной треногой.

– И что делать?! – тяжело думаю я, – Нести по лесу всю Рогозину скрученной фотоаппаратуры – глупо. Цеплять за каждый сук… А, если не нести – пока скрутишь всё на месте, то и искать, уже некого…

– Ду-ду! Ду-ду!

Где-то, в перелесках внизу, басом дудит глухая кукушка. Первая встреча! Вытащив дневничок, я вздыхаю и записываю в него дату…

Всё-также двигаясь по склону, я постепенно подворачиваю к одной из медвежьих берлог. Она располагается в верхней части склона Борта. Это земляная берлога прошлого года.

– Интересно, она каждую зиму занимается медведями или нет? – прикидываю я, на ходу.

Вот и берлога… Отвал земли, перед входом в берлогу, уже порос бурьяном. Свежей почвы, на нём – нет.

– Оказывается, нет! – рассуждаю я, – В эту зиму, в ней – никто не зимовал!

Однако, в берлогу кто-то из медведей заползал! И совсем недавно! На влажной, красно-коричневой почве у входа, красуются отпечатки когтистых медвежьих лап.

– Судя по следам – это молодой медведь! – прикидываю я.

Я приседаю на корточки и замеряю рулеткой ширину отпечатка передней лапы.

– Лапка – десять сантиметров! Подросток… Интересно, что он там делал?

На мягкой почве «пола» входной норы в берлогу, я внимательно рассматриваю борозды от медвежьих локтей и коленок…

Любопытство – не порок! Заползаю в берлогу и я…

Скрестив ноги, я сижу на полу спальной камеры берлоги. Осматриваюсь по сторонам – так, оно и есть! Берлога, в эту зиму, пустовала. Нет свежих корябок от когтей на твёрдой поверхности стенок и потолка. Да и крошки окаменевшей глины, на днище спальной камеры – лежат так же, как и в прошлом году…

– Значит, заполз просто посмотреть! – думаю я, – Ладно! Мне пора выползать на свет божий!..


Двадцать шестого мая. Я шагаю с лесной поляны Саратовского кордона. На выход. Я иду на Филатовский кордон – мне нужно выбираться в посёлок…

Высота лопухов, в пойме речки – уже достигает моей груди! Здесь впервые пылит, миниатюрными одуванчиками, белокопытник. Я открываю дневничок и делаю запись: «Белокопытник широкий – зрелые плоды».

Вот и устье речки. Корюшка, в приустьевой яме Саратовской, стоит тёмной массой. Теперь я понимаю, что «тьма» – это «тёмная масса».

По зеркалу этой, обширнейшей ямы плавает утка! Я подкрадываюсь до края обрывчика речного берега и навожу на неё бинокль – это селезень кряквы. Но, у него странный хвост! Загнутый в обратную сторону, султанчик перьев! Я делаю несколько кадров, своим телевиком…

Я шагаю и шагаю. Дорога дальняя… По покрытым грубым и редким колосняком, песчаным дюнам древней штормовой дамбы, что пролегает между Саратовской и Камышовой. Здесь – всё розово!

– Фиалка! Ах, как цветёт! – восхищаюсь я, доставая свой дневничок…

В устье Камышовой – стоит и смотрит на меня, белая цапля!

– Белая цапля! Очень интересное событие, для наших орнитологов! – понимаю я.

Я достаю полевой дневничок и делаю в нём короткую запись о встрече…


Контора подыскала мне новых помощников! Два девятиклассника согласились побродить со мной по лесам, в течение июня. Хрупкий интеллектуал, очкарик Толик и человек действия, здоровяк Михаил. Как я понимаю, эта пара тем и уживается вместе, что дополняет друг друга.

«Были сборы недолги» – мы приступаем к работе уже через день!..


Филатовкий кордон. Тридцать первое мая. Стоит солнечный, летний день. Ближе к вечеру, я «гоню» описания высокотравья на открытых склонах долины ручья Балышева. Это площадки стандартного размера – десять на десять метров. На каждой из них я составляю список растений и их обилия. Получается, видов двадцать – двадцать пять, на каждой…

За сегодняшний день, мы успеваем сделать одну полнокровную площадь в ольховнике ручья и четыре высокотравные площадки…


Филатовский кордон. Утро. Своей тройкой, мы отправляемся на надпойменную речную террасу Филатовки, где я, ещё раньше, приглядел массив березняка…

– Кук-ку! Кук-ку!

– О! – восторгаюсь я, – Кукушка! Первое кукование!

– Ну и что? – не понимает меня Мишка, – Обычное дело!

– В Летописи природы заповедника есть раздел «Календарь природы», – разъясняю я, – Первое кукование кукушки – это важный индикатор весны! Он – яркий и очень постоянный. Каждый год, первое кукование кукушки приходится на двадцать восьмое мая.

– Сегодня – уже первое июня. Выходит, весна в этом году запоздала? – тут же интересуется Толик.

– Я не был в лесу с двадцать седьмого мая! – размышляю я, – Скорее всего, кукушки куковали как положено, с двадцать восьмого числа. Только, я – этого не слышал.

– Да! – через минуту, кивает Толик, – Логично. Могло быть именно так.

– Толик! – качаю я головой, – Ты, каждую мысль проверяешь на логику!

– Ага! – отзывается за своего дружка, Мишка, – Представляете, как мне с ним?!

– Ну, – киваю я.

– Пс! – смешливый Толик, коротко прыскает в ответ.

Пришли! Я выбираю однородный участок молодого, бамбукового березняка. И мы приступаем к работе…

У моих помощников наметилось разделение труда! Здоровяк Мишка помогает мне «отбивать» границу площади. Зато, интеллектуал Толик быстро освоился с точ-ковкой.

Наш березняк – по грудь заполнен плотными зарослями курильского бамбука. Это просто стена стеблей и листьев! Я достаю рулетку и замеряю высоту этого подлеска – сто десять сантиметров! Из травостоя, здесь ничего нет.

– Хм! Да и быть не может! – хмыкаю, опытный я, – Под бамбуком – редко, какое растение выживет.

Лишь, отдельными былинами, из бамбука кое-где торчит вейник. И всё!

Но, проводить таксацию в бамбуке – это круто! Даже, для тренированного, меня. От ствола к стволу, я тяжело гребу по упругому морю бамбука. Мой язык устаёт ворочаться во рту. Я трудно выкрикиваю очередное: «Берёза четырнадцать!». И бессильно опустив руки, останавливаюсь, запалённо хватая ртом воздух – бамбук отнимает все силы…

Но вот, наконец, последний, угловой стволик! Это чахлая берёзка.

– Берёза двенадцать! – натужно кричу я в воздух и, уже развернувшись от берёзки, в сердцах бросаю ей, через плечо, – Глаза б мои, на тебя, не смотрели!

На середине площади, я бессильно останавливаюсь и вытираю мокрым рукавом мокрое лицо. И снова гребу по бамбуку, к своим помощникам…

Всё. Выбрался на колею дороги… Через минуту, я прихожу в себя. Чтобы не тратить время, я беру из рук Толика карандаш и бланк с точковкой и начинаю подсчитывать результаты таксации.

– Как Вы, это делаете? – пристаёт ко мне любопытный Толик.

– Смотри! – я ещё тяжело дышу, и кончик карандаша мелко прыгает по бумаге, – Каждый квадратик точек и чёрточек между ними – это десяток стволов…

– Ааа! – загорается Толик, – Точно! Как я, сам, этого не понял?!

– Фуууу… Так. На этой площади мы имеем, аж двести восемьдесят стволов! – сообщаю я и пожимаю плечами, – Жердняк! Что, тут, сказать?..

– Что, много? – опасливо спрашивает Толик.

– Для статистики достаточно двести стволов, – объясняю я, – Так что, у нас – перебор. Можно было бы площадь и меньших размеров делать…

Мы переходим на вторую площадь. Мы шагаем по лесу…

Это будет пойменный, высокотравный ивняк. На полянках в смешанном лесу, по которому мы пробираемся, встречаются местинки медвежьих кормёжек. И скоро я пишу, в своём дневничке: «Лабазник – сорок четыре ску-са, соссюрея – пятьдесят три скуса, крапива – один скус».

– Интересно! – хмыкаю я, – Новое место – другие предпочтения? Здесь, на Филатовке – медведи едят листья лабазника и не трогают крапиву! Хм! Оч-чень интересно…


Филатовский кордон. Новый день. Своей тройкой, мы работаем дальше. Сегодня у нас – площадь, характеризующая пихтарник. Среди безбрежного хвойного леса, я выбираю однородный участок. Просто удивительно, как хорош этот пихтарник! Он – совершенно чистый! Я стою на середине пробной площади – и вижу все четыре её угловых ствола!

– Такого – никогда не бывает! Ни-ког-да! – качаю я головой и развожу руками, – Но, вот! Поди ж, ты! Встречается…

Древесный ярус представлен пятью породами. Это берёза Эрмана, рябина смешаная, тис остроконечный. А, основу древостоя, конечно же, составляют пихта сахалинская и ель иезская.

– Да-а! – думаю я, – Всего пять! Это, вам – не восемнадцать пород деревьев! На площадях, на юге Кунашира…

Почву покрывает ковёр папоротника и мелкой, таёжной осочки. С одной стороны – это не бамбук, здесь шагать легко и приятно. Но, с другой! Ажурный, но совершенно без просветов, ковёр папоротника скрывает ямки и кочки, и сучья торчащие как пики – так, что вообще не видно, куда шагаешь! Так что, здесь – тоже, особо не разбежишься.

Таксация… С таксационной ведомостью и карандашом в руках, Толик стоит в середине площади. Он точкует.

– Ель, двадцать восемь! – командным голосом, как прапорщик на плацу, ору я Толику, меряя диаметр ствола дерева мерной вилкой.

Своим тесаком, я делаю легкую затёску, на коре измеренного ствола.

– Пихта, двадцать!

– Пихта, двадцать четыре!

– Ель, тридцать два! – ору я в полный голос, чем дальше от Толика – тем громче я должен кричать.

– Пихта, тридцать четыре!..

Всё. Таксацию сделали…

– Давай! – я протягиваю руку за ведомостью, – Посчитаю количество стволов.

– Я сам! – горячо протестует Толик.

– Ладно, ладно! – тут же уступаю я.

По подсчётам Толика, стволов ели, получается – сто двадцать девять, а пихты – всего пятьдесят семь.

– Интересно! – удивляюсь я, – Получается, что мы делаем вовсе не пихтарник, а ельник! Причём, смотри – по объёму древесины, ель составляет восемьдесят процентов запаса!

– Да! – соглашается Толик, – Ведь, стволы елей – более толстые…

– Хм! Это – ельник! – снова хмыкаю я, осмысливая новую вводную, – Подумать только!.. Так, это ещё лучше! Хвойники с преобладанием ели, на тихоокеанской стороне Кунашира – попробуй ещё, найди!

– Почему?

– Наши тихоокеанские туманы, Толик, эта сырость, недельные мороси – это условия для господства пихты!

– А ёлка?

– Ей больше подходит Охотоморская сторона, там суше, там солнце чаще светит.

Теперь – замерить высоту основных пород. И я нацеливаюсь высотомером, на вершину…

Средняя высота елей – двадцать четыре, пихт – двадцать два метра.

– Так, древостой обработан! Теперь – очередь за подлеском! – я оглядываюсь вокруг, ища глазами кустарники.

Увы! Их нет! Я вижу лишь один-единственный кустик бузины, да и тот чахлый.

– Ладно!.. Теперь – травостой!

Бродя по площади, я записываю в бланк виды трав…

Всего – двенадцать видов!

– Всего-то! – хмыкаю я.

Основу, конечно, составляет папоротник. Это – ковёр щитовника австрийского. А под ним, почти по почве – ковёр мелкой, таёжной осочки сахалинской.

– Да! Чуть не забыл лианы! – спохватываюсь я.

Вот! Вверх по стволу пихты тянется плеть, в руку толщиной. Это – гортензия черешчатая. В отличие от актинидии, которая плетётся вверх, по-змеиному обвиваясь вокруг стволов и ветвей, гортензия использует совсем другую тактику. Эта лиана поднимается вверх по опоре строго вертикально, держась за кору дерева множеством коротких, воздушных корешков. Эти корешки не сосут сок растений! Они, лишь держат лиану. Гортензия, от множества отходящих в обе стороны от ее стебля этих корешков, выглядит гигантской сороконожкой, притаившейся на пихте…

Я замеряю высотомером её высоту…

– Восемнадцать метров!.. Это обычно. Бывает и больше.

К вечеру, своей тройкой, мы возвращаемся на Филатовский кордон. Филатовский кордон! Это ворота в лес. Здесь – всегда масса народу! Одни заезжают в лес, другие – выезжают из леса. На ночь, спящими людьми, бывают заняты не только штатные койки кордона, но и матрацами покрыто всё пространство пола…


Филатовский кордон. Утро. Я выхожу на крыльцо. Следом за мной выходит Михаил Ульянов. Он, у нас – главный лесничий.

– Пантелеич! Ты что, со своими, творишь?! – улыбается он мне.

– Работаем! – расслабленно улыбаюсь я, – А что?

– Ты, их – не сильно, в лесу… мордуешь?

– Ну, как… – озадачиваюсь я, – Пробные площади гоним! Я – сам, таксацию делаю! Они – только точкуют, да помогают мне с верёвкой. И так, по мелочам… А, что?

– Понимаешь… Я, среди ночи проснулся. От голосов. Твои ребята разговаривают! Представь – во сне! И Мишка и Толик.

– Это – как? – не понимаю я.

– Как?.. Пихта, двадцать восемь! Ель, тридцать! Пихта, двадцать четыре!

– Шутишь! – недоверчиво смотрю я, на Ульянова.

– Какие шутки?! Саня! – у Михаила вполне серьёзное лицо.

– Это я, – сознаюсь я, – Целый день, кричу им диаметры стволов!

– Наверно, твои вопли, у них – уже в ушах стоят… Ты – смотри!

– Ладно, Миш! – серьёзно обещаю я.

Бассейн Филатовки нами обработан! Я очень доволен. Теперь – у меня в активе есть площади, характеризующие пойменные ольховники и ивняки, различные березняки и пихтарники… А также масса площадок, описывающих строение высокотравных сообществ! Как говорят мои помощники – «лопуховые площадки».

Нам нужно менять базу. И мы, своей тройкой, выдвигаемся в сторону Саратовской, через Медвежий перевал. Мы шагаем под рюкзаками, по вездеходной дороге. Утро, сегодня – туманное и тёплое. Это – туман, сверху, прогревают солнечные лучи…

По ходу движения, на перевале мы делаем две площади. Обе – «кленовник высокотравный». Вот они, новые типы леса, в мою копилку! Чистые массивы клёна мелколистного! «Кленовник», как я говорю. Такая растительность характерна для юга Кунашира. А здесь, в северной части острова, она проходит узкой полосой по склонам сопок, на уровне триста – пятьсот метров над уровнем моря. В этой полосе господствуют широколиственные породы деревьев – бархат, черёмуха, клён, ясень, вяз… А мы – как раз, изучаем строение разных типов леса.

К вечеру, мы выкручиваем на Саратовский кордон. Теперь, наша база будет здесь…

В наступающих сумерках, я выхожу на высокое крыльцо кордона. Первым делом – быстрый взгляд направо-налево…

– Цвирр – цвюрр – цвирр! Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь..!

– Ёшкин кот! – я напряжённо вслушиваюсь в, такие знакомые, колокольцы, – Дрозд! Колокольцы рассыпал! Первая летняя песня.

– Цвирр – цвюрр – цвирр! Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь!

– Ах, как поёт! – млею я, стоя на высоком крыльце Саратовского кордона…


Саратовский кордон. Утром мы уходим в леса. Первым делом, пересекаем широченную пойму речки – мы шагаем к западному борту Саратовской. Я веду своих мальчишек в определённую точку – я знаю, где по нижней части склона Саратовского борта, растут целые рощи клёна и другой экзотики…

Мы закладываем площадь в высокотравном кленовнике. Это – уже тринадцатая пробная площадь.

– Это классно, – тихо радуюсь я, молча, – Это здорово!..

Массив клёна удивительно однороден! Он имеет совершенно не вписывающийся в хаос дикой природы окультуренный, парковый облик! Аккуратные, словно подстриженные, деревца с розовыми, прозрачными кронами, придают массиву клёна лирическую ажурность…

– Как в парке культуры и отдыха! – зубоскалят на это, мои помощники.

– Ага! – улыбаюсь я.

Я делаю площадь, тридцать на тридцать метров…

Средний диаметр стволов клёнов – двадцать сантиметров. А высота этих деревцов – всего двенадцать метров! Всюду стоит сплошной покров уже поднимающегося высокотравья. Основу травостоя создают лабазник камчатский и чемерица. Очень много папоротника! Это – большие султаны страусника восточного, самого крупного из наших папоротников.

– Лабазник здесь, на склоне Борта – вырос уже выше человека! – удивляюсь я, – До двух метров!..

Здесь же, невдалеке, мы делаем ещё одну площадь на клён…

Ближе к вечеру, мы поворачиваем в сторону нашего дома. Теперь, мы ночуем на Саратовском кордоне…


Саратовский кордон. День, начинается – пасмурный и тёплый. Я снова веду свою тройку от кордона – поперёк речной долины. Мы шагаем через обширные лопуховые поля Саратовской поймы, на Перевальный. Вокруг нас – спелый, пойменный ивняк. Он, весь, затоплен высокотравьем…

Уже прошли широченную пойму Саратовской. Шагаем по Перевальному.

– Подождите! – говорю я ребятам, – Я сейчас гляну, что там, в дупле!

И я лезу по стволу толстенной ивы, вверх…

Древесная труха днища разгорнута небольшой ямкой. Так бывает всегда, после того, как в дупле посидит самка. Но, на этот раз, на трухе лежит… колбаска соболиного экскремента!

– А, это – как понять?! – я удивлённо смотрю на экскремент, – Соболь дневал в дупле филинов?..

– А, почему бы и нет? – тут же, пожимаю я плечами, – Если самка его, уже не посещает?

Я дотягиваюсь рукой до днища и трогаю соболиный экскремент пальцами. Он мягкий.

– Хм! Свежий!

Я спрыгиваю с дерева, и мы шагаем дальше…

Я сворачиваю из поймы ручья вправо, к чернеющему невдалеке, пихтарнику. Я знаю, что там, перед самым пихтарником, узкой полосой, проходят поляны вейника. А это – всё-таки, лучше, чем, ничего не видя перед собой, ломиться по, уже поднявшимся до двухметровой высоты, зарослям белокопытника. Работа – работой, а мои глаза, ведь, не зря настороженно «стреляют» по сторонам. Да и ружьё я, ношу – совсем, не в качестве гантелей для накачивания мышц…

Мы выходим из-под пойменного ивняка. Двухметровые дебри зелёных зонтов белокопытника остаются у нас за спиной. А перед нами – разнотравье. Здесь, трава. Она, нам, только по грудь.

– Здесь – хоть какой-то обзор! – настороженно радуюсь я…

И сразу – лабиринты медвежьих кормовых набродов! Проминая заросли лопухов, зверь то и дело скусывал стебли бодяка, черешки белокопытника…

Я сворачиваю в лабиринт ближайшего кормового наброда. Мои помощники выстраиваются за мной следом…

Да это, как раз и есть – моя работа! Подсчитывая скушенные медведем побеги, я то и дело записываю, в свой дневничок, цифры…

А, вот – и вообще, удача! Перед моими ногами, среди хаоса переломанных зелёных черешков белокопытника, чернеет кучка медвежьего помёта!

– Помёт! – радуюсь я.

Обычно – светло-зелёный в свежем состоянии, он быстро чернеет на воздухе.

– Не очень свежий! – прикидываю я, – Сейчас, палки-копалки срублю.

Двумя взмахами своего тесака, я вырубаю две остроконечные палочки из ближайших стеблей какалии и приседаю над помётом…

– Ему давность – около двух суток!

Тщательно расковыряв помёт, я записываю в свой дневничок соотношение остатков разных растений, в нём. На первый взгляд кажется, что разобраться в этом – вообще, нереально! Но, это – только, на первый взгляд. При регулярности занятий, это становится возможным. А, я – уже третий месяц «тренируюсь на помётах»…

Медвежьи наброды ветвятся в разных направлениях…

– О! Ещё помёт! Светло-зелёный! – радуюсь я, – Свежайший!

Мой, брошенный вперёд по пролому в лопухах, короткий взгляд упирается в… иссине-чёрную шерсть широкой медвежьей задницы. Широко качнувшись из стороны в сторону, медвежья «корма» спокойно переступает с ноги на ногу.

– ?! – от увиденного у меня округляются глаза.

Крутнувшись кругом, я вижу, что мы стоим на краю поляны вейника, посреди зелёного «моря» лопуховых зарослей. К противоположному краю нашей поляны жмётся раскидистая, полузатопленная лопухами, ольха.

– К дереву! – коротко рявкаю я на ребят, срывая с плеча ружьё.

Мой голос одновременно слышат обе стороны. Мишка с Толиком отскакивают по пролому, на пару шагов назад. Одновременно с этим, из-за чёрной медвежьей задницы, к нам выворачивается, такая же чёрная и такая же огромная, медвежья башка! Башка не сводит с меня глаз! Абсолютно без труда, за ней, в узком проломе лопухов, разворачивается короткое туловище! Не сводя с меня глаз, зверь спокойно шагает по пролому, нам навстречу. Шаг, второй, третий…

– Эй! Медведь! – не шевелясь, окликаю я его, чувствуя, что нужно довести до сознания зверя, что перед ним стоят люди, – Ты что?! Медведь! Это мы, здесь, стоим. Это мы, стоим…

Все-также не сводя с меня глаз, медведь вздымается передо мной на дыбы, во весь свой, исполинский рост. Между нами – шагов шесть. У меня отваливается челюсть.

– Иди! Иди, медведь! – с трудом ворочая непослушным языком во рту, я продолжаю разговаривать со стоящим передо мной, медведем, – Это, мы стоим! Ты иди, медведь. Это мы…

Я знаю, что ровный, непрерывно льющийся человеческий голос, не даёт медведю сорваться в горячку. Я это знаю! По тону голоса, зверь точно определяет степень опасности от человека. Он знает, что, пока я говорю – я для него не опасен. Пока я говорю – я не замышляю ничего плохого…

Вдруг! Из-за моей спины, как чёрт из табакерки, выпрыгивает Толик!

– Клац! – щёлкает его Смена!

Крутнувшись, медведь бросает своё огромное тело, на стену лопухов!

– Хррооххх!!! Хррооххх!! Хррооххх!! Хррооххх! Хрро-оххх!

Стон тяжёлых прыжков и грохот обрушивающихся лопухов белокопытника постепенно затихает, отдаляясь…

– З-з-з-з-з-з-з-з-з-з…

Тишина… Вокруг нас стоит тишина. Моё сердце, мелко-мелко, трепещет в горле…

Передо мной – сияющие счастьем лица моих «помощников».

– Александр Пантелеевич!!! – тонким фальцетом, визжит на весь лес Толик, – Я его сфотографировал!!!

– Неужели, живой… – несутся, в моей голове, обрывки мыслей, – Неужели, живой!? Неужели, живой…

Я смотрю на них. И ничего не говорю. Школьный возраст, во все времена, отличался удивительными по своей глупости поступками…

Видимо, по моему виду помощники догадываются, что сделали что-то не то, и тихо исчезают за моей спиной.

– Ладно… – наконец, разлепляю я, губы.

Я, с трудом, собираю вместе, свои мысли:

Что случилось – то уже случилось. Медведь ушёл. И обратно уже не вернётся. По крайней мере, в ближайшие пару часов.

Я делаю, по пролому в белокопытнике, несколько шагов вперёд – к месту, где только что стоял медведь. И даже, прохожу пару шагов дальше – по проломленной медведем в плотной стене лопухов, просеке. Слегка покачиваясь при ходьбе, я, своими плечами, даже не задеваю стенок просеки!

– Какой он широкий! – отмечаю я, в голове.

Вот, след! Когтистые медвежьи лапищи глубоко раздавили влажную, чёрную почву, под лопухами. Перехватив своё ружьё в левую руку, я достаю из кармана рулетку и приседаю на корточки…

– Восемнадцать сантиметров! – бурчу я, себе под нос, – Такой след имеет только один медведь в бассейне Саратовки. Весной, я его измерял…

Сидя на корточках над следом, я пристально разглядываю отпечатки медвежьих лап. Поднимаю, на своих помощников, лицо: «А, если бы он бросился не назад, а вперёд?! Два прыжка! Да и то, нет! Поубивал бы, всех!». Поникшие лицами тинейджеры, молча разглядывают свои сапоги.

– Вот так, из-за дешёвого кадра одного придурка, убивают всех других!

Помощники молчат.

– Уфффф…, – я длинно выдыхаю воздух, – Ладно… Пошли обратно! Там остался не обработанный помёт! С которого мы, медведя увидели.

Мы разворачиваемся, каждый на своём месте в цепочке и делаем несколько шагов обратно, по пролому в лопухах…

Под вечер, мы разворачиваемся домой. За сегодняшний день можно сделать вывод, что в питании медведей ничего не изменилось. Шесть страничек моего дневничка мелко испещрены цифрами «медвежьей арифметики». Медвежьих поедей по склонам Саратовского борта – так много, что я, в конце концов, устал их считать и мы, просто ушли домой…

Плотная стена зелёных лопухов резко разрывается перед моим лицом просекой речки и мы вываливаемся на галечный берег.

– Вот и Саратовка! – устало выдыхаю я.

Я зыркаю вправо-влево. Перед нами знакомая излучина. Нам, здесь – переходить речку. Перед моими глазами, на гальке – мокрые медвежьи следы и водяная дорожка, которая тянется от речки в лопухи.

– О! Медведь! – поясняю я своим помощникам, – Это – он перешёл через речку, в нашу сторону. Водяная дорожка – это у него, с живота и ног, вода стекала.

Я приседаю над следом и вынимаю из кармана рулетку…

– Пятнадцать сантиметров! Хороший, большой медведь! Свежайший след! Только что прошёл, буквально перед нами!

Не удержавшись, я трогаю пальцем капельку воды, прозрачной горошиной лежащую на сухом, нагретом солнцем голыше…


Тятино. День летит за днём. На дворе – уже двадцать пятое июня! Днями, стоит хорошая погода. Мы с Толиком и Мишкой обработали леса уже и в бассейне Тятиной! Сегодня у нас – перебазировка на Саратовский кордон. Мы шагаем от Тятинского дома, по колеям нашей заброшенной дороги, к речке…

С речки Тятиной, далеко окрест, разносится вонь от тухлой икры корюшки! В воде лежит много тушек этих рыбок.

– Этих корюшек – вполне спокойно может доставать медведь! – прищуриваюсь я, смотря в речку с берега.

Мы раскатываем голенища своих болотников и входим в воду переката…

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации