Текст книги "Генерал бубновый. Или «Как нас убивали…»"

При осмотре обнаружили следы крови у входной двери. Взяли соскобы на генотипоскопическую экспертизу. Но, как вы знаете, после долгих безуспешных поисков иногда выручает случайность. Маленькая, на первый взгляд пустяшная находка. Возле дома под навесом заметили едва приметные отпечатки автомобильного протектора. Предположительно от УАЗика. Мы обрадовались.

– Да я вас понимаю. Мне удалось в свое время составить целую картотеку по идентификации шинных протекторов…

Происходило убийство ранней весной, поэтому следы сохранились. Мы решили, что бандиты сгребли всю наличность и драгоценности, Смирнову убили. Чтобы вывезти труп, да еще мешки с барахлом, они загнали ночью машину прямо во двор под навес.

После этой находки мы воспряли духом. Оперативники начали шерстить автомобильный парк города, а я документацию подпольного кооператива. Удалось выяснить, что шкурки завозились в Николаев со зверофермы из Уссурийска. И это частично шло мимо кассы за наличный расчет. Делаем запрос в Уссурийск. Вскоре обозначается пропавший человек, схожий по внешним признакам. Мужчина числился в отделе снабжения зверофермы, имел возможность часто выезжать в командировки. Я вылетел в Уссурийск самолетом через Владивосток.

Симпатичный дальневосточный городок с развитой инфраструктурой, народец зажиточный по сравнению с нашими волжанами. Жена снабженца не только рассказала про золотую печатку с черной агатовой вставкой, но вспомнила и адрес ювелирной мастерской, где мне дали точное описание, вес и прочее.

От нас требовали результат, нас всячески подгоняли, хотя мы работали без выходных по пятнадцать часов. При очередном докладе в областной прокуратуре я рискнул заявить, что преступления совершены бандой, дело необходимо квалифицировать по 77 статье УК РСФСР. Мне активно возражали, потому что статья была редкостная по тем временам. Довод обычный: «В СМИ просочится, и начнут нас полоскать…»

Все же я убедил, что действует жестокая банда, что могут быть новые трупы. В виду серьезности преступлений, к нашей группе подключили сотрудника КГБ. В те годы у них была великолепно поставлена работа. В каждом райцентре, в каждом городе отдел с небольшим штатом, и у каждого сотрудника обязательно по пять-десять прикормленных информаторов. Кроме того съемные квартиры для встреч, аппаратурка импортная для фото и видеосъемки, прослушки. Мы о таком тогда и не мечтали.

– Согласен. Мне приходилось с ними работать, – сказал Мищев, вспоминая что-то свое, давнее.

– Будем здоровы! – Милюков приподнял рюмку с водкой. Выпили. Милюков тут же закурил, предложил Мищеву, а тот с улыбкой хитроватой отказался. Пояснил, что старшему сыну лет семь было, когда застукал его с сигаретой в руке. Ругаю, а сын мне в ответ: но ты же куришь? Нет, отвечаю ему, больше не курю. Хотя в прозекторской, ох, как хотелось окутаться дымом…

– Я больше двадцати лет следователем, а как попадаю в морг, сразу сигарету в зубы и аж цепенею от запахов. Недавно отморозок из группировки Тушеного гранату бойцам под ноги кинул и сам же пострадал. Судмедэксперт у трупа кишки приподнял, показывает, куда осколок влетел. И мне этак весело: придержи дознавателя, пока не упала. А та, бедная, уже глаза к небу закатила.

– Трудно привыкнуть и трудно смотреть на это философски. На мясокомбинатах люди годами крушат животинку, внутренности перебирают, разделывают, кровь ручьем…

После третьей выпитой рюмки они легко перешли на «ты» и Милюков продолжил рассказ о банде Назарова.

Вскоре через осведомителя мы вышли на молодого парня Петренко, судимого по малолетке. Он «рисанулся» в пьяной компании дорогой вещицей. Печатка приметная. Оперативники настроились взять подозреваемого в оборот и крутить по полной, как это они умели. Я уговорил парня не трогать. Наладили негласное наблюдение. Вышли на его приятеля: двадцатилетний хулиган Хромов, имел два привода за драки, кличка Кастет. Отец у него директор птицефабрики, в распоряжении машина УАЗ в армейском исполнении. Удобно трупы возить.

Сделали слепки, не привлекая внимания. Рисунок протектора совпал, но это еще не доказательство, как вы понимаете. Понятно, что парни молодые, что ими кто-то рулит, что есть главарь банды. А выявить через наружное наблюдение, через общих знакомых не удается. Арестовали обоих. И только через месяц вышли на Назарова, главаря банды, который жил в Царевске, а время от времени выезжал в область и грабил с молодыми подельниками кооператоров. Задержание проходило тяжело. У Назарова оказался пистолет трофейный, отстреливался, пока не кончились патроны.

На допросах Назаров вел себя дерзко, вызывающе. Привычно валил все на подельников.

В итоге мы выяснили, что снабженец из Уссурийска познакомился с заведующей ателье и увлекся. Она женщина одинокая и, судя по фото, весьма привлекательная, как говорится: «баба ягодка опять». В тот вечер они устроили совместный ужин, стали заниматься любовью. А Назаров заранее выяснил и эту связь, и денежные потоки. Бандиты проникли в частный дом через окно. Мужчина-снабженец деньги наличные отдал без борьбы, а вот перстень-печатка не снимался с пальца никак. Тогда Кастет ударил снабженца фомкой по голове несколько раз. А Смирнову они задушили нечаянно, как утверждал Назаров. Она, мол, дура вопить начала и кусаться.

Кастет предложил отрубить головы, отвезти в степь, а там сжечь вместе с одеждой, мол, никто не найдет. Назарова удивила такая жестокость, но спорить не стал.

А трупы они решили отвезти к реке и сбросить в полынью под лед. Темной ночью убийцы полезли на реку, но не рассчитали, что по весне лед рыхлый, у закраины провалились. Чуть было не утонули вместе с трупом Смирновой. Когда выбрались из реки, то быстрее в машину и помчались спасаться водкой к Назарову. У него там частный дом в дальней слободке. Удобный заезд. Подельники молодые быстро опьянели. Назаров решил в одного довести начатое дело до конца. Чуть отъехал от дома, заглохла машина. «Кончился бензин», – пояснил он на допросе.

Обезглавленный труп снабженца так и остался лежать на берегу. А утром его обнаружил объездчик на лошади, точнее, его собака.

Позже выявили еще пять эпизодов ограбления кооператоров, которые боялись огласки, не заявляли в милицию, чем и пользовался Назаров.

Под разговор они распили бутылку водки, что весьма удивило Ивана Сергеевича, выпивающего крайне редко и неохотно.

– Виктор Евсеевич, нас правильно поучали: главное не сколько, а с кем… Мне брат из Москвы прислал копии отдельных документов по этому делу. Но целостной картины не получалось. Скажи, а что же им по суду?

– Петренко двенадцать, Назарову пятнадцать, а Хромова за двойное убийство приговорили к расстрелу. Но, почему-то помиловали, и дали те же пятнадцать. Помнишь, как в известном фильме Вицин выкрикивает: «Да здравствует самый гуманный суд в мире!» Назаров был в лагере в авторитете. Недавно вышел на свободу, стал коммерсантом. Знаю, наведывается в родной Царевск. Думаю, мы о нем услышим. Бандитский передел сфер влияния продолжается.

– Я теперь уволился из МВД. Кто ж у нас в городе главным решальщиком, после Вити Борца и его команды.

– Одно время в каждом районе был свой смотрящий. Кировцы по магазинам и ларькам, чеченцы по рынкам, армяне во главе с Васояном пытались предприятия грабить. Но на сегодня в живых почти никого не осталось. Кировских бойцов перестреляли из автомата два года назад. У Васояна все семейство на кладбище. А сам он в тюрьме. Чеченцы притихли. Теперь Сева Курин пытается мазу держать. Это не просто. Пять покушений на него. Но пока живой. Последний раз чудом уцелел, стрелял киллер… Пуля прошла в сантиметре от виска. То ли счастье, то ли чутье звериное.

Интуиция мне подсказывает, что Назаров по кличке Хазар приезжает в город не просто так. Но, мне удалось выяснить, и Курин, и Хазар это, как бы сказать, бригадиры. А рулит регионом, некто по кличке Колдун. А вот по нему нет информации даже у знакомого сотрудника в ФСБ.

Глава 3. Сева Курин и Хазар

Челябинская область.

Утром после построения и переклички Назарову поднесли кружку с чифиром и небольшие подъемные из лагерного общака. В администрации он заполнил несколько заявлений, ему выдали документы, деньги на проезд до Царевска и сухой паек на трое суток. Завхоз старательно подобрал гражданский прикид, куртку на молнии с капюшоном, джинсы – такие он видел лишь по телевизору и в пересылках, но сам никогда не носил. Наскоро распрощавшись с отрядниками, Назаров уехал на такси в Копейск, затем на автобусе до Челябинска.

Телевизор, рассказы прибывших с воли – это одно, а увидеть своими глазами, побывать в Торговом центре, в супермаркете – это совсем другое. Из развитого социализма, когда много чего выдавали по талонам и отоваривали их в очередях, – он в один день перескочил в загнивающий капитализм. Назаров ошалел от обилия вещей и продуктов, людской толчеи, шума…

Целый день шатался по городу, пытасяь осмыслить происходящее. К вечеру разболелалсь голова, чего в лагере никогда не случалось, и он прямо-таки рухнул на койку в двухместном гостиничном номере. Ночью проснулся, терзала одна и та же мысль: как жить дальше, чем заняться?

Домой в Царевск не поехал, родственники все в обиде, писем не писали, передач не возили. Мать умерла два года назад. Прибился в Подольске к Кондрату, с которым скентовался в ИК-15, он настойчиво звал к себе. И он же скоренько и, как бы случайно, познакомил с женщиной пожилой, некрасивой, что казалось неважным в первый момент, важно, что немного отогрелся возле нее.

Но в Царевск тянуло, хотя знал, что область в красном поясе и никто там с пирогами не ждет.

В лагерной комнате воспитательной работы и отдыха книг было мало, от скуки прочитал брошюру «основы предпринимательства в России», как она в отряд попала, понять трудно. Но после этого стал выискивать статьи в журналах на экономические темы. Читал, думал. Теперь он укорял себя за то давнее безрассудство, за ту глупость, когда прессовал и грабил кооператоров, вместо того, чтобы договариваться и оберегать их, «как куриц, которые несут золотые яйца». Это выражение про золотые яйца вычитал в статье академика Перфильева и сразу проникся, стал представлять, как толково можно все обустроить. «Да я и не думал их убивать… Если бы не отморозок Кастет». За пятнадцать лет сменил три зоны, жилось по-разному, особенно чумовато в Забайкалье, где много дней отсидел в ШИЗО. Но поднялся постепенно до смотрящего в ИК-15, жил в исправительной колонии спокойно и ровно, ожидая конца пятнадцатилетнего срока. А в последний год его перемкнуло. Считал дни…

Когда положенец московский Петр предложил сменить власть в Царевске и пообещал всяческую поддержку, он «отмазался» тем, что не в теме, что еще не обтерся на воле. А сам подумал: гиблое дело ваши разборки, лучше вены вскрыть, чем снова на зону.

Хотелось коммерции без криминала, о чем он заявил в Подольске. А приятель Кондрат, вышедший из лагеря по амнистии, аккуратно пояснил, что так не бывает. И намекнул, что надо прибиваться к делу. Пообещал познакомить с Лукичем.

Назаров знал, что Лукич не был корованным вором, в тюрьме не сидел, правда, дважды заводили на него уголовные дела, таких в обиходе лагерном звали – «почтовый голубь», однако он поднялся так высоко, что с ним обнимались и Япончик, и положенец столичный Анзор, выражая свое уважение. А начинал Коля Лукьянов после дембеля охранником у подольских вороваек, которые крутили наперстки. Пообгалтавшись с ними, начал действовать самостоятельно, заносил «куклу» в обменники. Несколько раз выхватил хорошие деньги, а затем хозяин сети обменных пунктов вычислил его и напал вместе с подельниками. Они не подозревали, какой буйной силой обладает бывший десантник. Лукич размазал нападавших по стенам. Еще рассказывали, что он застрявшие Жигули перетаскивал с места на место, приподнимая кузов вместе с колесами. Позже слагали легенды, легко приукрашивая действительность, как он голыми руками разорвал прутья решетки, чтоб уйти от погони…

Теперь под ним была вся южная часть Подмосковья.

Назаров не то чтобы завидовал, он хотел понять для себя, как сумел Лукич так подняться. Десятки бригад, крупнейший общак в регионе. А с виду туповатый мясник с большим носом на грубом лице и комлястой шеей, которая была шире, чем голова. На огромных плечах пиджак шестидесятого размера из-за чего издали вид карикатурный, но вблизи на тебя глядели пронзительные маленькие глазки и слова он произносил медленно, словно бы нехотя, но с удивительным попаданием в тему. И обладал цепкой памятью, удивляя своих приближенных.

Назаров поднялся на второй этаж в офис «Подола». Когда вошел в кабинет, Лукич обсуждал финансовую тему с одним из помощников. Оба поздоровались и продолжили свой разговор, прерванный на полуфразе.

– Ты занес Фокину из городской администрации?

– Наверное, – откликнулся бригадир из Щербинок. – Это когда ж было-то?

– Неважно. Я помню, что выделил пять тыщ зеленых… мне, что проверять за тобой!

– Извини, Лукич! Я вспомнил. Он мне в ответ документы с закладками передавал…

– То-то же… шагай. Извини, Толян. Воспитываю молодежь. Ты с чем ко мне?

Назаров оглядел кабинет, обставленный в стиле немецкого чопорного минимализма. Присел на жесткой стул с прямой спинкой, на таком не хотелось долго засиживаться.

– Кондрат сказал, что ты просил зайти…

– Все верно. Разговор не простой. Давай по стопарику.

Лукич зажевал водку лимоном. Вывалился из своего огромного кресла, издавшего громкий скрип металлическими сочлинениями, подсел рядом на стул.

– Слушай, мы тут в Балашихе с авторитетными людьми вопросы финансовые утрясали. Астраханец Мурза обиды высказывал на Севу Курина, пацанов его по дороге в Москву обобрали. Заодно вспомнили Борю по прозвищу Шкаф. Постановили на сходе, что Курин подмял под себя регион, делиться не хочет. Надо с ним решать… Я за тебя поручился. Ты как?

– Я хотел в бизнес войти без войны, даже тему определил.

– Наслышан об этом. У тебя имеются гроши, ты думаешь, эх, щас начну пенки снимать. А не получится. Нужна команда, отлаженные связи. Ты слыхал про Мефодия?

– Да, Сивый рассказывал.

– Так вот он имел около сотни бойцов и круто здесь развернулся, влез на нефтебазу, в город Чехов, на птицефабрику. Подмял под себя большую часть Подольска. А я вовремя занес деньги в ментуру и все – взяли Мефодия, кинули в КПЗ, а потом застрелили при попытке к бегству.

– Это не по закону! – Назаров встал из-за стола с гневной гримасой на лице.

– Не ершись, не надо, Хазар! Где ты видел этот закон? Позже, от бригадиров Мефодия узнал, что он приговорил меня. Убил бы, как собаку, и не поперхнулся. А в Царевске, кто правит? Бывший мент… Закон! Это для лохов. Я дружу не с сержантами в ППС, а с начальником ГУВД. А он заносит от меня еще выше. И тут у нас все в ажуре. Все схвачено. Прописку тебе в один день сделали в паспортном столе, водительские права, хоть завтра. – Лукич для убедительности издал громкий щелчок пальцами. – Я не хвалюсь. Я к тебе, Хазар с уважением, поэтому поясняю. Бери под себя Царевск и действуй разумно. А с Куриным мы порешаем сами. Дарик займется.

Назаров понял, что это одно из тех предложений, от которого можно отказаться, но тогда ни уважения, ни жизни в Подольске не будет, да и в Царевске тоже. И промолчал. Торопливо выпил, предложенной водки, громко крякнул, чтобы не показать, как ему стало муторно, словно сьел что-то поганое.

Царевск.

Всеволод Курин резко смял повестку о вызове в прокуратуру, бросил на пол. Но едва охранник вышел из кабинета, он поднял четвертушку бумажного листа, расправил на столе, перечитал заново и подпись: «Старший следователь областной прокуратуры Милюков В. Е.» Вспомнил, что главный напарник в делах Генка Воронов, уважительно отзывался о Милюкове, будто этот следак не душит пацанов напрасно. Но и денег не берет. Что удивило, поэтому и запомнилось. Но ехать сегодня без надежной охраны он не хотел, да и не имел права.

Поднялся из кресла, оглядел стены, увешанные старинным охотничьим оружием, словно бы убеждаясь, что все на месте. Поправил забрало у железного рыцаря, мазнул рукой, проверяя, нет ли пыли на шлеме. Эклектика дворянских усадеб и атрибутика рыцарских замков его не смущала, главное, чтоб не было пыли. Вдаваться в долгие пересуды не хотелось… Вызвал помошницу, она совмещала обязанности и юриста, и помошника по особым поручениям.

– Мне нужна справка, что я заболел, температура, постельный режим… Деньги для доктора возьми у Шаха.

Женщина, работала не первый год в компании «Замок», привыкла, что лучше не задавать лишних вопросов. Она лишь уточнила: с какого числа? Сделала пометку в блокноте и вышла, грациозно поводя точеными бедрами.

– У-у кобылища!.. – восхищенно буркнул Курин. Он второй месяц жил один без семьи. Его автомобиль обстреляли в «Дубовой роще» из автомата. Трудно понять – хотели убить или просто пугали, но после неудачного покушения с автоматной стрельбой, он жену и двух сыновей отправил в Москву, где их в тот же день усадили в самолет, вылетавший в Прагу. Тогда решили, что это месть кавказского клана, много лет настырно собиравшего дань в Царевске, навязывая наркотики даже тем, кто этим не хотел заниматься. В первую очередь он сумел с бойцами отбить у них рынки, затем запретил посещать свой элитный клуб «Шариот» и престижное кафе «Олимп», что их унизило окончательно.

После покушения служба безопасности во главе с Матяшевым, который себе присвоил погоняло Шах, – упорно собирала разную информацию. Получили копию экспертного заключения по отстрелянным гильзам. Постепенно появилась версия, что это не кавказцы, что за этим стоит, скорее всего, Назаров, он же Толя-Хазар, недавно вышедший на свободу из лагеря строгого режима, где крепко поднялся в авторитете. И теперь хочет с помощью подольских бойцов стать решальщиком в родном Царевске и прилегающих к нему районах. Это же косвенно подтвердила надпись на стекле здания с коротким: «вали в Чехию, тухлый ментяра!»

Его давно не оскорбляли так жестко. Мало, кто помнил из старожилов, что Сева Курин после службы в Армии, почти год отработал в патрульно-постовой службе. В милицию понудил устроиться брат матери – дядя Петя, обещая твердый заработок. Он говорил, да у тебя брюк нет приличных. А тут и зарплата, и левые рублики. Подружку наконец-то сводишь вместо кино, в ресторан. Этим рестораном добил упрямое: «западло, пацаны не поймут». Согласился.

«На каждый роток, не набросишь платок», – подбадривал его дядя Петя, устраивая на работу.

Платили в ППС мало. Зато в каждое дежурство они с напарником имели пук мятых рублевок и трояков с подвыпивших мужиков, рыночных барыг, уличных торговок… Часть отдавали командиру взвода, остальное делили, аккуратно разглаживая мятые рублики и, радуясь, что в этот раз больше червонца. Эти одиннадцать месяцев стали для него целым университетом в понимании человеческой психологии, людской трусости, подлости, мерзости…

В «Интурист» с подругой его не пустили, зато в ресторан «Волга» он прошел без труда, сунув швейцару трояк, и впервые смог не жлобясь, заказать еду по полной программе и бутылку шампанского, и мороженное. Мог бы заказать песню для Светланы, как это делали подвыпившие мужички, но не стал фраериться. Зато с удовольствием пообжимался с подругой в медленном танце. Личико Светки прямо-таки лучилось от удовольствия, щеки разрумянились от шампанского, от тех взглядов, которые кидали мужчины на ее стройные ноги в коротенькой юбке, на талию, обтянутую тонким черным джемпером. Севины прикосновения будоражили так, что она слегка испугалась, как бы не подмокли тонкие трусики. Сразу после танца умчалась в туалет, чтобы осмотреться, ополоснуть разгоряченное лицо.

Сева расплатился и ждал у гардероба с плащом в руках. Услышал приблатненное: «Ништяк, наша Светка к менту чешет…» Он их узнал, двадцатилетние парни, крепко подвыпившие. Оба отсидели по малолетке за хулиганство и начали входить в силу на поселке Вишняки, где он жил. Перекинул плащ Светланы в левую руку, сделал шаг в их сторону, чтобы влепить с разворота ближнему пацану, но парочка с номерками в руках перегородила дорогу…

Нашел их в поселке у гаражей, где часто собиралась местная шпана. Горел костерок, прямо на земле стояли бутылки с вином, лохматилась вяленая чехонь на газете «Царевская правда», пропитывая бумагу маслянистыми пятнами. Ближнего сбил ударом ноги. Второй успел вскочить. Ударил кулаком в повздошье, как учили в сеции бокса, перенося вес корпуса на правую ногу. Парень завалился боком на землю, глотая воздух широко разинутым ртом. Два других пацана, чуть помладше, отскочили к стене гаража.

Курин рывком поднял парня с земли, глядя в упор, спросил: «Так кто у нас мент поганый?»

– Не бей, Сева. По пьяни сболтнул. Падлой буду, никогда…

– Еще раз услышу – убью!

Оглядел всех четверых, и они поняли, что это не пустая угроза, какие мелькали в их поселке на городской окраине, потому что Курин смотрел люто. А у него был особенный взгляд из-под светлых ресниц, оловянисто-ртутный, такой неприятный, что замораживал бойцов в ринге. При этом Курин поджимал губы, а белесые брови вскидывал вверх, от чего зрачки становились неестественно круглыми, крупными. И каждый старался отвести глаза в сторону.

– Ладно, тебя, кажется, Нагаем кличут. Вы мне еще пригодитесь… Если не загремите по дури. Так и остальным передай.

Через два года Нагай бесстрашно пропорет ножом бригадира из окружения Шамахи, подмявшего Кировский район, получит в спину заряд картечи из обреза, и будет первым, кому на деньги Курина поставят памятник гранитный на старом Тыргорском кладбище. Неподалеку от мраморной стелы Старкова по прозвищу Борец. Вскоре счет пойдет на десятки, выстроится аллея из тесаного и полированного гранита. Но как на большой войне, какждый из бойцов, сидя в шумной компании за поминальным столом, будет оглядывать товарищей, думать: нет, я выживу непременно.

Его тяготила возникшая неприязнь в поселке Вишняки и сама работа в милиции, где все время надо ловчить, врать, подстраиваться под настроение начальства. Всё это было суетно, ненадежно. Весной он подал рапорт на увольнение.

Майор Кулик толстый с багрово-красным лицом, поговаривали, что на спор может выпить сразу пузырь водки, гнул и вертел в руках рапорт, будто собирался сложить из него самолетик. Он силился понять причину такого поступка.

– Взодный обидел?.. Странно. Ты же толковый парень. Я тебе хотел дать рекомендацию в школу милиции. Подумай, не торопись.

– Нет. Я уезжаю, – твердо, неуступчиво ответил Курин.

– Ну, и мудак! – Майор, искренне сожалея, вбил слова об отдельных частях тела, ставя тем самым точку в их разговоре.

Тогда он еще не знал, не понимал, что это станет клеймом навсегда. Его лишь тяготила сама служба, когда «ты говно» и обязан безропотно выполнять команды дурака-сержанта, как в Армии. Но там это скрашивалось салабонством, под лозунгом защитника Родины и собственной глупостью, которая простительна в восемнадцать лет.

«А я не хочу вечно ходить в дураках», – сказал матери, а она не поняла.

– Одет, обут, зарплата вовремя. И куда теперича? На стройку, ломом махать.

На стройку он не пошел. Он уже знал, что главная тема – это водочный бизнес. Сам водку не пил, запах переносил плохо, но тот дефицит, который создали вокруг нее, его обнадежил. Первые шаги были предельно простые. Работая в милиции – знал, видел, как водители и грузчики устраивают, якобы, бой бутылок прямо в таре. Как снабженцы разбавляют спирт. Поэтому предложил директору винзавода охрану грузов.

– Да есть у меня охрана, – ответил директор.

Курин усмехнулся, сказал, а сколько теряете при этом в месяц. Коньяк получете в цистернах тридцатиградусный, спирт разбавленный… Так ведь? А я смогу сократить эти убытки до минимума.

Директора удивила такая осведомленность. Но спорить не стал. Сказал, что подумает. Попросил зайти через пару деньков.

В тренерской комнате Виктора Старкова три полки заставлены кубками, на стенах фотографии борцов разных лет, все больше черно-белые. Курин вгляделся в лицо спортсмена в борцовской форме увешанного медалями.

– Родионов первое золото взял на Европе. – Пояснил Старков с нескрываемым пиететом.

Курин выложил из дипломата сверток с деньгами. Сказал, что занес, как положено десятину.

Старков строго оглядел Курина, щуря больше обычного свой левый глаз, поврежденный в детстве, из-за чего, как он сам считал, не смог пробится на спортивный Олимп.

– Ты наглый пацан. Такую тему крутую оседлал… – И было непонятно, хвалит он или ругает. – Ты только не борзей.

– Да не, тема чисто коммерческая. Охрана, перевозки.

– Тренируешься? Ты ж вроде кэмээса достиг…

– Так изредка. Если бы в армию не забрали, может, мастера получил. Третьяков меня на первенство России готовил… В спортроту не попал, а в казарме под Иркутском, какие могут быть тренировки. А когда дембельнулся, Третьякова уж нет, зал наш на поселке кооператоры суки прибрали под пошивочный цех.

– На Тыр горе новый рынок открылся. Пока без присмотра. Нужно помочь, чтобы чечены и армяне не влезли.

Курин кивнул одобрительно. Чуть помедлив, спросил: «А как же твой бригадир Зяма?»

– Оборзел Зяма. Наркоту начал пихать… Короче, ты заходи. Да еще вот… я в малом зале новую грушу повесил. Перчатки и лапа имеются.

На выходе из тренерской Курин приостановился, втянул ноздрями знакомые запахи, оглядел вереницу пацанят, чередовавших пробежки с кувырками через плечо. Один из них, похоже, новичок, завалился на бок у самой двери. Курин нагнулся, поддернул его вверх. «Голову подбирай и резче переворот», – сказал так, как говорил когда-то тренер Третьяков, подбадривая салажат.

Курину, после покушеня, советовали залечь на дно, а еще лучше уехать в Германию, где у него появился зерновой бизнес. Но за этим крылось что-то поганое, как он решил для себя, давно уже не доверяя, даже старым знакомым пацанам с Вишняков. Их, правда, осталось немного в Царевске. В том числе Геныч, с которым учился в одном классе. Позвонил ему, позвал для переговоров, в надежде найти ответ на вопрос, что делать в этой ситуации, когда Толя-Хазар ощутил себя бессмертным гангстером. Нашел входа и выходы в администрацию области и, может быть, в прокуратуру.

Тем временем включил видеомагнитофон, стал просматривать нарезку с камер видеонаблюдения. Эти миниатюрные американские камеры им привезли недавно. Камеры незаметно смонтировали на фасаде, в офисных помещениях, в клубе «Шариот».

Человек в спецовке и вязаной спортивной шапке надвинутой по самые брови, подметал тротуар. На снимках хорошо читались его медленные движения, как и шаги, два вперед и вот он приостановился. Что-то подгреб, снова два-три раза махнул и встал. Пошел назад. Голова все время опущена с боковым наклоном. Вот он присел, неторопливо перевязывает шнурки армейских высоких ботинок.

В кабинет стремительно вошел без стука напарник Воронов, в просторечии Геныч.

– Смотри, смотри, Геныч! Вот он поддернул штанину. А там у него кобура. Похоже, профи. А я уже на ступеньках, охрана расступилась у двери. Что-то меня заставило дернуться, то ли стук падающей метлы, то ли свист пули…

– Разве это можно заранее слышать?

– Не знаю, но я, почему-то, отдернул голову и прыгнул вниз на газон. Пуля прошла рядом. Там на уровне головы отвалилась штукатурка.

– Да, мы промеряли. Строго сто восемьдесят сантиметров от пола. Пулю вытащили. Пистолет Макаров.

– Я качусь по газону, а он продолжает стрелять. А наши! Нет, ты посмотри на них… Нет бы к машине наперез, а этот хрен присел, как в тире. Охранники, мать вашу! А второй и вовсе застыл. Бывший военный, мне говорит: я пытался своим телом прикрыть. Хорошо, что они не знали про камеры. Так хотелось двинуть в торец за это вранье! Зубами скрипел, но сдержался.

– Правильно, Сева. Он говорит, что в Чечне воевал, а сам на вещевом складе харю отъедал. Нам нужны проверенные профи. Буду искать. А этих нельзя пинком под зад. Их подгребут назаровские или кавказцы, начнут крутить: что слышали, а где бывает и прочее, прочее. Подождем.

Вошел начальник охраны Матяшев, поджарый, спортивный, бровь рассечена шрамом, как у настоящего рукопашника. Матяшев мог в свои сорок пять сделать переднее сальто, сесть на шпагат, что не раз демонстрировал в небольшом зале, устроенном в цоколе офисного здания. В своей привычно расслабленной позе, словно бы на татами, стал неторопливо докладывать, что «Жигули» нашли под мостом. Но малость опаздали. Нападавшие успели поджечь машину. А на берегу их ждал катер. Никаких следов. Грамотно. Будем работать над фотками киллера. Метлу я сразу упаковал и отвез эксперту. Мож, хоть что-то…

Курин откинулся в кресле, выключил видео. Позвал по селекторной связи администратора, попросил принести чай.

– Что у нас, Геныч по ликерке?

– Две цистерны из Осетии прибудут завтра. Пархома я предупредил. Туповат он для директора ликерки, хотя высшее экономическое. Знаю, что приворовывает. Джип новый купил. Но других специалистов пока нет.

– Меня в прокуратуру вызывает следователь Милюков.

– Забей! Я разговаривал с Хавенко – начальником назначили. Сказал, что следственный комитет спустит на тормозах. Лишний шум никому не нужен. И если появятся новые сведения по Хазару, то передаст через Хорька своего, как его там, забыл фамилию…

– Игнатенко? – откликнулся Матяшев.

– Да, он. Что дальше? Назаров ведь не сявка. По трупам шел. Пятнадцать лет на строгаче за бандитизм… Я вот что думаю, давайте прикинемся, что мы обосрались, готовы пойти на уступки. Область большая. Скажем, что нам война не нужна. Да собственно так оно и есть… Хорошо бы с Колдуном посоветоваться.

– Да, Геныч. Тема в масть. Война не нужна. Пока отойду от дел. Я всегда хотел заниматься большим бизнесом без наркоты, трупов… А не дают, не получается. Вот и Цыганок головой крутит. Залупается. Шарашит не по делу, на Северном обобрал автосервисы, стоянки. Пацаны ко мне пришли, говорят, мы же с тобой договаривались… Бяда! Поговори с Цыганком. А не поймет, ему хуже. Пиф-паф.

– Я тут с московскими братками общался. Говорят у них наш комерс царевский бурную деятельность развил по недвижимости. Взяли в оборот ихнего Директора и прессанули. Так этот Юра Мищев московскими крутыми ментами прикрылся. А сам он в государственной Думе.

– Мищев, говоришь? Я слыхал от нашей Файки – она в церковь по воскресеньям ныряет, что у них староста Зинаида Мищева, а муж у нее полкан ментовской Иван. Охренеть!

Воронов ничего не ответил, слегка усмехнулся, подумал, а сам ты забыл, как в форме ходил, во что сегодня трудно поверить.