Текст книги "Сказки старого леса. Книга 1. Испытание Верой"

Глава четвёртая. Дальние болота

– Всё запомнил, бабушка. Вон тот красненький цветочек два раза макнуть в крутой кипяток, три дня вылёживать на солнце, хранить отдельно от беленьких цветов. Заваривать ночь под крышкой, пить, как прихватит.

– Запомнил, говоришь? Ну а теперь забудь.

– Как же так, бабушка? Я ведь всё в точности за вами повторил. Сами сказывали, что нет надёжней снадобья от кашля.

– Кто запоминаниями с болезнями воюет? Ты что ж, и мужика большущего, и ребёночка малого одинаково лечить собрался?

– Не знаю, бабушка, – смутился Ваня, – выходит, ребёночку в кружку поменьше лину.

– Ловко справился. А если кашель у них различный?

– Кашель и кашель, чего его различать-то… сколько их, бабушка, кашлей-то тех?

– Стара я стала, не как раньше, но и сейчас, токмо на слух, пару дюжин непохожестей определю.

– Что же это, зря, выходит, хожу за вами как привязанный, всё в головушке держу?

– Выходит, зря.

– А я не лечить намерился, а колдовать научиться.

– Ты от кашелюки хилой на попятную собрался, а туда же, колдовать. Тороплив шибко. Иные всю жизнь учатся, токмо дальше запоминания ничего не выходит.

– Что же делать, бабушка? – Ваня опустил голову.

– Как что? Ходи за мной, приглядывайся да на ус мотай.

– Запоминать?

– Да нет же, горе луковое, примечай! Гляди на всё глазами закрытыми, слушай всё ушами заткнутыми, слова для беседы не из головы бери. Рукам доверяй. Может, тогда и подпустит тебя колдовство к себе поближе?

– Не понимаю. Как же можно рукам своим верить?

– К примеру, помнишь ты, что надобно в снадобье две щепотки тёртого корня добавить, а рука дрогнула в нежданный момент и три щепотки бухнула. Не просто так это. Доверяй рукам.

– Хитрите, бабушка. Прежде чем сыпнуть, надо бы знать, чего сыплешь. А для того всё запомнить следует.

– Сам посуди. Коли я даже имя своё позабыла, то как травы все упомню. Да ещё и где прорастают, да когда срывать, да как сготовить, сохранить… а если сбор сложный из сотни трав? Всей деревней не упомнить, а уж одному человеку и пробовать не след.

– Ох, мудрёно!

– Глаза боятся, руки делают. Что колдовать, что лечить, что кашу варить – пока не попробуешь, не освоишь.

– Да если я кашу пересолю, хуже, чем половником по лбу, вреда не будет. А если кого залечу до чесотки или наколдую кого в жабу?

– Потому кашеваров стоящих не так много, а лекарей и того меньше, а колдуна порядочного днём с огнём не сыщешь.

– Незачем нас искать. Правда, бабушка? – повеселел Ваня.

– Правда. Вот сегодня мы с тобой к дальним болотам пойдём, так тама, если что, даже волкам голодным наши косточки не найти.

– Чего ж волков мучить, может лучше в ближний лесок, чем на дальние болота?

– Не боись, пострел. На болотах дюже забавные травки прорастают. Ты ж колдуном наметился стать, в таком разе для тебя болото заманчивей леса должно быть. Травы там силы большущей, токмо сила та к лечению не приспособлена.

– А на что тогда они?

– На обман хороши. На смертушку безвременную. А уж яды получаются – загляденье одно.

– Ой, бабушка, зачем же лекарю трава такая?

– Болезнь обманывать. А ещё, бывает, когда совсем гиблый случай, следует умертвить тело вместе с хворью. Затем вновь оживить. Вот была бы у нас давеча нужная травка с болота, когда девчоночку малую врачевали, то не мучились бы так долго, да и корешок бы сохранили, который ты Верником прозвал.

– Так может, мы с вами и Верника полмешка заготовим, раз он такой волшебный?

– Его найти большая удача требуется, а правильно взять ещё постараться придётся.

– Расскажите, бабушка, где прорастает этот чудо-цветок невидимый?

– Чего ж сразу невидимый? Он не прячется ни от кого, издалека красуется. И не цветок это, а деревце небольшое. Тебе… да и мне по пояс будет. Растёт прямо из камня, обычно на берегу речки али другой воды бегущей.

– Ой, чего ж говорите, нечастый он? Да я много видал таких.

– Таких, да не таких. Деревце должно на самой верхушке скалы стоять, чтобы ветрами обдувало. Часть корня в камне скрыта, а часть наружу висит. И коли последишь за ним, то приметишь, что оно всегда наполовину сухое. Листочков на нём не больше десятка. А в следующий раз придёшь, глянешь, и та часть, что мёртвая была, зазеленела, а другая взамен присохла. Это жизнь и смерть в нём по кругу ходят.

– А дальше как?

– Отслеживать надо долго. И когда аккурат посерёдке перемены жизненной корешок, торчащий из камня, встанет, следует самый кончик срезать да сразу землицей замазать, чтобы деревце не выпустило из себя ничего.

– А если не утруждать себя ентим?

– Тогда погибнуть может. Заруби себе на носу: не приведи тебя Господь дерево загубить без крайней нужды. Сразу можешь крест ставить на всём своём колдовстве.

– Отчего ж строгость такая?

– Это с травами и цветами можно напрямую договариваться. Природа их для того и сотворила, чтобы всяких живых тварей кормить. С деревами ж другой коленкор.

– Да кто ж, бабушка, за них вступится?

– Земля-матушка и заступится. К примеру, погубишь ты забавы ради рябинку молодую, так только и проблем, что от своего земного покровительства тебя отлучит. А коли тот же дуб столетний изведёшь, так даже я с тобой рядышком побоюсь постоять. Не жилец, одним словом.

– А я думал, колдуну всё дозволено.

– То, что люди приметами да суевериями прозывают, у колдунов, знахарей, целителей значение имеет. Правильный колдун никогда огонь не затушит – дождётся, чтоб сам прогорел. В воду камень не кинет. Против ветра в путь не отправится. Вот куда сейчас дует?

– Вон туда, – показал Ваня рукой.

– Выходит, дождались, значит, и нам пора в дорогу.

Ещё на полпути старушка запретила Ване болтать попусту. «Болото, – говорит, – близко, а оно днём спит, потому тишину любит». Но уж по прибытии на место мальчик не смог сдержаться.

– Ну и забрели мы, бабушка. Кругом сыро, мрачно, сбежать хочется.

– Ты лес любишь? – вполголоса спросила старушка.

– Очень люблю, – также, понизив голос, ответил мальчик.

– Потому и лес тебя привечает. А с болота вона как передёргивает, потому и оно к тебе так же.

– Да за что ж эту трясину душегубную любить? – вновь повысил голос Ваня.

– Тихо! – грозно перебила его бабушка. – Насобирай лапника охапку, а я пока с травками местными поздороваюсь.

Когда Ваня вернулся с еловыми ветками в руках, старушка почитай уже полкотомки растений наприбирала.

– Ох, хороши, ох, сильны! – довольно повторяла она. Наконец, заметив мальчика, махнула призывно рукой.

– Мы сейчас по тропке прямо в серёдку болота отправимся, так что ты уж не отставай.

– По какой тропке, бабушка? Топь сплошная.

– На болоте тропок не меньше, чем в лесу дремучем. Не тракт столичный, но при должной сноровке разобраться можно. Бери лапник и пойдём, скоро темнеть начнёт.

– И я о том же, скоро завечереет, а мы в самую трясину.

– Не дрожи как хвост заячий в лисьей норе, назвался колдуном, полезай в пекло… или в болото… или ещё куда скажу. К Бабе Яге не испужался, а тут струхнул?

– Лучше уж у Бабы Яги в печи сгинуть, чем в холодную болотину быть затянутым.

– Устала я с тобой препираться. Помнишь, чего про веру сказывала?

– Только она может истинные чудеса творить.

– Правильно. Мне веришь?

– Даа, бабушка, – дрожащим голосом проговорил мальчик.

Старушка молча подняла с земли сухую палку и, больше не обернувшись ни разу, уверенно шагнула в болото.

Долго брели. Ване хотелось глаза закрыть, да побоялся оступиться; хотелось зареветь, да не поможет; хотелось обратно броситься, да бабушке сказал, что верит. Наконец добрались до островка твёрдого. Землицы не более четырёх аршин по кругу.

– Скидывай обутки, сушиться станем, – старушка огляделась вокруг. – Хорошее место, здесь ночку и скоротаем.

– Что ж мы, и без костерка, и без каши останемся?

– Нужду в чём имеешь?

– Нет, бабушка. Это я так, для порядку спросил.

– Стели ветки, устраиваться будем.

Старушка с мальчиком для удобства уселись спиной к спине и стали смотреть, как болото окутывает тьма. Вот уже и леса вдалеке не видать… вот уже и кочек соседних не разглядишь… вот уже и руку свою едва угадываешь. И тут вдруг ухнуло. Словно великан вдохнул.

– Ой, бабушка, в жизни такого не слышал.

– Велика ли та жизнь? Сказывай, на что похоже?

– Не передать, вроде как зимой из дому вышел, а на тебя нежданно сугроб с крыши свалился. Что это?

– Болото проснулось. Сейчас только успевай поворачиваться да поспешай удивления собирать. Для начала глаза закрой да слушай.

– И так ни зги не видать.

– Делай, чего говорено.

Ваня закрыл глаза и начал прислушиваться. И стараться не пришлось, потому как звуки непонятные стали появляться один за другим. И вот уже шумно, словно на площади городской в базарный день. Что-то скрипело, что-то булькало, что-то чавкало, что-то постукивало. Да громко-то как.

– Не хочешь ли в игру с болотом сыграть? – спросила старушка. – Крикни чего-нибудь, поуверенней.

– Чего, бабушка? Может, назваться мне?

– Не-е, болото слов не любит. Просто пошуми.

– Эй! – громко крикнул Ваня. Слева от него отчётливо послышалось «эй».

– Ау! – «ау» ответило справа.

– Эх! – «эх» раздалось сзади.

– Бабушка, что это?

– А я почём знаю, кто там тебя дразнит?

– Может, кикиморы защекотать хотят?

– На кой мы им? Стар да млад. Кикиморы загадки шибко уважают, а у нас что? Один ещё не ведает, другая – уже позабыла.

– Уж я в следующий раз расстараюсь для них. Такую загадку придумаю, что и за сто лет ответа не сыщут.

– Готов ли к новому чуду? Открывай глаза.

– Батюшки святы! – только и смог вымолвить Ваня. Вокруг, сколько глаз хватало, всё было в огоньках да сияниях. Не в тех огоньках, что горят, а в тех, что мерцают да переливаются. И каждый из них словно сам по себе живёт.

– Вот тебе ещё игра забавная. Попробуй, отыщи свой.

– Как это, бабушка?

– Для большего интересу без поучений разберись.

– Нашёл! – через какое-то время восторженно закричал Ваня, пытаясь соскочить на ноги.

– Сиди на месте, егоза. Болото кругом. В сажени от тебя, почитай, и дна уже нету.

– Нашёл. Вон он, мой огонёк, вон. Я голову влево, и он влево, я вправо поверну, и он туда же. Вскочить попробовал, так и он вслед за мной взметнулся.

– Молодец, а теперича потяни к себе, сколько сил хватит, да замри так.

Остаток ночи они провели не разговаривая, пока небо не засерело на востоке. Огоньки стали меркнуть один за другим, звуки затихать, пока снова не раздалось гулкое уханье, уже на выдох похожее, и тишина…

– Ой, бабушка, благодарствую вам за представление такое.

– Погоди, торопыга, главное ещё впереди. Смотри внимательно, больше нигде такому не сподобишься.

Вокруг становилось всё светлее. Уже явно различался туман над болотом. Густой, как кисель у хорошей хозяйки. И чем светлее становилось вокруг, тем ниже опускался туман. И вот уже сидят они, словно на облаке, словно небо под ними. И тут из-за леса солнышко появилось, в один миг раскрасив туман в цвета неземные. Вспыхнуло всё болото как шкатулка с самоцветами.

– Красота-то какая, бабушка! – только и смог зачарованно вымолвить Ваня.

Когда туман совсем рассеялся, старушка поднялась на ноги, тихонько толкнула палкой замершего мальчика:

– В обратку пойдём, возвертаться пора.

Уже на берегу, пока они отряхивались да сушились, старушка показала пальцем на ягоду яркую.

– Понравился ты болоту. Редко кому такие подарочки выпадают. Вишь, чего тебе подкинуло?

– Что, бабушка? Ягодка как ягодка, токмо незнакомая. Сами учили: чего не знаю, в рот не совать.

– А эту ягодку мало кто ведает. Их за лето, может, две-три на всё болото бывает. Я её Сахарок прозываю. Уж больно сладка. Словно пряник сахарный в мёд окунули.

Ваня осторожно сорвал ягоду, вытянул на ладони, рассматривая на свет:

– А можно я её сестренице отнесу?

– Нельзя, не ей это. И спасибо за всё болоту скажи. Я вперёд пройду, а ты, как закончишь досвиданькаться, догоняй.

Старушка ещё раз отряхнула подол, аккуратно положила вдоль берега палку, с которой по топи хаживала и углубилась в лес.

Вечером на лавке перед сном Ваня, как обычно, не смог сдержаться от разговора.

– Бабушка, как глаза прикрою, так сразу рассвет сёдняшний мерещится.

– Ты лучше сказывай, какой вывод главный получился после похода нашего?

– Что болото не такое, как видится…

– Это само собой.

– Что чудеса кругом незамеченные живут…

– И это тоже ясно. Главный? Главный итог каков будет?

– Научите, бабушка.

– А самое важное тебе понять надобно то, что если бабушка сказала идти в болото, значит, иди в самую трясину, не сумлеваясь. А скажет по крапиве без штанов бегать, значит что?

– Скидывать портки и вприпрыжку.

– Правильно. Теперича спи. Кто утром последний встанет, тому и по воду бежать.

– Ой, уморили! – захихикал Ваня. – Как же Кошка с Мышем ведёрко-то поволокут?

Глава пятая. Умереть не сложно

– Бабушка, не отговаривайте даже, я твёрдо вознамерился колдуном стать.

– На кой? Сам посуди: у колдунов тех ни друзей, ни родственников. Одни вороги да завистники.

– А у меня и так особо нет никого. К тому ж коли завистники появятся, значит, будет чему завидовать.

– Как это: нет никого? Ну, как схватит враг лихой твою сестреницу. Да как потребует от тебя за её сохранность воз пряников. Чего делать станешь?

– Подумаешь… наколдую им ентот воз.

– Они тогда в другой раз снова её схватят, да уже попросят три воза, да ещё тебя самого заставят их тащить.

– Нуу, ради родной души поволоку сколько смогу.

– Коли уж дал слабину, так жди, что и третий раз всё сызнова повторится. Только в этот случай надо будет Бабу Ягу со света сжить.

– Да как же, бабушка? Да что же это?

– А ты думал! У колдуна никого быть не может. Ни сестры, ни бабушки, ни жены.

– Если уж из вас троих выбирать, то пусть жену забирают.

– Вот ведь болтун, погоди, придёт время и ты за девичий подол жизнь свою не пожалеешь, а уж о чужой и говорить не след.

– Подумаешь, велико богатство, жена какая-то…

– Ну-ну, похорохорься ещё лет пять, а там посмотрим.

– Придумал, бабушка, придумал! Надо жениться на колдунье и всех делов-то.

– Ой, рано я ентот разговор начала, ой, рано.

Ваня сидел, довольно улыбаясь:

– Точно колдуном буду.

– Что ж, раз не понимаешь по-хорошему, объясню по-волшебному.

– Давно бы так, бабушка, намеренье моё твёрже камня.

Старушка немного пошерудила на полках и выложила перед мальчиком на стол три одинаковых корешка, – сейчас посмотрим, из чего тот камень сделан. Видишь эти корешки?

– А то.

– Так вот. Один из них безвредный. Другие два – наоборот. В каком-то смерть тихая, в каком-то дюже лютая да быстрая. Так кишки скрутит узелком, что не приведи Господь.

– Зачем это? – перестал улыбаться Ваня.

– Каждый колдун должён чуйство внутри иметь, которое его ведёт. Без этого чуйства только время на ученье попусту тратить.

– Выходит, угадывать надо будет. А как мы потом проверим догадки мои?

– Так очень просто. Коли жив останешься, значит, тот взял, а коли преставишься, значит, не колдун ты.

– Вы это взаправду, бабушка, или шуткуете надо мной?

– Какие уж тут шутки. Предупреждала тебя, не хочешь старших слушать, один на один с колдовством разбирайся. Я тебе мешать не стану.

С этими словами старушка встала, взяла котомку свою привычную и отправилась в лес. А когда возвернулась уже под вечер, то увидала мальчика в той же позе. Ваня сидел за столом, внимательно разглядывая корешки, только почему-то без рубахи и штанов.

– Вижу, не рискнул ты. Ну и правильно. Чего жизнь молодую гробить. А почто без одёжи?

– Постирался я, бабушка. Сейчас рубаха досохнет, и уж тогда судьбу попытаю. Коли суждено помереть, так встречу смертушку в чистом.

– Отступись, дурень, понимаешь ли, с кем игры затеял?

– Даже если бы и был всего один шансик из тыщи, всё одно бы рискнул. А тут почти пополам получается.

– Вот глупая башка, дело-то не в том, сколько корешков, а в том, что колдовству вызов кидаешь.

Ваня молча оделся, снова подошёл к столу, замер на секундочку и быстро отправил в рот корешок с левого краю. Затем сел на лавку и уставился на старушку. Через какое-то время он заулыбался. – Вот видите, бабушка, колдун я. Съел корешок – и ничего не случилось.

– Молодец, угадал. Не вытащил смертушку быструю, – старушка подошла к столу и взяла в руки правый корешок. – Только и с жизнью тоже промахнулся, – с этими словами она сунула его в рот.

Мальчик изменился в лице:

– И что теперича будет?

– Жить тебе осталось, пока не уснёшь. А как одолеет сон, так больше и не проснёшься. Кстати, темнеет уже, спать я пошла, а ты посиди, подумай.

Утро застало Ваню там, где и ночку встретил. Мальчик сидел, сгорбившись, за столом и глядел в окно.

Старушка подошла сзади, погладила его по голове:

– Хочешь жить-то?

– Очень хочу, бабушка.

– Могу за тебя перед колдовством похлопотать, словечко замолвить, только оно взамен много чего потребует.

– Чего бы ни попросило, а не дороже жизни.

– Пошла я тогда, а ты помни: это твой последний денёк. Хочешь – наешься да отвала или в деревню сбегай, знакомых повидай. Токмо я бы на твоём месте лучше эти часики с дубом старым провела. Может, чего путного и услышишь.

Вновь они встретились уже вечером. Старушка каши наварила. Вкусна каша да ароматна, а есть некому. Ваня был так измотан, что чуть держался на ногах.

– Ну что, бабушка, помру я?

– Поживёшь ещё. Везучий ты, лёгкой заботой отделался. Колдовство велело тебе уходить отседова. Забыть навсегда дорогу к моему дому. И впредь не то чтоб колдовать, а даже ворожить не смей.

Ваня опустил голову.

– Значит, здесь и закончится моя дорожка. Вы простите меня за всё. Сколько смогу – высижу с вами, а как невмоготу станет, начнут глаза слипаться, так в лес уйду подальше. Спасибо вам за ласку, за заботу. Только у вас и пожил по-настоящему.

– Совсем сдурел. Ему жизнь предлагают, а он морду воротит.

– Я, бабушка, как вы советовали, весь день у дуба протолкался. Всё выспрашивал у него, как быть-то мне. И вот разик один, когда ветерок налетел, то ли послышалось, то ли почудилось мне, словно листва шуршит: «Я, мол, сто лет тут стою, а ты два дня на своём простоять не можешь». Останусь я, бабушка, где стоял. Тута буду.

– Твёрдо слово твоё?

– И зарекаться боле не стану, а только нету мне дороги назад после дней, проведённых с вами.

– Тогда вот тебе для крепости водица, – старушка налила в кружку воды и бросила туда какую-то травку. – Пей всю.

Только мальчик и половины не осилил, завалился набок уснувший. Бабушка еле успела посудину подхватить. Уложила ребёнка поудобней на лавку да и сама спать отправилась.

Проснулся Ваня от солнышка яркого. Потянулся на лавке во всю длину, огляделся кругом. Всё вокруг привычно да радостно. Бабушка с зеленью своей возится, Кошка на печке намывается, рядом с ней Мышь дрыхнет.

– Ой, бабушка, какой мне сон чудной приснился!

– Сны, они такие. Через них многое о себе познать можно.

– Снилось мне, словно умер я вчерась.

– Это к добру… или к худу… не ведаю того. Знаю токмо, что к переменам великим. Выходит, кто уснул в тебе намедни, тот помер ночью, а проснулся ужо совсем другой человек.

– Чудно. У меня с того сна до сих пор коленки дрожат.

– Давай, прибирай себя да за кашу вчерашнюю садись.

– Ой, – Ваня уставился на лежащий, на столе корешок, – так это не сон был?

– О чём это ты? О корешке ентом, что ли? Отдай его Мышу, он их шибко уважает.

– Бабушка, – глаза мальчика налились слезами, – получается, обманули вы меня.

Старушка резко повернулась, наклонилась над мальчиком и грозно прошептала:

– А ты прежде чем хулу наводить на бабушку, может, рискнёшь слопать его. Вот он, только руку протянуть. Ну, попробуй.

Испуганный мальчик сидел не шевелясь.

– То-то, – старушка отошла к печке и как ни в чём не бывало продолжила обычным голосом, – это как с ягодкой той на болоте. Коли поволок бы ты её тогда сестренице своей, то обязательно по дороге потерял бы, и даже если бы донёс, то на вкус была бы та ягодка не слаще соломы зимней. Потому как не ей дадена. Так же и с корешком ентим. Что, может, Мышу лакомство, то тебе конец неминуемый.

Старушка взяла корешок и бросила его в печь.

– Умереть не сложно, а коли решил колдовству учиться, то запомни главное. Волшебство – это не вещи чудесные и не слова заветные. Пока не дойдёт до тебя енто, так и останешься с запоминаниями, куда я какой цветок бросила да что сказала при том.

– А что колдовство, бабушка?

– Рано тебе ещё самому колдовства касаться. Пока поглядывай только. Оно-то на тебя уже давно смотрит.

– Скажите, как же так получается, что Мышь съел бы тот корешок безо всякого волнения, а я бы смерть страшную принял?

– Слышал ли когда про скатерть-самобранку али про сапоги-скороходы?

– Как же, бабушка, про них любой расскажет.

– А много ли знаешь народу, кому воочию увидать их пришлось?

– Не ведаю таких.

– А почему так вышло? Опять же повторю. Потому как не для них это делано было. Волшебство не в скатерти той и не в сапогах, а в том, кто их сотворил да для кого сотворил.

– Теперь вроде уразумел, – Ваня умоляюще посмотрел на старушку. – Возьмёте меня в ученики, бабушка?

– Да какой из меня учитель? Разве что дорожку укажу…

– Ой, бабушка, – Ваня положил руку на сердце, – не пожалеете, уж оправдаю, уж отработаю, уж так расстараюсь, что довольны останетесь, уж так…

– А ну цыть! – перебила старушка, – Ужо пожалела. Языком трепли поменьше. Кажное слово, как и всё вокруг, свою силу имеет, а у колдуна особенно. Потому они и лукавят только когда иначе нельзя.

– С чего начнём, бабушка?

– Знамо дело, с каши. Ешь давай, да не забудь сёдня до дуба добежать, спасибочки сказать. Чую, кабы не его слово, то ты вчерась жизнь обычную, а не смерть волшебную выбрал бы.