Текст книги "Королева Марго"

VII. Ночь 24 августа 1572 года

Так как в гостинице «Путеводная звезда» жареные куры существовали только на вывеске, то Ла Моль и Коконнас быстро закончили свой скудный ужин; Коконнас повернул на одной ножке свой стул в четверть оборота, вытянул ноги, оперся локтем о стол и, допивая последний стакан вина, спросил:

– Месье Ла Моль, вы намерены теперь же идти спать?

– По правде говоря, очень хочется поспать, а то как бы не пришли за мной ночью.

– И за мной тоже, – ответил Коконнас, – но, мне думается, лучше не ложиться и не заставлять ждать тех, кто пришлет за нами, а попросить карты и провести это время за игрой. Таким образом, когда придут за нами, мы будем уже готовы.

– Я с удовольствием принял бы ваше предложение, но для игры у меня слишком мало денег; едва ли наберется сто золотых экю, да и те – все мое богатство. С ним я должен теперь устраивать свою судьбу.

– Сто экю золотом! – воскликнул Коконнас. – И вы еще плачетесь! Дьявольщина! У меня всего-навсего шесть.

– Рассказывайте! – возразил Ла Моль. – Я видел, как вы вынимали из кармана кошелек, он был не только полон, а, можно сказать, битком набит.

– А! Эти деньги, – сказал Коконнас, – пойдут в уплату давнишнего долга одному старому другу моего отца, как я подозреваю, тоже гугеноту, вроде вас. Да, тут сто ноблей с розой, – заявил Коконнас, хлопнув себя по карману, – но эти нобли принадлежат мэтру Меркандон; моя же личная собственность состоит, как я сказал, из шести экю.

– Какая же тут игра?

– А вот потому, что денег мало, я и хотел сыграть. Кроме того, мне пришла в голову одна мысль.

– А именно?

– Мы оба приехали в Париж с одной и той же целью.

– Да.

– У каждого из нас есть могущественный покровитель.

– Да.

– Я могу положиться на своего так же, как вы на вашего.

– Да.

– Вот мне и пришла в голову мысль сначала сыграть на деньги, а потом на первую благостыню, которую получим от двора или от возлюбленной.

– Действительно, хорошо придумано! – заметил, смеясь, Ла Моль. – Но, признаюсь, я не такой страстный игрок, чтобы ставить всю свою жизнь в зависимость от карт или очков в кости, потому что первая благостыня, полученная вами или мной, вероятно, определит течение всей нашей жизни.

– Хорошо! Оставим первую благостыню от двора и будем играть на первую благостыню от возлюбленной.

– Есть одно препятствие, – возразил Ла Моль.

– А именно?

– У меня нет никакой возлюбленной.

– И у меня тоже, но я рассчитываю быстро обзавестись ею. Слава богу, мы не так скроены, чтобы страдать от недостатка в женщинах.

– Вы-то, месье Коконнас, конечно, не будете терпеть в них недостатка; я же не так уверен в своей звезде любви и боюсь обокрасть вас, поставив против вашего заклада свой. Давайте играть на ваши шесть экю, а если вы, на ваше горе, их проиграете и захотите продолжать игру, то вы ведь дворянин, и ваше слово равноценно золоту.

– Ну и отлично! Вот это разговор! – воскликнул Коконнас. – Вы совершенно правы; слово дворянина равноценно золоту, особенно если этот дворянин пользуется доверием двора. Поэтому не думайте, что я слишком зарываюсь, играя с вами на первую благостыню, которую я, наверно, получу.

– Да, вы-то можете проиграть ее, но я-то ее выиграть не могу, потому что я служу королю Наваррскому и ничего не могу получить от герцога Гиза.

– Ага, еретик! Я сразу тебя почуял, – пробурчал хозяин, начищая старую каску. И, прервав свою работу, перекрестился.

– Вот как, – сказал Коконнас, мешая карты, принесенные слугой, – значит, вы…

– Что?

– Протестант.

– Я?

– Да.

– Ну, предположим, что это так, – ответил, усмехнувшись, Ла Моль. – Вы что-нибудь имеете против нас?

– О, слава богу – нет. Мне все равно. Я от всей души ненавижу гугенотскую мораль, но не самих гугенотов, а кроме того, они теперь в чести.

– Да, – ответил с улыбкой Ла Моль, – доказательство этому – салют из аркебузы адмиралу! Не доиграемся ли и мы до выстрелов?

– До чего угодно, – ответил Коконнас, – мне лишь бы играть, а там все равно – на что.

– Ну что ж, давайте играть, – сказал Ла Моль, собирая и тасуя карты.

– Да, играйте, не сомневаясь; даже если я проиграю сто экю против ста ваших, завтра же утром я найду чем заплатить.

– Значит, вы разбогатеете во сне?

– Нет, я пойду и найду деньги.

– Скажите где? Я пойду с вами!

– В Лувре.

– Разве вы пойдете туда сегодня ночью?

– Да, в эту ночь у меня будет особая аудиенция у великого герцога Гиза.

Еще когда Коконнас заявил, что пойдет за деньгами в Лувр, Ла Юрьер бросил чистить каску и встал за стулом Ла Моля так, что его мог видеть один Коконнас, и начал делать ему знаки из-за спины Ла Моля, но пьемонтец их не замечал, поглощенный игрой и разговором.

– Да это просто сверхъестественно! – сказал Ла Моль. – Вы были правы, говоря, что мы родились под одной звездой. У меня тоже свидание в Лувре этой ночью, но только не с герцогом Гизом, а с королем Наваррским.

– А вы знаете пароль?

– Да.

– А сигнал для сбора?

– Нет.

– Ну, а я знаю. У меня пароль…

Говоря эти слова, пьемонтец поднял голову, и в тот же миг Ла Юрьер сделал ему знак до такой степени выразительный, что болтливый дворянин сразу оборвал речь, остолбенев от этой мимики гораздо больше, чем от потери ставки в три экю. Ла Моль, заметив состояние партнера по его лицу, обернулся, но не увидел ничего, кроме хозяина, стоявшего позади него со скрещенными на груди руками и в той каске, которую чистил Ла Юрьер за минуту перед тем.

– Что с вами? – спросил Ла Моль Коконнаса.

Коконнас молча поглядывал то на хозяина, то на партнера, так как не мог понять, в чем дело, несмотря на новые жесты мэтра Ла Юрьер.

Ла Юрьер смекнул, что необходима его помощь.

– Штука в том, что я сам любитель игры в карты, – сказал он Ла Молю, – я и подошел взглянуть на ваш ход, которым вы выиграли, а граф вдруг увидал на голове простого горожанина боевой шлем, ну и удивился.

– Действительно, хороша фигура! – воскликнул Ла Моль, заливаясь смехом.

– Эх, месье! – сказал Ла Юрьер, хорошо разыгрывая добродушие и пожимая плечами в сознании своего ничтожества. – Конечно, мы не вояки, и нет в нас настоящей выправки. Это хорошо вам, бравым дворянам, сверкать золочеными касками да тонкими рапирами, а наше дело – отбыть свое время в карауле.

– Так, так! – сказал Ла Моль, тасуя, в свою очередь, карты. – Вы разве ходите в караул?

– Да, граф, приходится! Я ведь сержант в одном отряде городской милиции, – сказал Ла Юрьер и, пока Ла Моль сдавал карты, тихонько удалился, приложив палец к губам, как указание совершенно растерявшемуся Коконнасу, чтоб он не проболтался.

Необходимость быть настороже привела к тому, что Коконнас проиграл вторую ставку так же быстро, как и первую.

– Ну вот и все ваши шесть экю! Хотите отыграться в счет ваших будущих благ?

– С удовольствием, – ответил Коконнас, – с удовольствием.

– Но прежде чем продолжать игру, я хотел напомнить вам: ведь вы говорили, что у вас назначено свидание с герцогом Гизом?

Коконнас поглядел на кухню, где стоял Ла Юрьер, и увидел, что трактирщик смотрит на него во все глаза, делая все то же предупреждение.

– Да, – ответил Коконнас, – но теперь еще не время. Поговорим лучше о вас, месье Ла Моль.

– А по-моему, мой дорогой Коконнас, поговорим лучше об игре, а то, если не ошибаюсь, я сейчас выиграл у вас еще шесть экю.

– Дьявольщина! Верно!.. Мне всегда говорили, что гугенотам везет в игре. У меня большое желание стать гугенотом, черт меня подери!

Глаза хозяина загорелись как уголья, но Коконнас, всецело занятый игрой, не заметил этого.

– Переходите к нам, граф, переходите, – сказал Ла Моль, – и хотя желание стать гугенотом пришло к вам путем очень своеобразным, вы будете хорошо приняты у нас.

Коконнас почесал за ухом.

– Будь я уверен, что везение в картах зависит от религии, то ручаюсь вам… ведь я, в конце концов, не так уж сильно держусь за мессу, а раз и король не очень дорожит ею…

– А кроме того, протестантское исповедание – прекрасное исповедание: оно так просто, чисто…

– И к тому же в моде, – добавил Коконнас, – да еще приносит в игре счастье; ведь, черт меня подери, все тузы у вас, а между тем с самого начала, как мы взяли карты в руки, я следил за вами: вы играете честно, не передергиваете… Это не иначе как от протестантской веры.

– Вы задолжали мне еще шесть экю, – спокойно заметил Ла Моль.

– Ах, как вы искушаете меня! – сказал Коконнас. – И если этой ночью я останусь недоволен герцогом Гизом…

– Тогда что?

– Тогда я завтра попрошу вас представить меня королю Наваррскому, и будьте покойны: уж если я стану гугенотом, то буду им больше, чем Лютер, Кальвин, Меланхтон и все реформаторы на свете.

– Тс! Вы поссоритесь с нашим хозяином, – сказал Ла Моль.

– Да, правда, – согласился Коконнас, взглянув на кухню. – Нет, он нас не слышит, он сейчас очень занят.

– А что он делает? – спросил Ла Моль, не видя хозяина со своего места.

– Он разговаривает с… Черт меня подери! Это он!

– Кто – он?

– Та самая ночная птица, с которой он разговаривал, когда мы подъехали к гостинице, – человек в желтом колете и в темно-коричневом плаще. Дьявольщина! Да еще как увлекся! Эй! Мэтр Ла Юрьер! Не политический ли разговор у вас?

Но на этот раз мэтр Ла Юрьер ответил таким повелительно-энергичным жестом, что Коконнас, несмотря на свое пристрастие к картам, встал с места и пошел к нему.

– Что с вами? – спросил Ла Моль.

– Вам нужно вина, граф? – спросил Ла Юрьер, быстро хватая Коконнаса за руку. – Сейчас подадут. Грегуар! Вина господам дворянам!

Потом в самое ухо прошептал:

– Молчите! Молчите, или смерть вам! И спровадьте куда-нибудь вашего товарища.

Ла Юрьер был так бледен, а желтый человек так мрачен, что Коконнас почувствовал дрожь в теле и, обернувшись к Ла Молю, сказал ему:

– Дорогой месье Ла Моль, прошу извинить меня, я за один присест проиграл пятьдесят экю; мне сегодня не везет, и я боюсь зарваться.

– Отлично, месье, отлично, как вам угодно. Кроме того, я с удовольствием прилягу хоть на минуту. Мэтр Ла Юрьер!

– Что угодно, граф?

– Разбудите меня, если за мной придут от короля Наваррского. Я лягу, не раздеваясь, чтобы в любую минуту быть готовым.

– Я сделаю то же, – сказал Коконнас, – а чтобы его светлости не ждать меня ни минуты, я теперь же сделаю себе значок. Мэтр Ла Юрьер, дайте мне ножницы и белой бумаги.

– Грегуар! – крикнул Ла Юрьер. – Белой бумаги для письма и ножницы, чтобы сделать конверт!

– Положительно, – сказал пьемонтец, – здесь готовится что-то чрезвычайное.

– Доброй ночи, месье Коконнас! – сказал Ла Моль. – А вы, хозяин, будьте любезны показать мне мою комнату. Желаю вам успеха, мой новый друг!

И Ла Моль в сопровождении хозяина ушел по винтовой лестнице наверх. Тогда таинственный человек схватил Коконнаса за локоть, подтащил к себе и торопливо заговорил:

– Месье, сто раз вы чуть не выдали тайну, от которой зависит судьба королевства. Еще одно слово, и я пристрелил бы вас из аркебузы. К счастью, теперь мы одни, так слушайте.

– Но кто вы такой, что говорите со мной повелительным тоном? – спросил Коконнас.

– Вам приходилось слышать о некоем Морвеле?

– Убийце адмирала?

– И капитана де Муи.

– Да, конечно.

– Так этот Морвель – я.

– Та-та-та! – произнес Коконнас.

– Слушайте же.

– Дьявольщина! Надо думать, что я вас слушаю.

– Тс! – прошипел Морвель, поднося палец ко рту.

Коконнас прислушался. Было слышно, как хозяин захлопнул дверь в какой-то комнате, запер дверь в коридоре на засов и стремительно сбежал с лестницы.

Вернувшись к двум собеседникам, он подал стул Коконнасу и стул Морвелю, взял третий себе и сказал:

– Месье Морвель, все заперто, можете говорить.

На колокольне Сен-Жермен-Л’Озеруа пробило одиннадцать часов вечера. Морвель считал один за другим удары, раздававшиеся в ночи гулко и уныло, и, когда последний удар замер в воздухе, сказал, обращаясь к Коконнасу, совершенно взбудораженному теми предосторожностями, которые принимали эти два человека:

– Месье, вы добрый католик?

– Ну конечно, – ответил Коконнас.

– Месье, вы преданы королю?

– Душой и телом. Я даже считаю оскорблением, что вы мне предлагаете такой вопрос.

– Из-за этого не будем ссориться. А вы пойдете с нами?

– Куда?

– Это все равно. Предоставьте себя нам. От этого зависят и ваше благосостояние, и ваша жизнь.

– Предупреждаю вас, что в полночь у меня есть дело в Лувре.

– Туда мы и идем.

– Меня ждет герцог Гиз.

– Нас тоже.

– У меня особый пароль для входа, – продолжал Коконнас, считая обидным для себя делить честь своего приема у герцога вместе с каким-то Морвелем и мэтром Ла Юрьер.

– У нас тоже.

– Но у меня особый опознавательный знак!

Морвель улыбнулся, вытащил из-за пазухи пригоршню крестов из белой материи, дал один Ла Юрьеру, один Коконнасу и один взял себе. Ла Юрьер прикрепил свой к шлему, а Морвель к шляпе.

– Вот как! – удивился Коконнас. – Значит, и свидание, и пароль, и знак – для всех?

– Да, месье, лучше сказать – для всех верных католиков.

– Стало быть, в Лувре – торжество, королевский банкет, да? – воскликнул Коконнас. – И на него не хотят пускать этих собак гугенотов? Хорошо! Здорово! Замечательно! Довольно с них, покрасовались!

– Да, в Лувре торжество, королевский банкет, – ответил Морвель, – в нем будут участвовать и гугеноты. Больше того – они-то и будут героями дня, они же и заплатят за банкет, так что если вы хотите быть на нашей стороне, мы начнем с того, что пойдем приглашать их главного бойца, или, как они говорят, – их Гедеона.

– Адмирала? – воскликнул Коконнас.

– Да, старика Гаспара, по которому я промахнулся как дурень, хотя стрелял из аркебузы самого короля.

– Вот почему, дорогой дворянин, я чистил свой шлем, вострил шпагу и точил ножи, – шипящим голосом сказал мэтр Ла Юрьер.

Коконнас вздрогнул и побледнел от этих сообщений, начиная понимать, в чем дело.

– Как?.. Это правда? – воскликнул Коконнас. – Так это торжество, этот банкет… значит…

– Вы очень недогадливы, месье, – сказал Морвель, – сразу видно, что вам не надоела, как нам, наглость этих еретиков.

– Ага! Вы взялись пойти к адмиралу и…

Морвель улыбнулся и подвел Коконнаса к окну.

– Взгляните туда, – сказал он, – видите в конце улицы, на маленькой площади за церковью, отряд людей, который выстраивается в темноте?

– Да.

– У всех этих людей на шляпе такой же белый крест, как у мэтра Ла Юрьер, у вас и у меня.

– И что же?

– А то, что это отряд швейцарцев из западных кантонов, а вы знаете, что эти господа из западных кантонов – королевские благожелатели.

– Та-та-та! – произнес Коконнас.

– Теперь посмотрите, вон там, по набережной, движется отряд кавалерии; разве вы не узнаете его начальника?

– Как же я могу узнать его? Ведь я приехал в Париж только сегодня вечером!

– Так это тот самый человек, с кем вы должны увидеться в полночь в Лувре.

– Герцог Гиз?

– Он самый. А сопровождают его бывший купеческий старшина Марсель и теперешний старшина Шорон. Оба они должны выставить свои отряды горожан. А вот идет по нашей улице и командир здешнего квартала; приглядитесь, что он будет делать.

– Он стучит во все двери. А что такое на дверях, в которые он стучит?

– Белый крест, молодой человек, такой же, как у нас на шляпах. Прежде, бывало, предоставляли богу отмечать своих и чужих; теперь мы стали вежливее и избавляем его от этого труда.

– Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверь и выходят вооруженные горожане.

– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.

– Но поднимать столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, это… дьявольщина! Это позор! Это достойно разбойников, а не солдат, – возразил Коконнас.

– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вам не нравится иметь дело со стариками, вы можете выбрать себе молодых; гугеноты не такие люди, что дадут себя резать без сопротивления, и, как вам известно, они все, старые и молодые, очень живучи.

– Так вы собираетесь перебить их всех?! – воскликнул Коконнас.

– Всех.

– По приказу короля?

– Короля и герцога Гиза.

– И когда же?

– Как только забьют в набат на колокольне Сен-Жермен-Л’Озеруа.

– Ах, вот почему этот милый немец, служащий у герцога Гиза… как бишь его имя?

– Месье Бэм?

– Верно. Вот почему он мне сказал, чтобы я бежал в Лувр по первому удару набата.

– Вы, значит, видели месье Бэма?

– И видел, и говорил с ним.

– Где?

– В Лувре. Он меня и провел туда, сказал пароль и…

– Взгляните.

– Дьявольщина! Да это он!

– Хотите с ним поговорить?

– И даже не без удовольствия.

Морвель тихонько открыл окно. В самом деле, шел Бэм и с ним человек двадцать горожан.

– Гиз и Лотарингия! – произнес Морвель.

Бэм обернулся и, сообразив, что обращаются к нему, подошел.

– А-а, это вы, мессир Морфель.

– Да, я; кого вы ищете?

– Я ищу гостиниц «Путеводный звезда», чтоп предупредить некой монсир Коконнас.

– Это я, месье Бэм! – ответил молодой человек.

– А-а! Корошо! Очень корошо!.. Вы готов?

– Да. Что надо делать?

– Што вам будет сказать мессир Морфель. Он допрый католик.

– Слышали? – спросил Морвель.

– Да, – ответил Коконнас. – А куда идете вы, месье Бэм?

– Я? – смеясь, переспросил Бэм.

– Да, вы.

– Я иду сказать словешко атмиралу.

– Скажите ему два на всякий случай, – посоветовал Морвель, – тогда, если он оправится от первого, то уж не встанет от второго.

– Бутте покоен, мессир Морфель, бутте покоен и дрессируйте мне корошо этот молодой шеловэк.

– Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по своей породе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.

– Прошшайте.

– Идите.

– А вы?

– Начинайте охоту, а мы подоспеем к самой травле.

Бэм отошел, и Морвель затворил окно.

– Слышали, молодой человек? – спросил Морвель. – Если у вас есть личный враг, даже если он и не совсем гугенот, занесите его в список, – между другими пройдет и он.

Коконнас, совершенно ошеломленный тем, что видел и слышал, посматривал то на хозяина, принимавшего грозные позы, то на Морвеля, который спокойно вынимал из кармана какую-то бумагу.

– Что касается меня, – сказал Морвель, – вот мой список: триста человек. Пусть каждый добрый католик сделает в эту ночь десятую долю той работы, какую сделаю я, и завтра не будет ни одного гугенота во всем королевстве!

– Тс! – произнес Ла Юрьер.

– Что? – в один голос спросили Коконнас и Морвель.

На Сен-Жермен-Л’Озеруа раздался первый удар набата.

– Сигнал! – воскликнул Морвель. – Значит, начинают раньше? Мне сказали, что только в полночь… Тем лучше! Для славы бога и короля лучше, когда часы не отстают, а идут вперед.

Действительно, зловеще раздавались частые удары церковного колокола. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.

Коконнас отер рукой выступивший на лбу пот.

– Началось, пошли! – крикнул Морвель.

– Стойте! Стойте! – сказал хозяин. – Прежде чем выступать в поход, надо, как говорят на войне, обезопасить свои квартиры. Я не хочу, чтобы зарезали мою жену и детей, пока меня не будет дома: здесь остается гугенот.

– Ла Моль?! – воскликнул Коконнас, отшатнувшись.

– Да! Нечестивец попал в пасть волку.

– Как? Вы нападете на собственного постояльца? – спросил Коконнас.

– Для этого я и оттачивал свою рапиру.

– Ну, ну! – произнес пьемонтец, хмуря брови.

– До сих пор я резал только кроликов, кур да уток и ни разу – человека, даже не знаю, как это делается, – ответил почтенный трактирщик. – Вот я и поупражняюсь на постояльце. Если я это сделаю коряво – по крайности некому будет смеяться надо мной.

– Дьявольщина! Это жестоко! – вознегодовал Коконнас. – Месье де Ла Моль ужинал со мной, месье де Ла Моль играл со мной в карты.

– Но месье де Ла Моль еретик, – ответил Морвель. – Месье де Ла Моль обречен, и, если не убьем его мы, его убьют другие.

– Не говоря уже о том, что он выиграл у вас пятьдесят экю, – добавил хозяин.

– Верно, – ответил Коконнас, – но выиграл честно, я в этом уверен.

– Честно или нет, а платить придется, если же я убью его – вы будете в расчете.

– Ну, ну, господа, поторапливайтесь! – сказал Морвель. – Стреляйте из аркебузы, колите рапирой, стукните его молотком, кистенем, чем хотите, только кончайте с ним скорее, если хотите исполнить ваше обещание и прийти вовремя к адмиралу на помощь герцогу Гизу.

Коконнас тяжело вздохнул.

– Сейчас сбегаю к нему, – сказал Ла Юрьер, – подождите меня.

– Дьявольщина! – воскликнул Коконнас. – Он еще причинит страдания несчастному юноше, а может быть, и обворует. Я пойду, чтобы в случае чего прикончить его сразу и не дать обворовать.

Движимый этой благородной мыслью, Коконнас бросился по лестнице вслед за мэтром Ла Юрьер и быстро догнал его, так как Ла Юрьер, поднимаясь по лестнице, все больше начинал раздумывать и, соответственно, замедлять свои шаги. В ту минуту, как он и следовавший за ним Коконнас подходили к двери в комнату Ла Моля, раздались выстрелы на улице. Слышно было, как Ла Моль вскочил с кровати и под его ногами заскрипели половицы.

– Черт! – пробурчал встревоженный Ла Юрьер. – Видать, он проснулся.

– Как будто так, – ответил Коконнас.

– Он будет защищаться, а?

– Он такой, что может. Послушайте, мэтр Ла Юрьер, вот будет штука, если он вас убьет.

– Гм! Гм! – протянул Ла Юрьер.

Но, чувствуя в руках хорошую аркебузу, он набрался духа и сильным ударом ноги распахнул дверь.

Ла Моль без шляпы, но одетый стоял, загородив себя кроватью, в руках у него были пистолеты, в зубах – шпага.

– Та-та-та! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, мэтр Ла Юрьер. Ну что же вы? Вперед!

– А-а! Как видно, меня собираются убить! – крикнул Ла Моль. – И это ты, мерзавец?

Мэтр Ла Юрьер ответил тем, что приложил аркебузу к плечу и стал целиться в молодого человека. Но Ла Моль следил за его движениями: в самый момент выстрела он упал на колени, и пуля пролетела у него над головой.

– Ко мне, ко мне, месье Коконнас! – крикнул Ла Моль.

– Ко мне, ко мне, месье Морвель! – кричал Ла Юрьер.

– Честное слово, месье де Ла Моль, – ответил Коконнас, – все, что я могу сделать в этом случае, это не выступать против вас лично. По-видимому, сегодня ночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпутывайтесь сами как умеете.

– А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну подождите!

И Ла Моль, прицелившись из пистолета, нажал собачку. Ла Юрьер, все время наблюдавший за ним, отскочил в сторону, но Коконнас, не ожидая такого ответа, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.

– Дьявольщина! – крикнул он, заскрежетав зубами. – Принимаю вызов. Померяемся силой, раз ты хочешь.

И, обнажив свою рапиру, он бросился на Ла Моля.

Будь они один на один, Ла Моль, конечно, принял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял мэтр Ла Юрьер, снова заряжавший аркебузу, а кроме того, Морвель уже спешил на зов трактирщика, взбегая по лестнице через две ступеньки. Поэтому Ла Моль скрылся в смежный отдельный кабинет и заперся там на задвижку.

– Ах, прохвост! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну подожди, я тебе наделаю сейчас столько дыр в теле, сколько ты выиграл у меня экю! Я-то пришел к тебе, чтобы тебя не мучили, не обокрали, а ты отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди, мозгляк! Погоди!

В это время мэтр Ла Юрьер подошел к двери кабинета и, ударив в нее прикладом аркебузы, разбил дверь в щепы.

Коконнас влетел в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: в кабинете было пусто, а окно открыто.

– Он, наверно, выпрыгнул в окно, – сказал трактирщик. – Но это пятый этаж, и он разбился насмерть.

– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, перелезая через подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обратно в комнату.

– Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. – Вы убьетесь.

– Вот еще! – ответил Коконнас. – Я горец, лазил и по ледникам. А если меня еще оскорбили, так я за оскорбителем полезу хоть на небо или спущусь в ад, какой бы дорогой он ни отправился туда. Пустите меня!

– Послушайте, – сказал Морвель, – или он уже мертв, или уже далеко. Идемте с нами. Не беда, если этот ускользнул от вас, вы найдете тысячу других.

– Вы правы, – прорычал Коконнас. – Смерть гугенотам! Мне необходимо отомстить за себя, и чем скорее, тем лучше.

Все трое скатились с лестницы, как лавина.

– К адмиралу! – крикнул Морвель.

– К адмиралу! – повторил Ла Юрьер.

– К адмиралу так к адмиралу, – согласился Коконнас.

Оставив «Путеводную звезду» на попечение Грегуара и прочих слуг, все трое выскочили из дома и побежали на улицу Бетизи, где находилось жилище адмирала. Яркое пламя и грохот выстрелов указывали направление.

– Кто это там идет? – спросил Коконнас. – Какой-то человек без колета и без перевязи.

– А, это кто-нибудь спасается, – сказал Морвель.

– Ну же, ну! У вас аркебуза, – крикнул ему Коконнас.

– Нет, ни за что, я берегу порох для лучшей дичи.

– Тогда вы, Ла Юрьер!

– Подождите, подождите! – сказал трактирщик, прицеливаясь.

– Ждать? Вот еще! – крикнул Коконнас. – Пока вы ждете, он убежит.

Он кинулся за несчастным и вскоре настиг его, так как беглец был ранен. Чтобы не наносить удара в спину, Коконнас крикнул ему: «Обернись, обернись!» Но в тот же миг раздался выстрел, мимо ушей Коконнаса просвистела пуля, и беглец покатился по земле, как заяц, настигнутый на всем бегу выстрелом охотника.

Позади Коконнаса раздался торжествующий крик; пьемонтец обернулся и увидел трактирщика, потрясавшего своим оружием.

– Ага, на этот раз почин сделан!

– Да, но вы чуть не прострелили меня насквозь.

– Берегитесь! Берегитесь! – крикнул Ла Юрьер.

Коконнас отскочил назад. Раненный пулей незнакомец приподнялся на одно колено и, горя местью, хотел ударить Коконнаса кинжалом, но трактирщик вовремя предостерег пьемонтца.

– Ах, гадина! – прорычал Коконнас, набросился на своего врага, три раза вонзил ему в грудь шпагу по самую рукоять и, оставив его биться в предсмертных судорогах, крикнул: – А теперь к адмиралу, к адмиралу!

– Эге, дорогой мой дворянин, вы, кажется, входите во вкус, – сказал Морвель.

– Да, – ответил Коконнас. – Запах ли пороха пьянит меня, или вид крови так волнует, но меня тянет убивать. Это своего рода облава на людей. До сих пор я так охотился только на волков и медведей, но, честное слово, облава на людей мне кажется гораздо интереснее!

И все трое побежали к адмиралу.