Текст книги "Генерал бубновый. Или «Как нас убивали…»"

– Это бизнес. Не «Стандард ойл» так кто-то другой занял бы эту нишу.

– Странно рассуждаете, Михаил. Вы же еврей. Евреи напрямую поступали из Освенцима на многочисленные заводы Круппа, еще одного крутого бизнесмена.

– Я не приемлю ваш ликбез! Деление на русских, евреев… – Харьковский голос не повышал, говорил как бы спокойно, лишь краснота пятнами расползлась по лицу и очки слегка запотели. Он их снял, протер аккуратно салфеткой. – Недавно в Нью-Йорке мой помощник сказал владельцу компании с русскими корнями, чтобы подружиться: «А я тоже одесский еврей…» А тот ответил гордо на английском: я не еврей – я американец!

Хорьковский вскочил, словно подброшенный пружиной и, не прощаясь, вышел из переговорной, так и не дождавшись Зюганова, чтобы вручить ему конверт с приглашением.

Мищев не пошел на юбилей «ЮКОСа», улетел в Царевск. Где при встрече с родителями, сказал, что хочет жениться на Аните Харт, что у нее есть дочка двух лет, которую он готов удочерить. Мама Зина всплеснула руками: «Значит, она была замужем и скорее всего не православная. Эх, Юра! Я так хотела, чтоб ты повенчался».

– Но вы же не венчаны, а сорок лет вместе.

– Сравнил, тогда за такое!..

Анита легко согласилась на переезд в Москву, сожалея о маме, которая ей здорово помогает с маленькой дочкой. Мищев ради красавицы Аниты готов был на многое, но жить с тещей в одной квартире…

– Она будет приезжать, точнее прилетать на выходные. Будет няня. А как жара чуть спадет мы поедем… Куда ты, Ани хочешь?

– В Италию…

– Но проблем, миа бела донна! Я был, но с тобой мне будет в сто раз приятней.

Про первого мужа или, как там его… Мищев не знал ничего и не хотел знать. И не спрашивал, за что она была благодарна. Потому что тот соблазнительный обман про королеву в модельном бизнесе и последующий позор, она переживала мучительно и старалась не вспоминать, уничтожив все фотографии.

«ЮКОС» окучивал Думу личными инициативами в пользу компании, раздавал щедрые подарки в виде автомобилей, участков под застройку. Делал миллионные пожертвования фракциям. Прикормил «Яблоко». Попутно одарил коммунистов во главе с бессменным партайгеноссе. Хорьковский не будучи депутатом, беспрепятственно входил в кабинет спикера, поблескивая стеклами и дужками очков, доказывал перспективность роста инвестиционных проектов: «Надо для блага страны принять закон, разрешающий иностранцам приобретать акции государственных компаний в неограниченном количестве».

Работал он в связке с премьер-министром по кличке «Паша два процента». В государственной Думе трудился крупный акционер «ЮКОСа» депутат Дубков. Он беззастенчиво обходил нужных депутатов и настойчиво требовал не принимать поправки к закону, которые противоречили интересам «ЮКОСа. Особенно острая перепалка возникла из-за экспортных пошлин на нефть. Селезнев с трудом удерживал бразды правления.

– Это грабеж! – выкрикивали, отключенные от микрофона депутаты

– Миллиарды потекут в карманы нефтяных компаний вместе с «ЮКОСом».

И все же депутаты во главе с Дубковым смогли победить с небольшим перевесом, они заблокировали предложение правительства в принятии новых пошлин.

Любое противодействие Дубков воспринимал, как личную обиду. Его возмутило выступление Мищева. Этот молодой, розовощекий и по внешнему виду простачок парень, каким-то неведомым образом оказался в Думе, где дядьки степенные, взрослые. А ведет себя нагло.

Дубков начал с рукопожатия и широкой улыбки. Заманил Мищева в свой кабинет интересным предложением. Предложил коньяка. И тут же похвалил за отказ от спиртного. Торопливо налил в фужеры. Отхлебнул. «С устатку. День был напряженный».

– А почему вы с Гвоздевым голосовали против поправки к закону о пошлине. Я же просил вас поддержать…

Мищев стал объяснять, что поправка ухудшит ситуацию для нищей страны с дырявым бюджетом. А недропользователи окажутся в фаворе, особенно крупные игроки.

– Так это же и хорошо! На то и щука в пруду, чтоб карась не дремал.

Постепенно спор вышел за рамки парламентаризма, стал перерастать в ссору. Мищев сказал, что будет голосовать против подобных поправок к закону и в третьем чтении.

– Ты дурак, да? Я же тебя съем с потрохами. Я тебя!..

Мищев красный, от негодования, обиды, вышел из кабинета… «Едва сдержался, чтобы не влепить оплеуху. Мебель казенную пожалел», – шуткой ответил на вопросы Гвоздева, что там у вас произошло?

Вечером, после ужина, невольно вспомнил убитого мэра в Нижнеюганске, вспомнил журналиста, опубликовавшего материалы про незаконные аукционы «ЮКОСа» – его покалечили в подъезде дома. «У воров хоть какие-то понятия. У этих никаких». Вспомнил подрыв Голендвагена в Питере. Страх захлестнул в полутемной комнате. Позвонил Кузяеву. Пересказал ситуацию с Дубковым, пытаясь настроиться на шутливый тон. Но приятель уловил, похоже, дрожь в голосе или что-то иное.

– Ты с этим не шути. Могу пару бойцов приставить.

– Да как-то стрёмно…

– Тогда купи Мерс бронированный.

Договориться о приобретении бронированного «Мерседеса» оказалось не сложно. «Приезжайте хоть прямо сейчас, девятьсот тысяч долларов», – сказал менеджер по продажам.

Полгода Мищев ездил в бронированном автомобиле. А потом поставил в гараж и решил, кому на роду предписано утонуть, тот не сгорит.

Специалистов в Думе раз, два и обчелся. А инвестиции и государственная собственность, эксплуатация недр – вопросы не для слабонервных. Премьер-министр Касянов придумал программу «обмен долгов на инвестиции». Это не вызывало отрицательных эмоций. Люди не знали простейшего правила, что активы меняются на активы, а пассивы на пассивы. И вдруг долги на инвестиции – это прямо-таки ноу-хау. Касянов о новых подходах в экономике рассказывал журналистам, на телевидении и это постепенно становилось обыденным фактом в умах обывателей. Да и у большинства депутатов.

Мищев принес в Думу «Российскую газету», сунул Аверьяну Гвоздеву и ногтем выделил небольшую информацию: «Проблема долга России перед Германией может быть решена путем долевого участия германских предприятий в российских. Об этом заявили по окончании переговоров премьер-министр России Михаил Касьянов и федеральный канцлер Германии Герхард Шредер».

– Не пойму, Юра, чем ты так возмущен? Пусть участвуют. – Гвоздев свернул газету и откинул на свободное кресло.

– Аверьян, ты же юрист! Долг России составляет около тридцати миллиардов марок. Денег на выплату долга нет. Поэтому Касьянов и предлагает передать Германии акции «Газпрома» в счет погашения долга. Стара поговорка: сунула птичка ноготок, а потом и вся увязла. Получив такой крупный пакет акций, начнут скупать остальные. Сожрут постепенно весь Газпром и не подавяться… Кстати, почему у тебя такое странное имя?

– Так я ведь Архангелгородец. Древняя обитель староверчества. А по этой затее Касянова нужно подумать.

– Тут и думать особо нечего. Начинается обсуждение бюджета. Аверьян, выходим с законотворческой инициативой. Надо лишь грамотно сформулировать поправку. В соответствии с постановлением Госдумы, поправки ко второму чтению проекта бюджета направляются в думский бюджетный комитет до 10 октября. Мы успеем.

Обсуждение бюджета в Государственной Думе шло уже седьмой час, в зале оставалось половина от числа всех депутатов. Некоторые подремывали. Девяносто девятую поправку об общественных некоммерческих организациях внес депутат Лапшенко.

Спикер, сдвинув на лоб очки, оторвал глаза от протоколов и чуть громче обычного, чтобы разбудить дремавших в зале депутатов, сказал в микрофон: «Ну, коллеги!.. вот мы добрались до сотой поправки. Пожалуйста, Юрий Иванович Мищев…»

– Буду краток. Суть данной поправки в том, что Госдума должна контролировать все аспекты крупной приватизации. Необходимо в тексте прописать обязанность правительства всю крупную приватизацию и отчуждение государственной собственности согласовывать в Государственной Думе.

– Спасибо, Юрий Иванович. Депутатов прошу голосовать.

Обсуждение бюджета затянулось до декабря. Множество замечаний и поправок. Сотая поправка прошла профильный комитет и сохранилась в третьем обсуждении. Обнаружили ее юристы из аппарата правительства только в четвертом окончательном чтении, когда ее убрать невозможно. Иначе нужно отклонять бюджет полностью. А времени нет. Взрыв негодования со стороны сотрудников кабинета министров. Подготовлены документы, обязательства…

Мищева вызвали к заместителю премьер министра Касянова. Собралось около дюжины экономистов, юристов и все на разные голоса: «Правительство выступает за отмену этой поправки». – «У Правительства задача привлечь 150 миллиардов рублей на финансирование дефицита бюджета».

– Отзовите поправку! – Просили, пытались объяснить необъяснимое.

– Я не могу. Я не один внес эту инициативу… – отбивался, как мог Мищев. Чем больше они уговаривали, тем более он убеждался, что поправка правильная и отменять ее нельзя.

В День космонавтики на совещание в офисное здание на Дубининской улице пригласили крупных акционеров и директоров подразделений «ЮКОСа».

– Я твердо решил выставить свою кандидатуру на президентских выборах, – произнес Хорьковский заранее подготовленную фразу и оглядел собравшихся, пытаясь увидеть в лицах одобрение, удивление или смятение. Но закаленные в стуже и на ветрах нефтяники смотрели на него с угрюмоватой сосредоточенностью

– Но для этого нужно внести изменения в избирательный закон, – осмелился возразить Нехлюдов.

– Дубков давно ведет планомерную работу, покупает голоса депутатов. Доложите, Илья Львович.

– Более двухсот двадцати голосов и еще три десятка дозревают. В это приходится вкладывать немалые деньги. – Дубков помедлил, что-то обдумывая. – Это окупится, думаю, в первый же год.

– Правильно. Кроме того это позволит изменить, подготовленный в первом чтении «Закон о недрах». И тогда частные компании смогут контролировать сырьевые ресурсы и создавать частные трубопроводы, и выкупать на аукционах государственные трубопроводы.

Когда остались вдвоем в просторном кабинете, Дубков заказал двойное капучино. Прихлебывая горячий напиток, сказал: «Нехлюдова не пойму. Кажется сам себе на уме…»

– Я не раз беседовал с депутатами, многие готовы поддерживать «ЮКОС». Но нужно заручиться поддержкой американской администрации.

Хорьковский понял – нужно торопиться. Заранее договорился о встрече с вице-президентом США Чейни и 10 июля прилетел в Вашингтон.

Принятый по высшему разряду, он обрисовал ситуацию в нефтегазовой отрасли России. Постарался быть убедительным, когда доказывал, что пришло то время, когда можно совершить в России бескровный переворот, сместить Путина. Надо лишь сделать несколько встречных шагов со стороны американских нефтяных компаний. Ричард Чейни миллиардер, владелец крупнейшей нефтяной компании, с огромным опытом работы в международной сфере, поначалу смотрел на Хорьковского, как на шулера.

– Я предлагаю выкупить крупный пакет акций «ЮКОСа», чтобы добиться тем самым неприкосновенности самой крупной нефтяной компании в России.

Ричард Чейни улыбнулся в ответ. Стал произносить одобрительные, но ничего не значившие слова о том, что в Вашингтоне есть, что посмотреть, что это замечательный город и его помощник сегодня в полном распоряжении с машиной. А завтра… Завтра я постараюсь еще раз обсудить эту тему.

Когда Чейни принесли подробный отчет о компании «ЮКОС», справки об акционерах компании, то он сам позвонил Хорьковскому в гостиничный номер и заверил его о всесторонней поддержке. Назначил встречу вместе с главами крупнейших американских компаний в Нью-Йорке в Рокфеллер центре на 5-й авеню оф Америка.

В зале царила привычная атмосфера маленького пикника с кофе-машинами, бутылочками Кока-Колы с сахаром и без, на подносах лежали плотно уложенные сэндвичи. От переживаний, готовясь к этой встрече, он даже не пообедал. Сэндвич с курицей, переложенный листьями салата, показался ему необычайно вкусным, как и кофе из бумажного стаканчика. Эта простота его успокоила.

Он сделал небольшой доклад о развитии нефтегазовой отрасли в России и основных игроках на этом огромном пространстве, не забыв упомянуть компанию Шелл и ее разработки на сахалинском шельфе. Когда он объявил в небольшом зале для пресс-конференций на 54 этаже «Рокфеллер-центра», где собрались представители крупного бизнеса Америки, что намерен продать крупный пакет акций нефтяной компании «ЮКОС», то повисла нехорошая пауза. Хорьковский обвел взглядом собравшихся. Сердце частило. Его, похоже, не понимали.

– При слиянии ЮКОСа с Восточно-Сибирской компанией это составит треть всех разведанных запасов нефти и газа в России. А это в свою очередь позволит Вашингтону через нефтяные компании Америки, которые выкупят акции «ЮКОСа», вводить право вето на будущие российские сделки по нефти и газу. Что станет колоссальным переворотом во всей мировой бизнес-стратегии.

И тут прорвало. Слова вызвали аплодисменты. С ним теперь хотели дружить. Ему улыбались долларовые миллиардеры. И он поверил, что еще шаг-другой и все получится.

Хорьковский долго обхаживал Бориса Березовского, пытался договориться о приобретении, принадлежащей ему «Сибнефти». После чего компания «ЮКОС» станет главным собственником запасов нефти и газа в России, имея возможность добывать ежесуточно два миллиона бареллей нефти. Станет одним из крупнейших нефте-газовых концернов в мире. Березовский упирался, хитрил. Но после звонка от вице-президента Соединенных штатов Америки он неожиданно согласился продать весь пакет акций «Сибнефти». Юристы начали готовить документы по всем аспектам сделки, бухгалтера составлять отчеты…

Продать пакет акций компании «ЮКОС» американцам Хорьковский не мог из-за принятой ранее «сотой поправки», требовалось вынести решение о сделке на согласование в Думу, чтобы проголосовала половина депутатов плюс один голос. После чего можно смело баллотироваться в президенты.

Он все тщательно спланировал. Чейни пообещал выделить дополнительные кредиты под минимальный процент. Оставалось несколько недель до выборов в Государственную Думу и принятия важных решений. 15 октября в Москву прилетел Джордж Буш старший с неофициальным визитом в ранге главы «Картель Групп» и в тот же день встретился с Хорьковским, провел тайные переговоры.

Оставался последний шаг… 25 октября Хорьковского арестовали у трапа самолета. Ему предъявили обвинение в уклонении от уплаты налогов. Узнав об этом, Дубков в этот же день вылетел спешно в Израиль.

В средствах массовой информации появились публикации о нарушении прав человека и европейских законов, о путинской диктатуре. «В России невозможно вести честную коммерческую деятельность», – с экрана телевизора утверждал депутат Государственной Думы.

В Москве люди вышли на митинг с плакатами и портретами Хорьковского. Для многих молодой симпатичный коммерсант, этакий физик-лирик 60-х годов, представлялся узником совести. Интеллектуалом, который мог бы вывести Россию из тупика.

За семь лет в Думе Мищеву не удалось создать настоящую консервативную партию русской направленности. Фракцию молодых независимых депутатов сначала обманул лидер партии «Справедливость», пообещал, что в его партии будет консервативный русский блок. «Но это оказалось очередной пустой болтовней и вылизыванием чужих задниц», – как определил он безжалостно. Обозленный на всех этих милых жуликов и на себя самого из-за напрасно потраченных усилий, Мищев вместе с юристами подготовил необходимый пакет документов для Министерства юстиции, чтобы зарегистрировать партию «Русское единство».

Первый раз отказали из-за повтора в названии, якобы есть уже партия «Единение и братство». Пришлось оспаривать через суд. Привлекать экспертов филологов. Тяжба затянулась. В конечном итоге юристу намекнули, что на офисное здание Мищева, где находится агентство недвижимости на Ленинском проспекте, глаз положил Генеральный прокурор Гайка. «И если будет найден компромисс…»

После чего он окончательно разочаровался в думской лоббистской возне, и месяц не появлялся в зале для заседаний. Зато приобрел квартиру в новом комплексе на 42 этаже площадью в 320 метров с видом на родной Университет, сады, Москву реку. Возле дома зона отдыха с теннисным кортом и спортивными площадками, детскими горками и каруселями. Высота потолков четыре метра. «Здесь можно поселить большую семью», – решил он, блуждая по комнатам с серыми оштукатуренными стенами.

Когда привел в квартиру жену с маленькой дочкой, то первым делом они начали играть в прятки, аукая и перекрикиваясь в пустынных спальнях, ванных комнатах и каких-то непонятных отсеках, которые на плане значились, то постирочной, то гардеробной…

Анита озаботилась, пристала с вопросами, сколько же это все стоит, а он подхватил дочку на руки, закружился с ней в огромной зале. «Ну, скажи, скажи же ты мне…» – «Много, но ты лучше подумай о дизайне. Я знаком с французским дизайнером Вильмоттом… на конце два „т“. Он участвовал в одном нашем проекте».

– Чуть не забыл, завтра вечером мы едем в Космос. У Сашки Мыльникова днюха. Надеюсь, ты будешь краше всех.

На вечеринке друзей он рассказал про мэра города Царевска Жохова и губернатора Маругу. Как они воюют между собой.

– И при этом воруют, – вставил Кузиков.

– Да. И некогда красивый город превратился черт знает во что! При советской власти начали строить метро. Открыли с помпой две станции и все. Стоят вдоль проспекта зеленые метростроевские заборы. Покосились. Обветшали, движухи нет. А дороги, как после войны…

– Плюнь, не нагоняй тоску. А еще лучше стань мэром Царевска. Двинешь город вперед, а мы тебе поможем.

– За осетриной будете приезжать на пикники… Да?

– Наливай Пан Эдуард по полной, окропим отрока Сашку святой водицей в день праздничный. После песенку споем…

– Ох, богохульники!

Вечер удался. Аниту зацеловали глазами. В университете Мищев был вкручен в чехарду неотложных дел, сдачи экзаменов, быстрых заработков, потом так завертела коммерция, что стало и вовсе не до танцулек. Стыдился за свою неумелую медвежью поступь, когда Анита заставляла выйти на танцпол, сделав несколько притопов и прихлопов, он быстро убегал к компаньонам или к столу с обильной едой. А тут он не совсем твердый трезвенник, почему-то запал на шампанское, которое его постепенно развеселило так, что стал выплясывать какой-то дикий танец, чего раньше не делал под общий дурашливый смех. Мищев окончательно раскрепостился и захохотал вместе со всеми, громко хлопая в ладоши, стараясь попасть в такт музыки.

Поздно вечером, прижавшись к Аните, вдруг решил, что надо ехать домой. В Царевск… И там брать власть в свои руки.

Глава 5. Заволжье

Осенняя блекло-охристая степь на сотни верст перемежаемая корявыми сухостойными лесопосадками, за которыми давно никто и никак не ухаживает. Новоникольское, Луговая Пролейка, Горный Балыклей – названия сел, словно песня. Но главной песней была Волга с обильным рыбным промыслом, была богара знаменитая арбузами, дынями, овощами на поливных плантациях… Теперь везде и всюду звучало слово – «было».

Рубас свернул с трасы, заехал в Никольское, хотел разжиться вяленой рыбой. На рынке торговали копченой камбалой, мойвой. Поговорил с женщиной, скучающей у раздвижного лотка—прилавка.

– Милый, какие лещи! Рыбзавод давно не работает, теперь вяленые окуньки в радость, последний вид промысловой волжской рыбы. В самой Волге давно не купаемся.

– А что ж так?

– Так с июля зеленые водоросли панцирем покрываю воду и берег. Купаются все в бараках-затонах, заросших камышом.

В Атласе, выпущенном Управлением автомобильного транспорта в шикарном твердом переплете за большие миллионы бюджетных рублей, значился асфальт от Верхнего Балыклея на Степное. Рубас проехал немного по разбитой грунтовке и повернул обратно. У поворота сельский житель лет пятидесяти торговал арбузами. Рубас раскрыл Атлас, показал ему желтую линию дороги. Бахчевод поводил пальцем по странице, вглядываясь в текст, выговорил удивленно: «Да не в кой век не клали здесь асфальт. Ехай через Катричев, иначе убьешь машину».

Волжские села на одно лицо. На въезде полуразрушенные остовы ферм, корпусов МТС. Свернул в село Дубовское.

Главу администрации, в просторечье – Степаныча – нашел на центральной площади, когда-то знатного колхоза «Красное Знамя». «Слава богу, у нас уцелел сельский Дом культуры, – говорил он, как о большом достижении. – С той давней поры сохранился памятник погибшим воинам, тополевая аллея по всему периметру».

– А сельхозпроизводство?

– Какое к чертям производство! – ответил Степаныч и глянул, как на придурка, от чего Рубасу стало неуютно. Затем он наклонился, поднял из под ног тополевую рядовку – одну, следом другую. Порадовался. – Производство! В селе на сходе решили водопровод отключить, – пояснил Степаныч. – Энергетики выставили такой счет, что мама не горюй…

– А как же фермеры? Губернатор всюду трезвонит о помощи селу, кредитах…

– Правильно, под эти кредиты у фермеров москвичи скупают все на корню. По бросовой цене. Ты, Николай не слыхал о коммерсанте Назарове? Он с помощью вице-губернатора получает кредиты по сто, двести миллионов на развитие сельхоз предприятий и распоряжается. Так это же бандит, вывернулся из-под расстрельной статьи.

– Да будет тебе наговаривать…

– Это я наговариваю! Ты заедь в Елань, там у меня свояк в райотделе командует, он тебе про Назарова выложит, если захочет… Ток не для газеты. А то и его тут же сомнут. Ты еще про товарный кредит с народом поговори. Соляру весной дают по сорок, а зерно отдай под договор по пять рублей за килограмм. А будет урожай или выгорит все, их не касается.

Рубас выхватил из рук Степаныча коричневую рядовку, втянул носом запах прелых листьев, запах гриба. Улыбнулся, сказал весело:

– Нагнал жути, Степаныч, аж мурашки по коже.

– Ладно, езжай, может, где и найдешь сельский рай.

Если бы не линии электропередачи, то картина из 19 века: в луже посреди улицы купаются утки и гуси. Мычит одинокий теленок. Покосившиеся заборы, брошенные через два на третий подворья. Камышовые крыши в редкость, но встречаются и они. «Страной правят энергетики, банкиры, чиновники. Плевать они хотели на нищету российских подданных создающих прибавочную стоимость», – записал торопливо в блокноте.

Под вечер заехал к Александру Басовину главе крестьянского хозяйства. Басовин пятидесятилетний крепкий по виду и духу мужик вышел навстречу с недовольным лицом, держа в промазученных руках гаечный ключ.

– Привет, Александр! Не прогонишь?

– А это ты… – он смущенно улыбнулся из-за того, что не узнал сразу, – проходи. Летник свободен, располагайся.

Год назад писал о нем для газеты. Басовин рискнул и построил в Балыклее, где давно нет никакого производства, цех по переработке помидоров. Закупил племенной молодняк под кредиты на развитие производства.

– Я под этот кредит заложил всю свою землю, недвижимость… Всё кроме жены.

Октябрь. По-осеннему рано стемнело. За ужином, слегка подначивая Засовина, Рубас спросил, ну и как, заработал свой миллион?

– И два и три заработал бы. Представляешь, закупил семена томатов местной селекции, потому что это настоящий помидор, а не декоративный, голландский. Правда, не такой лежкий, зато вкусный, сахаристый, аж искрится на разломе. Весны не было, была затяжная холодная зима, мучились с рассадой… А в мае, когда высадили наше богатство на сотне гектаров, наступило сразу лето, навалилась необычайная жара. Окучивание, прополка до изнеможения. Потом борьба с болезнями, где «столбор», как приговор суда…

– Это что за столбор?

– Болезнь помидорная. Короче, тяжкий труд на солнцепеке, на ветру, а людям-то надо платить. А для получения кредита требуют справки, поручительства, обязательства. Представь себе, только в начале октября позвонили из Россельхозбанка: «Приезжайте оформлять кредит…»

От коньяка городского Засовин отказался: «Нет, ты лучше моей попробуй, лечебной. На травах настояна».

В зале негромко бубнит телевизор, по программе Время президент выговаривает свите, что надо упростить процедуру подключения к электросетям. Все кивают, как кивали пять, и десять лет назад…

– Видал, опять про чубайсоидов кажут. Я в январе подал в энергосбыт заявление, заключил договор, всё заранее оплатил, а подключения к сетям как не было, так и нет. Сижу на времянке. А у меня одна установка для пастеризации томатного сока тянет полста киловатт в час. Не могу цех подключить.

Приезжали летом на богатых машинах. Начальник главный по сельскому хозяйству Орешкин и с ним целая свита. Ходят по цеху, хлопают по плечу: «Молодец, Басовин! Мы будем тебе помогать». Чем? Электричество по шесть рублей, а солярка по сорок, а кредиты под двадцать процентов.

– Мне в Дубовом рассказали про бандитов Назарова. Мол, ездят по селам…

– Были в прошлом году, они не они, не знаю. Тоже помощь предлагали под семь процентов. Я и потянулся было. А брательник мой, он два года отсидел за драку, нет, говорит – заманиха. Я говорит, этих бандюганов за версту чую.

Балыклей село древнее, в нижней части сохранились дома старинные купеческие, с резным кирпичом по фронтонам, красивые издали, – вблизи обветшалые. Могучие ставни на первом этаже перекошены, кокошники растрескались. В особняках давно никто не жил.

– Затратно, – пояснил Засовин. – Не натопишь зимой. Ремонт серьезный нужен…

У него в большом просторном цехе подключена только крушильная мясорубка с ситами по переработке томатов. Чтобы не потерять все, Басовин сосредоточился на семенах. Ярко-красный томатный сок стекал в катлован. Пять тысяч литров в сутки!..

– Но это же убытки!

Басовин махнул рукой и отвернулся, чтоб не видеть, как томатный сок течет в огромную яму. Вода испарилась, и теперь в котловане томатная паста толщиной под два метра.

– Я собрал летом руководителей крестьянско-фермерских хозяйств. Предложил построить сообща цех по глубокой заморозке овощей. Проект на шесть миллионов. Выгода очевидная. Скинуться надо было по триста тысяч рублей. Деньги такие у людей есть, но разошлись после собрания дагестанцы, чеченцы, русские с привычным: «Мы подумаем…» Не поверили. Хотя меня уважают. Не поверили государству, вдруг повысит оплату до десяти рублей за киловатт, или налог новый введет.

В итоге к октябрю только пятеро из двадцати с прибылью. Остальные едва сводят дебет с кредитом. Но, выходцам с Закавказья, а их здесь половина, – проще. Станет невмоготу, соберутся и уедут. А мне с братьями или соседу моему Сидорчуку, который в этом году на зерне не окупил солярку, куда ехать? В город. Нищету плодить, в сторожа подаваться. А там у вас тоже борьба за власть. Бюджет делят, а дороги в дырах, заводы в разрухе…

Рубасу хотелось ободрить Александра Басовина. Но в голове крутилось лишь знаменитое: «кому вольготно весело живется на Руси?..»

Приятель Вася, узнав о командировке в район, попросил заехать к родственникам в Деминское. Рубас гостил здесь по молодости, слушал стихи и песни горластого приятеля, пил жженку из трехлитровой банки. А вечером пошел «девок пощупать», как говорил Вася, в огромный Дворец Культуры знаменитого на всю область колхоза. В колхозе царствовал Васин дальний родственник Гвоздков, дважды Герой социалистического труда, во что при близком знакомстве трудно было поверить, так он оказался прост и незатейлив в разговоре.

Еще труднее в тот год было поверить в надвигающееся бедствие, похожее на прибрежный тайфун, который сносит крыши домов, ломает деревья… И только фотограф Житнов, приехавший с ним на пару, что-то вдруг угадал и сделал снимок Гвоздкова в скверике на скамейке. Снимок необычный. Тень от березового листика упала на лысую голову председателя, делая его похожим на плешивого Генсека с дьявольской отметиной на челе, что они тогда не понимали. Смеялись. А танки уже грохотали по булыжной мостовой и новый пьяный скоморох выбрасывал свои култяпую лапу над страной.

Деминский поразил Рубаса с первого взгляда. Поразил изможденный фасад Дома культуры. У спортивного зала оконные проемы забиты досками. Рядом, в зарослях древесной дурнины, вишняка, терна – памятник герою-хлеборобу. На улице имени Гвоздкова развалины двухэтажного здания, где когда-то был кабинет знатного хлебороба. А вместо площади, где школьники по утрам проводили торжественные линейки, поднимали в небо флаг, грязный пустырь и остатки могучего постамента.

«Кому и неважно теперь, – подумал Рубас. Важно, что к бывшему колхозу-миллионеру, трудно подъехать. Асфальт разбит, двадцать километров бесконечных колдобин». Постоял возле заросшей камышом речки Паника. Вспомнил, как радостно, с азартом читал стишок о ней приятель Василий: «Через палых листьев плесы, Сквозь прозрачный сирый вечер Я пришел проститься, осень, До грядущей доброй встречи».

В магазине продавщица пояснила грубовато: «Жесть! Работы никакой. А уехал хозяин на заработки в Москву, считай пропал… Через одну живут вдова не вдова, а так не знамо что».

Взял курс на Красноселец строго по Атласу, где обозначен грейдер. Но грейдера нет. Есть паутина грунтовок – выбирай любую. Знаменитый быковский арбуз, выросший обильно, лежит грядами в полях. Лежит огромными буртами перец – почти даром, пять рублей за кило. Но и даром не нужен. Покупатель хавает глянцевый и красивый китайский, голландский. Лежит все неубранное. Потому что арбуза навалом в Воронежской, Саратовской областях, а дальнобойщикам наплевать – сорт Холодок, Крымская роза или американский гибрид. Солярка на вес доллара. Крюк в пятьсот верст им против шерсти. Берут, где ближе.

Вокруг все поля и поля, а людей не видать ни души. Уперся бампером в ограждение мелиоративного канала. Прошелся вправо, влево. Огляделся. Сорвал пару толстостенных красных перцев, похрустел сочной сладковатой мякотью. Поехал по солнцу вдоль канала. За очередной грунтовкой встретился пастух на добром коне.

Пастух скалил в улыбке рот: «Что заблудился?.. Давай за мной». Пустил коня рысью, въехал на взгорок, откуда видна шоссейная дорога. Показал направление кнутовищем и снова неизвестно чему-то порадовался. То ли славной октябрьской погоде, погожему дню, то ли от того, что помог человеку, пусть в такой малости, но помог.

Сдал очерк ответственному секретарю. Очерк похвалили, но абзац про московских бандитов и вице губернатора вырезали. Вырезали красивый пассаж о том, что страной правят энергетики и банкиры, углядев в этом намек на Чубайса и Грефа.

Дали новое задание, сделать интервью с мэром города Мищевым. Да такое, чтобы это не казалось агиткой, чтобы серьезно и вдумчиво.