Текст книги "Господин судебный пристав"

4

Остановившись у двери великолепного двухэтажного дома, Кузьма Малов прочёл надпись на металлической табличке «Бигельман Я. Н.» и с сожалением подумал: «Земля тебе пухом, Яков Натанович!»

Сын покойного ювелира Иосиф с недоумением уставился на Кузьму.

– Я судебный пристав, – представился Малов. – К вам пришёл для проверки сохранности ранее арестованного и описанного имущества вашего отца, Якова Натановича Бигельмана.

– Что ж, проходите, – сказал безразличным тоном юноша, даже не взглянув на судебное решение, которое ему протянул Кузьма вместе с актом описи и ареста. – Всё на своих местах, можете убедиться, господин судебный пристав…

Стены гостиной были обиты тканью яркой расцветки. У стен дорогая мебель: кожаный диван и четыре кресла. Три больших персидских ковра необычной расцветки. Чуть дальше, у правой стены, дверь в столовую, всё из красного дерева, лакированное.

«Яков Натанович жил на широкую ногу, – подумал Малов. – Очень богатый был человек Бигельман, вот только…»

Сын ювелира терялся в роскошных апартаментах среди множества предметов. Ссутулившись, несчастный юноша уселся в кресло и опустил голову. «Пока он в таком состоянии, разговаривать с ним бесполезно, – думал Кузьма, рассматривая его. – Лицо апатичное, ничего не выражающее, будто застывшее. Он что, действительно так сильно переживает смерть своего отца или делает вид, что убит горем? А может быть, таким образом он пытается вызвать во мне жалость?»

Кузьма Малов ходил по дому, вокруг мебели, касался ковров и всё, что видел, сверял с актом описи и ареста. В какой-то момент ему показалось, что юноша наблюдает за ним с насмешкой и даже с отвращением.

– Может быть, я не вовремя, но не обессудь, – сказал Кузьма, останавливаясь перед молодым Бигельманом. – Меня в ваш дом привёл служебный долг.

– Всё в порядке, – вяло ответил юноша. – Я знал, что вы придёте, и ждал вас. Так что…

– Вам, наверное, будет трудно отвечать на мои вопросы, – сказал Кузьма, – но я вынужден задавать их.

– Вас интересует, как я намереваюсь поступить с имуществом после того, как вступлю в права наследства?

– Да именно, – вздохнул Кузьма. – Только хочу вас предупредить, что с имущества арест может быть снят только по решению суда.

– Мне известно это, – сказал юноша. – Можете не сомневаться, всё, что внесено в акт описи и ареста, так и останется в этом доме.

– А вы? Вам есть на что жить? – полюбопытствовал Кузьма. – Наверное, невыносимо жить впроголодь среди богатства и роскоши в доме?

– У меня есть немного денег, – тихо ответил юноша. – На первое время хватит.

Ресницы его дрогнули, он прикрыл веки и снова опустил голову. Проверив имущество и убедившись, что всё на месте, Кузьма уселся в кресло напротив юноши:

– Конечно, это не моё дело, но как ты собираешься жить дальше?

Его вопрос заставил Бигельмана напрячься. Юноша судорожно вздохнул и промолчал. Кузьма с сожалением осознал, что причинил ему боль. Жалкий, несчастный, выросший в роскоши и достатке, он, скорее всего, не имел ни малейшего представлении о жизни.

По дороге к месту службы с Кузьмой творилось что-то странное: он ловил себя на мысли, что думает о юноше так, словно чем-то виноват перед ним. Затем чувство вины сменилось другим, совсем уж неожиданным: сожалением о том, что именно сегодня ему пришлось прийти в дом ювелира-самоубийцы, который, разорившись, ушёл из жизни, оставив на произвол судьбы единственного сына. И сразу же мир для Кузьмы стал бледнее, постылее и однообразнее, ещё более подчеркнув всю отвратительность и монотонность будничной жизни…

* * *

Сибагат Ибрагимович Халилов лежал на кровати в больничной палате и думал о дальнейшей своей жизни и превратностях судьбы. Казалось бы, всё, что им было задумано, должно было исполниться, но… Счастье, так долго сопутствовавшее ему, вдруг проявило свою изменчивость. До самой своей смерти человек одержим счастьем как всемогущим таинством. Он приносит ему в жертву всё, видит в нём свою надежду. Человек надеется, что счастье никогда не покинет его, но оно не всегда дарует ему все блага. Счастье покидает «счастливчика» в самый благоприятный момент, когда он полон надежд и верит в свою звезду, но… А потом наступает разочарование. Сибагат Ибрагимович был огорчён, разочарован, уничтожен этим предательством. В его душе кипело и клокотало бешенство, но легче от этого не становилось. Ничего не приводило его в такую ярость, как разочарование в счастье, которое отвернулось от него. Он всегда надеялся на счастье, которое долгое время не оставляло его. Он верил, что воображаемое, неуловимое счастье у него в кармане, а потом… Что потом? Разочарование в покинувшем его счастье, казалось, потрясло его больше, чем ожидаемые суд и смертный приговор.

Халилов вздрогнул, почувствовав на себе взгляд, и открыл слезящиеся глаза. В нескольких шагах от его кровати, в дверном проёме, стоял Митрофан Бурматов.

– Однако тебя основательно поколотили, Сибагат, – сказал он. – Никогда бы не узнал, если бы не знал точно, что в этой постели отлёживаешься ты.

Халилову стало не по себе – в словах сыщика ему почудился какой-то скрытый смысл. Однако он сделал вид, что не понял его, и снова закрыл глаза.

В палату вошёл врач. Он приблизился к кровати и склонился над Сибагатом Ибрагимовичем.

– Мне плохо, – прохрипел Халилов. – Сделайте мне укол снотворного.

Ему действительно было плохо: бросало то в жар, то в холод, зубы стучали.

– После обхода пришлю сестру, и она сделает тебе укол, – пообещал врач, направляясь к выходу.

Когда доктор вышел, Бурматов встал в небрежной позе посреди небольшой палаты и с задумчивым видом замер. Он словно прожигал взглядом Халилова. Затем он несколько минут, хмуря лоб, прохаживался по палате, после чего остановился перед кроватью Сибагата Ибрагимовича.

– Ты чего ко мне явился, подлец? – простонал тот чуть слышно. – Ты уже упёк меня за решётку, так чего от меня понадобилось ещё?

– Право, мне радостно узнать, что рассудок твой в норме, – всплеснул руками Бурматов и присел на табурет. – Ну а если мозги твои в порядке, то готов ли ты к здравомыслящей беседе?

Сибагат Ибрагимович посмотрел в глаза сыщику.

– Не готов, – сказал он хмуро. – Нам не о чем разговаривать, уходи.

Бурматов достал из кармана пальто папиросу и закурил.

– Я всегда считал тебя умным человеком, Сибагат, – сказал он, выпуская в потолок клубы дыма. – Особенно, когда изучил твоё дело.

– Оговорил я себя, – мрачно огрызнулся Халилов. – Брехня всё то, что я говорил на следствии.

Митрофан развёл руками.

– Не пудри мне мозги, придурок старый, – ухмыльнулся он. – Уж кто-кто, а мы-то с тобой знаем, что все твои слова – сплошная истина.

Сибагат Ибрагимович, стиснув зубы, промолчал. Склонившись над ним, Бурматов схватил его за руку и так больно ущипнул чуть выше локтя, что тот взвыл от нестерпимой боли.

– Молчи, не молчи, а я вытащу из тебя то, за чем пришёл, и не надейся хоть что-то утаить от меня, – сказал он и снова уселся на табурет.

У Сибагата Ибрагимовича потемнело в глазах, а в висках запульсировала кровь. Он закрыл глаза и…

– Эй, кто-нибудь! – громко крикнул Митрофан, повернувшись к двери. – Старику плохо, поспешите!

В дверном проёме появилось невозмутимое лицо охранника, но тут же исчезло. В палату вбежала испуганная медсестра, сделала Халилову укол. Бурматов закрыл за ней дверь и вернулся на своё место у изголовья кровати Халилова.

Когда Сибагат Ибрагимович открыл глаза, тут же натолкнулся на изучающий взгляд сыщика.

– Это я напомнил тебе, кто ты теперь есть на самом деле, – усмехнулся Митрофан. – Ты есть никто! Уголовники тебя не приняли, отметелили «по-свойски». Полицейские и охранники тоже могут угостить тебя тумаком в любое время. А на каторге, рухлядь старая, тебя будут дубасить все, кому не лень. Там не жалуют таких, как ты, ублюдков, обагривших руки кровью близких родственников.

Глядя на него, Сибагат Ибрагимович вдруг понял, что только сейчас настоящая сущность Бурматова раскрылась перед ним. С виду ироничный, добродушный, честный и порядочный человек, а в действительности – расчётливый и беспощадный хищник.

– Что ты добиваешься ещё от меня, говори? – проговорил он глухим, надтреснутым голосом.

– Действительно, чего это я? – ухмыльнулся Бурматов насмешливо. – Очевидно, ты и без силового воздействия сейчас расскажешь мне, куда заныкал своё состояние?

– Я так и подумал, что ты именно за этим пришёл, – нахмурился Халилов. – Все пытаются вытянуть из меня то, чего у меня нет!

Митрофан зло рассмеялся и склонился над ним:

– Если ты смог убедить следователя в своей мнимой бедности, то со мной твои штучки не пройдут.

Сибагат Ибрагимович пришёл в замешательство; он беспомощно смотрел на своего мучителя.

– Нет, нет, нет… Ну сколько можно говорить, что у меня нет денег! – захныкал Халилов. – У меня…

Он осёкся и замолчал, ощущая на себе тяжёлый взгляд сыщика, наблюдавшего за каждым его движением.

– Ты или спятил, или недопонимаешь, что ждёт тебя, старик, – заявил Бурматов.

Сибагат Ибрагимович промолчал.

– Петля, – спокойно продолжил Бурматов. – Ты видел когда-нибудь казнь? Страшное зрелище! – И он подробно стал описывать процесс повешенья.

Митрофан видел, что Халилов дрожит под одеялом всем телом, что его и без того распухшее от побоев лицо исказила гримаса ужаса. Он с нажимом произнёс:

– Я могу помочь тебе избежать этого кошмара и даже спастись от каторги. Но цену всему этому ты сам знаешь.

– Но… у меня нет денег, – упрямо возразил Сибагат Ибрагимович. – Я…

– Понятно, ты непрошибаем, татарин чёртов, – вздохнул Бурматов и пожал плечами. – Что ж, кесарю кесарево… Однако на побег и на чудо не рассчитывай, я лично прослежу, чтобы этого не случилось.

Раскрасневшийся от гнева, он вышел в коридор и подозвал охранника.

– К этой скотине кто-нибудь приходил? – спросил он, кивнув на дверь палаты.

– Н-нет, – не совсем уверенно ответил охранник. – Во время моего дежурства, кроме доктора, точно никого не было.

– Кроме врача и медсестры, никого к нему не впускать, – сказал Митрофан строго. – Запомни сам и передай своим сменщикам. Если кто придёт навестить арестанта, устанавливайте личность и немедленно докладывайте мне. Я буду часто навещать его, пока не переведут в тюрьму, так что…

Не договорив, он махнул раздражённо рукой и, что-то бормоча себе под нос, пошагал к выходу.

5

Поужинав тюремной баландой, товарищ Матвей улёгся на кровать и, подложив под голову локоть, спросил:

– Как ты представляешь своё будущее, товарищ Рахим? У тебя хорошая, миролюбивая профессия. А ты поступил на службу судебным крючкотвором?!

– Быть врачом и лечить людей – моё призвание, – сказал Азат, вздыхая. – Я хорошо учился в школе и поступил в Казанский университет. Втайне от отца поступил на медицинский факультет. Я из семьи бедняков. Мать работала на фабрике, а отец… Он всегда перебивался случайными заработками. Когда он был дома, то с утра до вечера пил горькую и говорил: «Учись, сынок, учись… На юриста учись. Они всегда при деньгах и при деле!» А я врачом стать мечтал, вот и поступил на медицинский факультет.

– Отец держал тебя в чёрном теле и ты его боялся?

– Нет, – усмехнулся печально Азат, с грустью вспоминая прошлое. – Я просто не хотел огорчать отца и лгал ему всякий раз, что учусь на юриста.

– А на какие шиши в университете учился? – полюбопытствовал Матвей. – Ел, пил, обувался, одевался…

– Сначала очень туго приходилось, – признался Азат, вздыхая. – Ходил в долгах, как в шелках. А потом отец разбогател, и я…

– Постой, а как это случилось? – привстал на кровати Матвей. – Удачу за хвост поймал или рыбку золотую?

– Я не знаю, откуда у него появились деньги, – солгал, не моргнув глазом, Азат. – Отец открыл в Уфе магазин, занялся торговлей, и дела его шли успешно.

– Ты сказал «шли»? – заинтересовался «прилипчивый» сокамерник. – А сейчас что, как папашку загребли, его дела на мель осели?

Мавлюдов задумался. Он, конечно же, за долгое время отсидки успел проникнуться уважением к товарищу Матвею, доверял ему, но… Ему не хотелось рассказывать всю правду про отца.

– Я же тебе говорил, что отец умер сразу же после приговора суда, – ответил он с горестной улыбкой. – А его компаньоны, используя различные махинации, оставили меня без гроша.

– Вот видишь, прав был твой отец, заставляя тебя учиться на юриста, – сказал Матвей «поучительно». – Выучил бы назубок все законы и… Глядишь, не случилось бы такого!

– Когда я получил диплом, признался отцу, что долгое время водил его за нос и учился на того, на кого сам захотел, – вздохнул Азат. – Он очень огорчился и настоял на том, чтобы я поступил на службу в судебную канцелярию.

– И ты исполнил его волю, – дополнил «понимающе» Матвей. – Только никак не въеду, почему ты сюда, в Верхнеудинск приехал? Мне, конечно, бывать в Уфе не приходилось, но я слышал, что город большой и, стало быть, судебная канцелярия там намного больше?

– Там на службу не сунуться, – хмыкнул Азат. – И отец не обладал там нужными связями.

– А здесь у него такие связи нашлись, – догадался сокамерник. – И это, конечно, Сибагат Халилов, о котором ты мне уже не раз рассказывал?

– Да, это он, – кивнул утвердительно Азат. – Он помог мне устроиться в канцелярию суда, а потом…

– Дальше можешь не рассказывать, – поморщился Матвей. – Продолжение истории я уже наизусть знаю. – Он снова улёгся на кровать и вздохнул: – Да-а-а… Конечно, от жизни тебе досталось вдоволь и пинков, и подзатыльников, но… Не горюй, товарищ Рахим, скоро всё сладится. Скинем царя, заберём власть у буржуев, и жизнь наладится!

Мавлюдов поморщился. Он никак не мог привыкнуть к «партийной кличке», которой «наградил» его сокамерник.

– Легко сказать, – покачал с сомнением головой Азат. – Лично я целиком и полностью с тобою согласен, только никак представить не могу, какая жизнь нас ждёт без царя и его самодержавия.

– Какую мы построим, такая и будет, – заговорил мечтательно Матвей. – И…

Азат пожалел, что невольно спровоцировал сокамерника на очередное «долгоиграющее» разглагольствование о «светлом будущем», чем он уже был сыт по горло. Товарищ Матвей снова и снова подробно разъяснял «недоумку» все прелести жизни в равноправном обществе. Он приводил примеры «из французской революции», хотя сам едва ли понимал, в чём её смысл. Главное, что французы короля своего скинули и живут теперь «очень даже ничего»!

Терпеливо слушая сокамерника, Азат почувствовал, как заболела голова.

– Ты согласен со мной? – неожиданно спросил товарищ Матвей.

Мавлюдов чувствовал себя неловко, не зная, что ответить. Сокамерник же наслаждался его замешательством, считая, что собеседнику нечего возразить на его «убийственно-железную» логику, и издевательски улыбался.

– Так ты согласен со мной или нет? – повторил Матвей. – Или ты всё ещё считаешь, что без царя прожить невозможно?

– Я считаю, что всё возможно, – сдался Азат. – Пока ещё царь на троне и как долго продлится его царствование, никто предсказать не может.

– Нет, ты ничего не понял, – завёлся с пол-оборота сокамерник. – Я вот хочу…

Матвей не успел закончить фразу. Щёлкнул замок, открылась дверь, и в камеру вошёл человек. Матвей и Азат переглянулись.

– Доброго вам здравия, господа товарищи, – проговорил незнакомец и указал на место под окном. – Я буду спать здесь. Зовут меня Макей, кличка Острожный, прошу любить и жаловать…

* * *

В этот день Назар Кругляков явился в дом адвоката Воронина. Осторожно протиснувшись среди нагромождения дорогой мебели, он уселся в большое кожаное кресло и замер в ожидании хозяина.

Адвокат появился быстро:

– Надеюсь, что-то очень важное привело вас ко мне, уважаемый э-э-э…

– Назар Кругляков, – напомнил Назар. – А к вам меня привело действительно одно очень важное обстоятельство, касающееся вашего подзащитного Сибагата Ибрагимовича Халилова.

– И-и-и… что же случилось? – кисло улыбнулся Воронин.

– Сибагата Ибрагимовича, избитого до неузнаваемости, привезли из Иркутска в Верхнеудинск, – ответил Назар. – Так вот, мне интересно знать, по какой причине его привезли. На суд или всё ещё продолжается следствие?

– Следствие закрыто, уважаемый э-э-э… – адвокат замялся и тут же продолжил: – А то, что Халилова привезли в город, для меня новость.

Кровь ударила Круглякову в голову. Адвокат говорил долго, много и ни о чём.

– Ну привезли, и что с того? – продолжал Воронин. – Пусть он лучше дожидается суда здесь, в нашем городе, а не в Иркутске, чего, кстати сказать, я всячески добивался.

– Что, его привезли по вашему ходатайству? – не поверил Назар.

– А ты думал, – привычно солгал, не моргнув глазом, адвокат. – Я не раз обращался в суд о возвращении Сибагата Ибрагимовича в Верхнеудинск! И вот… Мои ходатайства были услышаны.

Покраснев от гнева, Назар вскочил с кресла, но тут же, взяв себя в руки, спокойно сказал:

– Он уже несколько дней лежит в городской больнице, а вы даже не знаете об этом!

Адвокат покачал головой.

– Мы заплатили вам огромные деньги, – продолжил Назар. – А что сделали вы, чтобы обеспечить безопасность Халилова на время пребывания в тюрьме?

– Не пойму, к чему вы клоните? – спросил Воронин взволнованно.

– Я хочу быть в курсе всего, что касается купца Халилова, – ответил Назар. – Я хочу, чтобы вы не только брали деньги на его защиту, но и честно отрабатывали их. В противном случае вашу репутацию лучшего городского адвоката я могу подпортить и поломать. Пущу ненароком слушок, какой вы есть на самом деле и…

– Я тоже найду, что сказать…

Воронин сказал это так уверенно, что трудно было не признать, что хитрюга-адвокат вполне спокоен за свою репутацию.

– Тогда… – Кругляков поскрёб ногтями затылок, – тогда я убью вас.

Самодовольное и надменное лицо Воронина сделалось испуганным и растерянным.

– Хорошо, чего вы сейчас от меня хотите? – спросил он, побледнев.

– Для начала я хочу иметь возможность встретиться с Сибагатом Ибрагимовичем и поговорить с ним, – ответил Назар, хмуря лоб. – С вашими связями в судейских кругах, думаю, моя просьба вполне выполнима. За дополнительную плату, разумеется!

– Да, но… – задумался адвокат и вежливо поинтересовался: – Позвольте спросить, а о какой сумме ведётся речь?

– Вот этого хватит? – Назар показал адвокату тот самый золотой самородок, который когда-то выкупил у подозрительного проходимца для купца Халилова.

– Для удовлетворения вашей просьбы этого, наверное, всё же будет маловато, – торговался Воронин. – Самородок мне за работу, а чтобы добиться разрешения на свидание с Халиловым, надо ещё заплатить.

– Или берёшь самородок и делаешь дело, или не получишь ничего, – отрезал Назар. – Я тебе не дойная корова, ясно?

– Хорошо, я согласен, – облизав губы, сказал адвокат. – На какое число устроить свидание?

– Чем быстрее, тем лучше, – ответил Кругляков, пряча самородок в карман. – Вещицу получишь сразу, как только я увижусь с Сибагатом Ибрагимовичем.

* * *

Дрожа от холода, бродяга сидел у двери в кабак в ожидании, что ему бросят монетку, а если повезёт, то и целых две. От голода сосало под ложечкой, а ещё больше хотелось выпить. Он изнемогал от тоски, которая жестоко терзала его. Лучше бы пошёл к церкви, чтобы посидеть на паперти с протянутой рукой. Там всегда подают…

Из темноты вдруг вынырнул хорошо одетый господин, которого бродяга совсем не желал видеть.

– Здравствуйте, господин Бурматов! – поспешил поздороваться Лука. – Чего вам не спится в эдакое время?

– А ну повернись ко мне боком, затем спиной! – неожиданно потребовал сыщик, пронизывая бродягу взглядом.

Лука послушно исполнил его требование.

– Отлично подходишь, – сказал задумчиво сыщик. – Остаётся только немного поработать над твоим рылом, чтобы…

В следующее мгновение удар страшной силы обрушился на лицо Луки, и он как подкошенный рухнул на землю. На его глазах выступили слёзы, в ушах он почувствовал саднящую боль и гул.

Ничего не говоря, Бурматов продолжил избиение бродяги уже ногами, всё больше целясь носками ботинок в лицо несчастного. Затем он схватил его за волосы и с силой рванул с земли.

– За что? – простонал Лука, едва шевеля распухшим языком и разбитыми губами. – Что я вам сделал, господин Бурматов?

– Ты очень похож на одного скота, которого я люто ненавижу, – ответил сыщик, зажигая спичку и поднося её к вытянутому лицу Луки. – А вот теперь вы похожи ещё больше. Осталось только…

Прикусив язык, Бурматов вновь замахнулся. Почувствовав ошеломляющую боль в области переносицы, Лука застонал и лишился сознания…