Текст книги "Волк прыгнул"

Данил, конечно же, придушенно охнул и согнулся, примерно представляя последующее. Ага, так и есть, левая ладонь пошла на удар меж шеей и плечом, третьим ударом, надо полагать, швырнет к стене…

Он добросовестно отлетел спиной вперед к грязной выщербленной стене, по каковой и сполз наземь, пачкая пиджак, но понеся гораздо меньше урона, чем представлялось нападавшему. Совсем рядом завязалась азартная возня – с шумными выдохами сквозь зубы, непроизвольными вскриками, смачными плюхами. Краем глаза он видел справа ожесточенную махаловку, но большую часть импровизированной батальной сцены от него заслоняла фигура нападавшего. Тот стоял, расставив ноги, всем обликом демонстрируя непреклонную силу и крутость. Как ни унизительно, но не стоило рассеивать иллюзии касаемо своей беспомощности. И Данил, сидя в нелепой позе на грязном бетоне, закрылся правой рукой – совершенно естественное, инстинктивное движение насмерть перепуганного слабака. Судорожно ловил ртом воздух – как и следовало после удара под дых…

Опа! Жесткий носок штиблета пребольно угодил по ребрам. Аж в зобу дыханье сперло, как ни старался Данил пассировать удар. Если это будет продолжаться, придется все же малость побарахтаться, не выходя из рамок образа…

Нет, нового пинка не последовало, нападавший покосился в сторону, где все еще возились, хрипя и сопя. Его лица Данил рассмотреть так и не смог – и позиция неудобная, и темновато. Очки валялись неподалеку, одно стекло, как и следовало ожидать, разбилось…

Черный штиблет опустился прямо на них, медленно поелозил, дробя уцелевшее стекло в крошку – нарочито демонстративно, с расстановочкой. Не пора ли вопить «караул!» и «милиция!», как и подобает честным гражданам, подвергшимся хулиганскому нападению?

Его рывком вздернули на ноги, так что многострадальный пиджак вновь вытер стену, в противоположном на сей раз направлении. Данил добросовестно обмяк, воротничок рубахи резал горло, но не бывает худа без добра – теперь он мог рассмотреть рожу противника настолько, чтобы потом с уверенностью того опознать…

Удар левой по ребрам – несильный на сей раз, определенно игравший роль завершающего мазка кистью.

– Ты, морда очкастая! – рявкнул ему в лицо незнакомец, обдав густым запахом табачища. – Кончай шнырять по городу, понял? В речку спущу, с камнем на ногах! Чтобы духу вашего здесь не было, москали долбаные! Понял, спрашиваю?

Данил слабо трепыхался, всем своим видом давая понять, что из-за пережатого горла не в состоянии издавать осмысленные звуки. Противник, похоже, и сам это наконец сообразил. Внезапно отпустил его (Данил пошатнулся, налетел спиной на стенку и едва не упал), обернулся на свист подельничков. И все пятеро, стуча подошвами, быстрее лани рванули во двор, в ту сторону, откуда и появились. В три секунды исчезли с глаз, как не было.

Кто-то, привлеченный шумной возней, уже заглядывал в арку на противоположном конце, окликнул, пока еще спокойно:

– Эй, что там?

– Да ничего особенного… – откликнулся Данил, повернулся к своим: – Ходу!

Первым оказался под открытым небом, в обширном тихом дворике с рядками густых кустов, беседками и детскими качелями. Слава богу, посторонних свидетелей не оказалось. Двор давно знакомый, проходной, ищи-свищи тех злодеев, если у них поблизости стояла машина, ни одна собака не разыщет…

Он свернул в аллейку, добрался до беседки и опустился на узкую деревянную скамейку, изрезанную перочинными ножичками многих поколений. Ребра побаливали, но не похоже, чтобы сломаны. Брюхо и плечо почти что и не болят. Хуже бывало, в общем…

Рядом плюхнулись спутники. Особых повреждений у них Данил не усмотрел – у Паши разбита нижняя губа, у Багловского поперек лба тянется впечатляющая, кровянящая ссадина, оба охают и морщатся, оба изрядно испачканы, но в общем и целом никак нельзя назвать происшедшее разгромом. В юности, на танцульках, бывало, получали и почище…

Сняв пиджак, Данил сокрушенно вздохнул: пропал клифт, придется в чистку отдавать. Принялся носовым платком оттирать, как мог, рыжую кирпичную пыль. Запасные очки в чемодане имеются, а вот столь уродски скроенный пиджак был один, накрылся реквизит…

Паша кратко и эмоционально охарактеризовал ситуацию – не столь уж и сложной трехэтажной конструкцией.

– Это ты зря, – сказал Данил, потирая ребра. – Не заслуживает наша битва таких слов. Наоборот. Радоваться надо. Не было у нас живого, материального врага – и вот он, сам вынырнул, как чертик из коробочки, после чего никаких сомнений в его подлом существовании не остается. Это успех, господа… Это мы в выигрыше, а не они.

– Теоретически все так и есть, – с кривой ухмылочкой сказал Багловский, старательно промокая носовым платком ссадину. – А вот на практике – все бока болят. Качественно приложили, твари.

– Никого, часом, не опознали? – спросил Данил.

– Шутите? – фыркнул Багловский.

– Ну, мало ли…

– Да нет. Насколько удалось рассмотреть, все морды насквозь незнакомые. А вы прямо-таки провидец, Данила Петрович, я это без лести говорю.

– Это скорее называется «накаркал», – покривил губы Данил, убедившись, что все его усилия бесполезны и пиджаку не придашь даже видимости приличной одежды. – Ждал я чего-то подобного, честно признаюсь.

– Знали или ждали?

– Пойдемте-ка в машину, – сказал Данил, не ответив. – А то еще примут бдительные бабушки за тройку алкашей, покличут, злыдни, участкового, и загремим мы в неприятности… Едем прямиком на фирму, переоденемся…

– Вам легче, а мне домой придется, – уныло сказал Багловский. – Я ж на фирме сменную одежду не держу. Соседи бы не увидели, а то разговоры поползут.

– Постараемся подогнать машину поближе к подъезду, – серьезно сказал Данил.

…И таково уж было его цыганское везение, что, прибыв на фирму и стараясь побыстрее прошмыгнуть в свои апартаменты по пустынному коридору, он нос к носу столкнулся с Оксаной Башикташ, и под ее умным, ироничным взглядом почувствовал себя чуть неловко.

– Как я понимаю, это и называется – будни тайного агента? – спросила она ангельским тоном.

– Они, – ответил Данил, все еще ощущая неудобство в ребрах. – Что поделать, не всегда же бывают смокинги, рестораны и роковые красотки… Впрочем, в вас я тоже вижу некоторые перемены…

Она была одета в точности так, как утром, но прическа стала другая – классический узел, вошедший в моду в первые годы двадцатого столетия – да на носу красовались очки в светлой оправе, определенно с простыми стеклами.

– Ну да, – ответила она безмятежно. – Опять встречалась с акулами пера. Очки в сочетании со старомодной прической и мини-юбкой действуют особенно убойно. Научно выверено. Крайне возбуждающий контраст.

– Пожалуй, – признал Данил, окинув ее откровенным взглядом, понизил голос: – Ну, а когда мы поговорим?

– Можно вечером.

– Где?

– А прямо здесь, – сказала Оксана. – Босс решил устроить небольшую пьянку, сиречь поминки – сегодня ж, насколько нам известно, в вашем Шантарске Климова хоронят…

Данил добросовестно попытался высмотреть на ее гладком личике следы скорби. Не удалось. Зато чертова девка, кажется, поняла:

– Вы считаете, я должна рыдать и рвать на себе одежды?

– Да ничего я не считаю, – пожал он плечами.

– Вам факс пришел. Из столицы.

– Сейчас заберу, переоденусь только…

После хорошего душа и приличной рюмки коньяка он почувствовал себя бодрее. Не беспокоя Беседина, приводившего себя в божеский вид в соседней комнате, сходил за факсом сам. Запер дверь изнутри и взялся за расшифровку.

При всей изощренности и могуществе научно-технической разведки перехватить факс чрезвычайно трудно даже в наше время – вернее, для этого следует пустить в ход немаленькие возможности вовсе уж серьезных ведомств. А Данил искренне надеялся, что не привлек пока что внимание таковых. Кроме того, перехватить – еще не значит прочесть. Можно, конечно, догадаться, что замаскированные под скучную и обширную коммерческую сводку группы цифр на самом деле представляют собой массив пятизначных чисел, но вот с остальным придется повозиться. Бывают случаи, когда могущество мощных компьютеров, перебирающих в секунду миллионы комбинаций, предстает мнимым. Существуют шифры, компьютеру решительно не поддающиеся, нужно только уметь ими пользоваться…

Он долго сидел над листом бумаги, расшифровывая «луковицу», – снял первый слой, второй, вышел на третий уровень… не спеша выписывал букву за буквой, единожды ошибся, но это был пустяк, слово и без того легко читалось…

Они там, в Москве, поработали на совесть. Понятно, за такие-то денежки… Тот, кто именует наше отечество Верхней Вольтой с ракетами, – дурак набитый, российские золотые руки и светлые головы еще способны удивить мир…

Никаких научных подробностей в шифровке не приводилось – Данил с самого начала предупредил, что они ему не нужны, совершенно не интересны. Важнее всего результат – как пели те симпатичные привидения из Шпессарта. Важнее всего результат, чики-чики-чики-чик…

А результат заставляет волка встопорщить шерсть на загривке и чутко втянуть воздух расширенными ноздрями.

В легких Климова обнаружились недвусмысленные следы отнюдь не затхловатой воды из того озерца – ребята Лемке ее еще позапрошлой ночью зачерпнули для будущего анализа. Климов перестал дышать, а следовательно и жить оттого, что его легкие переполнились хлорированной водой, по своему составу идентичной той жидкости, что циркулирует в здешнем водопроводе. Ошибки исключены – эти люди, пока им платят аккуратно и в полном объеме, ошибок не делают никогда. Сначала Климова погрузили в ванну – судя по отсутствию следов на теле, он был в том состоянии, когда сопротивляться человек не способен, – а уж потом отвезли к озерцу и сбросили в воду.

Вот так. Не осталось никаких недомолвок – в одном-единственном конкретном вопросе. В остальном же…

Данил тщательно сжег в большой хрустальной пепельнице и факс, и все свои каракули, пепел выкинул в унитаз и тщательно смыл. Еще раз – в третий раз за сегодня – проверил телефон и убедившись, что за время его отсутствия «клопы» в трубке не завелись, набрал номер. Абонент оказался на месте, как и следовало ожидать. Безобидные фразы, ясное дело, были исполнены двойного смысла.

Глава восьмая
Ходы кривые роет подземный умный крот…

Спускаясь по широкой лестнице к путепроводу, Данил прекрасно знал, что слежки за ним нет. Вновь объявившийся на горизонте «Фольксваген» ехал поначалу за автобусом, а в метро на хвост сел незнакомый тип, но Данил надежно и качественно стряхнул его в ЦУМе, потом сделал контрольный круг по прилегающим улицам и уверенно направился в точку рандеву.

Зеленый сигнал светофора. Данил пересек неширокую улочку Немигу, свернул вправо, под путепровод, дисциплинированно, стараясь соответствовать европейским стандартам, остановился перед красным сигналом, хотя на дороге не было ни единой машины. Дождался зеленого, перешел.

Впереди, над неширокой живописной речкой, красовались аккуратненькие, как игрушечки, на старинный манер, сбившиеся в кучу разноцветные домики Троицкого предместья. На самом деле вся эта старина была кропотливо реконструирована после войны из руин – в сорок четвертом все тут лежало в развалинах…

Миновал черный, затейливо выкованный уличный фонарь. Уток под мостиком, конечно, не было, летом они отсюда улетают, возвращаются к холодам и зимой табунятся на незамерзающей речушке, ныряют за брошенным хлебом, дармоедки…

Все предместье, кусочек старины, состояло из десятка домиков, которые можно обойти кругом в две минуты. Данил, однако, еще раз проверился, зайдя в книжный магазин, потом в ювелирный. И тогда только сделал круг, вышел на прилегающую улочку.

Вишневая «девятка» – пристрастно рассуждая, купленная на денежки «Интеркрайта» – стояла в условленном месте. Убедившись, что в машине сидит нужный человек и он один-одинешенек, а вокруг нет никаких следов наружного наблюдения, Данил подошел к машине справа, распахнул дверцу и сел.

– Тьфу ты, – сказал Казимир, криво усмехнувшись. – Вы всегда появляетесь, как призрак…

– Ох, не нужно комплиментов, я же не лялька с ногами от ушей, – усмехнулся Данил.

– Да причем тут комплимент? Однажды заикой сделаете…

– Привычка, увы, – сказал Данил дружелюбно. – Казимир, откуда эта вульгарщина? «Тьфу ты!» Вы как-никак працуете в администрации президента, по-старому – то ли подскарбий, то ли чашник, а то и королевский маршалек. Вам положено восклицать благороднее – «Парбле!», «Морбле!» или, учитывая местный колорит, – «Ах, дьявол!». Поедемте?

Казимир включил мотор, вырулил на улицу, вопросительно покосился на Данила. Тот, подумав, предложил:

– А давайте-ка покатим на природу. Скажем, в Ожереловичи, там зелень, озера, я после Сибири с ее индустриальными дымами рвусь к первозданности…

– Ясно. Я смотрю, вы в превосходном настроении?

– В превосходнейшем, – сказал Данил наигранно-бодро. – И вы у меня тоже вскоре будете в том же настроении, я ведь, сразу скажу, вам подарочек привез…

Казимир приличия ради никак не отреагировал, но Данил-то успел изучить эту сытую, респектабельную физиономию с ее не самой сложной гаммой чувств. В душе сытенький «кротик» из президентской администрации примитивно ликовал. Ну и черт с ним, всегда нужно помнить наставления господ: жандармских офицеров касательно работы с агентурою – профессионалы были, дело свое понимали туго…

– Привез, привез, – повторил Данил. – А вы как думали?

Достал из внутреннего кармана джинсовой куртки белый длинный конверт и сунул его в бардачок. Конверт был тонкий – оттого, что доллары вещь компактная. Казимир краем глаза, стараясь делать это незаметно, взирал на Даниловы манипуляции.

«Подарками», как легко догадаться, высокопарно и деликатно именовалась регулярная зарплата, не учтенная ни единой официальной инстанцией на территории обеих республик, вот-вот вроде бы собравшихся, в противоположность амебам, слиться в единую державу…

Казимир, однако, своих баксов стоил. Поскольку являл собою классический пример ваньки-встаньки, к тому же непотопляемого. Примерно ровесник Данила, едва закончив институт, двинул по комсомольско-профсоюзно-советско-партийной тройке – да так с нее и не сошел, ибо, как ни меняется власть, какие зигзаги она ни выписывает, незаметные чиновнички ухитряются остаться в большинстве кабинетов. Знаменитый парижский палач мэтр Сансон, как известно, добросовестно стриг голову и при последнем Людовике, и при республике, и при Наполеоне. Что ж тогда говорить о легионах письмоводителей и столоначальников, занятых гораздо более мирным промыслом?

На попытки завязать джентльменский разговор – любой платный информатор обожает сохранять в отношениях долю великосветскости – Данил отвечал дружелюбно, но кратко. Черт его знает, мог и попасть под колпак, могли всадить в тачку некую компактную фиговину, как это произошло с Климовым.

Наконец добрались до Ожереловичей – крохотные озерца, зеленые островки леса, редкие громады двенадцатиэтажек, тишина и пастораль… Данил первым вылез из машины, закурил и погрузился в созерцание умиротворяющих взор пейзажей. Потом сказал чуть ли не растроганно:

– Красота какая, а мы-то, глупые, спешим неизвестно куда, по бетонке носимся… Ну, как тут без меня идут дела? Я смотрю, на Батьку опять поднимают хвост ущербные умы?

– Перемелется, – с ухмылочкой ответил Казимир.

– И никаких признаков, что трон пошатывается? Казимир, мы с вами старые друзья, вы должны были накрепко запомнить – меня в первую очередь интересует точность…

– Точность я вам гарантирую, никаких признаков слабости, поводья крепко зажаты в руках. Поддержка «ключевых точек» по-прежнему обеспечена. И в этих условиях тем более странно…

– Что? – без промедления спросил Данил.

– Данила Петрович, мы с вами, как говаривала моя светлой памяти бабушка, люди из одного ящика. Как-никак, когда-то были соседи. Поэтому вы должны понимать иные деликатные материи. Знаете, как это бывает, – нет конкретных данных, нет никаких конкретных имен, но общая обстановка, некие трудно описуемые словами тенденции, общая атмосфера…

– Я, кажется, понимаю, – сказал Данил. – Грубо говоря, в наших кругах что-то такое витает в воздухе, а? Некое предгрозовое состояние, каковое обостренно предчувствуют ревматики и сердечники?

– Именно это я и имею в виду. Вам интересно?

– Весьма, – сказал Данил.

Казимир, заложив за спину ненатруженные рученьки, задумчиво озирал ландшафт. Данил терпеливо ждал. На нюх старого аппаратчика следовало порой полагаться в точности так же, как на нюх старого топтуна.

– Так вот, – сказал Казимир. – Некоторые начинают вести себя так, словно Батьки нет. Словно его неким чудом растворило в воздухе или подхватило смерчем и унесло на край света, откуда он не скоро доберется назад. Вы понимаете, хороший шахматист всегда рассчитывает на несколько ходов вперед. И я с недавнего времени стал замечать, что иные рассчитанные в будущее ходы совершенно не предусматривают существования Батьки как реального, оказывающего воздействия на события и людей фактора. Не предусматривают вообще. Не требуйте от меня конкретных имен – дело не в именах, ситуациях, разговорах и поступках. Тенденция порхает. И понемногу оформляется. Вплотную подходя к формулировке «Есть мнение».

– Идея овладевает массами? – с усмешкой бросил реплику Данил.

– Ну, до этой стадии еще не дошло. Никаких масс. Идея, я повторяю, порхает… И откровенно не предусматривает Батьки. Я понятно излагаю?

– Абсолютно, – сказал Данил.

Бесполезно и бессмысленно было бы требовать протокольной точности. Наверняка ее и не существует, сытенький интриган прав – причем тут имена, поступки и разговоры? Порхает идея. Но что это может быть? До выборов далеко. Никогда не удастся превратить кучку демонстрантов в возмущенные массы. Армия и КГБ, насколько нам известно, лояльны. МВД – тоже. Не может же это быть… А почему – не может? Ежели даже у янкесов, почитаемых светочем демократии, не единожды проскакивало…

– Это, так сказать, теоретическая часть, – продолжал Казимир, убедившись, что Данил не собирается задавать уточняющих вопросов. – Касающаяся главным образом наших палестин. Есть и практическая. Та, что касается вас. Не вас лично, я имею в виду, а вашего «Интеркрайта». В последнее время в наших коридорах опять-таки порхает мнение, будто в свое время некоторые излишне поторопились приглашать вас в инвесторы. Говорят, не только ваше прошлое, но и настоящее гм… изрядно запачкано весьма неблаговидной деятельностью…

– Интересно, – сказал Данил. – Что-нибудь формулируется точно?

– Нет. Пожалуй, нет. Тут опять-таки избегают конкретики. Но мнение старательно поддерживается. Начинают говорить даже, что ваши пресловутые инвестиционные проекты – мошенничество чистой воды. Что в России не сегодня-завтра за вас примутся всерьез инстанции, и тогда мы здесь окажемся в дурацком положении, хорошо, если просто скомпрометированными, но что, если еще и понесшими крупные убытки? Некоторые нервничают… Самое прискорбное – я начинаю подозревать, что это мнение пытаются довести до президента. Дозированно, якобы объективно, по капельке… Есть примеры, когда подобное воздействие, став достаточно массированным, достигало цели…

Пожалуй, он был искренне озабочен. Без дураков. С уходом из его жизни «Интеркрайта» иссякал и приятно шелестящий ручеек, было о чем сожалеть…

– Значит, конкретики вы представить не в состоянии…

– Поверьте, представил бы, если бы мог. Одно вам могу сказать со всей уверенностью: ниточка тянется в белокаменную. В столицу вашей родины, город-герой… Кто-то там чертовски хочет подставить вам ножку – иначе я происходящее просто не могу и объяснить. Некие эмиссары, информационный вброс, мягкое прощупывание и целенаправленное воздействие. Хотя… Вы готовы выслушать мои теоретические абстракции?

– Сделайте одолжение, – кивнул Данил.

– По моему глубокому убеждению, это кто-то из новых, – произнес Казимир с ноткой легкого презрения к выскочкам, непрошедшим суровой советской школы. – Из новоиспеченных. Не знаю, поймете ли, но эти комбинации, на мой взгляд, лишены ранешней отточенности, воспитанной ранешним опытом. Положительно, это кто-то из новых…

– А есть шанс добиться конкретики?

– Шанс есть всегда, – дипломатично сказал Казимир.

– Приложите все силы, – сказал Данил. – Вам и карты в руки, с вашим-то неоценимым опытом. С одной стороны, осталось совсем мало времени, кто бы там ни противодействовал, они просто не успеют заплести тропку колючей проволокой и поставить мины. С другой… Слишком легко обрушить в одночасье то, что строилось долго и тяжело. Бывали примерчики, так что вы постарайтесь, одно дело делаем, в одной лодке плывем…

«Постарается», – подумал он со здоровым цинизмом. Как только распотрошит конвертик и убедится, что нынешний «подарок» потяжелее обычного среднемесячного содержания. А насчет того, что может продать… Рано. Продаст, конечно, буде возникнет удобный случай, но до этого еще далеко…

– И еще одно небольшое дельце… – сказал он небрежно. – На сей раз самого что ни на есть практического характера.

– Ну, попробуем…

– Да уж попробуйте, – сказал Данил. – Завтра, в первой половине дня, в вашей почтенной конторе появится вот этот человек, – он показал фотографию. – Мне нужно, чтобы у вас его приняли за крайне серьезного визитера из Москвы. Не беспокойтесь, не придется заключать никаких соглашений, не придется давать никаких обещаний, просто… Достаточно широкий круг людей должен поверить, что администрацию президента посетил весомый гость из Москвы. Он пробудет у вас всего несколько часов – после чего навсегда исчезнет, и никто о нем никогда больше не услышит. Но это впечатление, о котором я говорил, должно на несколько дней остаться. Вы можете поспособствовать рождению этой легенды, этого миража и при этом не подставиться слишком явно? Я ни в коем случае не хочу вас подставлять…

На сей раз собеседник замолчал надолго. Шахматисты наверняка взвыли бы от зависти, проникни они в суть крутившихся под номенклатурной черепушкой комбинаций…

– Постараюсь вам помочь, – наконец заговорил Казимир. – При некоторой сноровке то, чего вы хотите, можно устроить… так, чтобы остаться в стороне самому.

Странно, но его сытая физиономия озарилась словно бы неким приятным предвкушением. Вполне может оказаться, у этих есть непонятные прочим стимулы, кроме денег, и оргазм им доставляет плетение интриг само по себе, как вид искусства. Кто знает?

– Я могу быть вам еще чем-нибудь полезен?

– Подвезите меня до метро, – сказал Данил.

…Он проехал две станции, проверяясь, вышел, пересел на встречный поезд, отмахал еще парочку. Оказавшись на поверхности, не спеша пересек улицу, свернул в скверик и опустился на третью от входа скамейку. Время рассчитал точно – до встречи оставалось целых пять минут.

Володя Валахов появился справа, сел рядом и негромко спросил:

– Здесь продается бюст Моники Левински работы Церетели?

– Не заметил что-то, – проворчал Данил. – Откедова такая игривость в тоне? Результаты имеете, милый?

– А как же. Он приходил к Вере.

– Кто, милый? – переспросил Данил. – Тень отца Гамлета? Ты уж, бога ради, не расхолаживайся. Здесь не курорт, здесь наших мочат…

– Извините. В двадцать три ноль девять к Вере позвонили. Она спросила через дверь, кто это и, услышав фамилию – или прозвище, я до конца не определил – «Лесь», дверь открыла после некоторых колебаний, выраженных в том числе и вслух. Разговор длился около десяти минут, моего присутствия он не заметил. Запись прилагается. – Он положил в протянутую ладонь Данила крохотную кассетку. – Потом он ушел. Наблюдатели на улице, оповещенные мною посредством условленного сигнала, сфотографировали его, после чего Костя пошел следом… но его за углом дожидалась машина. Номер имеется. Вести наблюдение на наших колесах не смогли, поскольку имели от вас недвусмысленный приказ: оставаться на месте до утра.

– Вот это уже лучше, – проворчал Данил. – Доклад по всей форме. Ладно, расслабься. Какие у вас впечатления?

– Это профессионал. Хороший такой, тверденький. Все поведение доказывает. Волчара. В одном лопухнулся – меня не обнаружил в соседней комнате, но я там не столбом стоял посреди, а в полной мере ваши уроки использовал…

Данил разглядывал фотографию: полностью соответствует словесному портрету, нарисованному с грехом пополам Верой. Тот самый вербовщик. Ну вот и познакомились заочно…

– Это номер его тачки, что дальше?

– А ничего, – сказал Данил, подумав. – Послушаю пленку, прикину известный предмет к носу, там и решим.

– Но ведь номер…

– Я знаю, – прервал Данил. – Номера с такой серией принадлежат здешним оперативным машинам… но это еще ни о чем не говорит. Может, у него зять генерал и этот номерок по блату достался. А то и сам соорудил, бывают такие наглецы, я в собственном прошлом могу припомнить авантюры не хуже… Так что давай без поспешных выводов. Есть дела поважнее. Скажи Лемке, что завтра с раннего утречка придется поработать. На железной дороге меж русской границей и здешней столицей есть всего три места, где останавливается московский скорый. Ромены, Орешковичи и Жабрево. Расстояние, соответственно…