Текст книги "Владивосток – Порт-Артур"

И, разряжая некую неловкость момента, уже вполне серьезно, не спеша, с расстановкой продолжил:

– В последние месяцы я убедился, что верные и знающие люди, Михаил, наша величайшая ценность. Особенно учитывая масштаб и тяжесть забот, под которые они подставили свое плечо. Не льстецы, не лизоблюды и двурушники. Бог видит, как мне вас не хватало! Впереди – невообразимый ворох дел. И без, как вы однажды верно сказали, команды… не свиты, именно команды соратников и единомышленников, мне одному Россию не подстегнуть. Тем более без человека, который помогает моей семье и стране ставить на ноги сына, нашу надежду, будущего великого государя… Да еще и человека, небезразличного кое-кому… – Николай жестом прервал встрепенувшуюся было, густо покрасневшую Ольгу. – На людях только поаккуратнее, пожалуйста, а то все уши мне доброхоты прожужжали.

– Кто?! Ксения? – взвилась Ольга, сверкнув на брата глазищами.

– Оленька, перестань, пожалуйста. Я сказал вам, чтобы были поаккуратнее, вот и будьте… Не обижайся… Да, а помнишь, как вчера ты мне сказала, когда мы из храма возвращались, что во мне будто стержень появился, – Николай задумчиво усмехнулся. – Не знаю, что это за стержень такой, но три новых момента за собой я действительно замечаю.

Во-первых, стал раздражаться, когда пытаются «включать дурака»… Да, Миш, понабрался я от тебя разных словечек… Во-вторых, начал ясно чувствовать, когда врут. Наверное, потому, что много совещаний проводить стали, много общаться с новыми людьми. И это вот: когда врут – просто бесит. А еще мне очень хочется выиграть эту войну. Поскорее. И так, чтобы у нас потерь поменьше, а у них – сраму побольше. Вот тут, мои дорогие, я сам себя начинаю побаиваться. Потому что понял, проснулся азарт. Как при хорошем теннисе или при гребле наперегонки.

– Ну, так это же здорово, Ники! Наконец-то тебе понравилось быть царем! И десяти лет не минуло…

– Оленька, ехидничать не надо, да? Азарт, между прочим, страшная штука. Когда ночью просыпаешься и думаешь, а все ли так решил, а как завтра с этим вопросом быть, с тем… Вот сегодня, например, под утро стрельнуло: прав был все-таки Шухов. И крыло подводное можно позже довезти в крепость. И на катера, что уже там, в мастерских порта, поставить. Даст Бог, все получится… А моряки – этим бы вечно свой глютеус прикрывать! Тьфу ты… Нет, Миша, сколько же я от тебя жаргона этого уже подцепил? – Николай задорно рассмеялся.

– Но лаконично же и емко, ваше величество…

– Ой, да ну тебя, скажешь тоже… Но что значит моя бессонница? Так, ерунда… Одно то, Михаил, что вы оттуда здесь появились, лишний раз доказывает, что это есть промысел Божий, что Россия наша – страна богоизбранная. И значит, раз так нам суждено, нужно выкладываться полностью. Чтоб нагнать все, где и в чем отстали.

Поэтому прости великодушно, но тебе пока покоя тоже не будет. И друзьям твоим, когда сюда приедут. И тебе, сестричка. Не делай большие глаза, дел на всех хватит. Третьего дня с Дмитрием Ивановичем по твою душу общались. Завтра он приедет, и обсудим…

Кстати, Михаил Лаврентьевич, с этого дня вы – действительный статский советник и мой личный секретарь по военно-морским вопросам, раз уж дело идет о большой политике… – Царь поднятием ладони остановил открывшего было рот для изъявления благодарностей Банщикова. – Пусть под шпицем озадачатся: зачем нужна такая должность? И для чего? Да и дядюшки тоже… Мне вы требуетесь не на раз-два в неделю, как флигель-адъютант, а постоянно. Заодно и неудобные вопросы кое-кто перестанет задавать. Надеюсь, вы не возражаете против карьерного роста… Кстати, опять ваша фраза из будущего, по гражданской линии? Вот и хорошо. Несмотря на цивильность платья, вам придется с завтрашнего же дня взять на себя часть обязанностей графа Гейдена. Александр Федорович замучил меня просьбами отпустить на войну. Я не смог ему в этом отказать. А поскольку на третьей эскадре по командным должностям у нас полный комплект, я решил поручить ему обязанности флаг-офицера у Серебренникова. Зная энергию графа, полагаю, что он так вцепится в Кузьмича и Бирилева, что срок ухода «Бородина» и «Славы» мы, глядишь, хоть дней на десять-пятнадцать, но приблизим…

* * *

– Да-с… Политика, политика… Но некоторым… – в голосе императора вновь появился металл, – пора показать, что мальчик вырос. И собирается оставить сыну и всем русским людям великую и процветающую державу, имеющую свои интересы и способную их отстаивать перед кем угодно. Проклятые французские кредиты! А ведь было время, их за благо почитал. Как там, про дармовой-то сыр… Нет, Михаил, с этим нам нужно что-то делать. Это форменная удавка. Будем считать, что отставка «финансового гения» решена. И начнем исподволь готовить денежную реформу. Хоть не завтрашнего дня вопрос, но важнейший.

Столыпина вызову тотчас же. Повод есть: пускай расскажет, как замирял крестьян у себя в губернии. И вообще, сейчас сельский вопрос приобретает особую важность. Особенно в свете вашей информации, Михаил, о трех предстоящих нам неурожайных годах, начиная с 1906-го. Вот только голода нам сейчас, как в 1892-м, и не хватает! Тут уже можно не просто на экспорте потерять, крестьянин ведь вполне способен не «в кусочки» с сумой пойти, а за вилы взяться. Благодаря либералам и прочим агитаторам. И правы вы насчет элеваторов: хоть какой-то резерв создать за оставшийся год надо…

Теперь – Германия… Между нами, откровенно говоря, кузен мой психопат и вообще увлекающийся тип. Фат, позер и нахал. И мужлан вдобавок. Так что, Михаил, когда я вас познакомлю, не удивляйся, если он вдруг огреет тебя по спине и станет бесцеремонно ржать в ухо. Или посередине важного разговора начнет внезапно рассуждать, скажем, о красотах норвежских фьордов – родины нордической расы или о достоинствах петухов дармштадтской породы. Но судя по тому, что в вашем мире он пережил катастрофу рейха, войну, изгнание, суицид обожаемого флота и при этом не сошел с ума, что мне в его отношении регулярно предсказывают медицинские светила, дело с ним иметь можно. И нужно. Хотя многие здесь, во дворце, его терпеть не могут. А особенно в Аничковом…

Да, Оленька, и не смотри на меня так, пожалуйста. Наш батюшка не раз называл Вилли фигляром-кривлякой и вздорным юнцом. Знаю. Но время идет. Все течет, все изменяется. Очевидно, что под правлением Вильгельма Германия не просто прибавила. Она становится могущественной мировой державой, споро опережающей по скорости развития и Британию, и Францию, несмотря на все их колонии. Ну, и нас, грешных, само собой, как ни печально. Пока…

Конечно, и матушка, и Аликс будут не просто против нашего сближения с германцами. Милый Шлезвиг и обожаемый Дармштадт, униженные и оскверненные прусским сапогом, стучат в их патриотические сердечки. Особенно пылкие по отношению к Дании и к Гессену. Поэтому они, само собой разумеется, постараются сделать все, что в их силах, дабы таковому сближению помешать. Узнав подноготную наших планов, они сделают мою жизнь невыносимой пыткой. Я этого не хочу. Ничего о наших задумках в отношении Берлина императрицы услышать не должны. Но ясное дело, что-то расскажут им доброхоты-наушники. С этим уж ничего не поделаешь. Но не пойманный не вор, а царица доказательств – чистосердечное признание. Так, Михаил Лаврентьевич? Без прямых улик я отобьюсь. Со временем, попозже, придется, конечно, что-то им раскрыть. Когда процесс уже нельзя будет остановить…

Кстати, анализ личности Вильгельма от немецкого историка Эмиля Людвига, о котором Михаил нам рассказывал, будет серьезным подспорьем. Как и занятные моменты из мемуаров Бюлова и Тирпица. Если все дело в том, что наш кузен действительно трусоват, то это вполне объясняет некоторые его странности. И несколько облегчает нашу работу с ним.

По большому счету, океанские, колониальные устремления Вильгельма и его любимого адмирала, которым способствует канцлер, для нас просто манна небесная. Подумай, дорогая сестренка, во что для нас может вылиться стремление столь быстро крепнущего рейха искать решение своих болезней роста на суше? К чему немцев так и подталкивают англичане. Собственно, Михаил нам это в общих чертах уже рассказал. Боже упаси от такого. Поэтому честный, равноправный и долгосрочный союз с германцами нам важен. Врагов этому – две трети двора и почти все министерские. Что будет?.. Подумать страшно! Но здесь, действительно, кроме меня никто…

Надобно начинать. Ламсдорфа – тоже в отставку. Вернее, пускай едет лечиться. Если у него действительно язва желудка, то сначала – на воды, потом – в Италию. Только пусть по черноморцам доведет дело до конца. Со временем, возможно, и вернем к активной службе. Но сейчас, при смене курса, он будет только помехой.

Ну-ка, Михаил, подайте мне бумагу. И себе возьмите. Оленька, ты тоже. Ага… Давайте письмо кузену сочинять. И перечень наших хотений от немцев. Разумных. Нам давно пора определиться, что для России принципиально важно на юге – проливы и Царьград или все Балканы. Полагаю, ради проливов чем-то или кем-то нам можно и поступиться? Как вы думаете? Болгария?.. Нет. Это черноморское побережье. Где еще и румынский вопрос нам решить предстоит. И про Грецию не забываем… Сербия, Босния и Герцеговина? Албания?.. Черногорки наши нас не проклянут, а?

Кстати, и вопрос еврейского государства в Палестине нужно с ним привести к общему знаменателю. Самое верное, если мы с немцами по этому поводу примем общее решение. И уж если решать вопросы по равноправию евреев в Российской империи, пусть кагалы местечковые за это заплатят! Да, мне такое равноправие, как вы знаете, глубоко противно, но с учетом всего того, что вы, Михаил Лаврентьевич, понарассказывали, сие представляется неизбежным. Оформить можно в виде внутреннего займа. Кстати, Витте и Коковцову ходоки «от них» такое уже предлагали неоднократно. Пожалуй, представлю-ка я дело так, что именно Сергей Юльевич меня убедил. Как и по поводу возможных послаблений водочной монополии… Как вы сказали: «Чем мы дурнее англичан, в конце-то концов»?

Николай усмехнулся, после чего серьезно и неторопливо, как бы взвешивая каждое свое слово, продолжил:

– Конечно, к торговому договору на встрече с Вильгельмом нам надобно вернуться. Может быть, сразу начать готовить проект? Давайте подумаем и по поводу этой багдадской дороги. Надо искать компромисс. Кузен прямо-таки горит своей султанско-мусульманской идейкой. Хоть бы разбирался: чем дышат шииты, а чем – сунниты? И какая там у них пороховая бочка. Повоевал бы с ними столько, как нам пришлось, так по-другому бы смотрел на это. Но, в конце концов, если он добивается нашей поддержки в англо-французских делах, должен принять как данность однозначное решение турецкого и персидского вопросов в нашу пользу. Его устремления к Суэцу понятны, и мы готовы содействовать, но, как говорят американцы, совместный бизнес должен приносить дивиденды обеим сторонам.

* * *

Встретив в море в двадцати пяти милях от северной оконечности острова Саарема подошедшие из Либавы корабли Иессена, царь с небольшой свитой перешел с яхты на борт флагманского броненосца «Император Александр III», где его ожидал ужин в кругу офицеров гвардейского экипажа. Поскольку броненосец – не яхта, и на всех приглашенных кают на «Александре» не хватило, часть гостей разместили на «Суворове». После чего отряд русских кораблей в составе трех броненосцев, расставшись с «Полярной звездой», которой предстояла дальняя дорога в Пирей, взял курс на шведский остров Готланд.

Разобрав бумаги и морально подготовившись к первому в жизни участию в переговорах на высшем уровне, Банщиков поднялся на правое крыло носового мостика «Князя Суворова», откуда морской закат был виден во всем великолепии. Но спокойно постоять, подставив лицо прохладному балтийскому ветерку, ему не дали. Внезапно Вадим почувствовал, что кто-то осторожно коснулся его плеча, и, оглянувшись, увидел рядом с собой вице-адмирала Дубасова. Начальник МТК, дружный по жизни с адмиралом Макаровым и давний приятель германского адмирала Тирпица, совершенно не понимал, зачем он здесь понадобился царю и куда сейчас направляется наш броненосный отряд под императорским штандартом.

– Михаил Лаврентьевич, здравствуйте… Мне, конечно, не совсем удобно…

– Добрый вечер, ваше превосходительство.

– Давайте уж сейчас без чинов, мой дорогой, хорошо?

– Это как прикажете, Федор Васильевич. Спасибо! – Вадик безмятежно улыбнулся, всем своим видом показывая, что игра «в дружбу» с изрядно попортившим ему крови занудным и ершистым старым формалистом принята. – Вы тоже пришли полюбоваться закатом?.. Или узнать на ушко, что замышляет относительно нас, вас… да и вообще, государь? – Банщиков хитровато, искоса взглянул на адмирала, несколько опешившего от такой его проницательности… или наглости.

– Понимаю, неловко, конечно. Раскусили вы меня… Но есть такой интерес, уж извините.

– Это вы меня, то есть нас, простите, ради бога, что вас, начальника МТК, столь долго в неведении держим. Сейчас, как я понимаю, до рандеву с императором Вильгельмом осталось менее полусуток хода, так что я не сильно нарушу указание государя, если вам расскажу кое-что о цели нашего плавания и вашей в том деле роли.

– Спасибо, обяжете… Я-то думал, что смотр эскадре делать идем перед походом, а тут… к Готланду. Значит, император собрался с кайзером встречаться… Понятно. Опять показуха… Только машины рвать перед походом! Еще и со стрельбой, поди?

– Федор Васильевич, в этот раз все не так банально. Да, Вильгельм и его моряки хотят посмотреть наших «бородинцев» поближе, ясное дело. Но истинная цель нашего вояжа иная. И чтобы вас не томить, докладываю коротко. На встречу с кайзером кроме государя императора направляются наши министр иностранных дел, морской министр и, в качестве секретаря, ваш покорный слуга. От немцев будут лишь Тирпиц и Рихтгофен. Никакой особой показухи. После – идем в Либаву, смотр и проводы третьей эскадры.

– Простите, но где же тогда Авелан?.. А граф Ламсдорф, разве он уже вернулся из Турции?

– Они, в соответствии с опубликованным сегодня указом императора Николая Александровича, отправлены в отставку. Как и премьер-министр. Вместо него теперь бывший саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин. На должность министра иностранных дел заступит наш посол в Берлине граф Остен-Сакен, он идет сюда с кайзером на «Мекленбурге». А управляющий делами Морского министерства… отныне это вы, Федор Васильевич.

– Так-с…

– Как вы понимаете, в связи с этим указом, государь ожидал повышенной активности со стороны Аничкова дворца. Да и не только. В том числе и поэтому палуба идущего в море броненосца для императора сейчас – самое подходящее место. Вы так не находите? – Банщиков чуть заметно улыбнулся.

– Да уж… Понимаю…

– А миссия нам с вами предстоит важнейшая. Если не сказать – историческая. И то, что вы сейчас от меня услышите, это исключительно для ваших ушей…

– Естественно.

– Император планирует заключение русско-германского военного союза, направленного против англичан. Нет, не сейчас, конечно, да и не завтра до его практической реализации дело дойдет. Клубок запутанных вопросов между нами тот еще. И реакцию Британии с Францией нужно просчитать. Как немедленную, так и на перспективу. Но разговор будет вестись именно в этом ключе. Задача первая – возродить договор перестраховки. На современном уровне политических реалий, естественно. Чтобы германцы могли спокойно не только строить свой собственный флот, но и деятельно поучаствовать в создании нашего. И в переоснащении нашей промышленности. В этом, после всей той штурмовщины, что нам пришлось пережить, в том числе и при копировании французского образца линейного корабля, полагаю, вас убеждать не нужно?

– Да уж. Жаль только, что мы немцам, Шихау или «Вулкану», броненосца так и не заказали…

– Сейчас сможем посмотреть их «Виттельсбахи» вблизи. Вам будет с чем сравнить культуру производства. Кстати, из нас Тирпица хорошо знаете только вы, как я понимаю?

– За остальных не скажу, сам знаю его со времен моей бытности в Берлине морским агентом. Не стану утверждать, что мы стали закадычными друзьями, но общались много и вполне по-доброму.

– Ну, значит, вам-то с ним завтра и биться. Он тихушный противник договора с нами, по крайней мере, до конца войны. Как и Рихтгофен. Но с кайзером уже имеется секретная договоренность, что этого он вскоре заменит. Канцлер Бюлов – тот хитрый прагматик и прямо против экселенца не пойдет. А вот с адмиралом нужно как-то договариваться.

Вадим вздохнул, глядя куда-то вдаль. Потянуло дымком: ветер растрепал над трубами идущего впереди «Александра» поистине величественную черную шапку…

– Уголек-то не ахти в Либаве взяли, – поморщился Дубасов, – вот ведь еще проблема-то…

– Она по-любому скоро разрешится. Все равно нам через пару-тройку лет флот надо на нефть начинать переводить. По крайней мере, корабли первой линии. Вы же сами государю статью Фишера прислали… А вообще, у меня к вам есть предложение: давайте подышим еще чуть-чуть, а потом, если вы не возражаете, Федор Васильевич, спустимся ко мне, посмотрим документы.

– Вот ведь, как оно все развернулось… Да, Михаил Лаврентьевич… Удивили! Но Альфреда я вполне понимаю. А ну как бритты сунутся в Балтику? Ему же ради нас полфлота положить придется, если не поболее…

– Мы немцам нужны не меньше, чем они нам. Вернее, на данный момент мы им нужны даже больше, чем они нам. Ведь реально противостоять диктату Британии способен только блок континентальных держав. Поэтому Францию от Англии надо отрывать в любом случае. По-доброму. Или как-то по-другому. И от нас тут зависит очень многое… Но, может быть, вы считаете, что наш император задумал предать союзника?

– По-моему, после апреля тут даже говорить не о чем. Это они нас предали. Так что в смысле совести – что посеешь, то и пожнешь. А я-то, если по правде, о таком даже уже и не мечтал… Я не о министерстве, конечно, поймите правильно. О немцах… Про Альфреда, думаю, вы не совсем правы. Он давно и искренне за союз с нами. Просто опасается англичан. Вы ведь их договор с японцами внимательно прочли? Вместе с пояснениями Бенкендорфа?

– Конечно. Тем более непростое положение сейчас сложилось после апрельских шашней Парижа с Лондоном. Немцы во сне холодным потом покрываются от мысли, что мы можем вдруг оказаться втянутыми в это их «сердечное согласие» в качестве третьей силы. А на эту тему Париж зондаж уже производил, вы же знаете. И доморощенные гении, что за этот вариантец руками и ногами цепляются, у нас имеются. Даже с избытком.

– Да, французы… но как же Алексей Александрович? Да, он же… Ну, вы понимаете. И Федор Карлович ему особенно близок, как мне кажется. Что он о его отставке скажет?

– Император считает, что его дядя генерал-адмирал должен немного отдохнуть от трудов праведных. Ницца там, Париж или Вильфранш… Ривьера, одним словом. Глядишь, там где-то за полгодика-годик восстановит силы, подлечится.

– Считает? Или решится? Это разные вещи, знаете ли, – Дубасов скептически поджал губы. – Мягок наш государь больно. Мягок да отходчив. Сначала отставит, а потом возьмет, да и поболе, чем было, даст…

– Не волнуйтесь, Федор Васильевич. Насколько мне известно, это окончательно решено. А вам от государя будет, между прочим, еще особое поручение. Подумать немедля о вашем преемнике в МТК. И на кого менять Рожественского. У него тоже со здоровьем не все ладно…

– Все не слава богу! – Дубасов поморщился. – Опять, как лошадей на переправе…

– Кстати, вы ведь только что с югов? Разрешите полюбопытствовать: как на «Потемкине»? Успеваем? У вас он, поди, в печенках сидит? Но простите мой навязчивый интерес к сему пароходу, очень уж хочется видеть этого красавца во главе нашего флота на Тихом океане.

– Ну, что сказать, Михаил Лаврентьевич… Корабль выстроен полностью. Экипаж тоже, считаю, вполне готов. С «Георгия» и «Синопа» на него лучших людей взяли, да и тихоокеанцы-сверхсрочники на «Океане» подоспели как нельзя кстати. Машинное и котельни в хорошие руки попали. Вот «Очаков», этот пока не принят в казну, но Чухнину я дал добро на пробные выходы. Что экипаж броненосца сплавался, сказать не могу, но с каждым днем набирают. Григорий Павлович дело свое знает, так что здесь я спокоен.

Скрыдлов с черноморской эскадрой подготовку эскадренных угольщиков обеспечил. Обошлось без неприятностей, хотя поначалу побаивался народ этого цирка: жонглирования мешками с угольком. И с балтийцев унтеров через все учения пропустили, так что справиться должны вполне. Кстати, Иессен доложил по результатам отрядных стрельб: выучка башенных команд, которых контр-адмирал Писаревский для «бородинцев» школил на «Ростиславе», вполне на уровне. Благодарил. Я уже и представленьице на Сергея Петровича заготовил, а ведь то идея ваша была… Одним словом, если по чести, это мне, старику, нужно у вас прощенья просить.

– Да полно, что вы! И с чего бы?! Только мне и впору извиняться, ведь не без моего участия вам таких забот привалило. И насчет стариковства своего, вы это… через край… Понимаю, у черноморцев два лучших корабля отнимаем. Но нужно проблемы решать по мере их поступления. Сначала – японскую, а уж потом – турецкую. Так нам карты легли.

– Нет, вы поймите меня правильно, молодой человек, я вполне серьезно говорю… Ибо действительно виноват я перед вами. И прошу простить мне, что в силу несдержанности и резкости некоторое время назад позволял себе публично и нелицеприятно высказываться в ваш адрес. В свете тогдашней уверенности в вашем полном дилетантстве в морских, политических и технических вопросах… И в авантюризме!

Чего стоила убежденность царя в необходимости незамедлительной разборки и отправки во Владивосток балтийских и черноморских «соколов»?! А какие деньжищи немцам и американцам сумасшедшие за моторы для катеров этих минных отвалили? В погоне за скоростью фантастической… Но ведь «Тарантул» выдал тридцать! Ваши же это были затеи, хоть на Гейдена, как на зачинщика, свалили. И на Степана Осиповича кивали. Но я-то все понял. А уж чтобы эскадренный броненосец достроить и сдать в такие сроки… Ну, не мог я поверить, что этот корабль вообще возможно вывести из завода и принять в казну к сроку, определенному для изготовления к походу третьей эскадры! Слишком много проблем. Просто отказывался верить, что такое в принципе возможно. Николаев – это вам не «Виккерс»… Начать с того, что он же «черноморец», дальность не океанская, куда уголь грузить-то? И с отоплением – считай, все заново. И котлы после того злополучного пожара только смонтировали, еще не хоженые, новые. И добронирование оконечностей…

Еще проблема этих раковин в броне башен. Треклятых! Я ведь, когда меня тогда лично император вызвал, после нашего разговора вышел, ненавидя вас жесточайше. Ну а сами-то посудите: по какому такому праву молодой, самоуверенный выскочка советы дает начальнику МТК? Учит меня… меня, как корабли строить! И как их проектировать! А история с этими рудневскими эскадренными угольщиками?.. Простите, обида глаза застила. Только вы поставьте себя на мое место…

– Федор Васильевич, дорогой! Какие могут быть извинения с вашей стороны?! Это вы меня простите великодушно за тот эксцесс. В технике я, правда, на две, на три даже головы ниже вас. Но только когда Всеволод Федорович провожал в Петербург, он меня напутствовал словами, которые навсегда в память врезались. Он крикнул мне тогда с мостика, когда мы от «Варяга» на катере в Шанхай отваливали: «Помните, начальство предполагает, а война располагает!» И знаете, как мне это напутствие помогло при первой встрече с государем…

– Да уж, невероятное дело вам удалось! Всех льстецов и наушников от Николая Александровича отодвинуть. У него ведь как шоры с глаз спали! То, что происходит сейчас с флотом, многие офицеры и адмиралы иначе как чудом не называют. Только кто-то от чистого сердца, а кто-то, простите, и с завистью…

– На всех льстецов и себялюбцев возле Николая Александровича меня, увы, никак не хватит. Не обольщайтесь. Так что гадостей флоту еще много пережить придется. Особенно при разработке новых типов кораблей и принятии большой кораблестроительной программы. А цели стать первым визирем я не преследую вовсе, поэтому и завистников опасаться не склонен… Кстати, когда вы тогда встали перед царем, я боялся больше всего на свете, что откажетесь и потребуете отставки. Но, честно, не от того, что совестно было. Просто я был абсолютно уверен, что достройку «Потемкина» в срок можно осуществить лишь в том случае, если император лично вас это сделать обяжет. Это только в ваших силах было.

– Вот-вот! Вы, молодой человек, все понимали, а я, многоопытный моряк и командир, бесился, потому как не верил. За то в первую очередь и винюсь. Хотя распоряжение Николая Александровича принимать башенную броню с раковинами сразу меняло дело по срокам готовности корабля. Но тогда я, простите, расценил этот пассаж почти как диверсию, опять же от вас персонально идущую!

– А сейчас как это решение расцениваете?

– Конечно, раковины в броне… По сути дела, такое абсолютно не допустимо. Двух мнений тут нет и быть не может. Ибо, как еще Петр Алексеевич положил, приемщику, недодел пропустившему, кара тяжелее даже, чем нерадивому заводчику. Но, по спокойном рассуждении, мы пришли к выводу, что по носовой башне, где только две серьезные были, одна в тылу, в полуметре от броневой двери, а вторая в задней части правой боковины, в принципе, приемка возможна. Если исходить не из обязательных требований и документов утвержденных, а из возможности поражения этих частей в бою. Она, конечно, много меньше, чем у лобовой части. Для кормовой же башни две детали пришлось-таки лить заново. Права на брак и переделку уже не было. Но, в итоге, слава богу, вышли чисто. Одним словом – успели. И информацию о применении японцами преимущественно фугасов для крупных калибров мы тоже учитывали. Но после этой войны плиты брачные заменить нужно будет непременно.

Как я расцениваю… Еще один линейный корабль уводит Григорий Павлович к Артуру. Да еще какой! А если бы все по букве да по параграфу, поспел бы он к ноябрю. Слава богу, что так все сложилось. Вот как расцениваю. И… спасибо вам, Михаил!

– За что? Федор Васильевич! За нервотрепку? За ту, что, слава Тебе, Царица Небесная, позади, и ту, что впереди? А она для вас в новой должности лютая будет…

– За то, что император наш сегодня к флоту лицом поворачивается, а не в кораблики играет. За то, что вы, зная, какую ахинею я на вас лью, сказали Николаю Александровичу, что только я на месте Авелана сумею разгрести все это… Только не спрашивайте, пожалуйста, откуда знаю. Знаю, и все!.. За то, что кораблестроением занялись, что до бунта Кронштадт и Ижору не допустили. И за то… За то еще, что к немцам идем не просто так, не с пустыми руками, за то, что государь наш увидел, наконец, что флот военный – не просто игрушка диковинная, а великий инструмент политический…

– Самая длинная вооруженная рука государства.

– Вот! В точку…

* * *

После изучения бумаг и окончательной выработки линии поведения в общении с немцами на завтра Вадим, проводив Дубасова до его каюты, вновь поднялся наверх. Над морем спускалась нечастая для Балтики по-летнему теплая, но уже по-осеннему звездная ночь. Слегка покачивало…

Прислонившись к нагретой солнцем за день броне шестидюймовой башни на правом, наветренном срезе, он молча стоял, вглядываясь в полоску светлого неба на западе в абрисе фиолетовых облаков, на фоне которой резко выделялась темная громада идущего впереди «Александра». На душе было и легко, и… неспокойно. Сердце сжимала теплая и светлая тоска по той, которую он оставил в далеком шумном столичном Петербурге.

В эту ночь посреди Балтики он впервые признался себе в том, что ему одиноко и пусто без нее. Без ее лучистых карих глаз, без шороха ее легкой, быстрой походки, без ее милого, диккенсовского акцента, без запаха ее чудесных волос… Именно тогда он понял, что любит. Понял, что так случилось, что с этим теперь ничего не поделаешь. И все это очень и очень всерьез. И…

И так уж получается, что новейший черноморский броненосец «Князь Потемкин-Таврический», о котором они недавно говорили с вице-адмиралом Дубасовым, имеет к этому самое непосредственное отношение.

* * *

Решающий шаг в долгом и непростом сближении Банщикова с Ольгой Александровной имел место быть, когда он в очередной раз попытался уломать Николая на «морской круиз». Самодержец всероссийский категорически не желал отправляться в гости к греческим родственникам на броненосце. Его совершенно не прельщала перспектива оставлять беременную жену, ожидающую долгожданного наследника.

– Государь, ну представьте только, скольких зайцев вы убьете одним выстрелом! – в надцатый раз распинался Вадик. – Во-первых, ваше присутствие на «Трех Святителях» позволит юридически безукоризненно провести броненосцы через Босфор и Дарданеллы. Если вы помните, ваше величество, то по договору о проливах русские боевые суда первого и второго рангов могут проходить его только по фирману султана при наличии главы государства на борту. А нам сейчас на Дальнем Востоке каждый лишний линейный киль нужен позарез!

– Да. Но где гарантия, что Абдул-Гамид такой фирман соизволит подписать? Англия, знаете ли, все одно будет против. И как мы выведем два броненосца, ведь я могу быть лишь на одном, а? – скептически нахмурил лоб Николай.

– Султан блюдет интересы Турции и нечаянной выгоды для нее не упустит, – устало выдохнул Вадик, многозначительно посмотрев на царя и неожиданно заслужив первую за месяц улыбку на лице великой княгини. – Он прекрасно понимает, что любой наш броненосец, покинувший Черное море, обратно без его разрешения не вернется. А в данном случае, с вами на борту, вопрос пропуска превращается в пустую формальность, следовательно, ему, султану, Англия никаких претензий предъявить не сможет. Вот на обратный их проход он позволения точно не даст! И у турок в случае войны с Россией будет на парочку броненосцев меньше головной боли. Если же мы османам сразу скажем, что это рейс в один конец и назад на Черное море корабли не вернутся, возражать они точно не станут. Кстати, на втором корабле может пойти генерал-адмирал, к примеру. Или кто-нибудь другой из наиболее близких вам Романовых.

Во-вторых, любой офицер и матрос нашего флота, особенно его воюющей на Тихом океане части, узнает как и кем были протащены на театр боевых действий эти «лишние» броненосцы. И будет прекрасно понимать, что, возможно, именно наличие этих, неучтенных японцами в их расчетах кораблей спасет его жизнь. Как вы думаете, ваше величество, ваши моряки после этого будут более или менее внимательно прислушиваться к агитаторам, которые им в оба уха поют, что царю на них наплевать?