Текст книги "Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров"

А еще через год в Сибири появился «лесник» – стрелецкий голова (был такой воинский чин) Данила Чулков, самым решительным образом изменивший политическую ситуацию в Сибири…

Штурмовать Искер, где сидел Сейдяк, ему заранее запретили. Поэтому Чулков какое-то время старательно притворялся, что занят исключительно мирным строительством. Он и в самом деле построил километрах в двадцати от Искера острог, названный Тобольским и ставший впоследствии городом Тобольском, столицей русской Сибири в XVII–XVIII столетиях. Одновременно Чулков присматривался и приглядывался к окружающему и окружающим, изучая ситуацию…

Подходящий момент настал примерно через год. Неподалеку от Тобольска в сопровождении нескольких сотен джигитов охотились довольно важные персоны: Сейдяк (старавшийся поддерживать с русскими более-менее мирные отношения), уже отлично нам знакомый Карача (давно переметнувшийся к Сейдяку), и с ними – султан Ураз-Мухамед, племянник хана Казахской орды.

Чулков пригласил сановных гостей на званый пир. Правда, в Тобольский острог он согласился впустить только сотню джигитов, а почетным гостям предложил снять оружие перед тем, как сядут за стол, – мол, таков уж русский обычай.

Гости вошли. Им приятно улыбались сидевшие за столом атаман Мещеряк и еще несколько старых «ермаковцев». Сейдяк и султан отнеслись к этому равнодушно (они вообще раньше с «ермаковцами» не встречались и в лицо их не знали), а вот Карачу наверняка прошиб холодный пот – у него-то как раз были с Мещеряком и прочими казаками старые счеты, ему могли припомнить и вероломное убийство Ивана Кольцо, и прочие художества…

Дальше было совсем просто. Казаки и стрельцы в два счета повязали дорогих гостей и перебили заехавших с ними в острог татар. Потом набросились на тех, кто оставался за воротами, и разнесли их в пух и прах (правда, в бою погиб атаман Мещеряк). Обитавшие в Искере татары, узнав об этаких политических новостях и опасаясь неприятностей и на свою голову, на всякий случай разбежались кто куда – и Искер был заброшен навсегда. Таким нехитрым ходом с политической шахматной доски убрали пусть и не ферзя, но и не пешку – единственного из трех ханов сибирских и тюменских, который хоть что-то из себя представлял (двое других, папа с сыном, болтавшиеся где-то по степям и буеракам, никакой угрозы не представляли). Сил у Сейдяка было не так уж и много, но, сидя в Искере, он, говоря современным языком, обладал некоторой легитимностью – а русских такое положение дел уже не устраивало…

Карача с тех пор выпадает из писаной истории – зная недоброе отношение к нему казаков, можно предполагать, что старый прохвост попросту не дожил до окончания банкета. Зато Сейдяка, а заодно и султана под конвоем отослали в Москву. Там они не цепями гремели в сырой темнице – получили земли, деньги и чины и были определены на русскую службу. Старая традиция Москвы в обращении со знатными ордынскими пленниками. Все они получали немаленькие «пожалования» и делали неплохую карьеру на русской службе (если принимали крещение, могли подняться вовсе уж высоко). Что характерно, служили они верой и правдой, измены или предательства с их стороны история ни разу не зафиксировала – феодализм, как и было сказано…

Кроме того, немало знатных вельмож из Казани, Астрахани и Крыма добровольно «выезжали» на службу к великим князьям Московским. Причины были самые житейские: несмотря на знатность, особенной фортуны им на исторической родине ждать не приходилось. Одного из них, астраханского царевича Шигалея, отец Ивана Грозного Василий III даже протолкнул на должность казанского хана – понятно, для того, чтобы тот вел прорусскую политику. Шигалей оправдывал доверие, как мог, – а будучи свергнут с престола «крымской» партией, был военачальником у Ивана Грозного, ходил походом на Казань (наверняка мстительно ухмыляясь).

Несколькими десятилетиями ранее великий князь Василий II Темный вел ожесточенную борьбу за московский престол с соперником Дмитрием Шемякой. В нескольких сражениях на стороне Василия дрался еще один «выехавший» – царевич Касим. За заслуги в конце концов Касим награду получил нешуточную: целое государство, пусть и небольшенькое. «Под него» Василий создал в своих владениях вассальное Касимовское царство (на левом берегу Оки). Просуществовало оно более двухсот лет, и все это время касимовские татары Руси служили верой и правдой (именно касимовским царем закончил дни Шигалей).

С другой стороны, в более ранние времена и русские князья, не видевшие на родине ни малейших карьерных перспектив, «выезжали» на службу в Золотую Орду, где порой занимали немаленькие посты (самый яркий пример – князь Федор Красный). Ни на Руси, ни в татарских ордах «выехавших» на службу за границу не считали ни изменниками, ни предателями – люди имели право.

А теперь немного конспирологии – для любителей. Впрочем, вполне может оказаться, что это и не конспирология вовсе, а суровая историческая реальность…

Всем известна история завоевания Сибири, выглядящая, в общем, незатейливо: татары-грабители не на шутку достали сугубо частных лиц, предпринимателей с образованием юридического лица Строгановых, те опять-таки частным образом наняли известного главу частной военной компании Ермака и отправили в Сибирь – с известными последствиями. Вроде бы просто, как дважды два. Однако есть серьезные основания полагать, что реальная история обстояла гораздо сложнее и интереснее, а только что изложенное выше – официальная версия, заброшенная в широкие массы, русские и иностранные, людьми Ивана Грозного. Как более благолепная. И такие пиар-вбросы, и информационную войну уже в те времена неплохо освоили и на Руси, и на Западе.

Начну издалека. В детстве и в подростковом возрасте я любил читать книги, написанные журналистами-международниками из АПН (было такое Агентство печати «Новости», рассылавшее корреспондентов по всему свету). Особенно мне нравились книги о далеких экзотических странах вроде Цейлона (так тогда именовалась нынешняя Шри-Ланка). Написаны они были, нужно отметить, интересно и отнюдь не бездарно.

А во времена разгула перестройки и в девяностые вереницей пошли другие книги тех же самых журналистов, описывавшие то, чем они втихомолку занимались параллельно с журналистикой. Разведчики, ага, все при воинских званиях.

Еще в советские времена получил широкое распространение термин «искусствоведы в штатском» – так называли людей вроде бы мирных и безобидных профессий, у которых в дальнем уголке шкафа за цивильными пиджачками висел мундир с офицерскими погонами. Впрочем, иногда его не было: повышение в воинских званиях (особенно во внешней разведке) осуществлялось только на бумаге, а мундир так никогда и не бывал пошит. Разумеется, это не советская придумка: подобных «искусствоведов в штатском» всегда хватало во многих странах. Пожалуй, больше всего – в Англии, хотя и о других державах можно рассказать немало интересного…

Так вот, при вдумчивом изучении истории быстро обнаруживается, что Строгановы были не только промышленниками и купцами, но и натуральнейшими «искусствоведами в штатском». До самой отмены Иваном Грозным опричнины среди опричников числились и Аникей Строганов, и трое Строгановых-младших. А это уже крайне интересно. «Для почета» в опричнину не записывали никого и никогда. Все до единого опричники были приставлены к каким-то серьезным делам: военным и гражданским, спецслужбистским, внутриполитическому сыску. Все они были особо доверенными людьми Грозного, приносившими особую присягу на верность.

Вот и выходит, что Строгановы – не только предприниматели, но и «госслужащие», причем самой крутой тогдашней конторы. С учетом этой информации совершенно в другом свете предстает та самая уникальная привилегия, данная царем, – право заводить крепости и ставить в них свои гарнизоны с пушками. Получается, что она была дана не «частным лицам», а «искусствоведам в штатском», занимавшимся потаенной пограничной службой и организацией продвижения русских за Урал.

Точно так же и Ермак Тимофеевич при вдумчивом рассмотрении предстает не таким уж частным лицом и «вольным» казаком. В Москве, в Оружейной палате, хранится несколько его подлинных знамен. Особый интерес представляет одно из них: синее, с широкой красной каймой, расшитой затейливыми узорами и по углам – розетками в виде цветов. Узоры и цветы, в общем, неинтересны. А вот кое-что другое…

В центре на синем фоне нашиты две фигуры из белого холста – стоящие на задних лапах единорог и лев, в точности такие, что поддерживают щит с гербом Великобритании.

Никакого «английского следа» тут искать не следует. Это русские государственные символы! Как и в Англии, лев и единорог («инрог») с давних времен использовались в русской геральдике. Лев олицетворял собой силу и могущество, единорог был символом благоразумия, чистоты и строгости нравов. Их можно увидеть и на монетах Московского государства, причем золотых, и на государственных печатях. Сохранился трон Ивана Грозного, где пониже двуглавого орла прикреплены лев и «инрог».

Так что «вольный» казак Ермак, якобы обычный наемник на купеческой службе, отправился в сибирский поход под знаменем с московской государственной символикой. Казаки, конечно, были народом своевольным, но вряд ли кто-то из них осмелился бы самовольно изготовить такое знамя – за подобные штучки в те времена можно было быстро лишиться головы. Отсюда вытекает вполне убедительная версия: за походом Ермака в Сибирь стояло государство в лице Ивана Грозного. Расклад простой: при неудаче или в случае серьезных осложнений с сибирскими татарами всегда можно откреститься, свалив вину на выходки «частных лиц». А знамя… Ну что – знамя? Казаки – известные своевольники, мало ли что им в голову взбредет…

Тактика, прекрасно известная давно и повсеместно. На море ее в те же времена успешно применяли англичане, опоздавшие к разделу богатых золотом американских земель меж Испанией и Португалией. Официально Англия войны против Испании не вела, Боже упаси, англичане – сугубые джентльмены и международное право соблюдают. Однако по Атлантике и прибрежным американским водам в немалом количестве плавали совершенно частные лица, пираты родом из Англии. Перехватывали испанские «золотые караваны», которые везли в метрополию золото, серебро, драгоценные камни – а позже, объединяясь в неслабые бригады с пушками, нападали на богатые испанские прибрежные города и грабили их дочиста.

В ответ на жалобы испанских дипломатов официальные лица в Лондоне разводили руками и с сокрушенным видом объясняли, что это озоруют для своей собственной выгоды преступные элементы, с которыми у британской короны нет никакой возможности справиться. Если благородные доны их изловят и перевешают, правительство Ее Величества будет это только приветствовать – ведь чернят репутацию Англии, ироды-самовольщики…

Испанцы все понимали, но доказать ничего не могли. Меж тем как-то так получалось, что значительная часть золота и самоцветов оседала в подвалах Тауэра (игравшего роль не только главной государственной тюрьмы для важнейших преступников, но и королевской сокровищницы). Иные «джентльмены удачи» получали потом звания адмиралов английского флота. Один из них завершил свою карьеру губернатором английской Ямайки. Другой и того пуще – получив титул, стал основателем и поныне существующего герцогского рода. Некоторые, правда, попадали за решетку либо на виселицу – но исключительно те, кто мало отстегивал «крыше» в лице британских монархов или недостаточно гибко колебался в соответствии с текущей политической линией (примеры – позже).

Гораздо раньше ту же тактику освоили новгородцы. Их лихих ушкуйников, грабивших на Волге всех подряд, без различия на мусульман и православных, снаряжали в походы за долю в добыче богатые новгородские бояре и купцы. А командовали ими сплошь и рядом новгородские воеводы, на какое-то время, понимаешь, ушедшие в отпуск со службы. В ответ на все протесты ордынских ханов и русских князей новгородские официальные лица разводили руками и с сокрушенным видом объясняли: это «балуют робяты молодые», с которыми у новгородских властей нет никакой возможности справиться. Новгородские пираты обнаглели до того, что создали самую настоящую русскую Тортугу – город Хлынов (на месте которого располагается нынешняя Вятка). Чтобы разгромить это флибустьерское гнездо, на время оставили распри и объединили усилия московский великий князь и казанский хан, отправив к Хлынову объединенное войско…

Кстати, атаман Иван Кольцо за два года до того, как ограбил ногайское посольство, воевал против тех же самых ногайцев, нанеся им несколько чувствительных поражений. Воевал, как установлено историками, при тайной поддержке и подстрекательстве Москвы, для которой ногайские орды представляли нешуточную угрозу. Ну а потом времена изменились и потребовался уже мирный договор с ногайцами – однако Ванюха, в политических тонкостях и дипломатических играх разбиравшийся плохо, при виде старых неприятелей не смог удержать руки в карманах.

Точно так же в Англии угодит за решетку, а потом и на плаху знаменитый пират (по совместительству еще поэт и автор философских трактатов) Уолтер Рэли. За прежние заслуги он получил от английской королевы титул лорда, но потом, в точности как Иван Кольцо, не учел нюансов выписывавшей сложные зигзаги международной политики. Текущий момент требовал от британской короны поддерживать мирные отношения с испанцами – а Рэли как раз в это время испанцев по старой памяти погромил и пограбил…

Не знаю, что из него за философ, а вот поэтом он был талантливым, о чем легко судить по русским переводам его стихов. Не угодно ли?

 
Три вещи есть, не знающие горя,
Пока судьба их вместе не свела.
Но некий день их застигает в сборе,
И в этот день им не уйти от зла.
Те вещи: роща, поросль, подросток.
Из леса в бревнах виселиц мосты.
Из конопли веревки для захлесток.
Повеса ж и подросток – это ты.
 

Вот так. Стихотворение послано сыну из тюрьмы…

Вернемся к московско-казацким делам. Почти на всем протяжении XVII века Романовы использовали ту же тактику. Нормально донские казаки числились (и были) независимыми. И частенько воевали с крымскими татарами и засевшими там же турками. Из Москвы к ним без лишней огласки регулярно отправляли деньги и хлеб, порох и свинец. Турки и татары всё понимали, но доказать ничего не могли. В ответ на все жалобы их послов в Москве разводили руками и сокрушенно отвечали: донские казаки – «народец воровской», никому не подчиняются, а уж тем более московскому царю, и у Москвы нет никакой возможности с ними справиться. Вот ежели турки с татарами их сами переловят и перевешают – милости просим, сделайте такое одолжение, самим поперек горла стоят…

Одним словом, учитывая все вышеизложенное, вовсе даже и не конспирологией выглядит версия, по которой Ермак и его дружина – «вежливые люди» Иоанна Васильевича Грозного. Однако даже после серьезных успехов Москва предпочла не афишировать свою роль в событиях – и «широкой общественности» была предъявлена другая (причем достаточно убедительная) версия. Ну а Ермак Тимофеевич по заслугам стал героем русского фольклора. Причем народная фантазия, ничем не стесненная, разгулялась настолько, что появились былины, в которых Ермак живет и совершает многочисленные подвиги во времена… князя Владимира Красно Солнышко и Ильи Муромца.

Глава 6. Хождение встречь солнцу

Испанское завоевание Америки именовалось Конкиста – что, собственно говоря, и переводится на русский как «завоевание». Продвижение граждан новорожденных США на запад – «фронтир», а также «подвижная граница». Походы русских на восток в те времена получили название «хождение встречь солнцу» (если точнее – «хожение», так это слово тогда произносилось и писалось). Русские отряды двигались навстречу восходящему солнцу (кстати, по-польски «восток» так и будет – «восход», «запад», соответственно – «закат», север – «полночь», а юг – «полдень». По-моему, красиво и образно).

Запущенный однажды механизм работал исправно. Русских уже было не остановить – ни у кого из обитателей Сибири не нашлось бы сил и возможностей. Игру еще со времен Мансурова вела держава. Подробно описывать события, случившиеся после падения Искера, не стоит: за некоторыми исключениями, они выглядят довольно скучновато. В кратком изложении: царские воеводы с отрядами стрельцов, казаков и «служилых людей» методично и целеустремленно продвигались все дальше и дальше на восток, ставили многочисленные остроги (большинство из которых становилось потом городами), «объясачивали» местное население – иногда мирным путем, иногда, что греха таить, военным. Довольно быстро вдобавок ко всем имевшимся появилась еще одна головная боль – англичане, народец пронырливый и вездесущий. Они еще в 1553 году открыли морской путь в Архангельск (знаменитое плавание капитана Ченслера, автора весьма объективных записок о России, заслуженно считающихся до сих пор ценным историческим источником). А в 1583 году английская королева Елизавета отправила Грозному личное послание, в котором, как сказали бы в Одессе, просила сущих пустяков: всего-то навсего предоставить английским купцам монополию на торговлю в портовых городах Русского Севера и разрешить им посылать корабли в устья сибирских рек.

В Москве прекрасно понимали, что кроется за второй просьбой: англичане получили бы прямой выход на сибирские племена, добывавшие пушнину. Русским оно надо? Иван Грозный, пристукнув в пол своим знаменитым посохом, велел написать ответную грамоту, в которой были такие строки: «А о реке Оби, да о Изленде реке (Енисей. – А. Б.), да о Печере реке о тех урочищах им отказать».

Британцы не унялись – не те ребята. За Урал стали проникать агенты английских торговцев мехами. Их старательно отлавливали и вышибали за пределы Московского царства, на мой взгляд, проявляя излишний гуманизм: думается мне, если бы повесили публично пару-тройку таких молодчиков, другие поостереглись бы лезть в Сибирь…

Русские продвигались все дальше. Но еще довольно долго то там, то сям мелко пакостил неугомонный Кучум. Серьезной угрозы он никогда больше не представлял, но стал чем-то вроде назойливой мухи и надоел хуже горькой редьки как русским, так и сибирским татарам и местным племенам. Происходившее напоминало бесконечную песню табунщика: время от времени Кучуму удавалось собрать несколько сотен джигитов, он нападал на русские остроги послабее, русские его разбивали, Кучум бежал, через какое-то время, отсидевшись в глуши, собирал новый отряд, и все повторялось сначала…

Так тянулось годами. Кучум, простите за выражение, стал как чирей на заднице – болезнь не смертельная, но хлопот причиняет немало. Несколько раз его находили русские парламентеры и по-хорошему предлагали бросить дурить. Обещали даже, что отдадут ему Искер и официально признают его право именоваться ханом сибирским и тюменским – при том непременном условии, что он принесет московскому царю клятву верности. Однако склочный старикан всякий раз, гордо подбоченясь, отвечал: только незалежность и никак иначе! Хай живе вильна Сибирь! (Имейся тогда бандеровцы, они бы его обожали как непримиримого борца с «москальским игом».)

Как гласит русская пословица, не все коту Масленица, придет и Великий пост… В конце концов Кучум окончательно заигрался – стал жечь татарские селения и убивать тех татар, что согласились платить русским ясак. Местное население на него не на шутку обозлилось – и к русским воеводам, отправлявшимся на поиски Кучума (ловля Кучума за эти годы стала прямо-таки видом спорта), совершенно добровольно присоединялись конные отряды татар, в первую очередь тобольских – там Кучум более всего наследил. Дошло до того, что Кучум не мог собрать и пары десятков способных воевать сподвижников. Видя, что карта бита, старый пакостник наконец-то сломался. Отрекся от титула в пользу Алея и с кучкой уже не воинов, а просто слуг канул в полную неизвестность.

Именно так. Точных сведений о судьбе всеми брошенного и никому уже не нужного Кучума никогда не доискаться. Более-менее известно время его смерти: весна 1601 года (а может, чуть раньше, а может, чуть позже, есть разные версии). Обстоятельства его кончины опять-таки покрыты мраком. По самой распространенной версии, его зарезал кто-то, не хотевший портить отношения с русскими: то ли ногайцы, то ли калмыки, то ли бухарцы. По менее распространенной, брошенный уже абсолютно всеми и ослепший отставной хан помер своей смертью где-то в совершеннейшей глуши. Согласно очередной русской пословице, жил грешно и умер смешно…

Потрепанное знамя «национально-освободительной борьбы» валялось на пыльной обочине недолго – его быстро подхватили последний имевшийся в наличии «сибирский хан» Алей и два его младших брата. Некоторое время эта троица, как наскипидаренная, металась по Сибири, тщетно пытаясь организовать хоть какое-то подобие джихада, добиралась даже до башкир, уговаривая их взбунтоваться.

Однако ситуация изменилась бесповоротно. Русским давным-давно добровольно сдались и мать царевича Маметкула (должно быть, прослышав, что сына на Москве не обижают, наоборот), и знатные родственники Кучума, и влиятельные мурзы, чутко уловившие текущий момент и желавшие сохранить свои улусы. Башкиры бунтовать отказались и Кучумовичей без церемоний выставили. Прочее местное население тоже не горело желанием подниматься на «священную войну»: очень многие успели уяснить, что русские пришли всерьез и насовсем и нужно как-то с ними уживаться.

Кучумовичам пришлось еще хуже, чем батьке Кучуму в последние годы его путаной жизни. Батьке, по крайней мере, удавалось время от времени собрать несколько сотен готовых партизанить воинов. Был случай, когда против «партизан» пришлось посылать довольно серьезный отряд князя Андрея Елецкого: полторы тысячи казаков, стрельцов и взятых на службу польско-литовских пленных, четыреста татар и башкир из Уфы и Казани, пятьсот пятьдесят сибирских татар. Эти золотые для «партизан» времена ушли безвозвратно. Те микроскопические мятежи, которые Кучумовичам все же удавалось поднять, быстро гасились уже не сотнями, а несколькими «десятнями» стрельцов. А там татары, остяки и вогулы начали попросту отлавливать Кучумовичей и сдавать новым властям. Первым попался Алей (после чего сибирские ханы в Сибири полностью перевелись), а за ним и оба младших. Как водится, на Руси им пожаловали денег и земель и взяли на службу. Бывшие «моджахеды» служили исправно. Один из сыновей Алея был даже назначен позже касимовским царем (именно что назначен – Касимовским царством Москва вертела как хотела). Еще какое-то время пытались дергаться уже молодые кучумовы внуки, но это обернулось сущей комедией. Кого-то из них сцапали и сдали местные, кто-то сам сдался русским, видя, что каши не сваришь.

Некоторое затишье в деятельности русских наступило в период Смутного времени. После недолгого правления и убийства первого Лжедмитрия на Руси все воевали со всеми, в точности как татарские мурзы и племенные князьки после падения Кучума. Разве что ставки были повыше – трон Московского царства. Замаешься перечислять игроков… Польско-литовское королевское войско, пришедшее с четкой задачей: посадить на московский трон королевича Владислава (коему, как это ни прискорбно для нашего национального самолюбия, присягнуло некоторое количество московских бояр). Шведы – сначала их пригласили за деньги воевать против поляков, но они, видя всеобщий хаос, вознамерились оттяпать себе «Кемску волост». Ополчение Пожарского и Кузьмы Минина, намеревавшееся восстановить «закон и порядок» (правда, одно время Пожарский, будучи довольно знатен родом, сам пытался пролезть в цари, но как-то не сложилось). Немаленькая армия атамана Болотникова, в которой, вопреки иным утверждениям, состояли не только крестьяне, но и отряды дворянской конницы. (Болотников так и остался во многом загадочной фигурой, чего он от жизни хотел и к чему стремился, выяснить в точности так и не удалось.) Не столь уж и слабые казачьи отряды, всерьез собравшиеся посадить на трон своего атамана Заруцкого. Войска второго Лжедмитрия. Войска поцарствовавшего как-то мимоходом князя Василия Шуйского, промелькнувшего в русской истории, словно несущийся по полю заяц.

Все это – лишь главные участники Смуты. Кроме них, по стране шаталось множество уже чисто разбойничьих шаек, никому не подчинявшихся и заботившихся исключительно о добыче, не строивших наполеоновских планов касаемо московского трона – польско-литовские отряды пана Лисовского (большинству из этого воинства попросту нельзя было возвращаться в Польшу, где их за разные противозаконные художества ждали кого решетка, кого и плаха), «воровские» казаки, ватаги русских «шишей» – главным образом состоявшие из крестьян, которые от всеобщей неразберихи (вдобавок лишившись домов и нажитого добра) остервенели и подались в разбойники. Были еще отряды третьего и четвертого Лжедмитриев, а также вовсе уж микроскопические «войска» мелких самозванцев. Их по Руси болталось десятка полтора: каждый именовал себя «царевичем». Большинство из них выдавало себя за сыновей царя Федора Иоанновича (умершего, на минуточку, бездетным), но попадались и «сын» Ивана Грозного, и его «внук». Были и те, что не могли четко определить, кто они такие: «царевич», и все тут. Клементий, Савелий, Мартын, Ерошка…

Естественно, что в таких условиях всерьез заниматься Сибирью и посылать туда новые отряды было попросту некому. Однако воеводы, стрелецкие начальники и казацкие атаманы, даже не получая никакой помощи и поддержки из метрополии, продолжали начатое своими силами и средствами. На протяжении Смутного времени воеводы Писемский и Тырков поставили Томский острог (впоследствии, как нетрудно догадаться, город Томск), а казачий атаман Павлов – Абинский острог (сейчас городок Абагур). Мало того, именно в это время русские продвинулись восточнее, к горам, известным теперь как Кузнецкое Алатау. И горы, и возникший впоследствии Кузнецкий острог, основа будущего Новокузнецка, получили свое название от местных племен – шорцев, которых русские называли «кузнецами» из-за того, что шорцы, как и буряты, умели выплавлять железо и изготавливать оружие, доспехи, бытовые предметы вроде котлов и прочего. Шорцы, кстати, были одним из тех племен, из которых позже сложился хакасский народ.

Понемногу Смуту удалось пригасить. Нескольких самозваных «царевичей», чтобы не создавали нездоровой конкуренции, прикончил второй Лжедмитрий – а потом его самого убили касимовские татары. Остальные два Лжедмитрия и уцелевшие «царевичи» сами разбежались кто куда, видя, что им не климатит. Армию Болотникова разбили, самого его сослали в глухомань, где выкололи глаза, а чуть позже без церемоний утопили в проруби. Поляков выгнали из Кремля. (Вторичное «увы».) Кремль поляки не штурмом взяли, их туда впустило очередное «временное правительство» из семи бояр, присягнувших Владиславу, но чуть позже оказавшихся записными русскими патриотами. Чуть погодя выгнали и из России. Шведов (правда, большую часть их ограниченного контингента составляли не шведы, а немцы, французы, финны и вездесущие шотландцы, в XVII веке нанимавшиеся военными гастарбайтерами к любому, кто брал) выгнали тоже. Атамана Заруцкого разбили и, чтобы не лез со своим кувшинным рылом в цари, показательно посадили на кол при большом стечении народа (в те незатейливые времена и на Руси, и особенно в Европе публичные казни служили чуть ли не единственным развлечением для широких масс – за отсутствием других). Атаман, понятно, орал как резаный, зрители аплодировали, бояре, пользуясь случаем, пускали пропаганду: мол, царский престол – вещь крайне серьезная, и если к нему будет тянуть лапы загребущие всякая шантрапа… Короче, стоять-бояться! И не бунтовать, сукины дети, а то деревьев у нас много, и кольев можно в два счета наделать немерено… Пропаганда, подкрепленная такой вот наглядной агитацией, имела успех в массах.

Лисовского с его братвой вышибли за границу (он ухитрился избежать виселицы, к которой был приговорен дома, какое-то время грабил венгров, потом подался на службу к императору Священной Римской империи – шла Тридцатилетняя война, и народ с военным опытом был нарасхват, на службу зачисляли всех поголовно, не интересуясь анкетой и биографией. Лисовский ухитрился помереть своей смертью – что при его образе жизни было нешуточным достижением).

Разбойников прищемили крепко. Казаки, запорожские и волжские, подались по домам, «шишей» кого похватали и перевешали, кого разогнали. Царем был избран молодой Михаил Романов. Правда, первые годы царством фактически правил его отец, патриарх Филарет – пользуясь словами Стругацких, «могучий ум при слабом государе». Какое-то время в официальных документах так и писали: «государь царь и государь патриарх». Человек был весьма умный, с железным характером. Полное спокойствие в Московском царстве, извините за невольный каламбур, воцарилось по очень существенной причине: было объявлено нечто вроде всеобщей амнистии. Дело в том, что довольно многие получили от обоих Лжедмитриев и поместья, и дворянство, и даже боярские титулы. Естественно, никто не хотел лишаться ни земель, ни титулов. Вздумай новая власть устроить всеобщий передел, началась бы новая смута, долгая и кровавая. Поэтому поступили не без здорового житейского цинизма: договорились считать – пусть все остается как было, кто что получил, тот тем и владеет (в таком исходе был заинтересован кровно и сам Филарет – поскольку из песни слов не выкинешь, патриархом всея Руси стал законным образом только в 1619 году, а до того был митрополитом Ростовским, каковое звание получил от первого Лжедмитрия).

Очень быстро нашлись время и силы для дальнейшего освоения Сибири. Интерес тут был чисто экономический: в иные годы последующих времен доход от экспорта сибирских мехов составлял на менее трети, а то и побольше, всех доходов казны. Именно благодаря сибирскому «мягкому золоту», или «мягкой рухляди», как в то время вполне уважительно звались меха, Московское царство и «восстановилось» в короткие сроки после опустошительной Смуты.

«Встречь солнцу» двинулись новые русские отряды. Одновременно начались плавания русских по Северному Ледовитому океану – куда корабли (не такие уж и большие, именовавшиеся «кочи») попадали по Енисею. Еще в 1940 году экспедиция Линника обнаружила на острове Фаддея (находящемся недалеко от берегов Таймыра) два медных котла, топор, ножницы, бусины, колокольчик, сгнившие меха, монеты, чеканенные на Руси в 1533–1613 годах. В марте следующего года тот же Линник (чисто случайно, отправившись на материк за топливом) обнаружил остатки небольшой деревянной избушки с печью из каменных плит, такие же, как на острове Фаддея, котлы и монеты, компас, солнечные часы, остатки лодки и рядом – два человеческих скелета. Судя по тому, что они так и остались непогребенными, хоронить было просто некому…