Текст книги "Царь опричный"

7
Начало Русско-Литовской войны 1561–1570 гг

В медовый августовский месяц царю стали поступать первые донесения военных столкновениях между литовскими и московскими отрядами на территории Ливонии. Не дожидаясь окончания заключённого ранее срока перемирия литовский отряд, починённый гетману Николаю Радзивиллу, напал на крепость Тарваст, где засели русские воины. После непродолжительной осады город был взят штурмом, русский гарнизон пленён. Радзивилл проявил неожиданную для царя снисходительность: ограбленных русских воевод, их отпустили восвояси с позором: «Это наш свадебный подарок царю московскому. Но высланные на помощь московские войска под командованием воевод Василия Глинского и Петра Серебряного-Оболенского настигли литовский отряд и разбили под Пернау (нынешний эстонский град Пярну).

Уступленная и разграбленная крепость Тарваст была возвращена, но по «государеву приказу», но как символ позора, была разрушена до основания и сожжена. Однако, после обмена сторонами взаимными ударами, столкновения Литвы и Москвы на этом не закончились. В начале сентября 1561 года литовские войска вторглись в юрьевские и керепетские земли и в Новгородский уезд, нарушив нечёткие государственные рубежи Русского государства. Дело в том, что границы между Литвой и Московской Русью, несмотря на все мирные договора, были зыбкими и передвигаемыми. Местным жителям этих земель было виднее изнутри, где в действительности проходят границы. При этом возникали значительные «споры на меже», взаимные набеги, грабежи, пленение крестьян. Но всплеск жестоких пограничных конфликтов возникал чаще всего, когда государства – в конкретном случае, Литва в 1561 году – срывали перемирия. Уже в январе 1562 года по приказу царя смоленский воевода Морозов двинулся воевать Мстиславльские волости, а 25 марта дополнительная Рать двинулась в литовские земли на Оршу, Добровну и Мстиславль. Одновременно из Стародуба был совершен рейд отряда под началом Путивльского наместника Мещерского с целью разгрома очагов сопротивления в Могилевских, Чечерских и Попойских земель.

Наконец, 21 мая 1562 года сам царь Иван Грозный выступил в поход на Литву. Войско под его начало двинулась из Москвы к Можайску. Царя провожал его двор и, разумеется, царица Марья, только начинавшая понимать русскую речь и говорить по-русски. Царь сказал на прощание царице:

– Можайск – священный для всех русских и их государя город. Все государи московские, мой дед Иван Великий, отец Василий Третий, и я тоже молились за победу русского оружия у деревянного образа Николы Можайского Чудотворца. Сейчас я тоже буду молиться у этого святого образа, который больше всего любила моя матушка Елена, в жилах которой текла литовская кровь, и в моих жилах тоже течёт литовская кровь. На чьей стороне будет Никола Можайский Чудотворец с мечом в руках, тот и победит…

– Он, что иногда бывает на стороне литовского войска? – спросила Мария.

– Иногда бывает на стороне противника, потому что у иконы есть языческие природные корни литовского племени голяди. И сам нынешний Можайск является историческим преемником града голяди Голяда…

Царь вспомнил, как часто ездил в Можайск на молебны с матушкой Еленой, женой Анастасией, подумал, задумавшись глубоко о том, что обязательно возьмёт с собой туда Марию, но не сейчас, ибо всё впереди так зыбко и неопределённо.

– Когда ты, государь, возьмёшь, меня с собой в Можайск к драгоценному чудотворному образу?

– Как только ты подаришь мне сына, царица, – весело и радостно ответил царь. – Ты должна знать, любимая, что цари рождаются на русской земле не для того, чтобы показывать свою удаль в схватках с девами в царских опочивальнях, а для того, чтобы сражаться за честь русского православного государства с серьёзными противниками на западе и востоке.

– Ты, государь из царей победителей не только на царском супружеском ложе, но и на поле битвы…

– Не сглазь, царица души моей, всегда боялся и боюсь внутренней измены… О том и буду молиться у Николы Можайского, чтобы не было в моём войске и вообще в Русском государстве, предателей и изменников… Я должен победить короля Сигизмунда, заставить пойти на выгодный Москве мир… А ты, царица должна родить мне сына-воина… Тогда мы поедем на молебен к чудотворному образу Николы Можайского и осыплем дарами, воистину, царскими…

А русско-литовская война разгоралась не на шутку, развернулись настоящие полномасштабные военные действия. Под городом Невелем (ныне земли Псковской области) 15-тысячное русское войско под началом Андрея Курбского сразилось с крупным 4-тысячным литовским войском, где за Литву выступили полторы тысячи польских наёмников во главе с воеводой Станиславом Леснопольским.

Несмотря на значительный численный перевес войско Курбского не смогло разгромить противника, к тому же понесло ненужные большие потери убитыми и ранеными. Войско Лесновольского, состоящее из польского вспомогательного корпуса и литовского ополчения, не могло выполнить свою главную задачу опустошения земель под Невелем, понеся значительные потери и отступив восвояси. Но формальная ничья Невельской битвы вызвало сильное раздражение царя Ивана и могла стать одной из главной причин скорой опалы князя-боярина из знаменитого рода Ярославских Рюриковичей.

Весь 1562 год прошёл в опустошительных грабительских набегов с обеих сторон, где трудно было хронистам выделить чьи-то значительные успехи. В Ливонии же Литва и Москва практически прекратили активные действия друг против друга, стараясь сохранить и защитить уже захваченные позиции-владения. Главной причиной выжидательной тактики русских войск стало продвижение вглубь Ливонии шведской хорошо вооруженной армии. Швеция, ведя открытую завоевательную политику, претендовала на передел всей Ливонии.

В данной ситуации король Сигизмунд, не имея ни средств, ни желания вести боевые действия с царём Грозным, решил тянуть время через мучительные переговоры с ним. Грозный, опасаясь союза против Москвы Литвы и Швеции, был вынужден принимать королевского посла Корсака и отвечать на жалобу Сигизмунда, мол, после неудачного их «брачного дела», вступив в новый брак, царь обижает короля и не хочет с ним желанного мира.

Царь отвечал королю без обиняков и околичностей: «Во всём твоём писанье не нашли мы ни одного такого дела, которое было бы прямо написано: ты писал все дела ложные, складывая на нас неправду…»

В ноябре 1562 года в Москве было принято кардинальное решение о подготовке похода многочисленной русской армии на Полоцк. Выбор Полоцка узловым местом нападения на Литву был связан с тем, что с 1513 года государь Василий III пытался предложить Священной Римской империи признать право Москвы на Полоцк, Витебск и Киев, в обмен на права имперских войск на вторжение в Прусские земли, захваченные у древнерусского государства Ягеллонами Великого Литовского княжества. А начиная с 1517 года Москва, в лице государя Василий III, упоминала Полоцк во всех случаях декларирования претензий на «исконно русские земли», перешедшие «незаконно» к династии Ягеллонов. А сейчас эта воинственная и успешная династия выродилась по мужской линии, оборвалась на бездетном, больном неприличной болезнью (по придворным слухам) короле Сигизмунде-Августе. Ведь завоевание Полоцка Москвой Иван Грозного могло бы произвести колоссальный эффект в умах польской и литовской шляхты: русский царь, своим вторым браком привлекший на свою сторону воинственные народы Северного Кавказа, на время обезопасив себя от набегов крымчаков хана, от слов дипломатии перешёл к языку огня ружей и пушек и сабель. И за Полоцком падут Киев и Вильно и Литвы и Польши будут отобраны многие утерянные Русью «законные» древнерусские земли.

Русские войска 30 ноября двинулись через Можайск и Торопец к Великим Лукам, а 5 января 1563 года туда прибыл царь и, встав во главе армии с числом воинов около 50 тысяч, двинулся на Полоцк. Это был один из крупнейших военных заграничных походов русской армии в 16 веке и он обязан был стать для короля Сигизмунда-Августа и литовских и польских полководцев. Царь великолепно от своих тайных агентов, включая богатея-иудея Илью, в стане противника, что Полоцк являлся к тому времени крупной и хорошо укреплённой крепостью, которую никоим образом не возьмёшь с кондачка. Поэтому несколько тысяч обозных крестьян тащили к Полоцку двести пушек и одну стенобитную пищаль «Единорог», стреляющую пудовыми снарядами.

Воеводы обещали своим воинам свободу грабежа «богатого жидовского города», где проживало преобладающее еврейское население торгашей и ремесленников. Видя по мере приближения его войска к конечной цели опьянение от скорой битвы и свободы грабежа города, царь постоянно мрачнел рассуждая на давно мучающую его тему: «Война – это всегда кровь и смерть. Победу в кровавых битвах и в белоснежных перчатках полководцы не добывают никогда. Придётся искупаться по локоть в крови виновных и невинных. Но неужто моим воеводам и воинам ничего кроме вражеской крови и свободы грабежа ничего не надо? Неужто не нужны никакие другие божьи свободы, кроме свободы жечь, резать и грабить? Но ведь эти воеводы и воины могли сейчас сидеть дома, лежать в холод за окнами на печи, баб обнимать, детей стругать в плотских схватках… А ты, царь, бросаешь своё войско в кровавое дело, подчиняясь идеи фикс – расширить жизненные пространства Московского государства, вернуть утраченные предками, погрязшими в удельных княжеских усобицах, прорваться Руси к морю… Но за прорыв придётся заплатить своей и чужой кровью, увидеть кровавого демона насилия и грабежа… Но чтобы восторжествовала бессовестная свобода ограбления и добывания трофеев надо ещё взять этот хорошо укреплённый город… Без осадной артиллерии здесь царю делать нечего, только утереться и возвращаться восвояси на радость изменническим боярским партиям, удельным князькам-феодалам…»

Его отвлекли от мыслей дружинники-телохранители: «К государю посланник с важным сообщением первостепенной важности». Это был добравшийся с трудом до царя Илья радостными известиями:

– Крымский хан не ударит своим войсками тебе в тыл, государь, а король Сигизмунд не готов выслать городу большое подкрепление, рассорился со многими воеводами…

– В чём суть и причины ссоры?..

– Многие воеводы настаивают на более глубоком военном союзе Сигизмунда со шведским королём, но тесть не желает утруждать своими нуждами зятя, откладывая союз на отдалённую перспективу, даже не обозримую…

– Не хватало ещё сейчас со шведами воевать, не взяв Полоцка, увязнув там в длительной осаде…

– Возьмёшь, возьмёшь ты, Полоцк, государь, мои люди оттуда, что войско и ополчение из иудеев не намерено слишком усердствовать в кровавой обороне… Но при одном условии…

– Условие до битвы? – царь гневно сдвинул брови. – Ты вправе диктовать мне условия для моей победы…

– Не придирайся, государь, к словам… Ты же приучил говорить тебе только правду и суть твоей царской выгоды…

– Какая же выгода, Илья?

– Тебе надо будет отпустить воинственных шляхтичей, которые тебе сдадутся, не слишком утруждая себя кровавым смертельным сопротивлением, а также богатых иудеев из моей партии… Ведь иудеи помогали тебе раньше… – Илья многозначительно посмотрел на царя. – И дальше будут помогать… Но твои воины ради грабежа и добычи трофеев могут выместить свою свирепость на жидах… А шляхту надо отпустить и даже подарками наградить за слабое сопротивление трофейными или какими ещё… Ведь Полоцк – самый богатый город Литвы, и добыча, трофеи там …

– …А зачем мне отпускать шляхтичей? Где интерес московского царя в твоих интригах?

– Вот это уже вопрос не рядового воеводы, а государственного мудрого мужа-царя… Ведь при скором объединении Литвы и Польши в Речь Посполитую шляхта может сама пригласить тебя на трон, без всякого брачного дела с королевной Екатериной… Вот такой исход возможен, если тебе не помешают твои беглецы и внутренние изменники-заговорщики…

– И такие есть?..

– И уже есть… и ещё будут… – интригующе пообещал Илья. – Такова традиция не только Польши и Литвы, но и Руст в большей степени… ваши государи молятся на свои святыни и пепел войн и поражений традиционно, а над вперёд глядеть, без шор, с перспективой…

– Русская православная традиция – это не только жертвенное поклонение пеплу, а передача святого огня потомкам от государей и героев, идущих на жертвы. Вот так-то, жид Илья… Но я от тебя услышал суть предложения по шляхте и жидам-богатеям и по перспективам тронным… Только так скажу о своей возможности стать императором: со своими бы внутренними русскими интригами и изменниками разобраться. Ведь в той же Литве и Польше свои интриги общие на виду и закулисные – там чёрт ногу свою костяную сломит.

8
Полоцкая битва и развязка

Царь приказал в походе армии на Полоцк везти всё продовольствие с собой для скрытности и устранения грабежа население. Подразумевалось само собой: будет взят город, и он будет отдан на разграбление. Но тайну похода при самом подходе к Полоцку не удалось сохранить, ибо первым сбежал и переметнулся на литовскую сторону воевода Богдан Хлызнев-Колычев. Когда царю доложили о первой измене в войске, он закрыл руками перекошенное от ужаса и презрения лицо. Подумал: «Сколько ещё будет на моей стезе государевой измен и предателей из воевод, бояр, князей, родичей дальних м близких», но тут же взял себя в руки, прошипев свистящим шепотом:

– Собаке собачья смерть, убить изменника, надо же назвали Богдан при рождении… Жизнь ему Бог дал, а после измены его Бог возьмёт жизнь нашими мстительными руками за измену…

– Как бы король не прознал через изменника про нас и подкрепление не выслал для спасения Полоцка, вдруг очухаются и нам в спину ударят? – Спросил воевода Пётр Иванович Шуйский.

– Не успеет ничего предпринять Сигизмунд, поверь, Пётр, на слово царю. Он знает, что говорит. Ни король, ни хан не ударят в спину. А изменника, как собаку бешеную, убить, чтоб другим не было повадно.

Только гетман Литвы, узнав от изменника Богдана о подошедшем войске царя к стенам Полоцка, начал собирать полки. Но под Полоцк они могли успеть только в том случае, если осада крепости затянулась на недели и месяцы. Городской гарнизон с главным воеводой Полоцка Станиславом Довойны был брошен на произвол военной судьбы. Грозный догадывался о печальной судьбе гарнизона, но держал в уме просьбу своего тайного агента Ильи насчёт шляхты и иудеев-богатеев. Подойдя к Полоцку к 31 января 1563 года и расставив полки вокруг крепости для осады и штурма, царь послал в крепость своего доверенного посла с предложением сдачи и перехода под начало Русского государства православного царя на условиях самих осаждённых полочан. Но посла убили. Потом уже выяснили, что посла убил предатель Богдан, чтобы этим актом выразить презрение к царю и его войску захватчиков и насильников. Убийство посла разъярило всех от царя до простого воина и обозника-крестьянина.

Полоцк, расположенный на высотах, в углу, образованном слиянием реки Полоты с рекой Западной Двиной, состоял из Большого города, Острога и Стрелецкого города, укреплённых крепостной оградой из внутренней и внешней стены. Первая попытка штурма была предпринята утром 5 февраля. Отчаянные стрельцы под началом Ивана Голохвостова умело подожгли крепостную башню над Двиной, взяли её и вошли в Острог, однако не смогли там удержаться и вынуждены были отступить без поддержки артиллерии. До вечера Полоцкую крепость обстреливала только лёгкая и средняя артиллерия, но и её мощи хватил на то, чтобы воевода Довойна запросил двухдневных переговоров на предмет сдачи. Воевода надеялся на подход войск гетмана Радзивилла, по слухам численность в 40 тысяч воинов.

А русским воинам хватило всего дня, чтобы на позициях прямого выстрела установить тяжёлую артиллерию. К тому же царь от своих агентов, включая Илью, знал, что кроме преобладающего населения иудеев, в Полоцке было много православных жителей, готовых вместе со своими священниками на компромисс добровольной сдачи и подчинения без репрессий царю. Против войска Радзивилла, оказавшегося в десять раз меньше численности, приписываемой слухам, был выдвинут сильный смешанный отряд воевод Репнина и Ярославова с тридцатью пушками. От боевого столкновения Радзивилл уклонился и ушёл восвояси, не в силах помочь осажденному Полоцку.

После срывов переговоров вечером 8 февраля заговорила тяжёлая артиллерия, подведённая под самые городские стены. Современники в хрониках записали: начался такой пушечный гром, что «казалось, небо и вся земля обрушились на Полоцк. Крупнокалиберные снаряды взламывали стены, разрушали строения, страшный пожар вспыхнул на посаде, уничтожая тысячи и тысячи дворов полочан. Польский гарнизон был «втоптан» в замок, но не сдавался. Тяжёлая артиллерия была передвинута к стенам замка на выжженное место посада: огнём тяжёлых пушек было разрушена четвёртая часть укреплённых участков стены – «городен» – составляющих бастион замка. Цитадель поляков могла пасть в любой момент из-за лютых пожаров в самом замке, защитники которого больше тушили огонь, чем отстреливались.

Но утром 15 февраля 1563 года открылись городские ворота, из которых вышла процессия православных священников во главе с епископом Арсением, объявляя о сдаче города воеводой Давойна и призывая к милосердию царя. Грозный слово своё сдержал. Польский гарнизон был отпущен из цитадели с развёрнутыми знамёнами и оружием в руках, командиры-ротмистры получили от царя богатые дары – соболиные шубы, подшитые драгоценными тканями, и золотые монеты. Даже простые польские воины получили царские подарки и золотые и серебряные монеты за проявленное мужество в обороне. После договоренности с воеводой Давойной навстречу русскому войску из Полоцка вышло «3907 мужского полу, а жонок и девок 7253 и обоего пола 11160 человек». Много было убитых, а одном из них, разорванным снарядом, узнали изменника-воеводу Богдана, о чём передали царю его же словами: «Бог дал и Бог взял изменника».

Царь был рад, что обещание, данное агенту Илье, было выполнено и с польской, литовской шляхтой, и с богатеями-иудеями, принявшими крещение. Шляхте было велено сказать королю, что царь не желает войны с королём. Богатые иудеи были отпущены на все четыре стороны, а бедные полоцкие евреи, не пожелавшие принять обряд православного крещения, были утоплены в Двине. О том первая Псковская летопись повествует: «Которые были в городе люди жидове, князь великий велел их в воду речную вметати и утопили их»

Въехав на коне в побеждённый Полоцк, Иван Грозный принял титул князя полоцкого, слушал обедню в Софийском соборе и написал послание митрополиту Макарию: «Исполнилось пророчество русского угодника, чудотворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плечи врагов его: бог несказанную свою милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк нам в руки дал».

После взятия Полоцка, где был оставлен гарнизон с князем Иваном Шуйским и воеводами-братьями Василием и Петром Серебряными-Оболенскими пятнадцать тысяч всадников русской и татарской конницы вышли на виленскую дорогу, на которой не было крупных крепостей до столицы Литвы. Литовская и польская шляхта была в ужасе оттого, что защищать Вильну, фактически некому. В Литве и Польше зимой 1563 года стали популярными слухи о «серебряном гробе», заказанном царём Иваном Грозном для короля Сигизмунда-Августа, который скоро будет выставлен перед войском Москвы при походе на Вильну. Этот слух сочетался с реальностью грабежей и погромов в окрестностях Полоцка на виленской дороге, вослед умчавшейся в Вильну русской и татарской конницей. «Законное, по праву победителей» мародёрство московских воинов сочеталось с тем, что «в иные имения и сёла вступают и посягают на их собственность, и людей на присягу приводят клятвами верности, а иных, кто не даст такой присяги, в полон берут». Захваченные земли и крестьян дети боярские «тянули к Полоцку».

Узнав о взятии Полоцка король Сигизмунд отправил к царю послов с предложением длительного перемирия. Одновременно коварный король отправил свои грамоты шведскому королю Эрику, где призывал того начать войну с Москвой. Агент Ивана Грозного осуществил свою тонкую диверсию с перехватом этих грамот русскими воинами. По сему поводу Иван Грозный имел право поиздеваться над послами, обслуживающих интересы королей-родичей с недавнего времени и писал по сему поводу: «К нам пишет, что Лифляндская земля его вотчина, а к шведскому пишет, что он вступился за убогих людей, за повоеванную и опустошенную землю. Значит, это уже не его земля!»