Электронная библиотека » Александр Дюма » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Капитан Поль"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 22:45


Автор книги: Александр Дюма


Жанр: Исторические приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

ГЛАВА V

Имя было известно Эммануилу, но он еще не успел припомнить, кому из его знакомых оно принадлежит, как дверь отворилась и приезжий вошел в комнату. Это посещение было очень некстати – графу очень хотелось на досуге поразмышлять о своих планах на будущее, – однако правила приличия заставили его принять посетителя со всей вежливостью, тем более по всему заметно было, что он человек светский и знатный. Раскланявшись, Эммануил пригласил незнакомца сесть, разговор начался с обмена любезностями.

– Очень рад, что имею честь видеть вас, граф, – сказал приезжий.

– Мне весьма приятно, что вы нашли меня дома, я только что приехал из Парижа.

– Знаю, граф, потому что я ехал следом и везде по дороге справлялся о вас у почтальонов, которые вас везли.

– Позвольте спросить, – произнес нетерпеливо Эммануил, – чему обязан таким вниманием к моей персоне?

– О, оно вполне понятно, ведь мы же с вами старые знакомые, и я, знаете, граф, несколько обижен тем, что вы меня совершенно забыли.

– Мне тоже кажется, что я где-то вас видел. Но, извините, право, не вспомню. Сделайте одолжение, подскажите, пожалуйста, где я имел удовольствие с вами встречаться?

– Если так, граф, то, видно, у вас память действительно слаба, потому что в эти полгода мы с вами встречались трижды.

– Хоть мне и стыдно, однако сделайте одолжение, напомните, где, когда, при каких обстоятельствах я имел честь в первый раз встретиться с вами?

Познакомились мы, граф, на морском берегу, в Пор-Луи. Помните, вы хотели кое-что разузнать об одном фрегате, который в то время стоял там, и мне посчастливилось показать вам его. Я был одет тогда лейтенантом королевского флота, а вы – в мундир мушкетера.

– Да, точно, я даже помню, что отбыл с корабля, не поблагодарив вас за услугу, которую вы мне оказали.

– Нет, граф, вы меня благодарили, но уже при втором нашем свидании.

– Где ж это?

– На том же корабле, в каюте. Помните старого капитана в синем мундире, красном камзоле, красных штанах, в серых чулках и в пудре? Правда, он показался вам лет на тридцать постарше лейтенанта… и все-таки хорошо, что мне удалось так быстро состариться, потому что вы, вероятно, не решились бы вверить молодому человеку важной тайны, которую мне тогда сообщили.

– Это невероятно, но теперь мне кажется, что это точно правда. Да-да, я помню: вы, то есть… старый капитан стоял в тени, и глаза его блестели точно так же, как теперь ваши. Я их не забыл! Но вы говорите, что мы еще раз где-то виделись? Это уж я совсем не помню.

– В последний раз мы с вами встретились, граф, с неделю назад в Париже… у Сен-Жоржа, в фехтовальном зале. Вы, может быть, вспомните англичанина в красном мундире и с яркими рыжими волосами, они даже под пудрой были рыжими, помните? Я даже имел честь подраться с вашим сиятельством и тронул вас три раза, а вы меня ни одного. В этот раз меня звали Джонсоном.

– Странное дело! Совсем другой человек, а взгляд точно тот же самый.

– Да, граф, какие бы трюки с одеждой ни проделывал человек, взгляда своего он изменить не может, ведь в глазах каждого из нас есть своя искорка. И лейтенант, и капитан, и англичанин – все это ваш покорнейший слуга.

– А сегодня кто же вы, позвольте спросить? Согласитесь, этот вопрос совсем не лишний, когда имеешь дело с человеком, который так великолепно может входить в роль.

– Сегодня, как вы, граф, изволите видеть, я не имею никакой причины кого-то изображать и явился к вам в простом костюме, в котором молодые люди обычно ездят в гости друг к другу. Сегодня я могу быть кем вам будет угодно: французом, англичанином, испанцем, даже американцем. На каком из этих языков хотите продолжать нашу беседу?

Граф улыбнулся.

– Некоторые из них мне так же знакомы, как и вам, но приятнее всего, согласитесь, говорить на своем родном языке. Проще понять друг друга.

– Как вам угодно, граф, – ответил меланхолично Поль. – Я, знаете, тоже люблю французский язык больше всякого другого, потому что и моя родина – Франция.

Однако, увлекаясь языками, – сказал Эммануил насмешливо, – вы, надеюсь, не всегда забываете о деле. Может, вспомните и о том, за которым ко мне пожаловали?

– Ваша правда, граф. Дело, которое привело меня к вам, вот какое. С полгода назад, гуляя в Пор-Луи по берегу, вы заметили на внешнем рейде фрегат с узким кренгованием, высокими тонкими мачтами и, конечно, подумали: «Видно, капитану этого судна нужен ходкий корабль, раз на нем так мало дерева и так много парусов», – и поэтому вам пришло в голову, что я какой-нибудь флибустьер, то есть пират. Ведь верно?

– А неужели это не так?

– Я не раз удивлялся, граф, вашей сметливости и остроте взгляда, который сразу проникает в суть вещей, – сказал Поль с легкой иронией.

– Комплименты мне ни к чему, – ответил сердито Эммануил. – Давайте лучше поговорим о деле.

– Тогда вы тоже так рассуждали и попросили какого-то лейтенанта отвезти вас на этот фрегат, где познакомились со старым капитаном. У вас было предписание морского министра, в котором всякому командиру судна, идущего под французским флагом в Мексиканский залив, вменено было в обязанность отвезти по вашему требованию в Кайенну одного государственного преступника. Помните? Звали его Лузиньян.

– Все это правда.

– Я исполнил это предписание. Я не знал тогда, что вся вина этого мнимого государственного преступника состояла в том, что он любил вашу сестру.

– Капитан!.. – зло сказал Эммануил, вскочив со стула.

– Какие у вас прекрасные пистолеты, – продолжал спокойно Поль, рассматривая оружие, которое граф небрежно бросил на стол, войдя в комнату.

– И они заряжены, – проговорил Эммануил с выражением, которого нельзя было не понять.

– А надежны они? – спросил Поль с притворным равнодушием.

– Вы хоть сейчас можете их опробовать, если вам будет угодно выйти со мною в парк, – ответил Эммануил.

– Зачем, это можно сделать и здесь. – Поль опять притворился, что не почувствовал вызова в словах графа. – Вот хорошая цель и на порядочном расстоянии.

Капитан быстро взял пистолет, взвел курок и направил ствол его через открытое окно к верхушке дерева. На верхней ветке сидел и весело чирикал зяблик, раздался выстрел, и крохотная птичка, перерванная пополам, упала на землю. Поль спокойно положил пистолет на стол.

– Да, ваши пистолеты хороши, – сказал он.

– Должен выразить вам свое восхищение, – воскликнул Эммануил, – вы удивительный стрелок!

– Немудрено, граф, – произнес Поль с обычным своим меланхолическим видом. – В долгие штили мы, моряки, вынуждены искать развлечений, которых у вас, сухопутных, так много. Иногда стреляем по морским рыболовам, которые бросаются с воздуха, чтобы схватить на поверхности воды рыбу, по ласточкам, которые, утомившись от длинного пути, садятся отдыхать на реи. Вот, граф, каким образом приобретается ловкость в искусстве, которое кажется вам совершенно непонятным в моряке.

– Продолжайте, капитан, только, если можно, вернемся к нашему общему знакомому.

– Извольте, граф. Лузиньян оказался храбрым и честным молодым человеком. Он рассказал мне свою историю, и я узнал, что он был сыном близкого приятеля вашего отца и что, оставшись после его смерти без денег и круглым сиротой, был принят к вам в дом за два года до того, как по какой-то таинственной причине маркиз лишился рассудка. Что он воспитывался вместе с вами и с самого начала вы возненавидели его, а сестра ваша полюбила. Он рассказал, как вместе с Маргаритой они росли в этом уединении и замечали свое одиночество только тогда, когда не были вместе, о своей юношеской страсти и чувстве вашей сестры. Вы знаете, ведь она, как Юлия – помните, у Руссо? – сказала ему: «Я буду принадлежать тебе или могиле».

– О, она, не сомневайтесь, сдержала свое слово!

– Знаю! И вы, благородный – ведь так считает свет? – молодой человек, безудержно поносите чувство молоденькой девушки, которая по своей чистоте и невинности не могла устоять против природного влечения и любви? Из рассказа Лузиньяна я понял, что мать ваша, постоянно ухаживающая за больным мужем, не могла наблюдать за дочерью… Я знаю не только о слабостях вашей сестры, граф, но и о необыкновенной преданности вашей матери, хотя она, на мой взгляд, женщина строгая. Может быть, потому, что ей никогда в жизни не случалось совершать проступка… Однажды ночью матушка ваша услышала приглушенные стоны. Она зашла в комнату Маргариты и, подойдя к постели несчастной, вырвала у нее из рук младенца, который только что родился. Маргарита потеряла сознание при виде матери, и ребенок бесследно исчез из вашего замка. Так ли это было, ваше сиятельство? Верно ли рассказали мне эту страшную историю?

– Да, – ответил Эммануил, совершенно пораженный, – я должен признаться, что вам известны все подробности.

– Дело в том, – сказал Поль, вынимая из кармана портмоне, – дело в том, что обо всем этом говорится в письмах вашей сестры к Лузиньяну. Готовясь занять между ворами и убийцами место, которое получил по вашей протекции, он отдал их мне и просил возвратить Маргарите.

– Отдайте письма, капитан! – Эммануил быстро протянул руку к портмоне. – Вы можете быть уверены, что они будут в целости возвращены сестре, которая была так безрассудна, что…

– Что смела жаловаться единственному на свете человеку, который по-настоящему ее любил? – Поль отдернул портмоне и спрятал его в карман. – В самом деле, какое безрассудство! Мать отнимает у нее ребенка, а она поверяет свои чувства по этому поводу отцу этого ребенка! Какая безрассудная сестра! Не найдя опоры в брате, она унижает свое знатное имя, выставляя его под письмами, которые могут в глазах света… как это у вас называется?.. покрыть все семейство позором?

– Если вы так хорошо понимаете всю важность этих писем и не хотите отдать их мне, – сказал Эммануил, покраснев от нетерпения, – то исполните поручение вашего приятеля – отдайте их сестре или матушке.

– Так я и хотел было сделать, когда вышел на берег в Лорьяне, но дней десять или двенадцать назад я зашел в церковь…

– В церковь?

– Да, граф, в церковь.

– Зачем же это? Вы верите в Бога?

– А на кого же мне надеяться в шторм или бурю? Вам никогда, граф, не доводилось увидеть шторм не с берега, а в море?

– Нет, капитан. Так что же в этой церкви?..

А в этой церкви я услышал, как аббат объявлял о скором бракосочетании Маргариты д'Оре с бароном Лектуром. Я спросил о вас. Мне сказали, что вы в Париже, а мне самому было необходимо ехать туда, чтобы доложить его величеству королю об исполнении данного мне поручения.

– Королю!

– Да, ваше сиятельство, самому королю, его величеству Людовику XVI. Я поехал, встретил вас у Сен-Жоржа, узнал, что вы торопитесь, и постарался поспеть сюда сразу после вас… И вот я здесь, но намерения мои изменились.

– Что же вы теперь хотите делать? Говорите, надо же нам когда-нибудь кончить этот разговор!

– Мне пришло в голову, что если уж все покинули несчастного ребенка, даже мать, то кроме меня некому о нем позаботиться. В вашем положении, граф, учитывая ваше желание вступить в родство с бароном Лектуром, который только один, по вашему мнению, может помочь вам в исполнении ваших честолюбивых замыслов, вы охотно дадите за эти письма любую сумму, например сто тысяч франков. Это немного при доходе в двести тысяч ливров.

– Но кто же поручится мне за то, что эти сто тысяч…

– Понимаю. Дайте мне письменное обязательство выплачивать ежегодно Гектору Лузиньяну проценты от этих ста тысяч, и я отдам вам письма вашей сестры.

– Больше вам ничего не надо?

– Кроме того, я требую, чтобы вы отдали этого ребенка в мое распоряжение: на деньги, которые получу от вас, я буду его воспитывать вдалеке от матери, которая забудет сына, от отца, которого вы отправили в ссылку.

– Хорошо. Если б я знал, что дело идет о такой мелкой сумме и что вы приехали по такому ничтожному поводу, я бы не стал и беспокоиться. Однако вы мне позволите поговорить об этом с маркизой?

Ваше сиятельство… – начал было слуга, отворяя дверь.

– Меня дома нет, я не принимаю, пошел вон! – сказал Эммануил с досадой.

– Мадемуазель Маргарите угодно поговорить с вашим сиятельством.

– Мне некогда, пусть придет в другое время.

– Они изволят говорить, что им нужно непременно сейчас же с вами повидаться…

– Пожалуйста, из-за меня не стесняйтесь, – сказал Поль.

– Но сестра не должна вас видеть. Вы понимаете, что это решительно невозможно.

– Согласен, но и мне никак нельзя уехать отсюда не завершив дела, за которым я приехал… Позвольте мне войти в этот кабинет.

– Очень хорошо, – ответил граф, отворяя дверь. – Но только поскорее.

Поль вошел в кабинет, Эммануил захлопнул за ним дверь, и в ту же минуту с другой стороны вошла Маргарита.

ГЛАВА VI

Маргарита д'Оре, печальную историю которой читатель знает уже из разговора Поля с Эммануилом, была одной из тех нежных и бледных красавиц, которые носят на себе явственный отпечаток знатного происхождения. Благородная кровь предков заметна была и по мягкой гибкости ее стана и матовой белизне кожи, и по совершенству тоненьких пальчиков, оканчивающихся розовыми, прозрачными ноготками. Ясно было видно, что ножки эти, такие маленькие, что обе влезли бы в башмак простой женщины, умеют ходить только по мягким коврам или по ухоженной лужайке в парке. В осанке, грациозной походке Маргариты было, впрочем, что-то надменное, как в изображениях на фамильных портретах. При взгляде на нее можно было догадаться и о ее готовности к самопожертвованию, и о гордости и стойкости натуры. Видно было, что удары судьбы могут согнуть ее как лилию, а не как тростинку.

Когда хрупкая фигурка сестры возникла на пороге комнаты, Эммануил обернулся. Лицо ее выражало глубокое страдание, глаза покраснели от слез. Видно было, что она собрала все свои силы, чтобы казаться спокойной. Увидев брата, Маргарита сделала болезненное усилие совладать с собой и уже довольно уверенно подошла к креслу, на котором он сидел. Гримаса нетерпения на лице Эммануила остановила ее, и эти дети одной матери посмотрели друг на друга как чужие: один глазами честолюбия, другая глазами страха. Однако Маргарита быстро справилась со своими чувствами.

– Наконец-то ты приехал, Эммануил, – сказала она. – Я очень ждала тебя, но по тому, как ты принимаешь сестру, догадываюсь, что напрасно я на тебя надеялась.

– Если моя сестра опять стала такой, какой она должна была всегда быть, – высокопарно произнес Эммануил, – то есть покорной и почтительной дочерью, она, конечно, подумала за время моего отсутствия о своем положении, поняла, чего требует от нее место, занимаемое нами в свете, забыла свои романтические бредни, которые компрометируют не только ее и о которых, следовательно, нечего и вспоминать. В таком случае я готов обнять ее, и сестра всегда будет мне сестрой.

– Выслушай меня, – сказала Маргарита, – и не принимай слов моих за упреки кому бы то ни было. Я хочу оправдаться только перед собой. Если б матушка… нет, я никогда не стану осуждать своей матери! Долг перед отцом заставил ее забыть о нас… Если б матушка была для меня тем, чем бывает обычно мать для своих дочерей, я бы открывала ей сердце свое, как книгу, и она могла бы сразу, как только в ней появлялись не те мысли, остеречь меня, и я бы избежала искушения. Если бы я была воспитана в большом свете, а не как дикий цветок росла в тени этого замка, я бы с детства понимала свое положение, о котором ты мне теперь напоминаешь, и, вероятно, не нарушила бы приличий, которых оно от меня требует. Если б я общалась со светскими женщинами с веселым умом и холодным сердцем, которых ты мне часто расхваливаешь, но которых я никогда не видела, и, следуя их примеру, смогла бы кем-нибудь увлечься… Да! Может быть, тогда я забыла бы прошлое, посеяла на нем новые воспоминания, как сажают цветы на могилах, а потом нарвала этих цветов и сделала себе из них бальный букет и свадебный венок. Но, к несчастью, меня стали предостерегать, когда уже нельзя было избежать опасности, мне напомнили о моем имени и положении в свете, когда я уже стала недостойной их, и теперь требуют, чтобы я думала о радостном будущем, когда сердце плачет о прошлом!..

– Что ж из этого следует? – спросил Эммануил с досадой.

– Ты должен это понять, Эммануил, ты один можешь помочь мне. Я не могу прибегнуть к помощи отца, увы! Он вряд ли узнал бы во мне свою дочь. Нет надежды у меня и на доброе отношение матушки: от одного ее взгляда кровь застывает в моих жилах, одно ее слово убивает. К тебе одному я могу обратиться, тебе одному могу сказать: «Брат, теперь ты у нас старший в доме, ты теперь должен заботиться о чести нашего имени. Я совершила недостойный поступок и наказана за него, как за преступление. Не достаточно ли этого?»

– Что же далее? – Эммануил холодно смотрел на сестру. – Говори яснее, чего ты от меня хочешь?

– Эммануил, если мне не суждено прожить жизнь с единственным человеком, которого я могу любить, то прошу тебя, умоляю не наказывать меня слишком жестоко. Матушка – да простит ее Бог! – так безжалостно отняла у меня моего ребенка, словно у нее самой никогда не было детей! И мой ребенок будет расти где-то далеко от меня, в забвении и среди чужих людей. Матушка взялась за моего сына, а ты, Эммануил, ты решил погубить его отца и поступил с ним так жестоко, как нельзя поступать, я не говорю уже – человеку с человеком, даже судье с преступником. Теперь вы оба объединились против меня и хотите подвергнуть пытке, выдержать которой я не в состоянии. Именем нашего детства, которое мы провели в одной колыбели, нашей юности, которая протекала под одной кровлей, именем нашего родства заклинаю тебя: отпусти меня в монастырь! Там, клянусь тебе, оплакивая свой проступок на коленях перед господом, я буду молить его в награду за мои слезы и страдания возвратить рассудок нашему отцу, наделить матушку душевным спокойствием и благополучием, осыпать тебя, Эммануил, почестями, славой, богатством! Умоляю тебя, позволь мне это сделать!

– Хорошо придумано, сестрица! Пусть в свете говорят, что я пожертвовал сестрой ради своего возвышения, стал наследником ее состояния еще при жизни несчастной. Ты с ума сошла! Это невозможно!

– Выслушай, что я тебе еще скажу, Эммануил, – Маргарита оперлась о спинку стула, который стоял подле нее.

– Что еще? Говори!

– Скажи, если ты кому-нибудь даешь слово, ты ведь его держишь?

– Я дворянин.

– Ну, так посмотри на этот браслет…

– Вижу. И что же в нем замечательного?

– Он заперт ключом, ключ от него на перстне, этот перстень отдан вместе с моим словом, и я буду считать себя свободной только в том случае, если он вернется ко мне.

– А у кого же этот ключ?

– У человека, который по твоей и матушкиной милости так далеко, что послать за ключом невозможно. Он в Кайенне.

– Да ты побудь только два месяца замужем, – сказал Эммануил и иронической улыбкой, – и этот браслет так тебе надоест, что сама захочешь его скинуть.

– Я, кажется, говорила тебе, что он заперт.

– А разве ты не знаешь, что делают, когда теряют ключ от двери и не могут попасть домой? Посылают за слесарем!

– Слушай внимательно, Эммануил, – сказала Маргарита, повысив голос и торжественно протягивая к брату руку. – Чтобы снять браслет, вам придется послать за палачом. Эта рука не достанется никому, если только ее не отрубят.

– Тише! Ради бога тише! – Эммануил вскочил и с беспокойством посмотрел на дверь кабинета.

– Ну вот, все кончено, – грустно сказала Маргарита. – Я надеялась только на тебя, Эммануил. Я знаю, что ты не в состоянии понять глубокого чувства, но ты не зол. Мне очень плохо… Ты видишь, я говорю правду: это замужество – моя гибель! Для меня легче монастырь, нищета, даже смерть. А тебе трудно даже выслушать меня, ты не хочешь понять свою родную сестру. Теперь я пойду к тому, за кого вы хотите меня выдать, и объясню, как бесчестно будет для него жениться на мне против моей воли. Если мне это не удастся, я ему во всем признаюсь, расскажу о моей любви, о ребенке. Да, я скажу ему, что у меня есть сын, хоть вы его у меня похитили и я не могу его видеть. Но он жив, я это знаю! Смерть ребенка не может не отозваться в сердце матери. Если и это не подействует, я скажу, что и теперь люблю, а его не могу, никогда не буду любить.

– Пожалуйста, говори ему что хочешь! – сказал Эммануил с досадой. – Нынче вечером мы подпишем твой брачный договор, а завтра ты станешь баронессой Лектур.

– Что ж, ты сделаешь меня несчастнейшей из женщин! – ответила Маргарита. – Я никогда уже не смогу ни любить брата, ни уважать мужа! Прощай, Эммануил, но не забудь: брачный договор еще не подписан!

Маргарита вышла из кабинета с выражением глубокого холодного отчаяния на лице, не увидеть которого было невозможно. Эммануил смотрел ей вслед с беспокойством; он считал уже, что одержал победу, а теперь видел, что придется выдержать еще упорную борьбу с этим хрупким существом.

Некоторое время граф сидел безмолвно и неподвижно, потом обернулся и увидел стоящего в дверях кабинета капитана Поля. Эммануил совсем забыл о госте, однако тут же вспомнил не только о его присутствии, но и о том, как важно для него в подобных обстоятельствах иметь бумаги, которые предлагал моряк. Граф поспешно сел к столу, схватил перо и бумагу и быстро проговорил Полю:

– Теперь мы одни и можем кончить наше дело. Каких обязательств вы от меня требуете? Диктуйте, я буду писать.

– Не нужно, – сказал холодно капитан.

– Не нужно?

– Я изменил свои намерения.

– Что это значит? – спросил Эммануил, испугавшись последствий, которые могла повлечь за собой эта неожиданная фраза.

– Ребенку я дам сто тысяч, а сестре вашей отыщу мужа, – сказал Поль с холодной решительностью.

– Кто вы ей? – закричал, не выдержав, Эммануил. – Кто вы такой, что осмеливаетесь располагать судьбой моей сестры, которая совсем вас не знает, никогда не видела?

– Кто я? – переспросил Поль, улыбаясь. – Признаюсь вам, что я об этом так же мало знаю, как и вы. Рождение мое – тайна, которая откроется, когда вашему покорному слуге стукнет двадцать пять лет.

– Когда же это произойдет?

– Сегодня вечером. Завтра я к вашим услугам, граф, и готов сообщить все, что сам узнаю. – Поль поклонился.

– Теперь я выпущу вас отсюда, – сказал Эммануил, – но с условием, что мы еще увидимся.

– Я сам хотел вас об этом просить, – ответил Поль, – и очень рад, что вы предупредили мои намерения.

Он поклонился еще раз и вышел из комнаты.

Слуга и лошадь капитана стояли у ворот замка. Он сел и поехал к гавани. Как только замок исчез из виду, Поль соскочил с коня и пошел к рыбачьей хижине, стоявшей на самом берегу. Возле нее сидел на лавочке молодой человек в матросском платье. Он находился в такой глубокой задумчивости, что даже не заметил приближения капитана. Поль положил руку ему на плечо, молодой человек вздрогнул, взглянул на него и ужасно побледнел, хотя открытое, веселое лицо, склонившееся над ним, совсем не предвещало дурных вестей.

– Ну, – сказал Поль, – я ее видел.

– Кого?

– Кого! Разумеется, Маргариту.

– Что мне до этого за дело!

– Она очень мила.

– О, это я и без тебя знаю!

– Она тебя любит по-прежнему.

– О, Боже! – вскричал молодой человек и порывисто обнял Поля.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации