Текст книги "Ожог от зеркала"

Глава 9

На этот раз его хотя бы не клонило в сон. Хотя сил записывать всё равно не было. Тарас уже не воспринимал лекции как нечто необходимое. Где-то в подкорке сидело ощущение, что до экзамена ему не дотянуть. Сегодня имело значение только то, что могло помочь в работе с проклятием. Ведь должен быть способ... Обязательно должен быть...

Лектор читал хорошо, Тарас решил, что экономить больше незачем, и раскрыл хрон. На март откладывал, их потом не купишь. Теперь чего уж...

Нечего в тоску впадать, одернул себя школяр. Чувствуешь себя почти в порядке, после козла «на отворот» легче стало. Вот и слушай. Нормально ведь, даже голова не кружится.

Нормально. Это как по склону к пропасти съезжать. Пока нормально, только ободрался чуть-чуть. А обрыв уже вот он... Совсем рядышком.

Не паникуй. Слушай. Тарас более точно направил хрон, забирая лектора в «раструб».

– Сегодня мы поговорим о деньгах. – Аудитория разочарованно вздохнула. Бакалавр нахмурился. – Конечно, многим сей предмет покажется пустяками. Подумаешь, деньги. Чрезмерно сребролюбивые не проходят систему отбора и не попадают в Колледж. Так что трепетного внимания я не жду. Но сегодня мы только начнем большую тему, и трое из вас станут профессионалами именно в области денег. И сам факт, что ориентация по предмету состоится на четвертом курсе, демонстрирует важность магической концепции денег. Лишь две специализации превосходят её качеством, так что слушайте внимательно.

Сидевший рядом Никита толкнул Тараса локтем.

– Ты или пиши, или хрон включи. Чего сидишь, как сомнамбула.

Тарас включил пишущее веретено.

– Наша монетная система, основанная на серебре и человеческих ногтях, кажется естественной и очевидной. Она неизменна на протяжении трех столетий. Но вы, разумеется, знаете, что денежная система может быть иной. Совершенно иной. Сегодня наша задача – разобраться по существу. Что есть деньги? – Девушка на первой парте с готовностью вскинула руку, но бакалавр ответил сам: – Деньги – это товар, функцией которого является обмениваемость, и этим он отличается от всех других товаров. – Бакалавр сделал паузу, давая возможность осмыслить определение, и продолжил: – Разумеется, деньги могут выступать и в товарно-потребляемом виде. Монетки легко переплавляются в металл, целиком впаиваются в украшения, а на магической функции такого сырья, как ногти, я даже не буду останавливаться. Но основная функция денег именно обмениваемость, иначе они выступают в роли обычного товара. Насколько естественным было выделение в качестве всеобщего эквивалента, то есть товара, который принимается всеми торговцами на рынке, именно покрытых серебром ногтей? Или это сработал указ древнего князя? И мог ли выделиться другой товар? К примеру, сковородки?

Прямо перед Тарасом вскинулась рука, бакалавр кивнул, разрешая вопрос, и с места спросили:

– Что значит выделить сковородки?

Бакалавр укоризненно покачал головой.

– Значит принять эти предметы в качестве денег и сделать основой обмена именно их.

– Они же большие и неудобные.

– Не настолько большие, как кажется. Известны случаи, когда дикие племена использовали в качестве денег ножи, мотыги, любой инструмент, в котором нуждались и который случайно попадал к ним в большом количестве. Например, когда на рифах разбивался грузовой корабль. Но в принципе вы правы. Монетки действительно удобны. Мотыгу, сковородку либо овцу, что также играли роль денег, в карман не положишь. А уж набить овцами кошелек не поможет никакая магия. Итак, отметим: свойство размерности. Гипотетическая монетка должна обеспечивать удобство бытовых покупок. Но денежная единица не должна теряться в кармане. Золотая песчинка, к примеру, не подойдет. Далее... – бакалавр снова кивнул, ориентируясь на кого-то за спиной Тараса, и оттуда сказали:

– Счетность. Деньги должны быть одинаковы.

– Абсолютно правильно. – Бакалавр что-то пометил в свитке. – Одна отара овец может сильно отличаться от другой. И это неудобно. То же касается любого штучного товара. Возьмём самоцветные камни. Они подходят по величине, будучи соразмерны монетам, но стоимость каждого индивидуальна, а потому торговцу придется по совместительству быть ювелиром-оценщиком. Этого недостатка лишены металлические монеты, лаковые, с серебряной просечкой ногти и куны. Напомню, когда-то на территории княжества были в ходу деньги из меха пушных зверей. Специально обработанный лоскут шкуры с княжеским клеймом. Кто скажет, почему куны не сохранились до настоящего времени?

Никита поднял руку, бакалавр кивнул. Тарас перевел соловые глаза на своего цветного. Тот поднялся.

– Может быть, куны со временем портились?

– Абсолютно правильно. – Бакалавр сделал пометку, Никита подмигнул Тарасу и нахмурился, ему не понравился встречный совершенно апатичный взгляд. – Куны истирались, в них заводилась моль, они начинали отличаться по качеству меха. Золото, серебро и лаковые ногти лишены подобных недостатков. – Бакалавр отхлебнул воды и снова поставил стакан на прохладный круг. – Ещё одно очевидное качество денег – их ограниченность. Невозможно представить в виде монет еловые шишки. Ведь достаточно сходить в лес, чтобы набрать мешок «монет», растущих на каждой ёлке. Такая система не будет работать.

В прошлом веке философский камень стал стремительно увеличивать общее количество золота и, как следствие, обесценил этот металл в сотни раз. Напомню, двести лет назад серебро было дешевле золота. Сегодня это странно представить. Сейчас золото годится на бижутерию и мелкие монеты, цена которых определяется затратами чеканки. Золото погубила избыточность производства. Но! Почему именно человеческие ногти стали стоимостной основой княжества? Почему не когти сапсана, например? Не медвежьи клыки, которые также нелегко раздобыть? Не лоскутки бумаги, которыми в некоторых государствах пытались разбавить денежное обращение? И даже не серебро, что прекрасно отвечает всем требованиям к платежной единице? Итак, какая ещё составляющая существует в денежной системе?

– Магическая, – сказали сразу несколько голосов.

– Разумеется. – Бакалавр нахмурился. – А магия предполагает дисциплину, не так ли? Я к тому, что нормальный школяр, прежде чем ответить, поднимает руку. – Он укоризненно посмотрел на сидевшую впереди отличницу, что, видимо, тоже не удержалась от реплики с места. – Денежная система, основанная на ногтях, зародилась в Южной Америке. Инки и ацтеки, проработавшие великолепные жертвенные ритуалы, использовали вместо монет именно человеческие ногти. Их полезность очевидна для любого общества, знакомого с магией. Причём ценность эта самодостаточна, а не декларирована указами властей. Никто не способен резко увеличить их производство. Стало быть, денежная система защищена и от внутренних колебаний. Серебро более пластично по добыче и потому идеально подходит на просечки и монеты среднего достоинства. Кроме того, инвалид, подросток либо вдова, не имеющие возможности работать, могут просто отращивать ногти и сдавать их на монетный двор. Это даёт любому возможность скудного, но пропитания. Такая ситуация благоприятно сказывается на обществе. Иначе нам пришлось бы платить всем немощным специальное пособие. Отвлекать немалое количество людей на расчёты этого пособия: кому его получать, а кому нет, в каком количестве... Такие расходы ложатся общим бременем, а система с ногтями снимает эту проблему. Человек – исключая несчастных, потерявших пальцы – всегда может гарантировать себе хотя бы кусок хлеба. И, наконец, ногти защищены не только от подделки, но и от обреза – распространенного в прошлом занятия жуликов. Поясню – брали сотню золотых монет и подрезали, подтачивали по краям напильником. Каждая монетка становилась легче, что не сказывалось на платежеспособности. Добытую стружку переплавляли в слиток, который продавали ювелирам. С ногтями такой фокус не проходит, а баловство с сегодняшним серебром слишком опасно.

На первой парте вскинулась рука.

– А почему все-таки не медвежьи когти?

– Развернуто об этом позже. Если коротко, то в человеческом обществе, для равновесной струнной основы, магическая функция денег должна быть основана на человеческой же составляющей.

– Не очень понятно.

– Я же говорю, позже. Когда мы доберемся до общественных и мировых струн. Здесь слишком многое замыкается на государство. Теперь о монетах. Почему они всегда округлой формы? Листовой металл удобнее рубить квадратиками. Почему банкноты – бумажные псевдоденьги, что вводились в некоторых безответственных странах с неразумным правительством, – всегда формы прямоугольной? Почему на монетах обязательно чеканят профили императоров, королей, князей? Попробуйте нарисовать на деньгах зайчика – и денежная система тут же полетит в тартарары. Почему это происходит? – Бакалавр снова отхлебнул воды. – Деньги в силу своей счетности неизбежно становятся целью значительной части общества. Я бы даже сказал, подавляющей его части. Человек ищет смысл в своей жизни и хочет разбогатеть. И если первая составляющая туманна, то со второй всё кажется проще. Чем больше, тем лучше. Поскольку деньги облегчают жизнь, их накопление определяется как очевидное благо, что на самом деле не соответствует истине.

– Это почему? – буркнули справа.

Бакалавр услышал, но не рассердился.

– Потому. Что. Фиксируйте, фиксируйте. До определенной планки деньги действительно играют положительную роль, добавляя человеку и возможностей, и свободы. Но отследить эту планку удается немногим, и дальше процесс идет уже бесконтрольно, «успешный» человек зарабатывает чудовищно много денег. При этом тратить их обычно некогда, здоровье подорвано, в семье проблемы, детей норовят похитить, а по улице нельзя ходить без охраны. То есть определенной величины деньги уже отнимают свободу, требуя всёвозрастающего внимания. Здесь глубинная магическая составляющая, и отслеживать её придётся. Проще говоря, с деньгами возможны только две ситуации. Их либо хватает, либо нет. С общим их количеством это почти не связано. На деле достаточно регулировать и покрывать с некоторым избытком собственные потребности. Теперь о чеканных королевских профилях. – Бакалавр снова потянулся к стакану, но на этот раз пить не стал, а для чего-то принялся прокручивать его в пальцах, поглядывая сквозь искрящийся хрусталь. – Положения монетной магии гласят, что любая держава, заинтересованная в стабильности, должна чеканить в качестве фетиша для толпы профиль центральной власти. Возьмем римских императоров. Основным металлом ещё было золото, а чеканили изображение цезарей. Округлая замкнутость монеты способствовала положительным следствиям для избранного лица, прибавляя здоровья, реальной власти, ограждая от заговоров, и прочая, прочая, прочая. Положительная энергия подданных, бережно собирающих монеты в кошель, концентрируется именно в центральный фетиш. С этим же связан запрет неуважительного отношения к царственному лику, бросания монеты в грязь и тому подобное. На интуитивном уровне наши предки прекрасно понимали такие вещи. Меняя символику монет, можно добиться удивительных изменений в экономике. К примеру, настоящей катастрофой была бы чеканка на счетной денежной единице, пусть на одном талере, эмблемы какого-нибудь тайного общества. Оно получило бы чудовищную подпитку и обрело реальную власть. – Бакалавр поставил стакан на место, так и не сделав ни глотка. – Ещё хуже, если подобное произойдет на так называемых банкнотах, чья реальная ценность равна нулю и опосредована только доверием народа к власти.

Бакалавр кивнул, разрешая вопрос. Поднялся длинный, нескладный парень.

– А я вот... это... в Литве был... И тамошний меняла мне про банкноты рассказывал, ихнего герцога, когда они там ходили. Нормально, говорит, и печатать легко, не то что над серебром в рудниках горбатиться. Только водяные знаки если добавить...

– Надо говорить не «ихний», а «евонный», – позволил себе пошутить бакалавр.

– Я... это... – Вопрошавший снова поднялся, пытаясь объяснить свою риторику, но властный жест усадил его на место.

– Итак, вопрос. Несмотря на косноязычие, вопрос хороший. – Бакалавр сделал пометку в свитке. – Периодически возникают поползновения к переходу на кредитные деньги. Проще говоря, на бумажки, которые будет печатать правительство. Оставим в стороне ситуацию подделки этих бумажек. Это встанет отдельной проблемой, отвлечет у общества массу сил, превратит многих людей в преступников. Но этими пустяками, в конце концов, можно пренебречь. Водяные знаки. Здесь глубинная магия, понятная специалистам, но закрывать солнце банкнотой, смотреть сквозь деньги на белый свет... Соображать надо, не дети уже всё-таки. Само введение таких банкнот, не обеспеченных ни магией, ни серебром, свидетельствует либо о глупости, либо о злой воле, о начале фантастических спекуляций. За бумажку, стоимость которой ничтожна, покупается множество товаров, человеческого труда. И первый, кто выпускает её в обращение, получает нечто даром. Государство это, купец или учреждение, всё равно. И этот факт невозможно изменить. Пустышка, постоянно растущая червоточина. Такое общество не сможет удерживать стабильных цен. Они будут всё время ползти вверх. Подобное состояние затрудняет нормальный обмен, зато идеально подходит для спекуляций. Попробуйте спекулировать серебром. Здесь возможна только удачная либо неудачная торговля.

– Феодосий... – Сиплый голос похохатывал. – Ну ты, Бредень, даешь. Феодосий, твою мать.

Бредень откинул монашеский капюшон, под которым действительно оказалось благообразное лицо и аккуратная, клинышком, бородка. Чувствовалось, что её с утра расчесывали.

– А говорил-то как, – не унимался сиплый. – Прямо излагал. Красиво паришь, Бредень. Или тебя теперь Феодосием и кликать?

– Так я ведь жил при монастыре. Столовался там, все у них знаю. Год, почитай, там прожил.

– А, ну тогда понятно. И тебя там что, Феодосием звали?

– Нет. Но там был отец Феодосий.

– Ну, все равно. Оторва ты, Бредень. Баско их развел, не подкопаешься. А по глине кто, Хвощ говорил?

– Понятно, Хвощ.

Вернувшиеся рыцари «монахов» уже не застали. Трупы настоящих привратников были найдены в кустах неподалеку. Время, конечно, упустили. Если б не Олег, вообще получилось бы глупо, но и полтора потерянных часа отыграть не удалось.

Банда Хвоща растворилась в огромных лесах под Угличем.

Глава 10

Глиняная птаха в кармане запищала переменчивой трелью. Вызов на связь; судя по руладам, Варька. Тарас вытащил «соловья», щелкнул клювом.

– Слушаю.

– Мя-ау, – сказали на том конце. Точно Варька.

– Как дела? – спросил школяр.

– Мяау, мя-ау, – доложилась Варька. В смысле, не особенно дела, могли быть и получше.

– Ты чего хотела? – не слишком вежливо поинтересовался Тарас, но сбить Варьку с поэтической волны не удалось.

– Мя-а-ау. Мур-р-р.

– В смысле, чтобы я приехал?

– Мя. – Утвердительная интонация не нуждалась в пояснениях.

– Ты, кстати, Никиту видела сегодня?

– Мя, – снова сообщила его пассия, но на этот раз интонация была противоположной. Мол, на хрена тебе Никита, если я, красавица, с тобой воркую.

– Да не мякай, скажи, видела или нет?

– Мя, мя, мя.

– Точно нет?

– Мя. Мя-ау, мур-р, мя-ау!

– Вечером приеду.

– Мур-р.

– Мур, – лаконично попрощался Тарас и щелкнул клювом глиняной свистульки. Спустившись с верхней площадки, он уселся на сиденье. Вагон медленно катился в район, где жил Никита. Тарас надвинул на глаза форменную кепку и попытался задремать.

– Нет, ты представляешь? Стиральное корыто опять искрит.

– У тебя ж было такое.

– Было. Было, чтоб ему мордой об забор, поганому наладчику. У вас, говорит, порошок просрочен. Как будто тараканье крыло портится. Его хоть год держи, хоть четыре года.

– Ага. То-то у тебя полка в подсобке завалена. Запаслась.

– И у тебя были бы завалены, если бы возможность появилась. А я что вынесла, то вынесла. И тебе, кстати, целую коробку тогда дала.

– Неполную.

– А ты не жадуй. Сама тоже... В огороде без цветов. А таракан – он всё равно не портится.

– Так там же не только таракан. Там ещё мыло, корица, там намешано что твои салаты.

– Ты хоть салаты мои не трожь. Я ей про корыто, она мне про салаты. Или ты считаешь, оно нормально, когда вместо чистого белья из корыта дым с искрами идет?

– Дым-то чёрный?

– Дым цветной. Нормальный дым, чинить можно. Что ж, думаешь, я совсем без понятия?

– А Манечкин мужик, он не могёт?

Одна из громкоговорящих женщин сменила интонации на шёпот, свистящий и почти такой же звучный.

– Вона, школяр сидит, попросила бы его. Он бы враз твою корыту настроил.

– Не согласится, – ответили таким же шёпотом, – а согласится, так знаешь сколько запросит? Проще новое купить.

– А ты крылом рассчитайся. Тараканий порошок каждому нужен. Так слежится, а так хоть в пользу пойдет.

Тарас приподнял кепку. Теток, оказывается, было три. То ли третья молчала, то ли он путал голоса. Школяр встал и пошел к выходу из вагона. Посадские тетки снова завозились за спиной.

– Пошел, пошел барчук, как же.

– Гребостно яму простой женщине помочь.

– Понавыучивали на свою голову...

Тарас почти не слышал нарочито громких реплик. Он уже спрыгнул с медленно идущей конки. Ни искрящее корыто, ни порошок его не интересовали. Школяр снова почувствовал себя хуже.

Тарас открыл мощную резную дверь, крытую темным лаком. Звякнули китайские колокольцы. Никита лежал в малой гостиной – на столе, наполовину укрытый махровым полотенцем, и «принимал массаж».

Хорошо быть богатым, без зависти подумал Тарас, глядя на довольную морду своего цветного. Над ним хлопотала Ивановна, знакомая Тарасу массажистка, по практике превосходившая любую знахарку с дипломом, а по пришепёту – ведьму. Ивановна употребляла множество мазей, мед и обычные наговоры, сочетая их творчески и бессистемно. Получалось здорово, но результатов она не запоминала и не записывала. Тарас пытался отследить критерии её выбора, но так и не сумел. Она и рассказывала, не делая секрета из методы, вот только понять её ласковую околесицу не было возможности. «Воробьи сегодня чиркали, надысь, лето жарким будет, вот мы ему стеклышком-то и разотрем под плечо, мячик-ключик поскачи, ветром напасть унеси, вот как мой дед в тайге шишки кедровые собирал, так и я орехи. А теперь палец вдавить глубоко и воском его смазать».

Логики тут не было, только практика и чутье. Сегодня это могло быть розовое масло, а завтра, ровно в той же ситуации, спиртовая растирка. Но в результате клиент расслабленно балдел, набираясь энергии и здоровья. Вот как сейчас – приятный запах, желтый звон от поля и грязная пена на полу. Все шлаки вывела. Ему бы так от порчи избавиться. Вывел всю дрянь через поры и тряпочкой стер. Жаль, уровень не тот. Не поможет, как чистить уши при лихорадке. Несоприкасаемые вещи. А может, баньку по-звенящему пройти? Тарас внутренне оживился, понимая, насколько хороша идея. Если правильно всё приготовить, подействует. Вытопит по струнам хворь. Это шанс, настоящий шанс. Вот только денег надо немерено. И разрешение с кафедры. И чуть не так, наоборот, сам себе гвозди в крышку вколотишь. Сейчас-то можно рискнуть, терять-то нечего... Сварог, всё просто как дважды два. Почему это раньше в голову не пришло? Вот только дорого. Совершенно не по ногтям. Это не козла на бойне купить. И даже не стадо козлов. Это как всю бойню целиком. Столько серебра не найти, хоть весь курс раскрути на ногти. Тарас огорченно щелкнул языком. Потому, видно, и не думалось в эту сторону, что нереально. Как воздушный шар-гондолу купить.

Сильные пальцы теребили расслабленную шкуру Никиты, безжалостно и с разворотом её оттягивая. Никита взмыкивал, покряхтывал, но терпел с удовольствием матерого мазохиста.

Тарас посмотрел в зеркало. Лицо было маской, сквозь которую смотрели усталые глаза. Сел в кресло и принялся листать потрепанную книжку. Мысль о звенящей бане не давала покоя. Бургомистр, сказывали, дважды в год её проходит. Без всяких причин. Просто для здоровья. А тут... Если это принять, то задача переводится в «найти бы деньги». Много, конечно, очень много. Но хоть понятно, что искать. Ноготочки, всего лишь ноготки. Занять... Столько не занять. Попросить Никиту занять? В принципе вариант, хоть и хлипкий. Что ещё? Выиграть на боях. Не с его удачей, но почему бы не попробовать. На ставку легче набрать. Хоть какой-то шанс. Или грабануть кого-нибудь. Из богатеньких мироедов. Не получится. И нехорошо. И даже если получится, ведуны в два счета вычислят. То бишь сразу после баньки придется в бега уходить. В леса, к разбойникам. Тарас перевернул страницу. Какая-то часть его сознания рассматривала гравюры – в книге осаждали крепость. Мелкие человечки в металлических колпаках лезли на стены, с которых их поливали кипятком. Хотя лучше к разбойникам, чем в яму. Запах ароматического масла создавал духоту. Ивановна всегда перебарщивала с добавками. Вдруг вокруг Тараса всё поплыло, так, как обычно бывает при внутреннем пророчестве. Если не почудилось, то последняя мысль сбудется. Кого это он накаркал, разбойников или яму? Консистенцией запахов комната напоминала опиумную курильню. Тарас захлопнул книгу.

Из магии Ивановна практиковала только отговоры, бессистемную болтовню, где также была самоучкой. Типичный бабий бред с переворотами зелёного в кислое, а девятнадцати – в движение теней. Работало там чуть-чуть, иногда и что-то. В основном это был звуковой фон, помогающий расслабиться.

Несколько минут Тарас наблюдал, как терзают мускулистое, чуть заплывшее жирком тело его цветного, получил предложение помучиться следом и отрицательно помотал головой. Ему это сейчас не пошло бы на пользу. Наконец массаж закончился.

Школяр дождался, пока Ивановна заберет свои шесть золотых, упакует шкатулочки с мазями, и вежливо кивнул на прощание. Потом развернулся к Никите и улыбнулся, оскалив верхние клыки.

– Уйди, глюк противный, – расслабленно попросил Никита, укрытый поверх халата ещё и длинным полотенцем. По правилам сегодняшних притирок, ему следовало подольше сохранять тепло. Тарас добавил к улыбке полноценный оскал, а потом ещё и рычание. Никита соизволил повернуть голову и вопросительно на него посмотрел.

– Попался, окорок, – плотоядно облизнулся Тарас и медленно, «подкрадываясь», поплыл на Никиту движениями то ли волка, то ли вампира из какой-то сказки. Расслабленный глаз Никиты имитировал тревогу.

– Или барсук, или баран. Лесная и мясная жертва. С ароматами, с приворотами... – Руки Тараса стали оттачивать невидимый клинок. – Вкусный баран. Барсук с целебным салом. Чё зыришь, вкусный баран? – Хищная засада стала напоминать движения массажиста, к чему прилагался гастрономический пришепёт: «Натираем тушку перцем, шпигуем унутрь сольцы, и сверху маслицем, чтобы шкура мягше, да растирочку по кругу, чесночку, сальца, мясца, обрубаем два яйца...»

– Я не понял, я барсук или баран?

– Барсучонок. Барин, и ещё сучонок.

Ленивый Никита резонно заметил.

– Я вот кому-то дам пяткой в нос, и посмотрим, кто из нас сучонок.

Тарас на мгновение задумался, затем испугался, попросил жалостно:

– Не бейте меня, дяденька.

Никита засмеялся.

– Ладно, не буду, – согласился он и повернулся на бок, аккуратно подоткнувшись полотенцем. – Чего рычишь-то?

– Работа такая, – объяснил Тарас. – Всё вокруг так весело. Мне нужны твоя душа, деньги, что-нибудь пожрать, пиво и ещё деньги. А потом я тебя съем, ароматная Красная Шапочка.

Никита отрицательно покачал головой.

– Денег нет. И долго не будет, брат.

Тарас нахмурился. Никита продолжал:

– Зато с остальным порядок. Пива в погребе нацедим, жрать полно чего, душа у нас одноцветная, так что бери. Что там ещё? Есть меня не надо. А денег нет. Поскольку десяток золотых тебя явно не устроит.

– Говорил дураку, не ставь на урода. Панцирник, панцирник...

– Говорил... Ты и в прошлый раз то же говорил, а тогда мы выиграли.

– Кстати, вспомнил, пива мне нельзя.

– Чего это вдруг? Заболел, что ли? У меня домашнее, с травками.

– Ну да. Вроде как заболел. Хотя если с травками...

– С травками, вкусное. Полезное для здоровья. Простуду лечит и всякую хворь.

– Ну ладно, пивной знахарь. С травками соглашусь. Напоследок можно, – непонятно добавил Тарас, чем заставил Никиту удивленно поднять бровь.

– Странный ты какой-то. Покурил, что ли?

– Ладно, – подытожил Тарас. – Ещё пять минут вылеживайся, бо я сегодня добрый. – Он был не только добрый, а вроде как навеселе. То ли сказывалось улучшение, то ли заклятие пошло вразнос и уже затронуло нервную систему. – Потом сошкребаем пиво, закуску, десять золотых и идем позориться в «Цепи». Возьмем там пару кружек, а добавляться будем из жбанчика.

– Зачем куда-то идти? Тут и так классно.

– Тут скоро папик твой придет, будет разговоры разговаривать. Подбадривать меня будет, на равных со мной, недотёпой, общаться. Надоело. И воняет здесь, как в коптильном цехе. – Никита молча закряхтел, переворачиваясь, и встал точно в мягкие тапочки. Тарас ухмыльнулся и продолжил: – Так что вперед, Синяя Шапочка. Пошли на свежий воздух.

– Почему Синяя? – буркнул Никита.

– Ладно, Красная, – вернулся на прежние позиции Тарас, и они вышли на свежий воздух.

Но сначала долго, до краев, цедили в погребе жбан.