Текст книги "Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких"

В декабре 1632 года русская армия подошла к Смоленску и начала его осаду. Однако обстановка под Смоленском сложилась крайне неблагоприятно для России. Наступившая зима препятствовала ведению осадных работ и снабжению русских войск боеприпасами и провиантом. Когда же под Смоленском появился Владислав IV со свежими силами, командующий русской армией воевода М. Б. Шеин вынужден был отступить, бросив почти всю артиллерию и обоз. Чтобы привлечь на свою сторону православную шляхту и запорожских казаков в войне против России, Владислав издал в 1633 году так называемые «Статьи для успокоения русского народа», которые формально узаконили существование православной церкви. Но попытка продвинуться вглубь России встретила решительное сопротивление, и король был вынужден первым предложить переговоры о мире.

В 1633 году Пинское православное братство добилось у короля Владислава IV разрешения на строительство монастыря, школы при нём и больницы. Монастырь был построен при Богоявленской церкви и назывался также Богоявленский. Однако наступление унии продолжалось, церкви опечатывались или переводились в униатскую юрисдикцию, а православные священники разгонялись. Вынужденно покинул Пинск и епископ Авраамий. На месте Лещинского монастыря, отобранного у православных, был открыт позднее питейный дом. Принудительно был переведён в унию Свято-Варваринский монастырь.

В 1634 году на берегу речки Поляновки был подписан мирный договор с Москвой сроком на 20 лет, и он, в основном, был выдержан. Владислав IV отказался от притязаний на русский престол, но все ранее занятые Речью Посполитой земли остались за нею.

Где, когда и как простился с жизнью Феодор Харитонович Диковицкий – автору неизвестно. Может быть, во время походов в Великое княжество Московское, а может и иначе. Во всяком случае, он прожил, как минимум, свыше 60 лет и, предположительно, к 1634 году его уже не было в живых. Видимо, Бог поспособствовал его внуку Димитру Савичу несколько поправить свои дела женитьбой и даровал завидное – вековое – долголетие. Овдовев, Димитр Савич Диковицкий вновь женился. Видимо, это произошло до 1634 года, когда все дети стали уже самостоятельными и завели собственные семьи. Второй женой Димитра Савича стала Параскева Дорошевна, вдова Опанаса Серницкого. А его отец Сава Феодорович уже, видимо, умер, сумев, однако, то ли что-то скопить, то ли выручить из своего предполагаемого участия в военных походах, и приобрести землю для сыновей и внуков.

В 1634 году с помощью пинского старосты Радивилла был открыт иезуитский коллегиум (средняя школа), ставший со временем центром культуры Пинска. Стоит отметить, что князь Альбрехт-Станислав Радивилл (1593—1656), много сделавший для Пинска, был плодовитым писателем и историком, писавшим свои произведения на латыни. В 1635 году король Речи Посполитой Владислав IV своей грамотой запретил Пинскому магистрату принимать в Пинск православных монахинь, которые хотели основать тут новый монастырь. Архимандрит Лещинского монастыря Елисей Пелецкий и протопоп Димитриевской церкви Феодор вместе со многими священниками за сопротивление унии были лишены сана. В 1635 году князь Альбрехт-Станислав Радивилл заложил в Пинске огромный каменный костёл святого Станислава. В этом же году король Владислав IV подтвердил городу Пинску особые права, предусмотренные магдебургским правом.

Исследователь истории ордена иезуитов Т. Блинова пишет: «До появления членов «Общества Иисуса» в Пинске не было ни одного учебного заведения. Местная шляхта вынуждена была посылать своих детей для получения образования либо в Брест, либо в Луцк. Пользуясь этим обстоятельством, иезуиты развернули не только активную миссионерскую деятельность, но и работу по созданию школ. Необходимо отметить, что здесь они быстро добились больших успехов. По данным каталогов, Пинская иезуитская школа была организована в 1634—1635 учебном году. Видимо, в этом году действовали только начальные классы. В это время быстро набиравший силу Орден иезуитов из Польши проник в Литву. Первым его главой – провинциалом – в Великом княжестве через некоторое время стал Павел Бокша герба Топор, который в 1636 году в Вильно основал костёл святого Казимира.

В 1636 году со смертью потомка великокняжеской литовской линии князя Ежи (Юрия) Збаражского прервалась прямая линия рода Збаражских. Его имущество досталось их родственникам князьям Четвертенским и ещё более близкому родственнику, происходившему от общего со Збаражскими предка – Янушу Вишневецкому. Родовой замок Збараж, собственность и влияние перешли к семейству князей Вишневецких. Среди прочего наследства Вишневецкие приобрели и владения на Пинщине. Вишневецкие и Збаражские имели один герб – Корибут. После наследования Вишневецкими, они временами даже стали именоваться, в дополнение к Вишневецким, ещё и Збаражскими, отчего перед историками появляются документы, где одно и то же лицо именуется то так, то иначе.

В 1636—1637 учебном году, сыновей местной шляхты и горожан в Пинской иезуитской школе обучали уже три учителя, двое из которых были магистрами: один – инфимы, второй – грамматики, а третий – ксёндз-профессор Лукаш Папроцкий – вёл курсы синтаксиса и поэзии». В Пинском иезуитском коллегиуме, ставшим ведущим образовательным учреждением в Полесье, большое внимание уделяялось музыкальной подготовке учащихся.

С 1638 по 1648 год ни на польской «украине», ни в Литве не было крупных мятежей и восстаний. Это десятилетие в Речи Посполитой назвали «золотым покоем», которым удалось насладиться уже десятилетиями сражавшимся шляхтичам. В это спокойное время Пинск ещё более разбогател на посреднической торговле и для окрестной шляхты, сидевшей по своим бедным сёлам в округе города, представлялся совсем другим – «великосветским» миром. Приезжая в город, сельская шляхта видела столь непохожие на деревенские избы высокие дома, внушительные, хотя узковатые и мрачные улицы. Перед гостями города открывалась роскошная выставка богатейших товаров и блестящих рыцарских доспехов в бесчисленных лавках и складах. Площадь перед Пинским замком и причалом кишела пёстрой толпой, снующей с деловым видом. Лодки на реке и огромные фуры на суше нагружены всяческими товарами – предметами вывоза и ввоза. К первым относились изделия пинских ремесленников, ко вторым – предметы необходимости и роскоши, продукты питания, потребляемые как самим городом, так и предназначенные для вывоза в более отдалённые края. Всё это, вместе взятое, представляло собой картину такого оживления и богатства, какое трудно представлялось человеку, редко выезжавшему из своего села в город.

Посполитые в 1630-1640-х годах работали на панщине по три-четыре дня в неделю, а в большинстве районов Великого княжества Литовского – по шесть дней в неделю. Кроме того, крестьяне выплачивали оброки и выполняли другие работы, не входившие в установленные дни панщины: они должны были исправлять плотины, возить из леса дрова и хворост на панский двор, прясть и чесать шерсть, отбеливать полотно и так далее. Посполитые были обязаны молоть зерно только на мельнице своего владельца и платить за помол сбор – мерочное. Также панам принадлежало монопольное право винокурения, приносившее им немалый доход.

От произвола магнатов и шляхты страдали не только посполитые, но и другие слои общества – казаки, мещане, мелкая и средняя православная шляхта. После подавления в 1637 году очередного казацкого восстания Сейм принял так называемую «Ординацию Войска Запорожского реестрового», фактически отменявшую самоуправление реестровых и лишающую казаков всех их прав и преимуществ, ранее пожалованных за помощь во внешних войнах Речи Посполитой.

В первой половине XVII века Пинск был довольно развитым культурным центром. Здесь не только существовала богатая библиотека, но и действовали школа православного братства, школа иконописной живописи. Пинск также являлся одним из центров развития музыкальной культуры.

13 октября 1639 года братья Ян и Иван-Лаврин Диковицкие, уже вполне взрослые молодые мужчины, «земяне господарские повета Пинского», присутствовали в Замке Пинском в качестве свидетелей со стороны шляхты, когда возный генерал Пинского повета Анджей Сачковский предъявлял древние документы от князей Соломерецких на введение во владение угодьями в селе Высоцке, что недалеко на северо-восток от Пинска, причта местной Успенской церкви.

Несмотря на то, что Диковицкие с введения унии перешли в лоно греко-католической церкви, некоторые ответвления от более ранних ступеней предков частично остались приверженными православию. Причём, часть прежних Домановичей теперь стала называться Домановскими. Имеется следующий документ, упоминающий и Домановских, и Кочановских (ветви Домановичей, которая произошла от Грица Богдановича Домановича, ставшего называться Качановским (Кочановским) по своему селению Качановичи, находившемуся недалеко от Диковичей): «Не менее свидетельствуют в пользу привязанности к православию местных княжеских и дворянских родов многочисленные дарственные записи их, данные православным церквам и монастырям […] Таковы […] фундушевая запись, составленная в 1640 году владельцами Пинского повета Качановскими, Защинским, Домановским и другими в пользу основанной ими в имении Местковичах, вместо забранной на унию, новой православной церкви святой Троицы» (Шпилевский П. М.). Из этого сообщения мы узнаём, что в первой половине XVII века Диковицким для того, чтобы отправиться на церковную службу, вовсе не обязательно было ехать в Пинск. В Местковичах, то есть прямо рядом с ними, имелась своя церковь, которая поначалу была православной, а затем стала униатской. Церковь эта, однако, не сохранилась, также, как и новая православная. Мне неизвестно, как выглядели обе эти местковичские церкви. Однако известно, что все сельские сооружения строились тогда из дерева и, если даже спустя столетие большая часть сельских церквей не имела пола и стояла прямо на земле, можно быть уверенным, что и церкви в Местковичах были такими же скромными сооружениями.

В 40-е годы XVII века в Пинском коллегиуме работал известный музыкант-теоретик, филолог и философ Сигизмунд Лавксмин (1596—1670), которого прославила книга «Теория и практика музыки». При коллегиумах иезуиты создавали музыкальные бурсы, где молодые бедные шляхтичи имели полное содержание, а за это должны учиться музыке, пению, игре на музыкальных инструментах и участвовать во всех церковных церемониях коллегиума, а также и в других торжественных церемониях и процессиях, школьных театральных постановках.

Полное среднее образование пинская молодёжь смогла получать с 1641—1642 учебного года. К концу первой половины XVII века в подготовке кадров для ордена иезуитов Пинск стал играть важную роль. Иезуитский монастырь находился в восточной части главной рыночной площади города. Рядом с ним размещались многочисленные торговые ряды и несколько раз в год устраивались знаменитые на всю страну ярмарки. Городские власти шли навстречу иезуитам и даже согласились несколько изменить направление улицы Озёрской, которая теперь стала огибать монастырь. На другой же стороне рыночной площади, напротив монастыря, располагался мощный Старый Замок с высокими насыпными бастионами.

В 1645 году Речь Посполитая, помогая своим союзникам-Габсбургам, направила в Германию крупный отряд казаков под командованием Богдана Хмельницкого. В этот отряд, кроме запорожцев, входили казаки с Терека, Дона и Яика. В том же году казаки Хмельницкого совместно с рыцарями Мальтийского духовно-рыцарского ордена приняли участие в битве при Дюнкерке. В 1645 году прибыл в Польшу венецианский посланник Тьеполо побуждать Польшу вступить с Венециею в союз против турок. Он обещал с венецианской стороны большие суммы денег и более всего домогался, чтобы польское правительство дозволило казакам начать свои морские походы на турецкие берега. Папский нунций также побуждал польского короля к войне. Надеялись на соучастие господарей молдавского и валашского, на седмиградского князя и на московского царя.

Историк Костомаров Н. И. писал: «Поворот всему русскому делу дан был во дворце короля Владислава. Этот король, от природы умный и деятельный, тяготился своим положением, осуждавшим его на бездействие; тяжела ему была анархия, господствовавшая в его королевстве. Его самолюбие постоянно терпело унижение от надменных панов. Королю хотелось начать войну с Турцией. По всеобщему мнению современников, за этим желанием скрывалось другое: усилить посредством войны свою королевскую власть. Хотя нет никаких письменных признаний с его стороны в этом умысле, но всё шляхетство от мала до велика было уверено и считало соумышленником королевского канцлера Оссолинского. Впрочем, последний, если и потакал замыслам короля, то вовсе не был надёжным человеком для того, чтоб их исполнить. Это был роскошный, изнеженный, суетный, малодушный аристократ. Умел красно говорить, но не в состоянии был бороться против неудач и, более всего заботясь о самом себе, в виду опасности всегда готов был перейти на противоположную сторону. В начале 1646 года польский король заключил с Венецией договор: Тьеполо выдал королю 20.000 талеров на постройку казацких чаек».

Но эти планы трудно было осуществить по причине ограниченности королевской власти в Речи Посполитой. В стране, несмотря на внешнее политическое единство, царила феодальная раздроблённость. Центральная власть была чрезвычайно слаба, зато очень сильны были влияния отдельных магнатов, которые по взаимной вражде и соперничеству шли на организацию внутренних распрей, вовлекая в свои раздоры и иностранные государства. В конечном итоге, из-за сопротивления магнатов и шляхты, все планы и договорённости короля о создании боеспособной наёмной армии и начале войны с османами оказались невыполнимыми.

Сава Феодорович Диковицкий умер ещё до 1646 года, поскольку 22 января 1646 года его родная тётя, сестра отца Любка Харитоновна, по мужу «Петровая Диковицкая», то есть жена Петра Алексеевича Диковицкого, завещала доставшуюся ей от брата и мужа четверть имения в Диковичах младшим братьям Савы – Остапу и Миколаю, а также детям самого Савы Феодоровича. Сава Феодорович в результате участия в военных делах, как автор предполагает и уже сказал выше, сумел разжиться кое-какой военной добычей, которую копил для улучшения материального положения своей семьи. Кроме того, как говорилось, Димитру Савичу перешла небольшая часть наследства, оставленного тётей его отца Петровой Диковицкой. Во всяком случае, его дети и внуки в дальнейшем вновь вели земельные споры с соседями-землевладельцами, что указывает на их несколько улучшившееся, по сравнению с временами отца Савы Феодоровича, благосостояние. Запись о передаче права собственности от Любки Диковицкой, сестры Феодора Харитоновича Диковицкого и жены Петра Алексеевича Диковицкого, была записана в судовые земские книги в таком виде: «…Перед нами, судьёй Владиславом Протасовичем, подсудком Якубом Огородзинским, писарем Филоном Годебским, урядниками судовыми земскими повета Пинского, представ самолично в суде, пани Любка Харитоновна Диковицкая, [по мужу] Петровая Диковицкая, земянка господарская повета Пинского, предъявила документ – добровольный, навечно, содержащий запись [племянникам] пану Миколаю и пану Остапу Феодоровичам, а также пану Яну, пану Роману и пану Димитру Савичам Диковицким, братанькам [внучатым племянникам] своим, на имущество, в том листе описанное, данный. […] Мы, уряд, тот лист осмотрели, и, прослушав содержание, велели вписать в книги. И слово от слова [документ] такие в себе имеет:

«Я, Любка Харитоновна Диковицкого, [по мужу] Петровая Диковицкая, земянка повета Пинского, делаю открыто и признаю этим моим листом добровольным, вечным, вырочоным (занесённым в архив?) записом, кому бы о том знать требовалось.

По смерти покойного пана отца моего пана Харитона Диковицкого, во всём имении его, лежащем в поместье нашем при селе Диковичи в повете Пинском, принадлежало мне, Любце, от брата моего покойного пана Феодора Диковицкого […] по праву посполитому, четвёртая часть того имения, которую […] брат мой пан Феодор Диковицкий при выдаче меня в стан супружеский за пана Петра Олексеевича Диковицкого, выделил из той части четвёртой мою отчистую уборь (отцовскую долю) и охендоство (владение) Белоголовское создав. Ещё и наличными деньгами, вследствие доброго расположения ко мне, дал и достаток обеспечил. А меня с оной [четверти] выпосажил (выселил), и во всём мне, Любце, за эту четвёртую часть поместья моего наследственного Диковицкого, упомянутый покойник пан Феодор, брат мой, ещё при жизни своей мне достаток устроил. Поэтому я, Любка Харитоновна Петровая Диковицкая, в то же время лист и запис мой вырочоный по закону сделала ему, пану брату моему Феодору, [и] на уряде признать должна была. Лечь за зоистым (?) как раз в это время покойника пана брата моего с того света призвала смерть. Я тот лист мой вырочоный, как в то время, так и потом аж до сего времени признать не могла. Однако, ту четвёртую часть, как покойник брат мой, а после него и сыновья его, как уже свою собственность держали. [И такое положение] аж и по сей день есть. И вот теперь братанки мои пан Миколай, пан Остап и сыновья третьего братанка моего – Ян, Роман и Димитр Савичи Диковицкие – хоть мне уже и ничего не принадлежало, по своей доброте наличными деньгами сумму с той же четвёртой части моей мне дали и заплатили и во всём достаток учинили. Поэтому я в продолжение первого листа моего вырочоного теперь ту четвёртую часть поместья моего отчизного Дикович, что мне принадлежала, так и грунты (земли) пахотные, приселенья, сенокосы с проробками, с лесами, борами, реками, болотами, с озёрами, озерищами, с ловами птичьими, звериными, рыбными, вьюнными, и со всеми входами (податями), пожитками, пространствами и принадлежностями вокруг села со всем на всём, что в себе эта четвёртая часть моя в себе имела – ничего с неё на себя саму, супруга и потомков моих и ни на кого иного всю ту часть поместья Дикович, мою отчизную четверть, упомянутым особам […], супругам, детям и потомкам их закрепляю в держание, в спокойное и вечное их владение отдаю, и перед генералом и стороной (свидетелями) шляхтой в посессию их [братанков Диковицких] уступаю. […] И никто другой из близких родных и породнённых моих […] в ту четвёртую часть поместья Дикович […] препятствий никогда создавать не может. Под зарукою тому на сторону, нарушившую [договор] – [штраф] пятьдесят коп грошей литовских с возмещением потерь и убытков. […]

Писан в Пинске в 1646 году, месяца января, 22 дня». При этом листе при печатях подписи рук со следующими словами (уже на польском языке): «прожжённая печать от пани Любки Харитоновны Диковицкой, до того листа запису Ян Воричевский, своей собственной рукой, рука Адама Защинского, прожжённая до того листа печать от особы Миколая Ширмы»» (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901, стр. 694, 694 об., 695, 695 об.).

В это же время Ян Ефимович Диковицкий из Дома Перхоровичей являлся униатским ксёндзом в церкви Мульчицкой Луцкого повета Волынского воеводства.

3. РЕЧЬ ПОСПОЛИТАЯ НА КРАЮ ПРОПАСТИ. (1646—1655 годы)

…всяк думает, что его впереди

невесть какое счастье ждёт.

К. Осипов. «Дорога на Берлин».

Подходило к концу так называемое «золотое десятилетие», когда страна в её границах и её привилегированные сословия могли наслаждаться относительно спокойной жизнью. И никто и предположить не мог, что произойдёт в стране в самом скором будущем. В это время Великое княжество Литовское было довольно развитым государством и на его территории находилось свыше 450 городов и местечек, что составляло значительную часть всех городов Речи Посполитой. До конца 1640-х годов в Пинске иезуитами был достроен начатый ещё в 1635 году величественный барочный костёл Святого Станислава с двумя башнями-звонницами на главном фасаде. Продолжала свою деятельность при иезуитском монастыре и школа, которую ежегодно посещали до 50 детей местных жителей. Пинск находился в подчинении старосты пинского, киевского и тухольского, канцлера Великого княжества Литовского Альбрехта-Станислава Радзивилла, князя на Олыке и Несвиже. Своим подстаростой в Пинск он поставил стольника Адама Брестского. Однако в результате пожара в 1647 году в Пинске сгорел православный Богоявленский монастырь.

В конце января 1648 года выходец из мелкой шляхты, бывший запорожский войсковой писарь, после поражения казацкого восстания пониженный в 1638 году до должности сотника в городе Чигирине, Богдан-Зиновий Хмельницкий возглавил новое восстание запорожцев. Вскоре после этого казаки выбрали его гетманом Сечи. Первоначальной причиной восстания был отнюдь не вопрос народности, как позднее часто утверждалось, а вызвали его несправедливости, ударившие непосредственно по мелкому шляхтичу Хмельницкому. И только позднее, в разгар борьбы, казацкий гетман выдвинул на первый план национально-русские лозунги: «Чтобы имя русское не изгладилось в Малой России! Чтобы на русской земле не было ни жида, ни ляха, ни унии!».

В это время на территории польской «украины» было много баннитов, то есть изгнанных за пределы отечества польских шляхтичей. В своей массе они влились в состав бунтовщиков, и считается, что в войсках Хмельницкого их было до 6 тысяч. Значительная часть этих удальцов осела потом на казацкой Украине, став православными, но сохранив, за несколькими исключениями, свои родовые польские фамилии. А кто вообще составлял старшину Запорожской Сечи? Среди неё, кроме гетмана, находилось весьма много оказачившихся шляхтичей, которые в своё время даже латыни понахватались, что тогда служило признаком учёности!

В феврале – марте 1648 года в столице Крымского ханства – Бахчисарае – в качестве заложника, гарантировавшего исполнение Хмельницким договора с ханом Ислам-Гиреем III, находился старший сын гетмана Сечи – Тимош.

Международная обстановка в это время была благоприятной для начала борьбы с Речью Посполитой. В Англии продолжалась революция Кромвеля. Во Франции началось антиправительственное движение аристократии – фронда. В Германии заканчивалась Тридцатилетняя война, в которой принимала участие и Польша, воевавшая с протестантской Швецией. В ходе войны Польша была значительно ослаблена. Отношения с Турцией и Крымом у неё также обострились.

В 1648-м году был, наконец, заключён Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне. В результате этой войны в Европе погибло более половины населения Германии и Чехии, а множество немецких солдат-ландскнехтов, ранее занятых в армиях противоборствующих сторон и знавших только военное ремесло, массами стало наниматься на службу к государям соседних стран, в том числе и Речи Посполитой.

К середине XVII века Речь Посполитая изменилась до неузнаваемости. Если в начале столетия государство бесилось с жиру, маялось дурью и искало, с кем бы ещё померяться силой, то к 1648 году Речь Посполитая представляла собой место жалкого существования нищего и озлоблённого народа. Выросло два поколения людей, никогда не живших без войны. Тридцатилетняя война 1618—1648 годов без перерыва для Речи Посполитой перешла в гражданскую. Обычная опухоль, которую не лечат, превращается в злокачественную. Таким же образом длительная и тяжёлая внешняя война трансформировалась во внутреннюю. Вспышки недовольства запорожских казаков постепенно перерастали в массовые бунты.

Начало нового восстания на польской «украине» пришлось на май 1648 года. 6—8 мая 1648 года в битве под Жёлтыми Водами запорожское войско и крымские татары Тугай-бея одержали первую победу над передовым отрядом польских войск Стефана Потоцкого. Одним из пленников, ставшим известным, оказался шляхтич Иван Выговский, который настолько сумел понравиться Богдану Хмельницкому, что тот вскоре приблизил Выговского к себе, а затем породнился с ним, отдав ему в жёны свою дочь и поставил на должность генерального писаря в Запорожском Войске.

Затем была победа казаков под Корсунем. Весть о первых победах Хмельницкого быстро распространилась. Развёртыванию гражданской войны благоприятствовала политическая обстановка и в самой Речи Посполитой, где известия о первых победах повстанцев совпали со смертью короля Владислава IV, умершего 20 мая. В Польше началась обычная предвыборная борьба за престол соперничавших магнатско-шляхетских группировок. «Простые люди на Украине, прослышав о разгроме коронных войск во главе с гетманами, сразу же начали собираться в полки, не только те, которые бывали казаками, но и те, кто никогда не знал казачества. Видя это, держатели имений на Украине, не только бывшие по городам старосты, но и сам князь Вишневецкий, которому подвластно было почти всё Заднепровье и который имел при себе от десяти до двадцати тысяч наёмного войска, кроме драгунов и солдат-выбранцов (он их множество установил по городам из числа своих подданных), должен был бежать и уходить из Украины, из своих городов вместе с княгиней и сыном Михалом, который впоследствии стал польским королём.

Хмельницкий уже после разгрома коронных войск официально принял звание гетмана по просьбе всего казацкого войска. […] Сразу же казаки разошлись по разным городам, установив себе полковников и сотников. Где только нашлись шляхтичи, замковые слуги, евреи, городские власти – везде их убивали, не жалея жён и детей, грабили имения, жгли и разрушали костёлы, опустошали шляхетские замки и усадьбы, еврейские дворы, не оставляя ни одного. Редко кто тогда не обагрил рук кровью и не принимал участия в грабежах имений. […] Осаждали шляхтичей, закрывшихся в замках в городах Нежине, Чернигове, Стародубе, Гомеле. А взяв замки, вырубили шляхтичей […] И так на Украине не осталось ни одного иудея, а шляхетские жёны стали жёнами казацкими. Также и по той стороне Днепра, по самый Днестр было такое же опустошение замков, костёлов, усадеб шляхетских и дворов еврейских» («История Отечества в романах, повестях, документах»).

Летом 1648 года восстания охватили уже всю польскую «украину», докатились до Карпат, Восточной Галиции, поветов Великого княжества Литовского, Левобережья Днепра, а позднее перебросились и в Польшу.

В Пинске в это время еврейская община достигла уже численности около тысячи человек. Они – евреи – были одной из главных мишеней восставшего плебса, поскольку именно они опутывали простых людей ростовщическими поборами и выжимали все соки из крестьян, будучи арендаторами панских поместий.

Довольно рано заметными стали претензии запорожского гетмана на абсолютную власть в стане повстанцев. Уже летом 1648 года маршалок Сейма Лещинский сообщал, что казацкий гетман желает «новой русской монархии», что подтверждается его «титулованием русским князем». Однако при этом Хмельницкий должен был учитывать, что ни казаки, ни шляхта, которая поддерживала восстание, ещё не дозрели до такой идеи. Оценивая сложившуюся тогда в южных воеводствах обстановку, киевский воевода Криштоф Тышкевич писал в своём донесении варшавскому Сейму 30 июля 1648 года: «Теперь каждый крестьянин – наш враг, каждый город, каждое селение мы должны считать вражеским отрядом». Восставшие казаки и крестьяне громили имения магнатов и шляхты, захватывали их имущество, уничтожали документы, расправлялись с землевладельцами, их управителями и евреями, вводили у себя казацкие порядки. Бойцы гетмана Богдана Хмельницкого вступили в город Кобрин. Вблизи Пинска орудовало тогда до 40 тысяч «повстанцев», что по тем временам, когда в самом Пинске населения было менее 20 тысяч, считалось весьма многочисленным. В рядах этих «повстанцев», которые, пользуясь безвластием и неразберихой, в большинстве своём занимались обычными грабежами и разбоями, было немало пришедших из украинных земель. А в гражданских усобицах, как известно, именно пришлые отличаются особой жестокостью по отношению к местным жителям, с которыми их не связывают ни родственные узы, ни прежнее знакомство или давние контакты.

Желая избежать опасности и тревог, богатая земская шляхтянка пани Барбара Тышкевич со всеми своими девушками (придворными шляхтянками), дочерьми и служанками из своего имения Боровички (на юге тогдашнего Пинского повета), собравшись вместе с преподобными отцами доминиканцами из Чернобыля, а также с пани Анной Конталовской, её сестрой Катериной Кучбарской и двумя девками, выехали в Волынский край. Там, на Волыни вблизи Луцка, погостили у друзей, а после того, как тревога утихла, пустились в обратный путь. По дороге заехали в город Пинск, где и оставались довольно долго. Находившиеся в Пинске киевские мещане Иван Чепелько и Сидор Апанасович, киевский бургомистр Кирилл Меходович и пинский мещанин Семён Патушка, проведав о том, что у пани Конталовской имеются драгоценности, а у доминиканцев церковная утварь, задумали их ограбить. По сговору с шайками из пинских мещан, бродившими вокруг города, они, притворяясь, что задумали байдаками ехать с разными товарами для обмена в Киев, уговорили пани Тышкевич, пани Конталовскую и отцов доминиканцев ехать с ними по Припяти до имения пани Тышкевич, поклявшись, что довезут их здоровыми и целыми.

18 августа будущие жертвы погрузились в Пинске в байдаки со всем золотом, серебром, драгоценностями, одеждой, наличными деньгами, оловянной и медной посудой и возами, то есть каретами, и пустились в путь по реке вместе с мещанами. Злоумышленники послали на лодке двух крестьян-байдачников вперёд по реке сообщить казакам, что вниз по реке плывёт богатая добыча. Женщины и доминиканцы, ничего не подозревая, беспечно плыли со злодеями.

23 августа к ночи байдаки приплыли к ляховскому перевозу и причалили. Спутники-мещане, зная, что гультяйство и казаки-бунтовщики тайно переправляются этим перевозом в город Ляхово, который был имением маршалка Великого княжества Литовского князя Радивилла, нарочно предложили находящимся на байдаках людям кричать, шуметь и свистеть.

Из-за крика и свиста сначала несколько всадников из гультяйства и казаков, а потом и весь отряд напал на байдаки и находящихся в них. Напавшие, выведя всех ксёндзов из байдаков, сначала подвергли их жестоким пыткам, а потом из ружей и мушкетов расстреляли. Пани же Конталовскую с сестрой Катериной и челядью забрали с собой, а пани Тышкевич с дочками и девушками, обобрав до нитки, отпустили. Всё, что было в сундуках и ящиках, а также церковную утварь и много другой добычи, сложив в один байдак, с киевским бургомистром Меходовичем отправили в Киев.