Текст книги "Ожог от зеркала"

Варя закатила хитрые глаза.

– Мы думали, что жаль. Жаль, где-то запропастился лапушка Борислав.

Глава 17

– Эй, ты... Где тут хороший постоялый двор? – Грач по-хозяйски свистнул, ускоряя движение грибника. У тропинки, выходящей к дороге, остались две большие корзины.

– Митрофанов самый лучший... – Селянин посмотрел на обоих всадников. – Вам только Митрофанов и подойдёт.

– Я понял, ты покажи, куда ехать.

– На развилке направо и ещё почти версту. Там высокий дом, не ошибётесь.

На пальцах седого мужика, перебиравшего грибы, налипла чёрная корка. Лизо брезгливо передернулся.

– Червей сортируешь, дед? Скоро и они до тебя доберутся.

– Всему своё время, недобрый человек.

– Как ты меня назвал, обмылок?

– Вы меня слышали.

Грач и Лизо переглянулись. Лизо крутнул пальцами – и мужика повело: левое плечо сгорбилось, выворачивая руку и лопатку, но страха в глазах не появилось.

– Ты что себе позволяешь, смерд?

Старик, покряхтывая, улыбнулся. Лизо остановил движение руки.

– И чему это ты скалишься? – Грач тронул поводья, подъехав к мужичку вплотную. Тот по-прежнему улыбался, не пытаясь отвести взгляд. Выцветшие глаза были спокойны. – Ты считаешь, мы недостаточно хороши? – валч чуть-чуть повысил голос.

Селянин ответил тем же ровным тоном:

– Волк не плох и не хорош. Но он опасен.

– Волк бывает голоден, – усмехнулся Лизо.

– Волк не ест грибов, – спокойно ответил мужичок.

Всадники переглянулись.

– Ладно, дед. Ступай к своим корзинкам.

Седой мужик кивнул, будто и не сомневался в подобном исходе разговора.

– Приятно встретить такую силу, – сообщил он валчам. Повернулся и пошел перебирать грибы.

Грач, хмыкнув, посмотрел на Лизо.

– Он ещё и последнее слово за собой оставил. Ты никак его пожалел?

Лизо покачал головой, с удовольствием глядя на старика.

– Жалость унизительна. Этому человеку жалость не нужна. Он слаб, но высок духом.

– Хорошо выглядишь, цветный.

Никита был доволен. Приятно, наверное, совершить такое дело, подумал Тарас. Реально жизнь спас. Освободившееся от проклятия тело как будто напевало, тихо позванивая. Отходняк называется. Он пожал протянутую руку, затем притянул цветного к себе, и они обнялись.

– Пойдешь сегодня на бои? – Никита выжидающе осклабился.

Вопрос был почти риторическим. Тарас пропустил бои всего однажды, и то потому, что, загуляв, проспал. Лучшее в городе зрелище стоило посмотреть. Вопрос был скорее предложением пойти вместе. Альтернативой выступала Варька, в отдельной компании с которой школяр последнее время посещал стадион. Пойти всем вместе... Нажремся же к вечеру, лицемерно забеспокоился Тарас, предвкушая попойку. Надо бы лекции подогнать – отстал за последнюю неделю, и вообще... Коллоквиум скоро... Вопрошавший Никита успел удивленно приподнять бровь, но Тарас всё же кивнул, соглашаясь. Осторожность последних дней переросла в некоторую заторможенность.

– Варьку возьмем?

– Конечно. Жаль, Ярик ещё плохо ходит.

– Он бы и так, наверное, не пошел. Так что пусть отлежится.

– Молодец всё-таки пацан.

– Однозначно. Будем его в свой цвет настраивать.

– Ты его сначала получи, свой цвет. Или хотя бы оттенок.

– Вот как получу, так и будем настраивать. Да и так уже ясно: либо фиолетовый, либо сирень.

Никита поморщился. Судя по всему, сиреневый вариант ему не нравился.

– Цвет пока отложим. Через год. Может, тебя вообще в серый сектор запрут.

– Нас.

– Ну, нас. Так что, с Варькой идём? Я тогда тоже кого-нибудь возьму.

– Зачем тебе кто-нибудь? Пиво попусту тратить.

– Ты, однако, эгоист. Ты, значит, с Варькой, а я, значит...

– И ты с Варькой.

– Интересно. Так тебе-то вечером... А мне какой смысл?

– Можно подумать, тебе не с кем вечером. Это от дневного пива не зависит. Впрочем, как хочешь.

Никита поскреб квадратный затылок.

– Ты прав. И так по уши в долгах. Пусть лучше они нас приглашают.

Варька насупилась, когда узнала, что идут они втроем, но Тарас не обратил на это внимания. Тем паче что месяц назад, на прошлой луны боях, он вообще пообещал, что ходить будет без неё. Основательно тогда поругались. И два серебряных ногтя проиграл. Это сейчас она спасительница и лапушка, а тогда капризничала: мол, мало внимания обращаешь. Сточила в одиночку два флакона сбитня, и поначалу как-то не разбирало её, а потом вдруг разобрало, взяла третий, наклюкалась, визжала громче глины, швырнула на арену пустой флакон, за что, ежели поймают, двенадцать ногтей платить положено, хорошо, никто не стукнул. Моталась стража по трибуне, но не нашли, а когда уже расходились, ухитрилась встрять в компанию новослободских. Те и приставать-то не собирались, но она тогда, в пику Тарасу – в чем-то он, по её понятиям, провинился, – и глазки строила, и улыбалась плечиком наружу, чуть не на коленки усаживалась, а как приобняли её, начала целомудренно отбиваться. Причем агрессивно отбиваться – левой сбоку, правой снизу, со знанием дела, так сказать. Тот пацан сначала опешил, потом, конечно, завёлся, и Тарасу пришлось добавлять, защищая её, непорочную. А вообще новослободскому зря попало – любой бы так же, и хорошо, что нормально обошлось. Отрицаловка тогда уже слетела, после боев народ вменяемый, нормальные рабочие пацаны. Потом могли и подружиться – ну, так, чуть-чуть, интерес по жизни разный, но в ухо, по уму, следовало засветить не только хватателю, но и Варьке, чтоб впредь прилично себя вела. Под конец она совсем разомлела, зюзюкнула ещё сбитня и что-то выдала про Лану – видно, сплетня дошла. И это она в отместку, так сказать. Тарас тогда честно сказал, что никакого флирта с Ланой у него нет, – умолчав, что эта стадия осталась в прошлом, обозвал Варьку дурой и зарекся строить семейную парочку. Поругались. Хотя, поди ж ты, он вот как-то всерьёз это запомнил, а Варька... Затаи она тогда злобу, не смогла бы ему жизнь спасти, даже если б захотела.

Теперь конечно. Теперь пылинки придется сдувать. Кругом должен.

Создатель, чего ж ему ещё надо? Девчонка чуть в могилу вместе с ним не закопалась, а он ерунду вспоминает. Тарасу стало стыдно. Маленько он и за себя порадовался: мол, совесть есть, не все потеряно.

Впрочем, деликатности проявлять все равно не следовало. Женщину баловать – только портить.

Трансляции можно смотреть хоть каждый день. И дешевле; но это, конечно, не то. А турнирные бои вживую – два раза в лунный месяц. Если праздник или большая жертва, бургомистр мог пустить добавочку, но случалось такое нечасто.

На боях народ сбрасывает отрицаловку, взвинчены все, орут – потом, правда, вокруг как бы теплеет. Но в ухо получить как дважды два, так что ходить положено группой, хотя школяры везде так ходят, и цепляют их реже, чем стражников. Чем ближе стадион, тем гуще становилась толпа на улицах. И не только зрители – сновали продавцы различных сладостей, сбитня, зонтиков от солнца, хотя кому они нужны осенью-то, и прочей сопутствующей чепухи. Сбоку проявился знакомец, Пиня. Весьма настойчивый провожатый Вариной соседки. Как там её... Кличут Свинкой, но она на это обижается... Пинина зазноба, демонстративно не замечая Тараса, поздоровалась с Никитой и Варварой. Собственно, прямой соседкой Варьки она уже не была – Свинка переехала куда-то на другой этаж, окончательно освободив Тарасу пространство. Пиня был настроен миролюбиво.

– Привет, цветная зелень.

– Взаимно.

Тарас ущипнул Свинку за бочок.

– Здравствуй, соседушка.

Та шмякнула нахала по руке. Пиня понимающе покачал головой.

– Как здоровье? Ты чего-то смурной ходил, – сообщил он Тарасу и уточнил: – Может, случилось ли чего?

Корявость оборота Пиню не смутила, Тарас покивал, принимая заботу как должное, но не собираясь эту тему развивать.

– Всё нормально, пить надо меньше. – Школяр резюмировал шаблон высокой моралью. – Кто сегодня бьётся?

– Карелы с пруссами, – ответил ему Пиня. – А потом медведи. Обещали ещё саксов пустить, но это как первый бой сложится. – Он вытащил из сумки флакон горячего сбитня и предложил круговую.

Самое время мозги расслабить. Тарас отхлебнул хмельной сладости. Медовуха была хороша, не литовская подделка. Затем приложились Варвара, Никита, Варина подружка, и сам Пиня, довершив начатое, дососал сбитень. Пустой флакон он аккуратно примостил на бордюр. Топтавшийся рядом Никита приоткрыл полу школярского плаща и обнаружил высокое горлышко бутылки. Если уж такой сноб, как Никита, специально тащил бутылку, значит, она того стоила.

– Давай уже на трибунах, – сообщил обозначившейся компании Тарас, забеспокоившись насчет места. Поторопиться следовало, иначе можно было оказаться на задворках. Прихватив у разносчика ещё пару фляжек медовухи, школяры – Пиня был с пятого курса – прошли в высокие Южные ворота.

На арене уже лилась кровь – «рубленое мясо» полосовало друг друга крючьями. Смотреть там было не на что, техники боя ноль. Выпускали «фаршбойцов» для разогрева, само зрелище ещё не начиналось. На них тоже принимали ставки.

Зрители продолжали рассаживаться, прихлебывая спиртное, устанавливая зонтики, ругаясь из-за мест и не особо обращая внимания на арену. В «рубленое мясо» попадали преступники и душегубы, слишком плохие бойцы, чтобы выставлять их против профессионалов. В настоящем бою могли участвовать только гладиаторы, свободные бойцы по найму, пережившие хотя бы один «фарш» преступники и воины – коль скоро провинность забрасывала их на арену. Их на разогрев не ставили, берегли.

Все «фаршбойцы» были вооружены одинаково – металлической лапой с острыми крючьями, легко разрывавшими одежду и плоть. Каждый крючок, однако, изготавливался так, что нанести смертельную рану было сложно – разве что горло удачно зацепить. Сражались бойцы почти нагими, только повязка на бедрах да цветная каска, закрывавшая лицо сплошным забралом. Назначение её было двояким – не заливаемая кровью, она позволяла различать бойцов и лишала каждого зрения, так что бой становился унизительным и, с точки зрения толпы, весьма забавным.

Когда «фаршбойцы» слишком разбредались, их подталкивали длинными острыми прутьями. Из группы выживали двое, редко трое – и каждый отдавал дань потехой и живительной кровью. Если среди приговоренных были душегубы, первые ряды занимали родственники невинно убиенных. Эти на сбитень не отвлекались, впитывая зрелище с первых минут.

Иногда «рубленое мясо» «готовили» через «гуляш» или «потешки». Здесь правила были мягче, и пройти такой бой живым было проще.

Случалось, погибали и гладиаторы. Сталь могла убить любого. Но попавший на арену душегуб, не обученный бою, имел меньше шансов, а в определенных приговором случаях его ещё и не «вытаскивали» знахари. Это было существенно, поскольку лечить раненых начинали быстро.

* * *

Трибуны постепенно заполнялись. Лучшие места были уже заняты, некоторые специально так подрабатывали, занимая хорошие скамейки, а потом уступая их опоздавшим за несколько ногтей. Лишнего золота у школяров не водилось, поэтому они, работая локтями, протиснулись к самому краю стоячей, восточной трибуны и, притулившись к резному балкончику, приготовились смотреть. В проходах, лавируя меж нависавшими людьми, сновали продавцы, не успевая донести товар даже до середины. Ярко раскрашенные гулены, понимая, что сейчас на них никто не позарится, тоже протискивались вперед, уже не обращая внимания, как лежит помада. На специально отведенных углах игроки делали ставки. Серебряные таблички главного табло показывали букмекерскую вероятность.

Все же столица – это хорошо, подумал Тарас.

Конечно, в любом городе можно посмотреть проекцию боя, и даже яблоко, брошенное там с трибун, упадёт на тверской арене. Но что-то всё равно теряется. Одно дело, когда зрелище транслирует магия, и совсем другое – слушать дыхание, чувствовать поле возбужденной толпы, глаза бойцов, запах крови, отзываясь на каждый удар собственной кожей.

В листках новостей бывали вялые кампании насчет сделать зрелища помягче, но... Покрытые шрамами профессионалы погибали не чаще гонщиков на ипподроме, охранных и воскрешающих заклятий здесь работала тьма. Да и разрядку оно давало такую, что чернь, пьяная и ленивая часть толпы, вечно ждущая удовольствий и не умеющая их зарабатывать, питалась играми почти как хлебом. Пробовали запрещать. Воспротивились все – и воины, потерявшие возможность блеснуть талантом, и холопы, среди которых начались волнения, и лишившаяся привычных развлечений знать, и даже сами душегубы. На арене оставался хоть какой-то шанс выжить. А так, милосердия ради, их начали просто вешать.

Конечно, изъяны были. Например, один громила попадал на арену трижды. Каждый раз за убийство. И каждый раз, пробившись сквозь положенное количество боев, выходил на свободу и снова убивал. Укатали его только в четвертый раз, после целой вереницы трупов. Но большинство попавших на арену воров, бродяг и даже матерых душегубов, пройдя через этот кровавый пир, старались оставить прошлое.

Глава 18

Место для поединка было стандартным – тренировочный зал на первом этаже Башни. Андрей и Ладья не афишировали ссоры, но слухи, разумеется, расползлись. Почти все в Башне считали назревающую дуэль абсурдом, да и сами рыцари, чувствуя вакуум, что начал образовываться вокруг каждого из них, несколько поостыли, но отступать было уже поздно. Чтобы уменьшить количество зрителей, назначили время, совпадающее с боями на арене, но это не помогло.

Оглянувшись перед боевой площадкой, Андрей увидел почти всё население Башни. Молчание было вязким, и его охватило нехорошее предчувствие. Ладья действительно считался очень сильным бойцом. Мощная фигура звеньевого виднелась в противоположном углу. «Хорошо, хоть женщин нет», – подумал Андрей и потянул из ножен клинок. Ладья, двигаясь удивительно легко для своего веса, сместился к нему почти вплотную, заранее выигрывая часть пространства. Не запрещено, но очень полезно.

– Вы готовы, Андрей?

– Разумеется, – сказал рыжий рыцарь, и клинки соприкоснулись. В это мгновение дверь тренировочного зала хлопнула, но оба дуэлянта уже смотрели друг другу в глаза. Андрей сумел парировать несколько хищных движений звеньевого и провёл неплохой встречный, но Ладья отвёл его гардой.

– Рапиры в ножны, господа. – Сталь в голосе Анны не оставляла ни малейшего варианта. За её спиной стояла Светлана.

Ладья нехотя остановился. Андрей также опустил клинок.

– Я не позволю вам друг друга искалечить.

Ладья отрицательно покачал головой.

– Анна, мы только начали, – сказал рыжий рыцарь, но молодая женщина, сверкнув глазами, как отрезала:

– И достаточно. Клинки скрещены – миритесь. Иначе, обещаю, я дам победителю по морде. И буду драться с ним. А потом ему придётся драться со Светланой. На тех же условиях.

На этот раз задумались оба. Андрей на всякий случай убрал в ножны клинок.

– Госпожа, вы злоупотребляете правами прекрасной...

– Да заткнитесь вы, Ладья. Вам вообще должно быть стыдно. Настоящий звеньевой.

– Но он...

– И он тоже хорош. Андрей, к чему было поднимать планку? Школяры – и те ведут себя разумней. Миритесь, пока не наговорили ерунды.

Андрей пожал плечами. Ладья убрал в ножны клинок. Переглянувшись, они подали друг другу руки. Оба были смущены. Зрители, стоявшие неподалёку, вздохнули с облегчением. Один из молоденьких стремянных спросил у стоявшего рядом Димитрия:

– А что, с ней так опасно драться?

– Фехтовать с Анной? Всё равно что душить ягуара. Даже если задушишь, кишки останутся на земле.

– Да не в этом дело, господа, – сказал рыцарь с серебряным значком.

– Не в этом. Но и в этом тоже.

– Я предлагаю всем пойти к арене и сделать ставки. – Олег благоразумно зафиксировал разрядившийся конфликт.

– Я буду ставить против рыжего, – буркнул Ладья.

– А я... – начал было Андрей, но Анна закрыла ему рот ладонью.

А мы будем ставить против вас, Ладья. Но только ставить.

Пруссы наступали сомкнутым строем – они ухитрились выстроить этот самый строй, хотя на арену их вышло всего двенадцать человек. Пруссы славились групповым боем, поэтому основной задачей карел было расцепить стальной прямоугольник. Командовал пруссами высокий светловолосый парень со шрамом на левой щеке. Отдавая приказ, он показывал мечом направление, и вся дюжина, как единый организм, тут же разворачивалась.

Смотрелось это жутковато. Можно было себе представить, каково это для карел, которые рассыпались по арене, пытаясь убежать от стальной «черепахи», ощетинившейся мечами. Каждый из пруссов был укрыт тяжелой броней, в шлеме и с кожаным с металлическими пластинками щитом. Карелы, напротив, вооружения почти не имели – легкие луки с охотничьими стрелами, предназначенными для волка, не для человека, длинные дубинки, многие даже не обточены – настоящие, чуть искривленные древесные стволы, да пригоршня голышей – метательных камней, которыми кидаются и дети на улицах. У некоторых были топоры и ножи, но не у каждого.

Сценарий назывался «Нападение отряда на деревню».

Самой деревни, разумеется, не было – так, обозначили домики на заднем плане, а карел, предполагалось, застали врасплох. Но было их зато почти в три раза больше.

Ширококостные, кряжистые, не слишком поворотливые, карелы казались плохо приспособленными для игры в догонялки. Пруссы действовали решительно и быстро – отсекая участок арены, устремлялись туда, стараясь хотя бы краем захватить, зацепить разбегавшихся мужиков, и иногда это получалось. Карелами командовал круглолицый здоровяк, быстро махавший руками, но слушались его плохо. Несколько раз подряд «черепаха» зацепила край сдвигавшихся «охотников», четверо из которых остались лежать на арене, а пятый смог вырваться из страшного кольца, зажимая разрубленную кисть, но только потому, что товарищи прикрыли его длинными дубинами. Стрелы скользили по броне, почти не нанося латникам урона, а на легкие уколы и удары голышей пруссы не обращали внимания. Вот одного из немцев зацепили дубинами сразу трое карел, но «черепаха» тут же развернулась, меняя край, карелы брызнули в стороны, а слегка помятый латник вернулся в строй. И тут же ещё один из «охотников» попал в смертную западню – отступать на арене было неудобно, атакующий отряд лучше видел пространство. Парень со шрамом, прусс, показал движение назад, строй быстро попятился, и лучник, проскочивший за спины латников, оказался притерт к трибунам, бросил лук, попытался прокатиться в песке у самых ног крайнего мечника, но наткнулся на сталь, дернулся и замер. Кровь смешалась с золотым песком. Ещё несколько минут такого боя, и численное превосходство «охотников» окончательно сойдет на нет, подумал Тарас, и тогда пруссы просто вырубят оставшихся. Видимо, поняв это, круглолицый начальник мужиков заорал дурным голосом, привлекая внимание своей разношёрстной команды, и обеими руками показал на левый фланг пруссов, после чего и сам во главе общей свалки ринулся на этот край. Мечники сместились, уводя из-под удара крыло – очень трудно атаковать укрытый щитами строй, – и результатом истерической атаки стало ещё три трупа нападавших.

– Все-таки эту гадость надо запретить. – Голос Варвары был брезглив и трезв, несмотря на выпитый сбитень.

– А кто только что с трибуны орал? Типа выпусти ему кишки?

– Я такого не кричала.

– А что ты кричала?

– Я кричала: давай или держись. Я хотела, чтобы тот мальчик живой остался.

– Какой мальчик?

– Молоденький карел, что в конце против двоих дрался.

Никита почесал затылок.

– Там вообще было без шансов. А ты осторожней с ней, Тарас. Как бы она не ушла к тому мальчику.

– Типун тебе на язык, дурень. Ты точно перебрал сегодня.

– А что?

– Тому парнишке голову снесли, вот что.

– Ох ты. – Никита, сразу протрезвев, зашептал отговоры сброса. Даже случайная фраза в таком пробое могла повредить.

– Вот видишь. – Варвара была настроена категорически. – Одни неприятности.

– Между прочим, тот парнишка, как и все почти карелы, – это бывшая банда Колеса. Они два года вокруг Лихославля ходили, резали всех подряд.

– Там не только бандиты. Я читала программку.

– Два вольнонаемных. Так знали, на что шли. И оба живы. На арене не так-то просто откинуться. Там такие заклятия и знахари... Это надо, чтоб основательно нашинковали либо голову снесли, как тому пареньку.

– Все равно можно.

– Конечно, можно. На то и арена. А ты понаблюдай разок за первым рядом. За родичами караванщиков, что Колесо за два года покалечил. Посмотри, какими глазами они на карел любовались.

– И все равно. Можно просто повесить, в конце концов.

– Правильно. Добрая какая. Ты самого бандюгу спроси, чего он хочет. Чтобы его просто повесили или четыре боя провести. Здесь у него хоть какой-то шанс. И почёт вместо позора. И вся кровь с арены, между прочим, на лекарства идет.

– Тогда скажи мне комплимент, – сделала неожиданный переход Варвара.

– Лапушка моя, – нашёлся Тарас.

– Лапушка не катит, – сообщила Варька. – Что-нибудь... – Она сделала обольстительное движение бёдрами. – Как тебе моя талия?

– Наклюкалась, – догадался Тарас. – Отличная талия. Мощная.

– Ах ты... – Варька выгнула «когтями» пальцы, собираясь задушить своего дружечку прямо на трибунах.

– Ладно вам. Они уже убрали, – сообщил Никита. – Сейчас медведи пойдут. Я, между прочим, на мишек пять золотых поставил.

– Ну-ну. Любитель животных. Мишки тоже, между прочим, из шатунов да людоедов.

– Это только втирают.

– Хватит болтать, борцы за нравственность. Смотри, они уж на арену вывалились. Оп-па, глянь! – Тарас показал направление.

– Что там? – Повинуясь движению Тараса, все посмотрели в сторону, но там лишь мелькнуло что-то непонятное.

– Пацанчик однорукий калиту у боярина срезал. Ловко. Кстати, Пиня, проверь свой кишень. И ты, Свинка, тоже.

На этот раз Варина соседка предпочла не обижаться, проверив наличный запас серебра. Всё оказалось в порядке.

– А вы чего? – поинтересовался Пиня. – Али кишень с секретом?

– С секретом, – вздохнул Тарас. – Пустой.

День оказался хорош на удивление. Кроме медведей, бургомистр расщедрился и на саксов, что долго бились с китайцами на длинных копьях, и на огромных, невиданных в тверской земле змей. Выглядели твари жутко, но, как шепнул по секрету знакомый устроитель, яду у них не было, и могли они только душить. Змей было три, в специальной золоченой клетке. Их раздразнили длинными колючими прутьями так, что они чуть не сплелись в единый клубок, и тут в клетку ввалился бестиарий с длинным кинжалом. Впрочем, зрелище получилось не слишком эффектным. Оплести себя бестиарий не дал, но и на публику не слишком отработал – видимо, боялся заморских гадюк. Двум сразу снес головы, а с третьей уже поборолся, повалялся по золоченой клетке, но понятно было, что с одной-то, да без яда, парень совладает. Так и вышло – как только трибунам наскучило и они начали свистеть, смелый бестиарий полоснул кинжалом последнюю тварь, после чего, поклонившись недовольным зрителям, убежал за трибуны.

– Вот все нормально, но с питонами этими полный отстой.

– Да на тебя не угодишь. Старался человек, лабуду всякую из Южной Америки выписывал.

– Лучше б наших рысей набрали. С этими по полу не поваляешься.

– Ну, не угадал. Не всегда ведь угадаешь. Вон страусы в прошлый раз, вспомни.

– Да, страусы – это да. Ещё сначала все смеялись, как, мол, с курями драться.

– Ну. А там такие куры... Пинается, как лошадь. Золотистого тогда, по-моему, насмерть запинали.

Бестиариев тоже различали по цвету касок.

– Не, его потом откачали. Но на арене он не скоро появится.

– Если вообще появится. И все равно медведи лучше.

– Ладно, почти пришли.

У самого густожития Никита вдруг потянул Тараса вбок.

– Цветный, нам надо перемолвиться.

– Не поняла. – Варька уперла руки в боки и собралась качать права. – Ты куда это моего парня поволок, на ночь-то глядя?

– Варенька, ты иди пока, погуляй. – Никита махнул рукой в сторону густожития. – Он тебе позже достанется.

Пиня и Варькина соседка, переглянувшись, пошли к воротам.

– Чего-то я тебя не понял, Кит, – Тарас вступился за подругу.

– Ну, в смысле, пусть идет отдыхает.

– Никита, ты никак на солнце перегрелся? Чего это я должна одна домой идти?

Никита помотал большой головой.

– Все ранимые до невозможности. Куда там одна, вон уже, проводили до упора. Мне надо с Тарасом перемолвиться, так что, Варенька, я очень тебя прошу.

Тарас озадаченно кивнул, поскольку тон его цветного не оставлял вариантов. Варька возмущенно хмыкнула и пошла по лестнице так, как и положено уходить оскорбленной женщине. Смачно шмякнула входная дверь.

– Что случилось-то? – Тарас явно был расположен идти вслед за Варварой.

– Пошли. В «Цепи» пошли, по пиву хлопнем.

– Какое пиво? Сначала надо сбитень слить.

– Вот. Сбитень сольем, пиво зальем. Есть разговор, цветный. Есть у меня одно предположение.

– В «Цепи» так в «Цепи», – не стал упрямиться Тарас. – Предположение у него есть... А денежка у тебя есть?

Никита молча показал пригоршню серебряной мелочи, и Тарас вспомнил, что он поставил кое-что на пруссов.

– Отлично. А то у меня только два золотых. – Они уже свернули на тропинку – дорога в «Цепи» вела за овраг, через деревянный мосточек, когда Тарас все же надумал проявить благоразумие. – Может, тебе лучше долги отдать?

– Такой ерундой я всё равно ничего не покрою, – резонно заметил Кит. – По долгам придется папика доить, ты за это не расстраивайся.

– Да мне-то, – ухмыльнулся Тарас.