Текст книги "Марсианин"

– Блин! – только и нашелся вымолвить Владимир. – Что думаете делать?

– Думаем, как оттуда тебя вытащить.

Снова молчание.

Где-то там, высоко-высоко над планетой, скользила звездочка, наполненная молчавшими напуганными людьми. Людьми, полностью осознававшими, что товарищу, оставшемуся на поверхности, они ничем помочь не могут. И при малейшей случайности, малейшей его ошибке его ждет неминуемая гибель. В этой абсолютно враждебной человеку среде.

В создавшейся ситуации был еще один весьма неприятный нюанс. Даже несколько.

Первый – запас пищи на Базе примерно на неделю, запас кислорода дня на четыре, а второй модуль оранжереи, без которой База даже одного человека прокормить не сможет, – на автоматическом грузовике, который еще надо посадить.

Получалось так, что вся его жизнь зависит от нормальной посадки грузовика.

Третий нюанс. Модуль-тягач, который быстро и легко мог бы притащить те самые четыре модуля, опять-таки застрял на орбите. Он все это время был прицеплен к экспедиционному кораблю и должен был быть уже прикреплен к «Ласточке». Там же находился большой контейнер с запасами пищи – типа НЗ, рассчитанный на шесть человек и на солидный период времени.

– Ну, то, что случилось, не смертельно, – начал осторожно Владимир, чтобы не выдать своего волнения, – это всего лишь означает, что я здесь застрял, и застрял надолго. Спускайте грузовик, буду достраивать Базу. Как-нибудь сам управлюсь. Конец связи.

Настроение было, что и говорить, скверное. Чтобы заглушить дурные мысли, Владимир навел порядок в командном отсеке, развернув в рабочее положение все, что было до этого свернуто и закреплено, расконсервировал одно спальное место и поужинал.

Когда же температура в отсеке поднялась до шестнадцати градусов, он снял скафандр и завалился спать. Всю ночь его мучили кошмары.

На следующий день, как и было намечено изначально, он полдня провозился с развертыванием первой секции оранжереи. Прошло все это гладко и без происшествий. Не зря на Земле до автоматизма тренировали. Проверив отчет по герметичности, высветившийся, как обычно, у него перед глазами на стекле гермошлема, Владимир выключил его и отправился на Базу. Тем временем автоматика начала первый запуск оранжереи. Владимир это определил, как только дошел до шлюза – появился звук компрессора, нагнетавшего для хлореллы оранжереи углекислый газ марсианской атмосферы. Отметив это, Владимир удовлетворенно кивнул и вошел в шлюз.

Вот тут-то его удача и кончилась. Дойдя до пульта связи, он вспомнил, что грузовик должен был сесть еще полчаса назад.

То есть полчаса назад Владимир должен был услышать шум посадки этого самого грузовика. Не обратить внимания на такое было бы весьма затруднительно. Так как грузовик был в четыре раза тяжелее «Ласточки» и тяга его двигателей соответственно, в четыре раза больше, а шума от их работы – тем более.

Уже садясь в кресло перед экраном связи, он, в общем, знал ответ.

– Где он сел? – это были первые его слова, когда зажегся экран.

– В семидесяти километрах к западу от Базы. Автомат из-за сбоя потерял маяк.

«Они сказали «сел», значит, груз цел», – подумал Владимир, но тут до него дошло число – семьдесят километров. Оно означало его смертный приговор.

Кто хочет умереть – шаг вперед!

Кто не боится смерти – десять шагов вперед!

Вот вы сами примерьте на себя ситуацию, когда тебе сообщают, что вас ждет неизбежная, долгая и мучительная смерть.

Примерили?

И каково?

То-то же! Поэтому никогда и никому не говорите, что герои не боятся. Все мы люди-человеки, и ничто земное нам не чуждо.

Но чем же тогда, спросите вы, одни люди отличаются от других, тех, кого справедливо называют «тварь дрожащая»? От тех, кто ломается даже от малейшей угрозы благополучию (даже не жизни!) их дражайшей персоны.

В сущности ответ в постановке вопроса. У одних просто достает сил и ума сломать страх и поступить ему вопреки. Именно эти люди, у которых достало и ума и сил преодолеть в себе страх, и «въезжают на белом коне в вечность». Часто по трупам тех, кто сломался. Именно слабаки и трусы гибнут в первую очередь.

Не верите?

Примеров из истории тьма!

Хотя бы из истории войн. Те войска, которые побежали в панике, несут самые большие потери. Иногда даже до ста процентов. Те же, кто устоял, – те и дожили до победы.

Вы не верите потому, что выжившие чудом трусы впоследствии и создали «дарвинистскую» теорию о том, что в первую очередь гибнут герои. Создали для своего оправдания – оправдания своей трусости.

Да, герои гибнут. Но реже. Гораздо реже трусов. Гораздо реже, так как у них, в отличие от трусов, хватает ума и сил вовремя побороть страх. Ибо именно страх в экстремальной ситуации убивает в первую очередь. Именно страх побеждает труса, вышибая ум и совесть. Лишая сил и средств для нахождения наилучшего решения. И не только для себя, но и для всех тех, кому он обязан хотя бы своим собственным существованием, жизнью.

Страх лишает возможности думать, оставляя только дикие инстинкты животного, которое мечется в панике, как будто вокруг него горит лес. И часто страх бросает это двуногое животное именно туда, где оно быстрее всего закончит свою никчемную жизнь.

Чтобы найти выход, чтобы победить, нужно сохранить себя. Сохранить человеческое достоинство, которое и является главной опорой ума. Того самого, который и позволяет найти именно те решения, что в сложившейся ситуации НАИЛУЧШИЕ.

Это понял Владимир, когда отчаянно боролся с охватившим его страхом. И тут ему на помощь пришел… стыд. Стыд перед людьми, которые могут заметить его позорную секундную слабость. И именно об этих нескольких ослепительно ярких секундах и именно по причине до сих пор снедающего его стыда Владимир никогда и никому не рассказывал. И не расскажет до конца своих дней.

А тогда…

Страх быстро перешел в злость. А злость очистила мозги. Владимир вдруг представил злорадные аршинные заголовки западных газет: «Советско-китайская экспедиция на Марс терпит катастрофу».

– Нет! Вот хрен я им это удовольствие доставлю! – неожиданно для всех и для самого себя выпалил Владимир.

– Что? – не понял командир.

– Извини, задумался. Я подумал, что в Штатах будут злорадствовать по поводу этой аварии. Так вот… Хренушки! Обломится им! Выживу, Базу дострою и что успею и сумею из программы исследований – выполню! Командир! Ребята! Не переживайте, у Базы очень большой запас прочности, дублирование систем… да и гибкости достаточно. Не волнуйтесь, двигайте на Землю. Я прилечу со следующей экспедицией. Я ОБЯЗАТЕЛЬНО вернусь к вам!

Потом было еще одно дело, но вызрело оно далеко не сразу. Понадобился целый час сидения перед пустым экраном связи и лихорадочного обдумывания ситуации и вариантов действий.

Но для того чтобы все сработало как надо, необходимо было послать тщательно зашифрованное сообщение на Землю.

На станции, естественно, были и кодированные линии связи. Предназначались они прежде всего для того, чтобы послать на Землю материал или сообщение в случае каких-либо экстраординарных находок, открытий или, наоборот, происшествий, сведения о которых нежелательно афишировать.

Проанализировав ситуацию, прикинув, что он имеет и что из всего этого можно выжать, Владимир пришел к выводу: есть хоть и мизерная, но все-таки возможность выкрутиться. Обстоятельства предоставляли ему очень узкую щель во времени, в которую надо было обязательно постараться втиснуться. Ведь был еще и политический аспект.

Три супердержавы поставили на кон свой престиж. И для двух из них, вырвавшихся вперед, «потерять лицо» в миллиметре от полной победы из-за серии фантастически невероятных аварий было подобно вселенской катастрофе.

Поэтому он накатал план действий, которые должен во что бы то ни стало проделать. И проделать за ближайший месяц.

Этот план также предполагал вполне конкретную политическую, психологическую и информационную войну на Земле.

Последнее он, так как был не вполне компетентен в этих вопросах, изложил очень кратко.

Основная идея – сохранять слоновье спокойствие и настаивать на том, что хоть и были некоторые досадные сбои, но в целом ничего страшного не случилось. У человека, оставшегося в одиночестве на Базе, есть все, чтобы благополучно дождаться следующей экспедиции и, более того, выполнить значительную часть запланированных исследований.

Но что должно быть сделано обязательно, так это сокрытие того, что ситуация, в которую попал Владимир, грозит ему смертью.

Владимир не сомневался, что план будет принят на Земле. Во всех смыслах принят. Принят потому, что повлиять как-то на то, что происходит на Марсе, не было у них никакой возможности. Правда, теперь на Владимира ложилась такая огромная ответственность…

В это время над Марсом «Антарес» поднял потерявшую ход «Ласточку» на более высокую орбиту. Ту орбиту, на которой она могла бы просуществовать еще несколько десятков лет и не свалиться на планету. Памятуя о недавнем фантастическом невезении, решили перестраховаться десятикратно.

После этого оставшийся на внешней обшивке «Антареса» груз прикрепили к «Ласточке» и с тем отчалили.

Тут также все делалось с дальним прицелом: следующая экспедиция, прибывшая на Марс, спустит таки на Базу этот застрявший на орбите груз. «Ласточка» была спроектирована и построена для весьма длительной эксплуатации, и агрегатный отсек был сменным. Предполагалось пригнать к Марсу через два года очередным рейсом автоматического грузовика новый агрегатный отсек, который сменит очередная же экспедиция.

Но это все должно было случиться через два года. И Владимиру надо было до этого дожить.

Главный модуль станции имел столько функций, что их было трудно перечислить и знающему человеку. Поэтому и понадобились усилия аж трех человек, чтобы его развернуть и запустить. Одна из этих функций касалась обслуживания вездехода. Главное, в чем нуждался вездеход, – в топливе. Но пикантность ситуации состояла в том, что для топлива нужен окислитель. А этого окислителя в углекислотной атмосфере Марса попросту не было. Некоторые могут удивиться и указать на то, что «Марсоходы» бегали по Марсу, питаясь от солнечных батарей. Но батареи в темноте не действуют, и мощность такого двигателя маловата. Работать вне зависимости от времени суток и условий освещения, а также обеспечить соответствующую мощность мог только ДВС. Вот поэтому-то и придумали инженеры, создававшие Базу, хитрый ход: первый модуль оранжереи вырабатывал не только кислород для дыхания обитателей Базы, но и сырье для получения топлива, и само топливо. Его производил специальный биохимический реактор, входивший в комплект модуля. Главный же модуль мог сжижать кислород, полученный на первом модуле оранжереи, для использования далее в наличных средствах передвижения. Этот кислород заливался в специальные дьюаровые емкости, размещаемые на задней площадке вездехода.

Первая задача выживания на Марсе – обеспечение Базы кислородом – была решена автоматически с вводом в действие первого модуля. Он заработал и обеспечил Владимира кислородом на веки вечные. Хлорелла, неутомимо пожирающая углекислый газ, нагнетаемый «из-за борта» – из атмосферы Марса, – производила его в неумеренном количестве.

Вторая задача уже так просто не решалась. Обеспечить себя пропитанием можно было только с помощью установки второго модуля оранжереи, где хлореллу можно было перерабатывать в продукты более-менее съедобные. Теоретически можно было есть и саму хлореллу – она содержит практически все необходимые для жизни человека вещества. Но Владимир попробовал и тут же понял: на хлореллу его долго не хватит. Вкус был отвратительный. Неделю-две, ну, месяц еще можно было выдержать, но не больше.

С работающей первой частью системы синтеза пищи у него просто получался дополнительный запас времени. Именно за это время надо было придумать способ, как добраться до грузовика.

Грузовик сел в семидесяти километрах от Базы, а запаса топлива у вездехода было на семьдесят – семьдесят пять. Туда доехать можно, а вот на обратный путь топлива уже не хватит. К тому же, пока гоняли вездеход как тягач, накрутили еще километров десять-пятнадцать. То есть реально топлива даже до грузовика не хватит. Но ведь надо было не просто доехать, но еще и отбуксировать нужный в первую очередь модуль до Базы. А это дополнительный расход топлива.

С первого взгляда проблема казалась нерешаемой. И если смириться с ее «нерешаемостью», то надо было совершать титаническое волевое усилие, чтобы заставить себя жрать хлореллу и только хлореллу. Жрать два года…

Весьма печальная перспектива. Легче с голоду помереть.

Вывод: искать способ притащить этот модуль.

И что самое примечательное, решение Владимир нашел вполне самостоятельно, без помощи мудрецов с Земли и вечером того же самого дня неудачной посадки грузовика. И решение было весьма простым.

У вездехода сзади есть небольшая емкость, куда предполагалось во время поездок по поверхности Марса складывать инструменты, приборы и собранные образцы. В нее можно было поместить еще один комплект баллонов.

Другой комплект можно было прикрутить на месте второго пассажирского кресла. Будет очень неудобно, но если не жадничать и не рисковать, то получается уже двойной запас хода… То есть на туда и обратно хватит. Но это чисто на туда и обратно. И то если двигаться по прямой.

Однако изучение фотокарты до места посадки показало, что чисто по прямой туда можно только долететь. Так как самолетов не предполагалось, то, следовательно, придется выписывать кренделя по пересеченной местности. А это дополнительный километраж и затраты топлива. Так ведь и это еще не все!

Нужен был дополнительный запас топлива на буксировку. Значит, необходима еще пара комплектов баллонов! Но они в вездеход уже при любом раскладе не поместятся.

Следовательно, поступаем по принципу туристско-альпинистской «заброски»: вывозим эти дополнительные запасы и выгружаем на маршруте. Далее с двумя комплектами едем до грузовика, цепляем нужный модуль и тащим его к Базе. Проезжая «заброски», выгружаем опустевшие баки и загружаем на их место полные. И тащим модуль дальше.

Красиво?

Просто?

Возможно…

Но в ходе реализации этой схемы чуть не наступила печальная развязка.

Когда Владимир добрался до грузовика, он увидел то, что ожидал: вокруг опустевшего агрегатного отсека одноразового грузовика стояли четыре модуля, которые были автоматически отстегнуты в момент посадки. Стояли нормально – на колесах, кормой к грузовику, образуя эдакий крест. И сел ведь, подлюка, на ровную площадку посреди бугра, три склона которого были весьма круты и только один давал возможность безаварийно стащить модуль. ЭВМ грузовика правильно определила площадку как достаточно ровную и достаточно большую, чтобы на ней поместились отстегиваемые модули. Но этого было явно недостаточно для того, чтобы нормально прицепить и утащить их.

Беда состояла в том, что нужный модуль оказался по ту сторону от вездехода, причем стоял он на краю глубокой ямы с настолько крутыми откосами, что если бы Владимир попытался буксировать его в том направлении, то из ямы бы модуль заведомо не вытащил. Пришлось растаскивать два модуля, прежде чем стало возможно уцепить нужный и начать его буксировку. Заняло это слишком много времени. К тому же Владимир неверно рассчитал собственные нагрузки и ресурс ранца скафандра. В результате он был вынужден бросить модуль аж в пятнадцати километрах от Базы и отчаянно гнать вездеход.

Когда он закрывал за собой внешнюю дверь шлюза Базы, в глазах начинало предательски темнеть, а руки и ноги ослабли. Он осел на пол и из последних сил, чувствуя, как шлюз наполняется воздухом, рванул гермошлем скафандра. Остатки воздуха тут же вылетели из легких, и он потерял сознание. Хорошо, что очухался весьма быстро. А то вполне мог бы замерзнуть – шлюз не отапливался.

Дотащить модуль до станции, присоединить его и запустить он смог лишь через три дня, когда поспела очередная порция топлива для вездехода.

Нет надобности говорить, что все время эпопеи со вторым модулем оранжереи пришлось питаться хлореллой. Владимира до сих пор передергивало от воспоминаний о тех днях и о ее вкусе.

Природа – великий «развлекатель», а среда, человеку абсолютно враждебная, – тем более. Если не перестрахуешься – наверняка будет худо. Но, так или иначе, при борьбе с угрозами внешними часто как-то незаметно уходят из сферы внимания угрозы внутренние. А эти угрозы могут стать не менее фатальными. И одна из главных угроз для человека, оказавшегося в таком положении, как Владимир, – потеря не только работоспособности, но и рассудка. Мало кто из людей даже отдаленно может представить, насколько тяжелым может быть одиночество. Не можем, так как мы, люди, постоянно живем в обществе людей. Даже отшельники, религиозные фанатики или просто чокнутые, ушедшие от цивилизации очень редко уходят и теряют контакт с людьми надолго. Чаще всего это одиночество скрашивается посещениями других людей. Да и само по себе подспудное осознание факта добровольности самозаточения и самоизоляции и возможности в любой момент вернуться к людям действует очень благотворно, так как на самом деле является живым и постоянно действующим мостом с остальным миром людей.

Но стоит только отобрать хотя бы на небольшое время эту возможность вернуться, и ситуация кардинальным образом меняется. Пример? Камера одиночного заточения. Во все времена у всех народов данная мера наказания считалась одной из самых жестоких. И как бы ни была горяча поддержка людей на воле, отсутствие возможности живого диалога очень сильно давит.

Марс в этом смысле мало чем отличается от камеры-одиночки. Да, конечно, при желании можно поднапрячь земные ресурсы связи и устроить эдакую межпланетную болтовню. Чтобы хоть чем-то помочь своему заплутавшему космонавту, Земля на такое пойдет. Но как быть с тем фактом, что для того, чтобы просто получить ответ, надо ждать не менее получаса? И дело тут не в нерасторопности отвечающего – дело в банальной конечности скорости света.

Особо тяжко стало, когда Земля вошла в верхнее соединение и скрылась за Солнцем. Полное отсутствие какой-либо связи. Весь предыдущий месяц связь медленно ухудшалась, пока планета наползала на солнечную корону. И пришел день, когда очередной сеанс связи был пропущен, и настал длительный период полного радиомолчания Земли.

Владимир еще неделю по инерции мотался по окрестностям, собирал образцы, делал пробы, ставил эксперименты, но все равно наступил предел. Кризис.

Наступил кризис плавно и незаметно. Напряжение копилось давно и требовало выхода.

В тот день Владимир укатил на своем вездеходе довольно далеко, к давно запримеченным скалам. В них постоянно что-то отсверкивало, явно это были какие-то кристаллы, которые только и ждали, чтобы к ним пришел некто с геологическим молотком.

Когда Владимир подкатил поближе, там действительно обнаружилась пара достопримечательных кристалликов, которые были немедленно отделены от основания и переправлены в контейнер. Скол на скале, благодаря которому на свет вылезли эти кристаллы, был весьма свежий – выветривание на Марсе, хоть и очень медленное, медленнее, чем на Земле, но не останавливается. Владимир потратил еще минут десять на исследование свежего скола. Делал он все это почти машинально, мысли его были далеко. И мысли эти были не из легких. Весьма дурное состояние, так как он минут через пятнадцать вдруг обнаружил, что стоит перед этой скалой, тупо на нее смотрит и совершенно механически, бесцельно лупит по ней геологическим молотком. Что называется – «приехали». Депрессия во всей красе.

Владимир медленно опустил молоток и огляделся.

…и ничего нового опять не обнаружил. Все та же красно-коричневая песчано-каменистая и очень просторная клетка. Привычный темно-синий горизонт, привычный же деловито выползающий на небо Фобос… и совершенно отвратная, липкая, засасывающая апатия.

Владимир отбросил геологический молоток к вездеходу и тяжело опустился на ближайший большой валун. Молоток кувыркнулся в марсианском воздухе и, звякнув, застрял в щели между камнями, как хвост задрав к темному небу рукоятку.

Тишина… ни ветра… ничего.

Всего только и звуков, что собственное дыхание, отдающееся в гермошлеме, да редкое и тихое биканье системы контроля скафандра.

Владимир сидя дотянулся ботинком до лежавшего неподалеку камешка и погонял его в рыжей пыли. Делать ничего не хотелось. Хотелось только вот так сидеть и смотреть, смотреть и сидеть… Полностью отдавшись вязкому, неторопливому течению времени…

Сидеть, наблюдая, как медленно скользит Фобос по темному небу, как медленно поворачивается тень скалы, возле которой он сидел, по мере того как продвигается солнце на местный запад.

«Н-да! Это не дело! – подумал Владимир, продолжая катать подошвой ботинка все тот же камешек. – Какая ирония судьбы! Загнуться не от каких-то объективных обстоятельств, а просто от апатии. Выжил, достроил и запустил Базу, обеспечил себя всем необходимым – еды, питья, кислорода завались! – и теперь просто тихо и незаметно для себя самого загибаюсь от элементарного депресняка!»

Обидно!

Досадно!

Владимир пнул камешек, отправляя его в полет вниз по склону. Тот далеко не улетел, застряв на первых же метрах.

Владимир поднялся на ноги, подобрал контейнер с образцами, выдернул молоток из щели между камнями и медленно зашагал к вездеходу.

«Ведь после, кому расскажешь об этой опасности, не поверят, – хмыкнул он. – Как неромантично! Загнуться не от природного вселенского катаклизма, а от банальной земной депрессии».

Да-да! Вот-вот! Но чтобы иметь возможность об этом рассказать, надо для начала не загнуться…

Забросив ношу в ящик за спинкой водительского кресла, Владимир влез в вездеход, отжал тормоз и развернул машину вниз по склону. Следующие минут десять он с наслаждением слушал хруст камней под колесами катившего под горку вездехода.

Приятное занятие, однако, – кататься под уклон по инерции.

«Ну, – рассудил Владимир, – если это будет лекарством от напирающего депресняка, то, может, выбрать склон подлиннее и пару раз с него скатиться?

Не, мало будет! Эти склоны, что возле Базы, не подходят… А что, если?!.»

Мысль была настолько дикой, что поначалу даже напугала. Владимир резко ее оборвал и засунул поглубже в загашники памяти. Как говорится – «от греха подальше».

Докатив до Базы и привычно загнав вездеход в гараж, он прошел в главный отсек.

Поставил на стол контейнер с образцами, но открывать не стал. Идея, которая пришла ему в голову на обратном пути, уходить не только не желала, а все более и более захватывала.

– Да нет! – сказал он вслух и, чтобы отогнать ее, открыл контейнер и стал перебирать образцы.

Кристаллы, которые он вырубил сегодня, оказались довольно крупными кристаллами граната. Сдув с них пыль и полюбовавшись совершенными формами, он выставил их перед пультом связи.

– И тем не менее…

Как ни бегай, но с депрессией надо разбираться, и разбираться жестко. Одно из серьезнейших лекарств от нее – продуктивная, разнообразная и захватывающая деятельность.

– Вот было ли у меня, – продолжил рассуждать вслух Владимир, – время и повод предаваться унынию, когда я боролся за свою жизнь?

Ответ: нет!

Чего же сейчас не хватает?

Да не хватает все того же «бега с препятствиями». Заела рутина.

Даже то, что когда-то казалось верхом безрассудства, с течением времени стало обыденным. Стали обычными и походы-поездки вдаль от Базы. Когда уходит неизвестность, когда знаешь, чего надо реально бояться, а что ерунда и фикция, приходит опыт и знание, как сделать то, что ранее казалось невозможным.

Вывод: настало время сделать нечто такое невозможное…

И сделать так, чтобы это действительно было на пределе возможного и заняло как можно больше времени, сил и интеллектуальных способностей. Нужна была Цель, достижение которой соответствовало бы таким параметрам. И эта Цель…

Эта Цель всегда была рядом: гора Олимп – самая высокая известная гора Солнечной системы! Самый высокий вулкан Солнечной системы.

Чем больше Владимир думал об этой супергоре, тем больше она его привлекала.

– А что, если?! Что, если повторить опыт с перетаскиванием модулей?

Ведь на Земле, в Гималаях, альпинисты именно так и поступают. И называется эта тактика именно гималайской – создать последовательную цепочку лагерей до вершины.

В случае с горой Олимп надо было создать цепочку пунктов, где закладываются баки с горючим для вездехода. А ранцы для скафандра при любом раскладе придется тащить с собой изначально…

Сколько закладок понадобится для достижения вершины? Две? Три? Если больше, то не хватит запасных баков… И вообще, во сколько времени это выльется?

Владимир вывел на экран фотокарту горы и с головой ушел в подробнейшее планирование…

Через месяц, когда Земля наконец вышла из-за Солнца и связь стала устойчивой, Владимир аж лучился энергией, чем изрядно удивил все руководство. Да и не только руководство.

Они терялись в догадках, что это их «марсианскому зимовщику» так резко настроение прибавило, а сам «зимовщик» помалкивал.

И, наконец, настал тот день, когда он, предупредив, что завтра будет долго работать вдали от Базы и, возможно, пропустит сеанс связи, действительно на связь не вышел. Но и при следующем сеансе отправил не подробный отчет, как обычно, а короткое послание и записи… но ТАКИЕ!..

А дело было так.

Он выехал на восхождение чисто по-альпинистски – задолго до восхода солнца. В три часа по местному.

Снаружи, как обычно, было минус семьдесят по Цельсию, и Владимиру пришлось включить обогрев.

Темень была, конечно, изрядная, но ландшафт по курсу движения был хоть и плохо, но виден. В этом помогал медленно ползущий среди бесчисленных звезд марсианской ночи Деймос.

Только отъехав от Базы на километр, Владимир обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на ее огни – вернуться предстояло весьма не скоро. Он сам позаботился, чтобы этих огней было побольше. Так что База выглядела всего лишь чуть менее нарядной, чем новогодняя елка.

Обширное пятно света, заливавшего окружающую местность, выхватывало из мрака и Базу с ее уже ставшими привычными постройками и пристройками, и унылые пыльно-каменистые и скальные детальки рельефа, что ее окружали.

Владимир даже помахал ей на прощание рукой.

После, нажав на педаль газа, он рванул вперед – туда, где в ночи поверхность Марса все более и более выгибалась кверху, уходя в звездное небо на высоту более двадцати километров.

Гора была чудовищно большая, но и чудовищно выветренная. Горизонтальных площадок на пути наверх было более чем предостаточно. Владимир последовательно проехал все три свои «заброски», совершенно без каких-либо приключений.

Тут он и встретил восход солнца. Отличие этого восхода от тех, что он наблюдал прежде, было в том, что ныне он целенаправленно карабкался на своем вездеходе к стремительно опускающейся вдоль склона границе тьмы и света. На Земле вершина горы, освещенная утренней зарей, смотрелась бы рыжей на фоне фиолетового неба. Здесь восход не был красным. И небо так высоко над Базой уже не было темно-фиолетовым. Здесь оно было черным и звездным.

Эти минуты восхода прибавили и проблем – местность впереди, еще не освещенная солнцем, стала с трудом различаться на фоне сияющей вершины горы. Но это продолжалось недолго.

Полыхнув короной, солнце выставило свой край из-за горизонта, и все вокруг тут же преобразилось. Засияли камни, скалы и щебень под колесами, а пустыня далеко внизу сначала медленно, а затем все быстрее стала наливаться красками от светлеющих сумерек и от великого «маяка» вершины. Еще через полчаса восходящее солнце добралось и до окружающих ландшафтов, отчего вся местность на некоторое время приобрела несколько сюрреалистический вид – ярко сияющие извивы полуразрушенных хребтов, вершины выветренных скал на фоне угольно-черных извилистых провалов между ними. Эти черные провалы и пятна, как ржавчина изрезавшие все вокруг, сливались с чернотой космоса, подчеркивая этим свое органичное с ним единство. Создавалось впечатление, что вся эта местность как бы плывет среди мрака Вселенной и сквозь дыры в ней так же, но снизу проглядывает бездна. Только через полчаса после восхода, когда солнце прогнало и этот задержавшийся в ямах и расселинах мрак, окружающее приобрело более-менее привычный вид.

Его вездеход стоял на одной из тех обширных многочисленных горизонтальных площадок, что он тщательно выискивал.

Встретив восход солнца (не забыв, как заправский турист, сделать панораму), Владимир еще раз огляделся. Он вовремя добрался до этой площадки – как раз перед тем, как поверхность под колесами вездехода совсем перестала различаться, потерявшись на фоне блеска вершины. Тут лежала его «заброска». Владимир залез в кресло водителя и вырулил вездеход к огромному, с дом, валуну, за которым сложил баки с последней заправкой. Он этот валун выбрал потому, что за ним большую часть дня сохранялась тень и баки с кислородом не нагревались солнцем, что могло бы привести к нежелательным последствиям. Из-за холода за валуном, прямо под его боком, за многие тысячелетия в ямке накопился целый ледничок замерзшей углекислоты. Именно на нем он и расположил свою последнюю «заброску».

Владимир аккуратно объехал валун и, сдавая назад по пушистому углекислотному снегу, подогнал вездеход к тележке-прицепу, груженной баками. Эту тележку он соорудил из запасных частей, которые предназначались на Базе для ремонта вездехода и большого тягача, ныне застрявшего на орбите. Далее предстояло ехать с прицепом. Медленнее, чем раньше, но топлива для вездехода и заправленных баллонов для скафандра здесь уже с серьезным запасом хватало до вершины. Владимир сознательно добавил тут огромный запас на всякие прочие неучтенные кренделя, что он мог не заметить на пути к вершине, изучая путь по фотокарте.

Старая добрая поговорка «гладко было на бумаге, да забыли про овраги» не просто так предками придумана была.

Прицепляя тележку, он обратил внимание на то, что она слегка присыпана «снежком». Видно, в его отсутствие тут побывала небольшая тучка. Даже следы его собственных подошв, оставшиеся на снегу с прошлого его здесь пребывания, тоже слегка припорошило.

Он снова сел за руль вездехода и плавно направил его вперед. Медленно пересек границу света и тени, отчего на блистере скафандра тут же залегла привычная радуга, и развернулся чуть-чуть наискосок лежащего впереди склона. Теперь перед ним была полная неизвестность. Уже привычная неизвестность.

Привычная потому, что он уже больше года так, последовательно, расширял границу изведанного, каждый раз шагая за нее. Впрочем, как и все человечество вместе с ним. Это прибавляло гордости и ощущения значимости свершаемого.