Текст книги "Украина: моя война. Геополитический дневник"

События последних дней имели колоссальное значение для экономики. Были введены санкции против ряда российских высокопоставленных чиновников, прозвучали угрозы об исключении из ВТО. Все это может рассматриваться как то, что будет на руку России, которая сможет сосредоточиться на развитии внутренних ресурсов, провести модернизацию промышленности и высоких технологий и интенсифицировать контакты со странами Азии и Латинской Америки. Принимая во внимание то, что изоляция России в нынешних условиях ей только на руку, Запад на это не пойдет, и все эти санкции постигнет судьба замороженных на короткий срок и тут же размороженных платежных систем VISA и MASTERCARD. Увы, Запад не так глуп, чтобы подвергнуть нас санкциям, которые были бы спасительными для страны. Нет ничего более вредоносного и подрывного для экономики России, чем интенсивная интеграция в мировую экономику, устроенную по либеральным принципам и активно способствующую десуверенизации любого национального государства. К сожалению, этого шанса Россию лишат и будут идти на все, чтобы сохранить Россию в контексте мировой капиталистической системы. Только этому надо не радоваться, а сокрушаться. Одним словом, серьезных санкций не будет.

На предыдущей неделе Киев подвел первые итоги деятельности нелегитимной власти. Они таковы:

– Крым исчез;

– ВМС Украины более не существуют;

– военной поддержки со стороны Вашингтона не последовало; подписание документов с ЕС Яценюком (а с этого и начался госпереворот) не состоялось;

– раздоры между неонацистами и проамериканскими пронатовскими либералами стали ощутимыми;

– информационная политика Киева убеждает киевлян и западенцев, что Россия скоро исчезнет с лица земли, что победа завоевана, российские каналы отключены, но привести хотя бы какие-то рациональные аргументы под эти тезисы СМИ не в состоянии;

– иррациональный дух Майдана перерастает в апатию и фрустрацию, люди начинают понимать, что произошло нечто катастрофическое;

– националистический пафос в сравнении с ничтожеством украинской армии и реальными действиями отрядов Гражданской Самообороны Крыма показывает, что «героический пафос» ультранационалистов – чистый блеф;

– возвращение незаконно изъятой из тюрьмы, где она отбывала срок за уголовные преступления, Юлии Тимошенко только добавило хаоса в ситуацию – ее дискус вызвал оторопь у видавших виды психиатров;

– Юг и Восток Украины воодушевлены примером Крыма и однозначно встали на путь повторения крымского сценария – Референдум, вопросы которого будут зависеть от действий участников госпереворота – чем жестче они будут подавлять народное сопротивление, тем больше вероятность, что присоединение к России станет одним из главных пунктов (жесткий сценарий), а в мягком случае – конфедерация и независимость Киева, честные выборы, внеблоковый статус, русский язык второй (или первый) государственный и т. д.;

– незаконно назначенные олигархи-губернаторы (Тарута, Коломойский и т. д.) не могут установить порядок в соответствующих областях, так как их ненавидят не только русские и русскоязычные, но и многие националисты и сторонники Майдана, считавшие, что восстание в Киеве носит антиолигархический характер (так в Днепропетровске, Донецке и т. д. начинает складываться антиолигархический русско-украинский фронт);

– началась активная самоорганизация сопротивления в Закарпатье (Ужгород) – венгры, русские, русины;

– экономика Украины в состоянии тотального коллапса.

В такой ситуации в Киеве в ближайшие дни начнутся события, фиксирующие крах незаконной власти. Третий Майдан может быть жестко националистическим, так как неонацисты, активные на первом этапе, сейчас оказались отстранены от власти, которая за недолгий период существования успела потерять Крым и ВМС.

Все эти события прошлой недели предопределяют и прогноз на будущую неделю и на более отдаленные сроки. На повестке дня в Украине:

– эскалация великой войны континентов (атлантисты против евразийцев);

– активизация российской дипломатии в вопросе продвижения многополярной идеи в глобальном масштабе и череда признаний легитимности воссоединения Крыма с Россией;

– формирование новых политических субъектов на Юге и Востоке и подготовка к Референдуму;

– ужесточение репрессий нелегитимной власти (СБУ превратилось в нелегальный карательный орган, возглавляемый последовательным приверженцем НАТО Наливайченко) – подчиняться СБУ в таких обстоятельствах для всех украинцев не только не обязательно, но преступно;

– подъем сопротивления и прямого противостояния власти со стороны отрядов Самообороны Юга и Востока;

– намеченный Одессой марш на Киев как вектор пробуждения Украины против узурпаторов;

– вероятное назначение Виктором Януковичем легальных губернаторов Юга и Востока Украины, возможно и западных областей, которые станут символами общеукраинского сопротивления преступным бандформированиям, захватившим власть в Киеве;

– подготовка к контртеррористической операции в Украине со стороны российских миротворцев;

– симметричная подготовка гуманитарной интервенции голубых касок ООН в Западную Украину.

В драматических событиях, развертывающихся в Украине, не может быть нейтральной стороны. Каждый должен определить свой окоп:

за нелегитимную власть / против нее;

за Россию / за США и НАТО;

за многополярный мир / за однополярный мир;

за либерализм / против либерализма.

То, что происходит в Украине, касается каждого. Поэтому мы либо участвуем в этом осознанно, либо будем вовлечены помимо нашей воли. Это касается всех украинцев, но это касается также и всех россиян, всех европейцев, всех людей мира, которым небезразличен грядущий миропорядок. Это война против США и американской гегемонии. Украинцы в ней всего лишь пешки. Если они будут на нашей стороне, они станут достойными воинами возрождающегося славянства. Если покорятся участникам госпереворота или соблазнятся «свидомыми» неонационалистами, они обречены быть жалкими марионетками в руках американских стратегов. Ведь цель американской гегемонии не Украина. Весь киевский путч – это был прямой удар по нас, по русским. И мы это поняли, приняли и ответили. Точнее, только начали отвечать.

25 марта 2014 в 14:00

Глубинная идентичность в поисках русской, украинской и европейской идеи

Для более точного анализа ряда новых тенденций в политике, связанных с ростом фактора идентичности, предлагаю следующую методологическую схему, обосновывающую три уровня коллективной идентичности в обществе.

1. Диффузная (рассеянная) идентичность. Она присутствует у подавляющего большинства членов общества как смутное и чаще всего бессознательное восприятие своего единства, причастности к народу, истории, Государству, языку, религии. Эта диффузная идентичность практически никогда не преобладает в обычной жизни, будучи вторичной или даже третичной на фоне индивидуальной идентичности. Для носителей диффузной идентичности характерна постановка на первое место своего «я», комфорта, чувств, ощущений, безопасности, затем близких, и лишь далее начинается смутное понимание принадлежности именно к этому (а не к какому-то другому) обществу, народу и т. д. Диффузная идентичность не вызывает в обычных условиях никаких особенных действий, сознается слабо, и ее носители могут не подозревать о ее содержании и ее структурах. Она дается как taken for granted и редко становится объектом самоанализа. Она просыпается в исключительных случаях – войны, конфликты, политические катаклизмы, иногда на фоне спортивных успехов своей страны или каких-то еще весомых достижений. Диффузная идентичность не подталкивает человека к принадлежности к какой-то особой партии и может быть присуща представителям самых разных мировоззрений и идеологий.

2. Экстремальная идентичность. Эта форма свойственна тем, кто сосредотачивается именно на коллективной идентичности приоритетным образом, не просто остро ощущает ее, но и пытается осознать и придать ей форму. Носители экстремальной идентичности формируют патриотические и националистические (идентитаристские) идеологии, возводят идентичность в высшую ценность, строят на ее основании политические программы и проекты. Экстремальная идентичность строится на диффузной идентичности, но выделяет лишь отдельные ее стороны и в весьма утрированной экстремальной форме. Поэтому часто носители диффузной идентичности не опознают себя в носителях экстремальной – структуры в обоих случаях различны, так как, обостряя отдельные моменты диффузной идентичности, носители экстремальной идентичности («националисты») часто упускают из виду другие или искажают их. Диффузная идентичность естественна и органична, экстремальная искусственна, сконструирована, механистична. Экстремальная идентичность становится распространенной в периоды коллективного стресса, национальной катастрофы, войны и т. д.

3. Глубинная идентичность. Третья форма коллективной идентичности представляет собой осознанную интеллектуальную парадигму той идентичности, которая подвергается диффузии при ее проекции на массы. Если диффузная идентичность есть продукт распыления, то глубинная идентичность есть то, что подвергается распылению, ядро народного духа, иероглиф истории, экзистенциальный центр бытия народа и общества. Эта глубинная идентичность может быть открыта философами, мифами, пророками, сосредоточенными не на конструировании, проектировании и политическом манипулировании (как носители экстремальной идентичности), но на обнаружении, освобождении и проявлении народного духа – как он есть, а не каким его себе представляют. Поэтому глубинная идентичность есть не надстройка над диффузной идентичностью, но ее базис, ее корень (radix), ее основа. Глубинная идентичность есть Идея, делающая общество обществом, народ народом, культуру культурой, цивилизацию цивилизацией. Она развертывается диффузно сквозь поколения и массы, сохраняя всегда свою уникальность и свежесть. Экстремальная идентичность всегда относительна, индивидуальна, условна. Глубинная идентичность абсолютна, универсальна (в рамках конкретного общества), не зависит от индивидуальных выражений. Экстремальная идентичность есть частный продукт диффузной идентичности. Глубинная идентичность первична по отношению к диффузной идентичности и выступает как духовное могущество, конституирующее эту диффузную идентичность.

Этот анализ чрезвычайно релевантен для корректного осмысления феномена подъема национализма в современном мире.

В России диффузная идентичность (патриотизм) сейчас на подъеме. Она центрируется вокруг государства и конкретно Путина, особенно после Крыма. Олимпиада способствовала культивации и оживлению именно этой формы.

Экстремальная идентичность представлена широким спектром русских националистических движений, разрозненных, предлагающих свои частные формулировки национализма, возглавля емых тщеславными и невнятными лидерами, враждующими меж ду собой и не имеющими никакой широкой поддержки со стороны носителей диффузной идентичности.

Глубинная идентичность стоит в центре внимания тех, кто искренне заняты поиском Русской Идеи, но не как искусственного идеологического конструкта, а как глубинного духовного основания.

В Украине же мы видим, напротив, подъем экстремальной идентичности, причем в карикатурной, извращенной, «бандеровской», западенской форме. Эта модель искажает естественную диффузную идентичность, игнорирует полностью глубинную идентичность и пытается навязать эту искусственную конструкцию всем украинцам, несмотря на то что структура диффузной идентичности и лежащей в ее основе глубинной идентичности имеет к этой экстремальной форме весьма далекое отношение. Это замечание ставит на первый план вопрос о том, что такое Украинская Идея? Это не бандеровская карикатура, не смутный диффузный национализм, но и, конечно, не великоросское православно-имперское или ностальгически советское понимание украинской проблемы. Перед лицом катастрофических событий, уже состоявшегося и продолжающегося раскола Украины, это может показаться слишком абстрактным замечанием, но это лишь видимость. Поиск глубинной идентичности Украины, постижение Украинской Идеи, ее «эвокация» является, напротив, первостепенным вызовом.

То же самое относится и к Европе, где мы являемся свидетелями подъема идентитаристской волны. Диффузный национализм европейских обществ растет вопреки антинациональной либеральной политике европейских элит. Происходит подъем экстремальной идентичности в лице националистических и подчас откровенно неонацистских групп и движений. Но за этим нельзя упускать главной проблемы: вопроса о глубинной идентичности Европы.

Украина обнаружила целый ряд проблем, вопросов и вызовов колоссальной исторической значимости. Они далеко выходят за рамки собственно украинской ситуации или русско-украинских отношений. Идентичность стоит в центре внимания всех наиболее острых проблем современности – как в Европе, так и за ее пределами.

26 марта 2014 в 11:32

Рубеж пройден

Референдум в Крыму открывает новую страницу новейшей российской истории. Это фундаментальный рубеж. Значение этого события будет понятно только в свете краткого экскурса в историческую семантику последних десятилетий.

С 1991 года уже выросло поколение людей, которые не знают о многих важнейших событиях этого периода, а те, кто знает, чаще всего заблуждаются относительно их смысла. Мы можем с уверенностью говорить о том, что мы знаем историю, только в том случае, если мы понимаем смысл того, что в ней происходит.

Советский период в русской истории был принципиально двояким: в нем проявилось непрерывное бытие русского народа в истории (через цивилизацию, культуру, государство, геополитику, язык, территории, этику) и внедрение заимствованных с Запада марксистских идей (построенных на основе европейского Просвещения).

Точнее всего этому синтезу соответствует термин «национал-большевизм». В СССР было совмещено два начала: «национальное» (русское) и «большевистское» (европейское марксистское). В 1991 году эта система рухнула. Советский период завершился.

Так как сам СССР был двойственным явлением, то и конец СССР означал завершение данного сочетания: была отброшена официальная марксистская идеология, но вместе с этим удар пришелся и по национальной составляющей, которая глубоко переплелась с марксизмом за годы советской власти. 1991 год был годом конца национал-большевизма в России.

Теоретически конец этого синтеза мог привести к самым различным результатам. Теоретически вся гамма возможностей сводилась к трем основным:

– освобождение русской составляющей и построение на ее основе русской идеологии (к этому двигались ранние патриотические движения второй половины 1980-х, в частности общество «Память» на раннем этапе);

– продолжение национал-большевистского синтеза на новом историческом этапе с более основательным выявлением тех идеологических принципов, которые были бы общими для Русской Идеи и для социалистического мировоззрения (круг единомышленников А. Проханова в газете «День», «Завтра», ранее – НБП), и апгрейдом идеологии применительно к условиям конца XX века;

– полный отказ от коммунизма (социализма), с одной стороны, и от русского начала – с другой (либерал-реформаторы, окружавшие Б. Ельцина), с тем чтобы принять либерализм как мировоззренческую догму, следовать во всем за США и Евросоюзом и пытаться стать составляющим элементом глобального «Единого мира» с доминацией западных ценностей.

Мы знаем, что до конца 1980-х все эти три возможности были более или менее равновероятными и стремительно теряющий силы и контроль над страной ЦК КПСС на первом этапе поддерживал все три версии.

Но в переломный момент 1991 года после неудачной попытки консервативного путча власть полностью захватили носители третьей идеологии – либерал-реформаторы, атлантисты и западники. Они способствовали развалу Советского Союза и были создателями современной Российской Федерации, изначально задуманной как либеральное, прозападное образование.

Представители первой и второй идеологий, намечавшихся по мере распада советской власти, были отброшены на периферию, демонизированы, маргинализированы и представлены как «красно-коричневые».

В том гетто, куда поместили сторонников русской или национал-большевистской идеи правящие в 90-х либералы-западники, эти идеи тесно переплавились в нечто почти однородное: в русское сопротивление 1990-х.

Для либералов распад СССР был победой и праздником, для представителей русской партии – трагедией и геополитической катастрофой.

С этого и начался первый этап новейшей истории России: с развала СССР при активной помощи либерал-реформаторов и с построения нового Государства, чья структура была скопирована с западных образцов. Российская Федерация мыслилась как нечто противоположное и Великой России, и СССР. Власть в РФ захватили прозападные силы, которые обеспечили идеологически захват основных экономических рычагов олигархами и преступными группировками из своей среды. Ельцин стал инструментом в руках этой прозападной олигархической группы либералов.

Попытки высказать недовольство этой линией со стороны Верховного Совета привели к жестокому кровавому подавлению и расстрелу Белого дома. В этот период лидеры либералов проявили свое истинное лицо: они призывали «раздавить гадину» (именно так Г. Явлинский называл восставший против олигархов и западников в 1993 году народ).

При этом на повестке дня у либералов стояла задача постепенного распада и самой Российской Федерации – либеральные идеологи поддерживали сепаратизм в Чечне и аналогичные процессы на других территориях. Лишь индивидуальная решимость самого Ельцина уберегла страну от развала.

Этот период российской государственности длился с 1991 по 1999 год. В это время в политических элитах однозначно доминировала либеральная идеология, власть олигархов и западников была почти тотальной. Этот период был в полном смысле слова русофобским: обе версии русского исторического самосознания (и в православно-традиционалистской, и в национал-большевистской форме) были, по сути, поставлены вне закона.

Естественно, правящая в 1990-х русофобская элита спокойно и даже благожелательно смотрела на строительство вокруг России новых национальных государств на территории СНГ, ведь это соответствовало интересам заокеанских кураторов, а интересы русских ее не интересовали не то что на чужой территории, но и на своей собственной.

Такова была «первая Россия», Российская Федерация – политический организм, захваченный русофобской олигархической элитой, коррумпированным конформистским чиновничеством и безгласным и бесправным народом, оглушенным экономической, политической, информационной «психической атакой» либеральных реформ, шоковой терапией (коллективной лоботомией народа).

Когда РФ стояла на грани распада (Чечня, Северный Кавказ, взрывы домов в Москве), Ельцин передал власть Путину. С этого начался второй период новейшей русской государственности. Путин утвердил новый курс, направленный на укрепление суверенитета России и на избавление от внешнего управления страной, сложившейся в 1990-х.

Путин пришел изнутри ельцинской элиты, а не извне ее, но его реформы были направлены в русскую сторону. Выигрыш Второй Чеченской кампании, введение федеральных округов, устранение наиболее одиозных олигархов, мягкая национализация ключевых ресурсных отраслей, перестройка основных СМИ с откровенной русофобской повестки дня (как в 90-х) на умеренно патриотическую.

Однако ранний «путинский курс», «вторая Россия» оставались в контексте прозападной либеральной парадигмы. Русское начало было выпущено из гетто, но не получило ни ясного оформления, ни внятного представительства. Некоторые либеральные идеологи из ельцинского клана быстро перестроились и начали создавать эрзац-патриотизм.

Это понятие могло толковаться по-разному, но задумано оно было как противоестественное сочетание либерализма в качестве преобладающей операционной системы с попыткой укрепить самостоятельность России не как самодостаточной цивилизационной силы, но лишь как конкурента Запада, действующего в рыночных условиях.

Эту «вторую Россию», так или иначе существовавшую с 2000 по 2012 год (до начала третьего срока Путина), точно определяет понятие «корпорация Россия». Ее формула «патриотизм + либерализм». Причем именно в руках у либералов была золотая акция, позволяющая задавать правила идеологической игры. Особенностью этого второго этапа новейшей русской истории является постепенное выведение патриотического дискурса из маргинального в общепринятый, декриминализация национального чувства, восстановление в правах как русской идеи, так и национал-большевизма (в духе А. Проханова). Но все же здесь власть принимала правила игры, установленные американцами, – однополярный мир, свободный рынок, идеологию либеральной демократии, – пытаясь лишь вписаться в глобальный мир на более выгодных и достойных основаниях, чем в лихие 90-е.

Путин повел курс на восстановление суверенитета России, но на первых порах действовал осторожно и с оглядкой.

Важнейшим моментом был август 2008-го, когда Россия, несмотря на бешеное давление США и Запада и визг внутренней пятой колонны, приняла историческое решение ввести войска в Грузию, чтобы спасти осетин и абхазцев от геноцида, начатого Саакашвили с прямой поддержкой США.

Уже тогда Москва вышла за границы компромисса между либерализмом и патриотизмом, сделав решительный шаг в сторону патриотизма.

Однако идеологически это никак не было закреплено, и, более того, после действительно эпохального патриотического поступка Москвы в 2008-м окружение Дмитрия Медведева, напротив, стало всячески акцентировать либеральную составляющую в России. Но дела были патриотическими, а слова – либеральными.