Текст книги "Марсианин"

Кудряшов и его специалисты нас всех готовили по части выживания в экстремальных условиях.

– Потом расскажешь подробно, – продолжил он, – нам следующие смены готовить и обучать. А пока кушай, сил набирайся. Уже несут.

Он кивнул на официантку, аж красную от усердия, несущую на подносе тарелку чуть меньше среднего тазика.

Этот борщ, который я там съел, был самый вкусный борщ в моей жизни!

Где-то через час снаружи навели порядок и нас всех отвезли в Центр подготовки, что находится на Пионерском проспекте. Всю дорогу на обочинах стояли сплошной стеной люди, махали руками и аж прыгали от радости. Я же смотрел на них и с ужасом осознавал, что нормальная жизнь вот с такой славой – это для меня как бы недоступная роскошь… Да, тяжко придется!

Ночевали в Центре.

Мне всю ночь снился Марс.

Помню, как нас в процессе подготовки отправили на две недели на орбиту…

Весь полет, чтобы не перегружать наши орбитальные станции, проходил на борту «Молнии». Только в грузовом отсеке был специальный модуль по типу наших малых ОС. Для меня этот полет был вторым, и запомнился он мне весьма интересной эволюцией моего миропонимания и мироощущения.

Так как экипаж был советско-китайский, то нас разбили на пары. Моим напарником тогда был тот самый Цай Мин Нэн. В короткие перерывы между тренировками и работой любимым развлечением у всех было смотреть на Землю. Мы тоже не были исключением…

Это зрелище было поразительным.

В белизне скученных облаков и бесчисленных оттенка синевы океана исчезало гудение механизмов космического корабля, треск помех, даже собственное дыхание. Нет ветра, холода или запаха, связывающих с Землей. Вроде ты наблюдатель, снисходительно взирающий со своей космической высоты, но при этом так взволнован, что не отдаешь себе отчета, насколько крепко связана твоя душа с Землей, проплывающей под тобой.

Такая яркость и прозрачность, как в космосе, просто недостижима на Земле, даже в безоблачный ясный день высоко в горах. Когда впервые видишь Землю из космоса, испытываешь бешеный восторг и желание смотреть и смотреть, не отрываясь, на неописуемой красоты виды, проплывающие в четырехстах километрах внизу. Только там, в космосе, начинаешь понимать, насколько мала Земля и насколько дики те народы, которые уродуют, пачкают и убивают эту красоту ради наживы. Тогда, с доктором, мы часто обсуждали свои впечатления. И вот что любопытно: в первый день мы выделяли наши и не наши страны, на третий-четвертый – наши и не наши континенты. К пятому мы поняли, что у нас одна общая Земля.

Но только оказавшись на Марсе и пробыв там больше двух лет, я понял совершенно другую истину.

Мы, рожденные на Земле и поднявшиеся в космос, видим, как она мала.

Мы говорим: «Земля наш общий дом». Но так ли это?

Земля с орбитальной станции огромная, но уже с Луны – она зелено-голубой шарик. Такой теплый, уютный, маленький.

А какова она с Марса? Яркая желто-голубая двойная звезда, разделенная промежутком от четверти градуса до градуса дуги.

Но и на Луне, и на Марсе уже живут люди. Работают и постепенно преобразуют эти миры под себя. Творя из них Новую Землю.

Так есть, и так будет.

Так что же все-таки Земля?

«Наш общий дом»?

Отчасти так. Но это «отчасти» совершенно не означает, что мы к ней можем относиться как к вещи, которую можно использовать, а потом выкинуть.

И тем не менее Земля всего лишь колыбель, из которой человечество вышло к звездам. К своей зрелости.

Уже скоро многие люди будут называть Землю – «Земля-матушка», как мы называем Россию.

И тем не менее называть домом будут уже совершенно иные планеты и среды.

Пройдут века, и нашим домом будет вся Вселенная.

Остается поразиться силе мысли и предвидения Циолковского, который это же понял и написал почти сто лет назад.

Интермедия: Размышления скептика-любителя

Юрий лежал в своем спальнике и смотрел в едва видневшийся над ним во тьме потолок. Друзья уже спали после многотрудного дня, полного впечатлений.

Только ему мешала заснуть всегдашняя его тайная страсть к головоломкам. А тут такой великолепный повод поломать голову над очередной загадкой.

Иногда, дома, на Полигоне, когда инженеры и рабочие собирались вместе, общая болтовня съезжала на «загадки мировой истории». Болтали обычно всякую чушь. Но иногда встречались и любопытные мифы, слухи, домыслы, факты и предположения. Был среди них и такой, что якобы на Марсе нашли нечто, что ныне очень тщательно скрывается.

При этом приводилась масса косвенных фактов, которые можно было бы толковать двояко.

Один из них – довольно необычный выбор места для постоянной Базы на Марсе. Фактически на склонах вулкана.

Чисто прагматически выгоднее было бы ее расположить поближе к некоторым особо интересным объектам, но не вблизи вулкана. Причем объекты эти представляли особый интерес как с геологической точки зрения, так и из соображений будущего освоения и постройки колонии на Марсе.

Но была выбрана именно подошва давно потухшего вулкана. Также приводились в пример слухи о неких секретных проектах, которые осуществляли наши космики во время этой экспедиции.

Якобы по одному из них, искали следы древнейшей цивилизации, некогда бывшей на Марсе.

По другой версии, искали следы пребывания инопланетян на Марсе, причем по какой-то неведомой наводке с Земли.

Конечно, когда проводится нечто типа такой экспедиции, то обязательно будет и какая-то секретная часть. Большая или маленькая, тут не суть важно. Важно то, что потом наличие таких частей программ становится поводом для пересудов.

И фантазий.

Тут существенно было то, что сам Владимир в своем рассказе дал повод не только все эти пересуды и сплетни вспомнить, но и заняться вплотную дешифровкой всех этих странностей.

Возможно, Владимир оговорился. Но оговорка в его устах была очень странной:

«Следующим рейсом прибывают уже восемь человек, а отбывают двое – я и пилот».

Прибыли восемь. Значит, на Марсе будет уже ДЕВЯТЬ космонавтов. Но это значит, что останется СЕМЬ.

Но не шесть.

«Шестеро оставшихся принимают грузовик с еще четырьмя секциями и присоединяют их к Базе».

Нестыковка.

Может, Владимир оговорился?

А может, за этим кроется какой-то план, который мы изначально не знали и теперь не узнаем, по той причине, что он не был осуществлен?

Возможно…

Но если это так, то что могло бы быть? Фантазированию на этот счет ничего не мешает.

Итак, далее он говорит:

«Последний рейс «Ласточки» чисто страховочный – с корабля вниз спускаются контейнеры с разнообразными запасами, и если что пойдет на Базе наперекосяк – «Ласточка» забирает экипаж на орбиту. Вот так это выглядело в планах».

С одной стороны, план вполне нормальный. Но… если на планете остается СЕМЬ человек, а должно быть шесть, по вместимости Базы, то умалчивается деталь – седьмой при последнем рейсе должен был подняться на орбиту.

Итак: кто это должен был быть?

Вычислить пока не представляется возможным. Может быть любой вариант… ну, кроме командира. Тому нужно привести корабль к Земле, и поэтому он должен оставаться на борту «Антареса». Также в минус пилот «Ласточки».

Тут как и у наших фантазеров Полигона, опять выплывает вариант, что Владимир действительно должен был остаться на Базе.

За этот вариант говорят следующие факты.

Первый: он специалист по ядерным реакторам.

Второй: слишком легко он управился с автоматикой Базы и очень легко решил все проблемы, что возникали по мере ее эксплуатации далее.

Против этого варианта тоже есть возражения.

Первое: ядерный реактор был все-таки из тех, что ныне по всему Северу стоят – раз загрузили и далее ближайшие тридцать лет только эксплуатируют. Без перезагрузки. Обслуживающий персонал там совершенно реактора не касается. Слишком надежная железина.

Второе: я все-таки плохо знаю всю эту автоматику и не знаю, что новенького могли в нее насовать. Из того, что до сих пор только в военной технике и используется. То, что он «слишком легко управился», также не аргумент. В его распоряжении были все специалисты Земли и ЦУПа. Так что если он что не понял – ему бы выслали немедленно самые подробные инструкции.

Да и насчет «легко» – тоже фуфлыжный аргумент. Кроме него самого, на Марсе никого не было, чтобы это удостоверить. А он помалкивает. Ни стенает, что типа «как мне тяжело было с…», ни хвастается.

Так, в общем, упоминает, что было очень тяжело чисто психологически. Но это все вполне закономерно.

Я бы сам там на его месте чувствовал себя весьма скверно.

Далеко от дома.

От людей.

Один.

Но!

Все равно остается один весьма интересный факт – его оговорка.

Или все-таки «оговорка»?

Часть III
Катастрофа

* * *

Катастрофа

На следующий день проснулись поздно. Первым, как всегда, вскочил Михаил и растолкал Элю.

– Есть идея. Так как у нас получается дневка по графику, то надо бы смотаться в деревню за чем-нибудь вкусненьким. Надо сходить в сельсовет. В магазин. Заодно на почту, пару телеграмм отправить.

– А мож, я через машину Ефимыча по Сети письма кидану? – душераздирающе зевая, спросил только что проснувшийся Николай.

– Тебе все не дает покоя этот американский антиквариат? – ехидно спросил Михаил.

– Ну… и это тож… – улыбнувшись, ответил Гриневич.

– Ну, попробуй, если хозяин возражать не будет. А мы пока с Элей сходим «в цивилизацию».

– А можно я с вами?! – попросила Леночка.

– Ну, можно… Прогуляться хочешь?

– Мгм!

– Ладно! Так, Коля, когда остальные поднимутся…

– Да уже поднялись, – заметил Николай, услышав шум из соседней комнаты.

– Готовьте завтрак и помогите хозяину разгрести у дома. Снег, кажется, перестал идти.

Уже через пять минут все отправляющиеся были одеты, обуты и готовы к выходу. Вероятно, услышав, что гости уже встали, со второго этажа спустился хозяин. Вид у него был несколько заспанный и ошалелый.

– Ефимыч, – обратился к нему Михаил, – мы собираемся смотаться в деревню. По-быстрому. Выяснить, когда дорогу разгребут, и продуктов прикупить. Вам что-нибудь надо там закупить?

Каменский как-то странно посмотрел на Михаила и ответил:

– Ну, буханок пять хлеба, разве что… Так-то у меня все есть.

– Пока мы туда-сюда мотаться будем, я сказал нашим, чтобы они помогли вам двор от снега расчистить. Так что не стесняйтесь, используйте рабочую силу… И еще, – голос у Михаила стал просительным, – я видел, у вас персоналка есть, подключенная к Сети… позвольте Коле два письма кинуть, что с нами все в порядке и где мы находимся.

– Всегда пожалуйста! Надо – пусть отправляет.

Николай подошел к персоналке минут через пятнадцать. Предвкушая удовольствие, уселся перед монитором, осмотрел весьма непривычную клавиатуру, взял в руки манипулятор «мышь».

– Ну, Борис Ефимыч, рассказывайте, как на вашей штуке работать, а то я к своей привык, а такую, как у вас, только по телеку и видел.

Каменский так же, как и при первой сегодняшней встрече, странно посмотрел на Николая и сказал:

– Вон на панели зеленая буква «е». Ткни мышью туда… А Интернет уже подключен.

Вообще с утра хозяин выглядел каким-то взъерошенным. Как пыльным мешком из-за угла пришибленным. От внимания Николая не уклонилось и то, что Ефимыч вместо просто «Сеть» воспользовался англицизмом.

– Интернет… Эксплорер… Однако! Это не наша «Кассандра»… Так… адресная строка, как и у нас…

Николай привычно щелкнул мышкой по этой строке и быстро, по-русски, набрал нужный адрес. Посмотрел под руки, нашел клавишу Enter, и осторожно ее нажал…

И вместо нужного ему почтового централа вылез какой-то «Яндекс» и выгрузил тучу ссылок в незнакомом Николаю формате, но со введенными словами.

– Эт-то что за хрень?! – удивился Николай, разглядывая произведенный его действиями эффект. – А как тут на наш советский сегмент выйти, я что-то никак не пойму…

– А ты набери латиницей что-то типа «почта, точка, су».

– «Су»? Ах, ну да… Совиет Юнион…

Полученный результат понравился Николаю еще меньше.

– Ну ни хрена ж себе, куда меня занесло!

Но тут его внимание привлекла лента новостей. На ней черным по белому было написано: «Президент Российской Федерации В. В. Путин…»

Николай автоматически щелкнул ссылку… когда же открылся текст и появилась картинка, он почувствовал, как волосы у него на голове становятся дыбом, а он сам покрывается холодным потом. Попрыгав по ссылкам и почитав новости (а читал он все очень быстро – по диагонали), Гриневич с бледным лицом откинулся назад и трясущимися руками смахнул пот со лба.

События недавнего прошлого – и странный «буран», и землетрясение, и снежная стена, и то, что они оказались за шестьдесят километров от того места, где были, и неясные, совершенно фантастические слухи о сути работ, ведущихся на Полигоне, которые ходили среди программистов его круга, сложились в весьма неприятную картину.

Слегка придя в себя, пробормотав нечто типа «счас», он вывалился из-за стола и в мгновение ока слетел вниз.

Вылетев на крыльцо, Гриневич диким голосом закричал:

– Владимир Сергеевич! Юра-а-а!!! Сюда!!!

В его вопле было столько ужаса, что оба побросали лопаты и побежали к дому.

Вадим же и Юля недоуменно переглянулись, аккуратно отложили лопаты и тоже, но не спеша, отправились туда же.

– Юра, – взяв того за грудки, вопросил Николай, – колись, что за гадость вы там у себя испытывали?! Только правду!

– Что еще случилось? – строго спросил Владимир у Николая, видя, что тот почти в панике.

– Владимир! Мы! Не! В СОЮЗЕ!!!

– Как так?! – опешил Владимир.

На верхней ступеньке лестницы появился хозяин и стал прислушиваться к разговору.

– А вот так! Тут вообще Советского Союза с девяносто первого года нету!!! Нас не просто в другую область упулило, а вообще хрен знает куда!!!

Повисла тягостная тишина. Подошедшие Юля и Вадим тоже это слышали и теперь растерянно стояли у порога.

– Поясни… – вполголоса сказал мрачный Чернов и исподлобья уставился на Николая.

– Хорошо! Счас! Идем…

Уже скоро, при просмотре новостей и вообще местной Сети, Юра «раскололся»:

– Я этого боялся… догадывался. Но отказывался верить. Еще там, когда нас накрыло… Просто не мог в это поверить. У нас на Полигоне есть режим секретности, и тем, кто обслуживает технику, таким, как, например, я, всего не говорят. Говорят только, какие параметры нужны. Но у нас все равно шепотом говорили меж собой, что наши физики пытаются прогрызть дыру в другие, параллельные миры. У нас же у всех образование не маленькое, и многие по параметрам полей, которые генерируются, догадывались, что испытывается и что ищется… – он сделал небольшую паузу и перевел дух. – И этот Шар, что мы исследуем, есть не что иное, как вакуумная пена, где каждый пузырь – это дыра в отдельный параллельный мир. И цель всей работы – выдуть один, вполне конкретный, заранее выбранный пузырь, чтобы иметь возможность путешествовать по мирам.

– Все! – отчаянно процедил Николай. – Все сходится! И эта хрень, – он ткнул пальцем в монитор, – и снежная стена, и то, что мы оказались так далеко от нашего места стоянки, и что здесь две тысячи четвертый год. А не тысяча девятьсот девяносто шестой.

– Ладно, – чуть помолчав, вполголоса выдавил из себя Владимир, – подробно разбираться сейчас не время. Надо срочно вернуть Михаила, Элю и Лену… Пока никаких казусов еще не случилось. Я бегу за ними, а вы тут постарайтесь как можно больше узнать о мире, в который мы попали.

– Я с вами! – безапелляционно заявила Юля.

Владимир посмотрел на нее вопросительно.

– Я медик группы и боюсь, что там могу понадобиться.

– Разумно. Побежали!

Когда Владимир и Юля скрылись за поворотом дороги, Николай еще долго стоял в ошеломлении и остекленевшим взглядом смотрел им вслед. Он никак не мог выйти из шока, что на него обрушился. Но наконец усилием воли он встряхнулся и уже осмысленным взором посмотрел по сторонам. Посмотрел на серое тяжелое небо, на деревья близкого леса, на запорошенную снегом поленницу возле забора.

«Белое, серое… и не наше, – подумал он. – Какая ирония судьбы! Еще год назад я по-пацанячьи мечтал оказаться на месте Владимира… чтобы самому побороться один на один с природой… стать героем. А тут нате! Кушайте, не обляпайтесь! «Ситуация-дубль», как говорит Владимир: так же отрезаны от всего мира, и помощи ждать неоткуда и не от кого, да и возможность выбраться отсюда более чем проблематична.

Ведь, по теории, таких параллельных миров может быть бесконечное множество. И как, даже если есть возможность перейти в другой параллельный мир, найти среди этой бесконечности один, но свой?!

Какое изуверское чувство юмора у Госпожи Вероятности!» – Николай тихо начал несколько истерически смеяться.

– Чего ржешь, Гриня? – услышал он за спиной.

Николай обернулся. На пороге дома, обхватив голову и уперев локти в колени, сидел Чернов и тихо раскачивался.

– Да вот, подумал: «Сбылась мечта идиота!» Представляешь… да ты и сам наверняка на этом попал… Пол-Союза и, наверное, и Китая мечтало оказаться на Марсе, на месте Владимира. И вот нате! Мы с Владимиром и в ситуации почти такой же.

– Если не хуже.

– Но ты знаешь конструкцию тех установок, что нас сюда закинули…

– …но слабо представляю теорию, что за ними стоит.

– Значит, интересовался… – утвердительно заметил Николай.

– Конечно, – мрачно подтвердил Юрий, – но все равно не понимаю КАК. Как оно действует. А это главное.

Николай подошел и сел рядом.

– Будем разбираться. Вместе.

Юрий скептически и мрачно посмотрел на Николая. Но тот проигнорировал этот взгляд.

– Помнишь, когда Владимир только-только прилетел и его спросили, как он там смог такого наворотить… Ведь много из того и сейчас выглядит невозможным. Так вот, он сказал буквально следующее: «Если вы считаете что-то невозможным, значит, не знаете чего-то, что делает его реальным. Для многих «невозможно», но достаточно лишь слегка подумать, чтобы оно стало из невозможного тривиальным».

– А ты уверен, что это для нашего случая подходит?

– Юра! Давай будем дерзкими парнями! Тем более что пример у нас прямо под носом.

– Ты так считаешь?! Оптимист…

– А разве у нас есть другой выход?

Чернов тяжко вздохнул.

– Ты прав!.. Пойдем отсюда, тут холодно, – он решительно поднялся на ноги.

В столовой они увидели хозяина. Тот, заложив пальцы за поясной ремень, с озадаченным видом мерил комнату шагами. На лавке возле стены сидел Вадик и тупо, невидящим взглядом сверлил остывающий на столе чайник.

– О! И этот насычился! – мрачно пошутил Чернов.

– Очнись, балбес, чай проспишь! – пихнул Вадика в плечо Николай, усаживаясь рядом.

Вадик вздрогнул, выходя из транса.

– Но как мы сюда попали?! – была его первая осмысленная фраза.

– Важно не то, как мы сюда попали, – жестко поправил Вадика Юрий, усаживаясь напротив и наливая в кружку чай, – а то, как нам вернуться назад.

– А может, не надо назад? – вдруг спросил хозяин. – Оставайтесь здесь, заведете свое дело. Обживетесь.

– Но ведь у вас капитализм?

– Да.

– Вот поэтому мы и хотим домой, – заключил Николай.

– Но у нас вы можете стать всем, кем только захотите!

– Сильно сомневаюсь, – ответил Юрий. – Я, например, вижу обратное. Каждый день, когда мотаюсь по Сети и читаю новости. И не только.

Чернов уцепился с лету за тему, которая бы его хоть на некоторое время отвлекла от мрачных мыслей. Он переживал за все. За то, что не может находиться на Полигоне, за то, что не знает, что произошло или может произойти в этом мире с Элей, Леной, Михаилом. За то, что действительно не знает, как построить установки, которые могли бы создать вакуумную пену и, тем более, вернуть всех туда, откуда они прибыли.

– И вы убеждены, что в том СВОЕМ, – Борис Ефимович подчеркнул это слово, – социализме вы действительно добьетесь всего?

– Конечно. Вот подумайте сами, – рассудительно начал Чернов. – Чтобы «стать всем, кем захочешь», как вы говорите, в американском обществе надо обязательно быть коммерсантом, предпринимателем. Иначе ты вечно будешь на вторых ролях как минимум… либо на самом дне.

– Ну а что вам мешает стать предпринимателем, коммерсантом? Вот я за вами всеми вчера наблюдал, в вас же море энергии, если что делаете, то обязательно с выдумкой.

– Психология коммерсанта и предпринимателя, – остановил его взмахом руки Юрий, – это очень специфическая психология. Ею обладают от силы пять процентов населения. И это данные самих американцев. А остальным что делать? Вот что, например, в этот мире делать мне? Начинающему и, как говорит мой научный руководитель, весьма талантливому физику? Ведь меня совершенно не интересует техника продаж овощей, и вообще о деньгах я вспоминаю только в двух случаях – когда зарплату выдают и когда за что-то заплатить надо.

– От скромности не помрет! – скалясь во все зубы, прокомментировал Николай, но оба его замечание проигнорировали.

– И что, хватает?

– Чего?

– Денег.

– Хватает. Да даже если бы и не хватало, найти подработку не проблема.

– И вам никогда не хотелось иметь большой дом?

– А зачем? Я и так живу в большом доме.

– О-о-о, – протянул с улыбкой Николай, – он с семьей недавно переехал в новостройку – плановая замена жилья, – так у них сейчас с жильем ну очень хорошо. Впрочем, сейчас он все равно при Полигоне в коттедже живет.

– И никто из вас не желает?

– Ну даже если и желаем, то в чем проблема? – сказал Николай. – Хочешь чего-то особенного – вступай в кооператив и строй что тебе надобно. А если просто не хватает жилплощади – подаешь заявку, и максимум через два года у тебя новое жилье.

– Ну а машину разве никто не желает? – совсем удивленно спросил Борис Ефимович.

– Вот такую, что ль? – Николай тронул пальцем свою лежащую на краю стола планшетку. – Тоже не проблема. Захотел – пошел, купил. Вот моя, самая мощная, инженерная, и самая дорогая, мне примерно в два месячных оклада обошлась. Не проблема.

– Вы меня не поняли, я имел в виду автомобиль.

– В личное пользование?

– Ну да!

– А зачем?!

Изумление Николая было настолько явным, что Каменский на мгновение растерялся.

– Ну как?! Ездить!!!

– А зачем, если общественного транспорта более чем достаточно, а если нужна машина на три-пять человек, так можно свободно малолитражку в прокате взять?!

– И вам всего хватает?!

– Ну, если бы всем всего хватало, то не было бы и развития.

– Стоп! – Юрий поднял руку, чтобы привлечь внимание. – Я, кажется, понял. Вы все спрашиваете о материальном, но ведь потребности любого нормального человека материальным не ограничиваются. Вы же сами знаете. Вы, кажется, поэт-песенник. Вот вы, лично ВЫ, были бы счастливы, если бы день и ночь вас заставляли заниматься продажами и лишили возможности писать песни? Вы были бы счастливы?

– Нет. Но вот здесь и сейчас капитализм, и я процветаю. Имею два дома. По заграницам езжу.

– Ну и у нас с этим не проблема, – пожал плечами Николай. – Вон мой друг пол-Китая и Индии объездил. Я сам в Чехословакию в прошлом году ездил.

– Ну, а как здесь большинство поживает? – неустанно гнул свое Чернов.

– Ну… есть и миллиардеры. Есть и… Вообще нищие. Это правда.

– Вы уходите от ответа или его не поняли. Хорошо, уточню: если вычесть из рассмотрения десять процентов самой богатой части всего общества, как живут остальные девяносто?

Борис Ефимович надолго задумался. Ему явно не хотелось отвечать на этот вопрос.

– То есть бедно и очень бедно? – не унимался Чернов. – А вот у нас положение прямо наоборот: десять процентов живут плохо, а девяносто хорошо. Да и то, по аналогии с нашими США, могу предположить, что наша «беднота» живет лучше ваших «середняков»!

– Не верю!

– Ну, тогда мы вас к себе в гости приглашаем! Вот Юра нам всем дорогу домой пробьет, – Николай положил руку другу на плечо, – и сходим. Увидите сами!

– Ну ладно, предположим, в уравниловке все материально счастливы, – снова пошел в атаку Борис Ефимович (при слове «уравниловка»[11]11
  «Уравниловка» – искусственный термин, введенный шестидесятниками для дискредитации системы оплаты по труду, принятой в СССР. По этому «понятию» в СССР якобы одинаково оплачивался труд разной тяжести и ценности. Дискредитация впоследствии была использована для легитимации паразитизма.


[Закрыть] Юрий и Николай недоуменно переглянулись), – но вас разве не достала фальшь идеологии, навязчивая пропаганда?

– Возможно, тут я не спорю, – Николай поднял руки, – у вас было так. Но у нас и с идеологией, и с пропагандой все в порядке.

– Но этого просто не может быть! Любое коммунистическое государство по своей природе тоталитарно, и идеология его тоталитарна, и оно не может обходиться без идеологического насилия.

– Да какое же может быть идеологическое насилие над девяносто девятью процентами населения, если они полностью согласны со всеми идеологическими положениями?!

– А над одним процентом, значит, есть?

– Во-первых, не согласных с идеологией у нас не один процент, а вообще практически нет. Во-вторых, если какой-то одиночка или группа отщепенцев пытается поломать то, с чем согласно абсолютное большинство населения, то как, по-вашему, должно поступать государство? Поощрить их? Ведь любое нормальное государство должно поступать в интересах большинства населения.

– Подожди, Николай, – вмешался Юрий, – может, ты что-то неправильно понял? Тут был назван термин, который нам неизвестен, – «тоталитарный».

– Имеется в виду «тоталитаризм», – сказал Каменский.

– А что это такое?

И тут Борис Ефимович понял, что «попал». Термин «тоталитаризм» был ужасно затертый и жутко универсальный. Им объясняли практически все… и ничего. От бесконечного применения он так примелькался, что стал чем-то самим собой разумеющимся, но, как сейчас, к своему ужасу, Борис Ефимович понял, он лишь СОЗДАВАЛ ИЛЛЮЗИЮ ПОНИМАНИЯ. Пытаясь спасти положение, он вывалил на друзей пространную лекцию, но к успеху она не привела. Тем не менее все искренне пытались понять, что это такое. Даже обычно молчаливо-созерцательный Вадик вставил несколько вопросов.

– Ну, имеют люди страны единое мнение относительно чего-то… ТАК ЭТО ЖЕ ХОРОШО! Значит, умеют договариваться… Значит, не будет ссор и разногласий по поводу всякой ерунды, – Юрий пожал плечами. – Да и смысл какой? Зачем навязывать мнение, если можно просто договориться!

– Вообще «тоталитаризм» странное понятие, – хмыкнул Николай. – Навязать единое мнение всем? Гм… Ну да! Попробуй, навяжи, например, мнение вот этому, – он отхлебнул чай из кружки и указал ею на Юрия, – если он убежден в обратном. Да легче до Луны пешком дойти!!!

– Но, может, смысл этого термина в навязывании? – спросил Чернов.

– И что? Сам посуди: ну, предположим, какой-то совершенно больной на голову убежден, что капитализм лучше социализма. Ну, так пускай едет в США и работает там! Ведь никто не держит! Ему там будет о-о-очень весело!

– И то правда… – согласился Чернов, активно скребя в затылке. – Не! Боюсь, что наши миры слишком различаются, надо изучать. Юлька права с исследовательской программой…

Но эта примирительная фраза не возымела действия. Борис Ефимович, очевидно, снова сел на своего конька и закатил новую лекцию о прелестях капитализма и человеческого достоинства.

Тут было что сказать обеим сторонам, и дискуссия разгорелась с новой силой. Правда, она быстро пришла «к тем же деньгам».

– То есть получается, – опять начал обобщать Чернов, – что при капитализме, если у тебя есть деньги и власть, то тебя уважают, если нет – то нет. Но ведь большими деньгами обладают и бандиты. Они, получается, тоже уважаемые люди?!

– По штатовским фильмам так и есть! – вставил Николай.

– Вот возьмем опять наше общество, – продолжил Юрий. – У нас людей уважают только за то, что они сделали. А есть или нет у них деньги в настоящий момент – это на оценку никак не влияет. Ну и на хрен мне весь этот капитализм?! Я, к примеру, привык обо всем судить не абстрактно, а предметно. Возьмем конкретно меня и мои жизненные интересы. У меня интересная работа, люди меня уважают, у меня есть дом, где светло, тепло, уютно, есть все, что нужно для жизни. Интересной жизни. А если случится беда, так не только друзья, все государство придет на помощь! Буду я иметь это при капитализме, с его культом конкуренции и эгоизма? Вряд ли!

– А хрена мы друг другу здесь мозги парим, Юра? Я ж забыл – со мной «Большая библиотека»! – прервал друга Николай, снимая с шеи «брелок» своего стотерабайтного гигая. – Вот поставлю, и пусть человек своими глазами смотрит!

– У, блин! Точно. Забыли, – хлопнул себя по колену Юрий. – А там, кстати, и западные источники в полном комплекте.

– Там, в «Библиотеке», обычная база данных, – пояснил Николай, включая планшетку и вставляя накопитель. – У вас здесь наверняка такая же. Сейчас поставлю, и ройтесь.

Борис Ефимович с интересом влез в «Библиотеку» и с удивлением обнаружил, что, в отличие от хаотических американских аналогов, в ЭТОЙ «Библиотеке» действовал настоящий библиотечный принцип организации информации, но дополненный системой гиперссылок и весьма совершенной поисковой системой. Но это ему не помогло.

Конечно, было очень интересно рыться в информации об иной цивилизации и, как он почувствовал, более совершенно устроенной, чем его бывший СССР.

Но информации было так много, что он скоро просто в ней заблудился. Он там бродил довольно долго, боясь признаться в этом, как он считал, для себя позорном факте. Но уже через час события совершили неожиданный поворот, и стало не до «Библиотеки».

Михаил, Эля и Лена подошли к окраине села, и она показалась им очень странной. Тут они обнаружили остовы сельскохозяйственной техники, грузовых и легковых авто. Все они были ржавые и засыпанные снегом.

– И чего они их на металлолом не сдали? – недоуменно спросила Лена, проходя мимо этого «кладбища».

Дальше – больше. Дома в селе были ужасно обшарпанные. Более-менее прилично выглядели лишь бревенчатые. Стали попадаться люди. Они также не производили впечатления благополучных. Даже те, кто был трезв, носили либо очень потрепанную одежду, либо что-то весьма серое, убогое. Лица людей были угрюмы. В глазах у многих читалась безысходность.

По мере продвижения вперед странностей появлялось все больше. Вскоре им открылся целый квартал новостроек. Они производили впечатление – дома были не просто хорошие, а шикарные, многие имели три этажа.

Практически все, даже те, которые были недостроены, были обнесены высоченными, красного кирпича, заборами. На многих заборах торчали железные заостренные штыри или нечто подобное. Над одним даже тянулась колючая проволока.

– Странно. Похоже на военный объект… но не он! – с удивлением отметил Михаил.

– И улицы у них от снега не чищены! – почти с обидой сказала Леночка, вышагивая по-прежнему на лыжах посреди улицы.

– Дичь какая-то, – поморщилась Эля.

Тут они увидели семенившую по только что протоптанной в снегу траншее женщину, выглядевшую достаточно вменяемо и коммуникабельно. Через минуту они уже узнали, где что находится, а также кучу совершенно не нужных им местных новостей и сплетен.

Как ни странно, но, начиная от магазина, улица была где-то как-то расчищена. По крайней мере, пешеходы могли пройти по тротуару.

Проезжая же часть улицы была засыпана снегом. Обычный маршрутный автобус вряд ли проехал бы по этим сугробам.